На стадии проектирования почти каждую ночь меня озаряли новые идеи, а утром конструктор с ужасом узнавал, что чертежи опять надо переделывать.
Наконец документация была готова, ее размножили и отдали на завод, директор которого после долгих уговоров согласился изготовить «этакую маленькую модельку».
Начальник производства, увидев чертежи, наотрез отказался от работы, заявив, что это не «моделька», а адская машина и что она «не пойдет», то есть не будет работать.
С полчаса мы препирались, пока я не спросил, а почему, собственно, «не пойдет»?
– Был у нас тут один доцент, – ответил начальник производства,
– мы ему сделали тоже инерционный, но не рекуператор, а грохот.
Грохот не работал. Стало быть, и ваш не будет.
Я столь же убедительно возразил, что то был доцент, а я профессор и наша конструкция будет работать.
Короче говоря, машину все таки запустили в производство. И тут началось...
Прежде всего корпус, в котором должен был вращаться маховик, изготовили меньшего диаметра, чем сам маховик.
Пробовали затолкнуть его туда прессом, но я категорически запротестовал. Тогда решили расточить корпус и обточить маховик.
Обрабатывая корпус, начисто срезали ему один бок, а взявшись за маховик, сбили ему центровку – появилась статическая неуравновешенность.
На корпус наварили длинную латку, после чего его ужасно искривило, и подшипники не полезли в гнезда.
Маховик переточили и к статической добавили динамическую неуравновешенность.
Я было совершенно потерял голову, но заводчане, воспользовавшись моей вынужденной командировкой, затолкнули все таки маховик в корпус на стотонном прессе и, выкрасив агрегат в голубой цвет, торжественно передали нам.
Пришлось принять, хотя я и заметил им, что можно было не трудиться и не красить, во всяком случае, поверхности трения.
Но радушные заводчане ответили, что для хороших людей им ничего не жалко, и отгрузили рекуператор.
Для стендовых испытаний рекуператора институт выделил нам подвал в только что выстроенном здании.
Стояла холодная зима, а в подвале было тепло, и это нас радовало.
Мы целыми днями разбирали рекуператор на детальки и исправляли заводские дефекты. Убедились, что стотонный пресс на заводе работает хорошо: маховик выпрессовать мы так и не смогли.
Пришлось заливать в корпус азотную кислоту и таким неслыханным способом выпрессовывать, а заодно и балансировать маховик.
Помогали нам энтузиазм и сноровка, мешали пары азотной кислоты и темнота в наглухо закупоренном подвале.
Основные дефекты мы ликвидировали, оставалось только собрать рекуператор.
Детальки были аккуратно разложены на полу, завернуты в бумажки и пронумерованы, на потолке горела недавно установленная лампочка, а в просверленную в потолке щелку проникало дыхание наступающей весны.
Я спокойно уехал в командировку отчитываться о проделанной работе, поручив лаборанту сборку рекуператора, которую нужно было провести не торопясь, тщательно, а самое главное, соблюдая чистоту деталей и смазки.
Ох уж эта весна! Какую злую шутку сыграла она с нами!
Вернувшись из командировки в радужном настроении, я заглянул в наш подвал и... обомлел.
При тусклом свете лампы невозмутимый лаборант с сигаретой в зубах стоял в болотных сапогах чуть не по пояс в грязной воде.
В руках он держал шланг, по которому мощная помпа гнала глинистый раствор наружу, через спасительную щелку в потолке.
Подвал не был гидроизолирован, и в него прорвались талые воды.
Две недели откапывали мы ржавые детали, узлы и, отчаявшись очистить их от грязи и ржавчины, собирали рекуператор как попало.
Настало время посылать агрегат на завод для установки его на автобусе.
Наученный горьким опытом, я тщательно гидроизолировал ящик для рекуператора и только после этого отправил на товарную станцию.
Но и этой предосторожности оказалось недостаточно.
По дороге крышку ящика повредили, и на завод он пришел полный воды. Рекуператор плавал в ней, как огурец в рассоле.
Установив наш агрегат на автобусе и убедившись, что он не работает, завод возвратил его нам обратно вместе с автобусом.
Опять грязегидравлические испытания, теперь по ноябрьским дорогам.
Пробуем пустить машину сами – передача летит в куски.
В чем дело? Ого! Приваривая ушко для крепления, заводской сварщик прожег корпус и накрепко приварил к нему маховик.
Наконец выкатили автобус во двор. Машиной управлял лаборант, а рекуператором с заднего сиденья – я.
Договорились сигнализировать друг другу свистками: один долгий – тормоза отпустить, два коротких – нажать.
Предстартовая нервозность сыграла свою роль, и я, запуская рекуператор, вместо одного длинного свистка дал два коротких.
От обломков передачи пришлось спасаться бегством.
Я заметил, что каждый новый ремонт рекуператора занимал у нас все меньше времени.
Мы привыкли к постоянному ремонту и не вылезали из-под автобуса.
Нас даже прозвали «Карлсонами, которые живут под автобусом».
Оттуда я консультировал студентов, там же выслушивал институтские новости и подписывал бумаги.
Зимой мы примерзали спиной к асфальту. Нас вытаскивали из-под автобуса заботливые студенты.
Опять наступила весна. Мы вывели автобус бережно, как норовистого коня.
Выбрали тихую улочку, разогнались, и я уверенно включил рекуператор.
Но это я лишь решил, что включил его.
На самом деле я перепутал тумблеры, которые были заменены только накануне, и вместо «пуска» включил «аварийную остановку».
Полетела прочнейшая стальная лента, связывающая маховик с колесами машины.
Тут же склеили ее клеем №88.
Попробовали катить автобус – катится.
Остановили – что-то с глухим стуком упало на асфальт.
Глянули под автобус – батюшки, кардан! Поставили кардан, поехали.
Снова включили рекуператор – не работает.
Остановились, выбежали, осмотрели – ничего непонятно.
Я в сердцах стукнул по нему кулаком, и автобус пошел – сам! – плавно набирая скорость.
Едва догнали его. Теперь работает, и еще как!
Из книги Н. В. Гулиа «В поисках энергетической капсулы»
