UnknownStrange

Застегивая молнию куртки, вышел на улицу. Холодный осенний ветер коснулся щек, но почти не почувствовал его. Привык. Путь на автобусную остановку был таким же, как и всегда: серый тротуар, серые дома, серые лица спешащих по своим делам людей.

На самой остановке разворачивалась картина, которая, казалось, уже не могла удивить. Два мужика, перебравшие с утра, выясняли отношения кулаками. Вокруг собралась небольшая толпа – зеваки, не более. Люди достали телефоны, снимали видео, комментировали происходящее, кто с ухмылкой, кто с равнодушием. Никто не спешил вмешиваться. Посмотрел на это – на пьяную ярость, на пассивное равнодушие – и почувствовал, как внутри шевельнулось что-то знакомое, но неприятное, похожее на тошноту. Как будто видел в этом отражение всего мира, всей его гнилой сущности.

Мужики не сбавляли темп. Один из них, в грязной куртке, пошатнулся и, потеряв равновесие, упал на дорогу. Раздался глухой удар. Тишина. Видел, как его голова неестественно запрокинулась, и он замер, не двигаясь. Толпа притихла на мгновение, но затем снова послышались шепотки и отдельные смешки.

Минуты тянулись медленно. Никто не спешил на помощь. Внутри все сжалось. Захотелось отвернуться, уйти, сделать вид, что ничего не происходит, но… не мог. Сердце забилось чаще. Наконец, из толпы кто-то робко подошёл к упавшему, склонился над ним. Ещё через мгновение кто-то крикнул в телефон: “Скорую! Быстрее!”.

Стоял, наблюдая за всем этим, как будто смотрел какой-то дурной фильм. Какое-то время ничего не чувствовал, просто смотрел. Апатия. Потом заполнило странное ощущение: смесь отвращения, бессилия и… какого-то злого удовлетворения. Всё предсказуемо. Мир ничему не учится.

Подошел автобус. Я, как автомат, шагнул в салон. Занял свое обычное место у окна и смотрел вновь на толпу, которая суетилась вокруг упавшего. Автобус тронулся. Мимо поплыли серые пейзажи. И стало немного тошно...

Салон автобуса был, как всегда, переполнен. Запах пота, дешевого кофе и какой-то затхлости. Но сегодня, помимо обычных пассажиров, в самом конце автобуса расположилась группа подростков, или, как бы я их назвал, “гопники нового поколения”. Не бритые затылки и спортивные костюмы, модные кеды, брендовые куртки и, главное, вызывающее поведение с понтами и крутизной. Рядом с ними сидел парень, совсем еще мальчишка, худощавый, в очках, явно из “ботанов”.

Сначала казалось, что это обычная подростковая возня. Но потом один из гопников, с наглым выражением лица, задел парня локтем, а когда тот отшатнулся, ударил его кулаком по плечу. Парень сжался от боли, а гопники захихикали. Сначала, казалось, никто не обратил внимания. Люди углубились в свои телефоны, смотрели в окна, или просто дремали. Но по мере того, как угрозы от гопников становились громче и грубее, пассажиры начали потихоньку просыпаться от своей апатии. Некоторые начали оглядываться, перешептываться. Кто-то робко кашлянул, надеясь привлечь внимание водителя.

Женщина средних лет, сидящая напротив, вздрогнула и нервно дернула рукой, словно хотела вмешаться, но передумала. В салоне повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь хихиканьем подростков и редкими, испуганными голосами. Внутри появилось то самое странное чувство, которое уже начинало становиться знакомым – смесь отвращения, бессилия и какой-то безысходной усталости. Снова. И это утро только начиналось.

Один из гопников, самый наглый, в порыве гнева вытащил из кармана маленький, но острый раскладной нож. Лезвие сверкнуло, отражая тусклый свет ламп автобуса. Нож был специально маленьким, как у многих сейчас, чтобы не нарушать законы о холодном оружии, но от этого не становился менее опасным. “Сейчас насажу тебя на него, урод”, – прошипел он, поднеся лезвие к лицу парня.

В салоне раздались испуганные крики, но внезапно несколько мужчин, словно вынырнув из апатии, резко вскочили со своих мест. “Эй, вы, ублюдки, отпустите парня!” – прорычал один из них, плотный мужчина лет сорока, и попытался оттащить гопника от жертвы. Другие мужчины, немного помедлив, тоже включились в драку, стараясь разнять подростков и выпихнуть их из автобуса.

Но гопники не собирались сдаваться. Они, словно озверевшие, начали махать руками, ногами, брызгать слюной и ругаться матом. Потасовка переросла в настоящую драку, с криками, толчками, и воплями. В автобусе началась паника. Люди вскакивали с мест, одни пытались спрятаться, другие кричали, кто-то пытался разнять дерущихся, а кто-то доставал телефоны, чтобы запечатлеть происходящее. Хаос. Абсолютный хаос.

И вот, как раз в этот момент автобус, со скрипом и рывком, остановился на моей остановке. Но двери не открывались, водитель, видимо, заблокировал их, не желая выпускать бушующую толпу на улицу, к другим доходягам. Но, как я видел из окна, кто-то уже звонил в полицию.

Сквозь неплотно закрытые жалюзи пробивались робкие лучи рассвета. Я открыл глаза, посмотрел на электронные часы на тумбочке — 5:30. Раннее пробуждение не было для меня чем-то необычным. Привычка, выработанная годами, все еще сидела во мне крепко. Поднявшись с дивана, я потянулся, разминая затекшие мышцы, и направился в ванную.

После нехитрых утренних процедур, которые мало чем отличались друг от друга изо дня в день, я пошел на кухню. Мои шаги были тихими, стараясь не разбудить соседей, хоть и сомневался, что они проснутся от такого тихого похода. Кухня, как и вся квартира, не отличалась особым порядком, но все необходимое было под рукой. Заварочный чайник, банка с кофе, пара грязных тарелок в мойке — обычная картина.

Я заполнил чайник водой и поставил его на плиту. Пока вода закипала, я открыл холодильник, достал банку йогурта и вчерашний хлеб. Ничего необычного. Завтрак, как обычно, был простым и быстрым. И тут я вспомнил. “А, точно, новости”, - подумал про себя, поставив тарелку на стол.

Я взял пульт от старого телевизора, стоявшего на холодильнике, и включил его. На экране появился логотип канала “Город Вестей”. Это был тот самый канал, который я привык включать каждое утро, как бы невзначай. Он был фоновым шумом, который не требовал от меня особого внимания, и в то же время создавал ощущение, что я в курсе происходящего.

Но “Город Вестей” был именно тем каналом, который, казалось, специализировался на показе всего самого ужасного и отвратительного, что происходило в мире. Каждое утро они начинали с новостей об убийствах, грабежах, авариях, стихийных бедствиях и прочих ужасах. Как будто мир был огромной сценой, на которой разыгрывалась бесконечная трагедия.

На этот раз на экране показывали репортаж об ограблении банка, где были показаны страшные кадры с места преступления. На лицах дикторов не было никаких эмоций, они просто зачитывали текст, словно это было обычное дело. В это же время на экране бежала строка с заголовками: “Число ДТП увеличилось на 15%”, “Массовое отравление в столовой”, “Участились случаи мошенничества”.
Нужно убавить звук.

Я откусил кусок хлеба, запил его кофе и продолжал смотреть на экран, словно завороженный. Вся эта череда ужасных новостей уже давно не вызывала у меня никаких чувств, кроме какой-то апатии. Я знал, что все это где-то происходит, но меня это мало касалось. Моя жизнь была здесь, в этой серой квартире, с ее серыми буднями. И как ни странно, все это меня устраивало.

Закончив завтрак, я выключил телевизор. Новости сделали свое дело: они подтвердили, что все в мире по-прежнему ужасно, и это ничего не поменяет. И это, по какой-то странной причине, успокаивало меня. Было время собираться на работу. Время нещадно движется вперёд.

Я лежал, уставившись в темноту, пытаясь унять дрожь, что все еще пробегала по телу. Сердце колотилось, напоминая о кошмаре. Это липкое чувство страха… Оно было таким реальным, что я все еще ощущал на плече это холодное прикосновение. Повернувшись на бок на своем старом диване, я наткнулся на что-то твердое. Рукой нащупал край стопки каких-то бумаг, до которых никак не доходили руки. Ну и “порядок” в моей берлоге…

Моя комната была похожа на склад старого хлама. Куча книг у изголовья, старые футболки на спинке стула, полуразобранный системный блок возле стены… и конечно, мой стол у окна. Заваленный бумагами, ручками, пустыми кружками и какой-то мелочью. Все это создавало хаос, но в нем был мой порядок. По крайней мере, так казалось.

Откинувшись обратно на подушку, я посмотрел на потолок. В темноте он казался еще более неровным, а тени играли на стенах, искажая привычные очертания. Эта комната, раньше такая привычная, казалась чужой и какой-то неспокойной.

Тишина давила на уши. Обычно я не замечал ее, но сейчас она казалась какой-то неестественной, плотной. В ней словно что-то пряталось, что-то ускользающее от моего внимания. Я попытался прислушаться к звукам за окном, но там было так же тихо, как и в комнате.

“С такими снами скоро у меня не все дома будут” - подумал я. Но это было скорее констатацией факта, чем попыткой себя убедить. Иррациональный страх никуда не делся, а словно стал еще более глубоким, проникнув куда-то в самую суть меня. Я ощущал, что что-то изменилось, но не мог понять, что именно. Сон… Это касание… Они не могли просто так исчезнуть.

Я включил ночник. Тусклый свет немного рассеял мрак, но комната по-прежнему оставалась захламленной. Напялив на себя старый свитер, я встал с дивана. Нужно было что-то сделать, как-то отвлечься. Нельзя было просто лежать здесь и позволять этому чувству поглотить меня.

Подойдя к окну, я отодвинул жалюзи. На улице было темно и тихо, и, кроме отдаленного гула машин, никаких звуков не было. Я пытался вспомнить сон, но образы были размытыми, словно их окутал туман. Осталось лишь тошнотворное чувство холода, липкое касание и какая-то странная тревога внутри.

Я подошел к своему захламленному столу у окна. Копнув в куче бумаг, нашел блокнот и карандаш. “Может, записать?” - подумал я. “Может быть, тогда я смогу все это как-то проанализировать, тем самым, успокоив самого себя.” Но, открыв блокнот, я понял, что детали сна стерлись, словно кто-то намеренно их удалил из моей памяти.

Я сел на стул и окинул взглядом комнату, весь этот привычный хаос. И тут я заметил, что-то не так. Что-то изменилось. Не в расположении предметов, а в самом пространстве. Словно комната стала меньше, словно стены стали чуть ближе. Словно комната медленно сдавливала меня.

Я прищурился, пытаясь убедить себя, что это просто игра света и теней, но ощущение никуда не делось. Какое-то беспокойство стало проникать все глубже и глубже в меня. Не было шепота, не было резких звуков, только эта давящая тишина и ощущение, что пространство вокруг меня сжимается.

Страх, холодный и липкий, окутывал меня, но я не поддавался. Я сидел на стуле, уставившись на захламленный стол, и старался дышать ровно, но получалось плохо. В комнате царила плотная, звенящая тишина, которая давила на уши. Ощущение того, что пространство сжимается, не проходило, делая обстановку еще более напряженной. Я моргал, пытаясь прогнать эту тревогу, но она оставалась.

Я взглянул на свои руки. Странно, но они казались немного бледнее обычного. Будто от них уходит какая-то сила. Я сжал кулаки, пытаясь почувствовать хоть какое-то напряжение, но мышцы словно одеревенели.

И тут, посреди этой тишины и тревоги, я снова начал ощущать сонливость. Не ту спокойную усталость, которая обычно приходит ночью, а тяжелую, липкую, почти болезненную дрему. Она наваливалась на меня, словно густая смола, затягивая в свой омут.

Я попытался сопротивляться, моргая и пытаясь сосредоточиться на чем-либо, но все было бесполезно. Веки становились все тяжелее, а сознание словно отдалялось, уплывая куда-то в сторону. И вот, я снова почувствовал себя проваливающимся в темноту…

…И резко проснулся. Сердце билось ровно, без малейшего намека на тревогу. Я лежал на своем старом диване, укрытый одеялом. В комнате было тихо и темно, но не той давящей тишиной, которую я ощущал в предыдущем сне. Это была обычная ночная тишина, спокойная и безмятежная.

Я поднял руку и взглянул на нее. Она казалась нормальной, не бледнее обычного. Пошевелил пальцами, почувствовал привычное напряжение в мышцах. Все было на месте, все было как обычно.

Я посмотрел на потолок. Тени на нем были привычными и не вызывали никакого беспокойства. Огляделся по сторонам: мой захламленный стол, книжные полки, разбросанные вещи – все на своих местах, ничего не изменилось.

Чувство страха, липкое касание, ощущение сжимающегося пространства – все это как будто растворилось, исчезло, словно и не было. Я не ощущал ничего, кроме легкой сонливости и спокойствия. Казалось, что предыдущие часы были просто странным, беспокойным сном, который теперь остался где-то в далеком прошлом.

Я зевнул, перевернулся на другой бок и закрыл глаза. Теперь я был уверен, что смогу заснуть спокойно, и ничто не сможет потревожить мой нормальный, спокойный сон.

Сон накрыл меня, как грязная волна, но не принес ни малейшего облегчения. Это было не блаженное забытье, а какое-то вязкое полусознание, где обрывки реальности смешивались с искаженными фрагментами дня. Я словно плыл в темной жиже, и все вокруг было каким-то неправильным.

Офис во сне начал меняться. Стены пульсировали, словно живые, компьютерные мониторы стали пустыми глазницами, а лица коллег превратились в размытые, безликие маски. Звуки – щелчки клавиатуры, голоса из переговорной – исказились и превратились в монотонный давящий гул, как будто меня окружал не то вой, не то рокот.

Потом офис исчез, и я очутился в своей квартире, но и здесь все было не так. Мебель меняла форму, словно издеваясь над законами геометрии. Кровать, на которой я лежал, казалась бесконечной, а стены комнаты приближались, словно хотели меня раздавить. Я пытался проснуться, но тело не слушалось, как будто кто-то сковал меня невидимыми цепями.

И в этом мутном мареве я начал слышать шепот. Тихий, назойливый шепот, не слова, а скорее бормотание, которое, казалось, исходило отовсюду и ниоткуда одновременно. Он проникал в мое сознание, вызывая неприятное чувство дискомфорта и тревоги. Я пытался понять, что именно мне шепчут, но эти голоса ускользали, растворяясь в тумане моего сна.

Потом, в этом хаосе, что-то изменилось. На смену хаотичным сценам пришли более четкие образы, но они были еще страшнее. Я увидел себя, но не таким, какой я есть в реальности. Мой двойник – бледный, с темными провалами вместо глаз – сидел в углу комнаты и неотрывно смотрел на меня.

Меня сковал леденящий ужас, но я не мог ни пошевелиться, ни отвести взгляда. Двойник, казалось, не дышал, а просто смотрел на меня, излучая какую-то ледяную энергию. И потом он начал улыбаться. Не нормальной улыбкой, а каким-то оскалом.

И вот, в самой глубине этого кошмара, я почувствовал, как кто-то касается моего плеча. Не на самом деле, а как будто где-то внутри. Касание было холодным и липким, и от него меня просто затошнило. Я попытался закричать, но изо рта вырвался только хрип.

В этот момент я резко проснулся. Сердце билось, как бешеное, лоб был покрыт холодным потом. Я огляделся вокруг, пытаясь понять, где я. Комната была в полумраке, но никого, кроме меня, не было. Все то же: серые стены, обычная мебель, все на своих местах.

“Это просто сон,” - пытался я убедить себя, но гадкое чувство от этого сновидения и давящая тревога никуда не делись. И шепот… Этот шепот я все еще чувствовал где-то на границе своего сознания, словно сон был чем-то большим, чем просто кошмар, чем-то, что выходит за рамки обычного.

Я долго не мог заснуть, ворочаясь в постели и прислушиваясь к тишине ночи. Сон больше не шел, а тревога не отпускала. Кажется, эта ночь что-то изменила в моем восприятии мира. Что-то неуловимое, но важное. И страх, этот холодный, липкий и противный страх, остался со мной.