Про доверие
Когда-то давным давно, в прошлом веке и другой жизни, я был веселым и любознательным ребёнком. Имел кучу хобби и любил всё на свете. Всё и всех, и искренне удивлялся людям, которые умудряются упрекать окружающих за их образ жизни. Мне казалось это непонятным, далёким и совершенно не применимым ко мне. Ведь каждый волен поступать так, как ему заблагорассудится, и никто не вправе его за это осуждать. Это было замечательное время великих надежд и веры в человеческую доброту и сознательность. Тогда я ещё не умел никого ненавидеть, и лишь пугался, если рядом оказывались неприятные люди.
Я хорошо помню, как будучи маленьким, прятался вместе с собакой под кроватью, когда отец приходил домой пьяным (а он почти всегда приходил пьяным). Собака чувствовала его состояние ещё до шкрябанья ключа в замочной скважине, и сразу бежала прятаться под диван. Я прятался следом. И там мы часами сидели вдвоём тихо, как мыши, до тех пор, пока отец не успокоится,не перестанет бродить по комнате и уснет. Тогда мы тихонько вылезали и неслышно уходили на улицу, прикрыв аккуратно за собой дверь. И болтались там до тех пор, пока не придёт с работы мама... Это выглядело как своего рода игра в прятки. Не очень интересная и немного противная, но всё-же игра.
Годы шли.. они волокли меня в сторону взрослой жизни неумолимо, словно могучая река, параллельно натаскивая на мою светлую детскую душу тонкие слои липкого ила окружающей действительности. Я до сих пор отчётливо помню это время взросления.
Поздний вечер, после дневного ливня наш маленький город пахнет мокрой пылью и прелыми листьями. Я быстрой, нервной походкой в очередной раз иду на другой конец города. Мне нужно срочно забрать отца из вытрезвителя, пока не началось его "платное пребывание" в этом замечательном учреждении. В то время вытрезвители они ещё существовали, и за длительное (более нескольких часов) пребывание в них бухариков, их родственникам приходилось платить. Помню довольную физиономию отца, который пьяным голосом, вися у меня на плече, всю обратную дорогу вещал о том, какого он замечательного мужика вырастил, и теперь всегда есть кому забрать его из трезвяка... А мне было мучительно стыдно и противно, и я всегда старался вести его задворками, чтоб не увидел никто из моих друзей.
Я помню, как мы дрались с ним в комнате из за его пьяных нападок на мать, помню, как мы с матерью вдвоем его связывали пьяного, чтоб он не буянил. Помню как он в пьяном угаре переставал меня узнавать и пытался выгнать из дома. Всё помню. Это было мерзко, противно, и до сих пор выбито в памяти большими нестираемыми гравюрами.
Потом я стал еще немного старше, обзавелся семьёй и съехал от родителей. Друзья с годами поразбежались кто куда, обросли своими проблемами и работой. Кто-то умер, кто-то уехал в другие города, и лет после тридцати на мой день рождения приходили разве что мама да бабушка. Помню, как на свой тридцать пятый день рождения позвонил отцу и спросил почему тот не пришел? В ответ услышал лишь - так у тебя выпить нечего, какой смысл приходить? - и короткие гудки. Я помню это тяжелое чувство, когда я шел в ближайший ликероводочный, чтоб купить бутылку водки, и потом позвонить отцу ещё раз со словами - Пап, я купил водки, приходи пожалуйста, посидим.. И он приходил, и сидел, сидел ровно до тех пор, пока не заканчивалась водка...
Я не люблю пьяные посиделки. Не вижу ничего весёлого и приятного в том, чтоб сидеть и напиваться ради процесса. А если вдруг, по каким-то причинам на них оказываюсь, всегда стремлюсь уйти при первом же доступном случае.
Недавно один близкий мне человек написал - это всё из за того, что ты не доверяешь людям. Написал издалека, вскользь.. И как же мне жаль, что у нас тогда не было возможности посмотреть друг другу в глаза. Посмотреть в глаза человеку, которому я доверил бы держать в руках собственное сердце, покачать головой и ответить - нет, это не так, доверие здесь ни при чём, мне просто противно чувствовать себя пьяным, и быть "как отец".