Barsuk1101

Двигатель завёлся с пол-оборота, и в тот миг я почувствовал — где-то в глубине этих стальных рёбер бьётся сердце. Не метафорическое. Настоящее.

Первые километры

Мы ехали по проселочным дорогам, где асфальт сменялся грунтовкой, а та — вовсе забытыми тропами. "Чифтен" вёл себя как живой:

На рассвете мотор звучал глухо и нежно, будто только пробуждаясь.

В полдень — ревел, требуя скорости, заставляя ветер свистеть в ушах.

К вечеру, когда солнце клонилось к горизонту, он успокаивался, и тогда казалось, будто он дышит в такт дороге.

Однажды, под Тверью, мы остановились у старой берёзы с вырезанными на коре именами. Я присел на корточки, разглядывая их, и вдруг услышал:

— "Это влюблённые. 1953 год."

Рядом стоял старик — то ли сторож, то ли призрак.

— "На таком же "Чифтене" парень приезжал к ней каждое лето. Потом его не стало. А мотоцикл... исчез."

Я хотел спросить, что случилось, но старик уже уходил, оставляя за собой след из опавших листьев.

Ночные разговоры

Под Питером, в полузаброшенной деревне, я остановился на ночлег. Хозяйка дома, бабка Агафья, налила мне чаю и вдруг сказала:

— "Ты не первый, кто приехал на нём."

Она принесла альбом с фотографиями. На одной — молодой парень в кожаной куртке, стоящий рядом с моим "Чифтеном". 1967 год.

— "Это мой брат. Уехал и не вернулся. А мотоцикл нашли через год — чистый, будто только с завода, с ключом в замке."

Ночью я вышел во двор. "Индиан" стоял под луной, и его хром сиял, как серебро.

— "Куда ты их всех увёз?" — прошептал я.

Ветер донёс в ответ лишь тихий скрип кожаного седла.

Последняя дорога

Во Владивосток мы въехали на рассвете. Океан пах солью и свободой. Я заглушил двигатель и положил руку на бак — он был тёплым, как живой.

— "Ну что, старик, приехали."

В портовом кафе моряк, услышав звук мотора, вышел на улицу.

— "Чёрт возьми... "Чифтен"? — Он подошёл ближе. — "У моего деда был такой. В 1975-м он уехал на нём в сторону тайги. Говорил, что дорога зовёт."

Я кивнул. Теперь я понимал.

Перед отъездом я оставил мотоцикл на краю обрыва, где дорога обрывалась в море. Вложил в кофр ключ и записку:

"Он твой. Возвращайся домой."

Утром его не было. Только след шин вёл к воде — и обрывался.

Вот и вся история. Некоторые мотоциклы — не просто машины. Они — души, запертые в металле, ищущие дорогу домой.

Взято тут: https://t.me/rus_moto/2374

А этот тип… (баркер хрипло смеется) Врубил заднюю, грохнулся в тележку, колеса скрип — чуть ось не свернул. Выскакивает, красный как рак, глаза на меня пялит. Молчит, но по челу видно — кипит. Думал, наорет, но струсил. Плюнул, ругается, волокет тележку обратно в стойку. Возвращается мимо меня, весь трясется. 

А я ему, глядя в глаза, как ножом: «Спасибо, дружище! Редкий нынче человек — отзывчивый!» Его аж затрясло, как под током. Повернулся, хлопнул дверью, газу дал так, что асфальт задымил. А я стою, ухмыляюсь. Вот, значит, как у некоторых совесть… через жопу включается. 

Бармен, наливая ему еще: 

— Классно вмазал. Надо бы тебе в учителя идти — воспитывать долбоебов. 

*Баркер цокает языком, стучит стаканом по стойке, а за соседним столиком кто-то хрипло ржет, допивая пиво.*

Суровый баркер, перекосив рот в усмешке, допивает виски и ставит стакан со звоном:** 

— Думаешь, концовка? Щас, братан, самое сладкое. Этот козел, как шальной, с дымом из-под колес рванул — да прямо под бок самосвалу, что на выезде стоял. Не успел моргнуть, как бахнулся в его железную жопу! Капот Камри — гармошкой, фары — в блестках, а бородач — лбом в руль, как мешок картошки. 

Самосвал даже не дрогнул, водила высунулся, орет: «Ты чо, слепой, бля?!» А наш «герой» вылезет, весь белый, тележку-то свою бросил, а тут еще и с фуры ему вяжут. Я так и покатился — ржу, как конь. Вот она, карма, браток: сначала тележку задвинуть лень, а потом и в железяку въехать недолго. 

Бармен фыркает, вытирая стойку: 

— Теперь его Камри в мусорку превратилась. 

Баркер хлопает по стойке, требуя еще: 

— Ага. И тележки ему теперь до конца жизни сниться будут. И самосвалы.

Бармен так и не понял причём тут мотоциклы...

#БаБайка