У мальчика был отличный маркер. Писавший черным и жирным. Купленный вчера папой в «Канцтоварах».
Еще мальчика звали Саша и он был пятиклассник.
Согласитесь, пятиклассник с маркером – совсем не то же самое, что пятиклассник без маркера.
А в кабинете, где пятиклассник Саша изучал историю, как-то раз посреди учебного года повесили новую доску. Не какую-то там меловую зеленую – а чисто белую, белую как снега Заполярья и чистую как мысли о работе недавнего выпускника педвуза.
Сверкая очками, откуда-то из под щеточки усов учитель говорил Сашиному классу, что теперь будет очень удобно писать на уроке, не придется пачкать руки и все вокруг мелом, не придется искать дежурного, чтобы отправить его мочить тряпку. Но на первом после появления чудо-доски уроке учитель ничего на ней не написал – не было у него маркера для таких белых досок. Обещал добыть после.
А у Саши, напомню, маркер был.
Надо ли говорить, что на перемене, когда каждый в классе сходил с ума по-своему, Саша бочком подкрался к доске и своим маркером написал слово? Так, чуть-чуть, в уголочке. Просто, чтобы и маркер проверить, и доску.
Надо ли говорить, что слово состояло из тех трех букв русского алфавита, большая часть которых расположено в его конце?
Пятикласснику Саше его друг и товарищ Вова еще летом, когда они с Сашей еще даже не стали пятиклассниками, а так, только выпустились из четвёртого, объяснил значение этого слова. И даже показал на конкретном примере. Так что смысл написанного для Саши секретом не был.
Саша не очень желал славы, ему достаточно было проверить, что маркер по доске пишет отлично. Поэтому сразу же после написания Саша слово стер.
Ну как стер, попытался… Видите ли, на прекрасном Сашином маркере было написано по-иностранному Permanent. Было бы написано White board, я бы сейчас не рассказывал эту байку. Но было все-таки Permanent. И слово не стерлось!
«Что написано пером, не вырубишь топором», – вспомнил Саша из программы Родного Языка второго класса. И хотя у него было не перо, а маркер, топора все равно не было. Слово, во всей своей недвусмысленности, продолжало красоваться на доске, и Сашу обуял ужас.
Потому что учитель в очках и с усами обязательно узнает, кто это нарисовал, и Сашу ждет страшное наказание! Ужас заставил Сашу бежать и скрыться. Естественно, в школьный туалет, в дальнюю кабинку. Закрывшись на шпингалет, Саша сидел, плакал и жал возмездия. И даже звонок на урок, звучавший погромче Иерихонской трубы, не заставил Сашу покинуть убежище.
Текло время урока. Саша продолжал сидеть на унитазе, горько оплакивая свою грядущую участь, печально взирая на чисто белую, недавно покрашенную дверь кабинки. Напомню, у Саши был маркер…
Когда учитель в очках и усах увидал Сашин шедевр наскальной живописи, он был, как говорили в благословенном прошлом, несколько фраппирован. Но это не помешало ему под угрозой семи казней египетских сначала выпытать у пятиклассников имя художника, а затем и место его добровольного изгнания. Да, как поется в одной советской песне, «никуда на деревне не спрячешься от пытливых, внимательных глаз».
И вот учитель (да, да, это был я) стучится в запертую дверь туалетной кабинки, из-за которой раздаются сдавленные рыдания. Дверь не сразу, но открывается. Зареванный пятиклассник с маркером в руках. И дверь, еще недавно такая чистая, покрашенная, а теперь на ней - то самое слово разными шрифтами и в феерических количествах.
Слово с доски оттерли ацетоном, дверь в туалете закрасил за свой счет Сашин папа.
Хотел было еще написать, что на следующем уроке Саша занимался стоя, но это будет уже явным приукрашиванием.
После всей этой истории Саша больше всего хотел ответить себе, учителю, директору и папе на вопрос «Зачем?». Хотел, но не смог.
