Adrianich

(Время действия: 1996 год)

Мне неожиданно прислала телеграмму бывшая жена:

—Твой сын скоро сядет в тюрьму. Срочно приезжай!

Взяв на работе отпуск без содержания, я сел в поезд и через двое суток прибыл в родной город. Проблемы с сыном удалось решить быстро, но друзья посоветовали:

—Тебе надо быть ближе к пацану. Переходный возраст, сам понимаешь...

Я принял решение вернуться навсегда и отправился в вагонное депо, в котором работал до переезда в другой регион. Начальник встретил дружеским рукопожатием:

—Нам опытные проводники нужны. Мы оформим тебя переводом и предоставим комнату в общежитии.

Через неделю я уже стоял в кабинете начальника отдела кадров с трудовой книжкой в руках. Прошел медкомиссию, поселился в общаге. И вдруг как гром среди ясного неба:

—Свободных вакансий пока нет. Приходи через неделю.

Целый месяц я обивал пороги руководства депо, а потом понял: его просто надули. Зачем? На каком основании? В транспортной прокуратуре заявление приняли, обещали решить проблему в кратчайшие сроки.

Зам.начальника вагонного депо остановил меня в коридоре резерва проводников:

—Твое заявление в прокуратуру обернется против тебя. Мы, конечно, примем тебя сегодня же, но когда начнется сокращение, ты будешь в первых списках. У нас освободилось место слесаря. Неси документы.

я пытался возразить, но руководитель рявкнул:

—Хочешь работать - работай там, куда мы посылаем!

Я оказался в безвыходном положении: денег ни копейки, помощи ждать не от кого. Пришлось согласиться. На следующий день я стал слесарем по ремонту подвижного состава. Дорога в поезда была мне закрыта навсегда.

(Время действия: декабрь 1994 - весна 1995 годов.)

За годы работы на железной дороге я сопровождал немало эшелонов, но последние три, наверное, самые тяжёлые. Это были эшелоны в Чечню... 

Помню первый эшелон. Тогда ещё никто не знал, что ждёт впереди. Тогда ещё верили, что всё закончится быстро, без ненужных потерь. Ребята ехали в бодром настроении с готовностью преодолеть любые преграды. Даже солдаты-первогодки считали, что это будут всего лишь учения, приближённые к боевой обстановке. Они шутили, смеялись, строили самые радужные планы. Один солдатик рассказывал мне:

—Когда я сказал своей подружке, что еду в Чечню, она заплакала. Вот глупышка! Не понимает ничего. У девчонок всегда слёзы близко. Преувеличивать любят. Плачет, как будто я уже погиб...

—Ну, а сам-то как думаешь — вернёшься?

—Куда я денусь? Я ещё в новогоднюю ночь своей Ладке сюрприз преподнесу. Уйду в самоволку и прямо к ней домой... с большим букетом цветов. Представляете, как она обрадуется!

—Откуда ты родом, боец?

—Из Волгоградской области...

Встретились ли они на Новый год, я не знаю.

Во втором эшелоне царило уже другое настроение. Растерянность на лицах, уныние в глазах. Солдаты были наслышаны о чеченских снайперах и ночных вылазках дудаевцев. Они чувствовали, что едут погибать. Командир отделения, сержант второго года службы, обречённо сказал:

—Многие из нас станут пушечным мясом.

Но в глубине души ребята надеялись выжить. Все разговоры бойцов заканчивались словами:

—Лишь бы мама не узнала. Если вернусь, расскажу всё сам.

Они приходили ко мне в купе, рассказывали, искали понимания у меня, человека, который скоро вернётся домой: обыкновенные 18-20-летние парни, крепкие и не очень, плотные и хрупкие, как девушки. Слёз не было. Было предчувствие тяжёлого и страшного...

На небольшой станции по вагону пронеслось известие: к кому-то приехали родители. Они каким-то непостижимым образом узнали об эшелоне и приехали встретиться с сыном. Слёзы матери, тревожный взгляд отца...

Двое суток мы добирались до Чечни. И надо же было такому случиться: обыкновенная волгоградская девчонка, маленькая и симпатичная, пассажирским поездом догнала эшелон, чтобы встретиться с любимым. Как она узнала об эшелоне, одному Богу известно. На всё способно любящее девичье сердце.

Она стояла между путями и всматривалась в лица солдат в надежде увидеть своего единственного. Он совершенно случайно взглянул в её сторону... Невозможно было спокойно смотреть на то, что произошло потом.

—Ленка!.. Это ты?

—Шурик! - девичьи ладони потянулись к лицу солдата, чтобы согреть своим теплом.

Неужели в последний раз? В глазах девочки слёзы...

Через несколько минут из окна вагона я видел, как они прощались. Шурик заскочил в вагон уже на ходу поезда, а Алёнка ещё долго махала рукой вслед уходящему эшелону. Совсем как в годы той Великой войны с фашистами. До границы с Чечнёй оставалось чуть более 100 километров.

Эшелон разгружался в Моздоке. Там нет боевых действий. Но беда и здесь: беженцы, раненые, гробы... Сколько их? Видел раненых. Перебинтованные руки, ноги, головы... Но всё-таки улыбаются: они рады, что вырвались из этого ада живыми. Так сказал один раненый — рядом с ним лежали костыли. Но самое страшное потрясение ждало меня вечером. Недалеко от посёлка в кустах нашли зверски убитого российского солдата с перерезанным горлом...

У Булата Окуджавы есть такие строки: «Ах, война! Что ты сделала, подлая?» Песня была написана о той войне, но теперь она и об этой — войне в Чечне, у которой ещё и названия нет.

В третьем эшелоне не было солдат первого года службы. Ехали крепкие, рослые ребята. У офицеров за плечами были Афганистан, Осетия, Нагорный Карабах. Никто не знал, чем закончится эта поездка. Когда я ночью проходил по вагонам, несли службу лишь часовые. Остальные спали. Что они видели во сне? Родительский дом, любимую девушку? А может, кому-то уже снилась война... Если бы автоматные очереди, взрывы так и остались во сне, и никогда, нигде, ни с кем не случалось этого наяву.

Вернувшись в Волгоград, я встретил одного приятеля. Первое, о чём он сообщил, было:

—Представляешь, мой дядька ушёл добровольцем в Чечню. Ему обещали огромные деньги. Дурак! За деньги людей убивать. Это же подло!

И я в который раз за эти дни мысленно вернулся к тем ребятам, ехавшим на войну не по своей воле. Они не хотели никого убивать...

(Время действия: 1994 год)

Я собирался в очередной отпуск. Написал заявление и понёс на подпись к начальнику резерва. Но не суждено было сбыться радужным мечтам о полноценном отдыхе. Вместо поездки на родину я был командирован в горячую точку.

Случилось это в начале декабря 1994 года. Срочно формировались эшелоны в Кизляр. На Северном Кавказе начиналась борьба с незаконными вооружёнными формированиями, или так называемая «первая чеченская кампания». Я был назначен старшим проводником второго эшелона. Пять пассажирских вагонов и несколько платформ для техники были поданы под погрузку ранним утром. Возня с машинами продолжалась более суток. Создавалось впечатление, что механики и водители никуда не торопятся. В таком случае зачем нас вызвали среди ночи и заставили в срочном порядке оборудовать вагоны?

Ну да ладно. Как говорится, проводник в вагоне — зарплата в кармане. У нас тариф почасовой: чем дольше мы находимся в составе, тем выше зарплата.

...Отправились во второй половине следующего дня. Мчались как скорый поезд. Останавливались только в Верхнем Баскунчаке для смены локомотива и в Астрахани, где наши вагоны были заправлены углём. Всё-таки декабрь — не май: без отопления бойцы могут замёрзнуть и потерять боеспособность. Правда, ни солдаты, ни офицеры не оценили наши усилия: тепло улетучивалось в тамбур, потому что воины не имели привычки закрывать за собой двери. Когда мы ехали по степям Калмыкии, ветер дул с такой силой, что вагоны раскачивались из стороны в сторону. На малой скорости это ощущалось особенно отчётливо.

Меня поразила природа Калмыкии. Такой скудной растительности я не встречал даже в казахских степях. Очень редкие кустарники, абсолютно лысая почва. И на этой почти безжизненной земле паслись овцы. Отары в несколько сотен голов охраняли чабаны на лошадях. Я не представляю, как можно удержаться в седле при таком сильном ветре? Но калмыки — народ привычный к суровым условиям, поэтому чабаны выглядели довольно бодро и уверенно управляли отарами.

На станции Артезиан состав остановился. Мы догнали первый эшелон, в котором ехал командующий дивизией. Не знаю, по каким причинам первый поезд так надолго задержался в Калмыкии, но бойцы моего эшелона были не рады такой задержке. После нескольких часов расслабухи пришлось срочно приводить себя в порядок. Дневальные по вагонам взялись за мокрую уборку. Офицеры устроили внезапную проверку личного состава. Поминутно хлопали входные двери, выбрасывая порции тепла на улицу. Системы отопления не успевали нагревать вагоны. Проводники не замолкали, напоминая о том, что двери зимой надо обязательно закрывать за собой. Солдаты и офицеры продолжали оставаться «пещерными людьми», а проводники бесполезно орали до хрипоты.

Через час после прибытия в Артезиан по эшелону прошёл слух: генерал придёт с проверкой. Начальник эшелона заглянул в нашу служебку:

—Комдив сейчас по составу пойдёт.

—Ну и флаг ему в руки! - ответил мой напарник Александр.

—У вас всё нормально? - обеспокоенно спросил майор.

—Нам ваш генерал как-то по барабану, - я спокойно пил чай с галетами.

—Почему? Он же всё-таки командующий!

Офицер хотел ещё что-то добавить, но Саня перебил его:

—Для нас все пассажиры одинаковые: что солдат, что генерал. Мы — гражданские люди. Это вам строиться надо!

Открылась тамбурная дверь. Высокий полковник загремел басом:

—Строиться! Генерал идёт!

Из темноты межвагонного перехода показался командующий. Он вошёл в вагон стремительно и, не обратив на нас внимания, направился дальше. Я вышел из служебки:

—Если Вы — генерал, это не значит, что двери закрывать за собой не надо!

Комдив молча вернулся, плотно закрыл дверь и, не сказав ни слова, прошёл в следующий вагон.

...Мы прибыли в Кизляр к месту разгрузки эшелона глубокой ночью. Бойцы покинули вагоны, построились на платформе. Затарахтели БТРы, спецмашины, другая техника. Генерал вернулся в вагон и протянул мне руку для пожатия:

—Спасибо, товарищ проводник! За много лет службы мне впервые сделали замечание в лицо! Обычно все пресмыкаются перед моими звёздочками! Я снова почувствовал себя человеком, а не служакой!

...Мы вернулись в Волгоград через два дня. А добрая улыбка командующего стояла в моих глазах ещё очень долго.

(Время действия: 1990-е годы)

Она приходила каждое утро к кассе железнодорожного вокзала и покупала билет в общий вагон. Садилась в один и тот же поезд. Её знали все проводники и называли просто - баба Лиза. Застиранная темная юбка до пят, вязаная кофта неопределённого цвета, на голове — всегда белый и чистый платок, из-под которого выбивалась прядь седых волос. На ногах в любую погоду — кроссовки. На вид ей — лет 70, но по необыкновенному задору и весёлому настроению ей не дашь и 50. Многие считали её чудачкой, а некоторые пассажиры вертели пальцем у виска, провожая её удивлёнными взглядами.

Баба Лиза подходила к проводнице, предъявляла билет, не забывая пожелать «доброго здоровьица и больших удач в жизни». В вагоне занимала место у окна и долго улыбалась кому-то на перроне. Едва поезд трогался с места, она начинала «работать». Работа заключалась в попрошайничестве. Баба Лиза отправлялась в путешествие по составу. Она выбирала людей с толстыми кошельками.

—Я их вижу издалека. У них сытые морды и буржуйские манеры, - рассказывала нам бабушка.

Она заходила в купе, представлялась артисткой местного театра и читала наизусть отрывки из произведений русской классической литературы. В её репертуаре было много монологов и стихов, но чаще всего она читала «Евгения Онегина» и «Василия Тёркина». Заканчивала баба Лиза свои выступления частушками. Она никогда откровенно не просила милостыню. Последняя частушка всегда была одна и та же:

"Я частушки вам пропела,

Прошу меня благодарить,

Я ничего с утра не ела,

Ох, как трудно стало жить!"

В большую коробочку на груди удивительной старушки сыпались монеты, ложились купюры, а в холщовой сумке появлялись куски колбасы, сыр, хлеб и другие продукты. За два часа шустрая бабулька успевала пройти по всем вагонам и даже задержаться в вагоне-ресторане. Здесь добродушный повар награждал «артистку» полной тарелкой каши с маслом или бутылочкой хорошего пивка.

—Пиво придаёт бодрости и даёт силы на целый день, - улыбаясь, говорила наша героиня. Покидала поезд баба Лиза всегда на одной и той же станции.

На платформе её встречал дед Фёдор, местный бомж, одноногий старичок с жиденькой бородкой. Он приходил к поезду всегда чистенький, в дырявых, но отглаженных штанах и старой косоворотке. Где он умудрялся так готовиться к встрече с бабой Лизой, одному Богу известно. Старушка отдавала ему всю еду, собранную в вагонах, брала его под руку, и они удалялись в неизвестном направлении, награждая друг друга влюблёнными взглядами.

Однажды я разговорился с бабой Лизой. Она поведала мне историю своей жизни.

...Елизавета Никаноровна родилась, выросла и всю жизнь прожила в деревне. Работала учительницей в местной школе. Вышла замуж в 17 лет и прожила с мужем полвека в мире и согласии. За это время вырастили они двух сыновей и дочку.

—Могла родить и больше, но женское здоровье не позволило, - вспоминала старушка. - Старший сын, уже сам дед, дочка познакомилась с болгарином и уехала в Болгарию. А младший сынок Андрюша с семьёй живет недалеко — в соседнем районе...

Несколько лет назад умер муж. Погоревав с годик, баба Лиза продала скотину и, как она выразилась, «пошла в люди». То есть стала путешествовать. Увидела по телевизору, как люди ездят по миру автостопом. Решила попробовать сама. За лето объехала всю область и даже побывала в соседних краях. Сыновья узнали о столь странном увлечении матери и направили её к психиатру. Доктор признал бабу Лизу психически здоровой.

Пришла холодная зима. Познав в путешествиях особую радость общения с людьми, старушка не захотела зимовать в своём доме, переключилась на поезда. В них тепло и уютно. Но требовались немалые расходы. Пенсию в те годы надолго задерживали. Кто подсказал непоседливой бабульке побираться в пассажирских поездах, она уже не помнит, но бизнес оказался очень прибыльным. За три года «работы» среди пассажиров баба Лиза «сколотила приличное состояние» по деревенским меркам и даже помогла младшему сыну купить подержанную «шестёрку». Теперь наша героиня копит деньги правнуку, которому скоро исполнится 18 лет.

—Пусть купит себе какую-нибудь иномарку! - улыбнулась баба Лиза.

—А хватит ли у вас сил, ведь цены на машины постоянно растут? - спросил я.

—А я — девка бедовая, голова у меня толковая! Богатых людей много, а я одна такая! - пропела баба Лиза и лихо подмигнула.

С дедом Фёдором наша сердобольная бабуля познакомилась случайно. Вышла из поезда на крупной станции, увидела плачущего старика, одиноко сидевшего на ступеньках подземного перехода. Дело было глубокой ночью, а вокруг — ни одной живой души. Разговорилась с дедом. Тот почему-то сразу доверился бабке и начал рассказывать о своей судьбе.

—Может, всё переврал, но я ему поверила без всякого сомнения. С тех пор моя душа стала постоянно тянуться к этому бродяге. Я стала каждый день привозить ему что-нибудь вкусненькое, - баба Лиза вдруг замолчала и задумалась. Смахнула непрошеную слезинку уголком платка и продолжила свой откровенный рассказ.

...Дед Фёдор всю свою сознательную жизнь считался бабником. Сменил шесть жен. С юности до пенсии мотался на Север по вахтам и с геологами в тайгу. Шестеро его детей от разных женщин разъехались по стране в поисках лучшей жизни и совершенно забыли о несчастном отце. Последняя жена уехала с младшим сыном на Дальний Восток, там и умерла. Оставшись один, Фёдор запил, продал дом и стал бомжевать. Ногу потерял, убегая от назойливых милиционеров по железнодорожным путям. Попал под колёса локомотива, очнулся в какой-то церковной больничке уже без ноги. Долго лечился, а по весне сбежал из больницы и оказался в южном городе. Здесь его и подобрала вездесущая баба Лиза.

Елизавета Никаноровна долго уговаривала старика поехать с ней в деревню, но тот так и не согласился поменять шумный вокзал на уютный деревенский домик. Он никогда не жил в сельской местности и всегда думал, что там можно с ума сойти от скуки или умереть от одиночества. Однако от деревенского молока или сметаны не отказывался. Баба Лиза так привыкла к ежедневным поездкам и свиданиям с дедом Фёдором, что едва пережила внезапную недельную разлуку. Сильная простуда заставила её на несколько дней застрять дома. Зато, вылечившись, пешком отправилась на рассвете в сторону станции. Для её возраста расстояние немалое — более десяти километров. Соскучившись по деду, бабуля провела с ним целые сутки, побираясь в тёмном переходе и ночуя в заброшенном парке...

...Через два месяца после нашего разговора с Елизаветой Никаноровной дед Фёдор погиб. Подлез под вагон, и в это время состав тронулся, разрезав старика на две части. Узнав о трагедии, баба Лиза купила в вагоне-ресторане бутылку коньяку, выпила без закуски и тут же забыла о своем погибшем друге.

Вскоре она нашла другого бездомного. Одинокого, но такого же весёлого, как наша бабуля. Он пел куплеты в подземном переходе, озорно аккомпанируя себе на старенькой гармошке. Елизавета Никаноровна пристроилась рядом, пустилась в пляс и запела свои частушки. К вечеру в коробочке набралась приличная сумма. «Артисты» отправились в ближайшую закусочную отмечать знакомство. Новый приятель называл себя не иначе, как Егор Пантелеймонович. Чем его соблазнила баба Лиза, я не знаю, но он быстро перебрался к ней в деревню. Теперь они вдвоем стали развлекать пассажиров дальних поездов. Дед Егор хорошо играл на гармошке и не расставался с ней ни зимой, ни летом. Они ходили по вагонам как скоморохи и имели за это неплохие «гонорары». Они выступали в русской национальной одежде, приобретённой по дешевке в сельском клубе. Как выразилась Елизавета Никаноровна: «Это наш концертный наряд». В этих костюмах они выходили из дома, приезжали на вокзал. «Гастроли» начинались с зала ожидания. В первые дни работники транспортной милиции задерживали их за нарушение общественного порядка, хотя песни и пляски не считались хулиганством. Документы у «артистов» были в полном порядке, поэтому их сразу отпускали, потребовав соблюдать тишину и спокойствие...

...Вскоре я перешёл на северное направление и больше не видел ни бабу Лизу, ни деда Егора. Говорят, они до сих пор удивляют пассажиров своими вагонными концертами. Дай Бог им всегда молодого задора, сибирского здоровья и кавказского долголетия!

(Время действия: 1992 год.)

На планёрке ребята предупредили:

—В нашей бригаде надо "работать", то есть делать левый навар. Ты можешь не знать устройство вагона или инструкцию по сигнализации, но уметь делать деньги из воздуха и договариваться с ревизорами ты просто обязан. Иначе надолго в Волгоградском резерве не задержишься.

"Странные здесь понятия о работе проводника," - подумал я и решил ехать "чистым", то есть - без подобных ухищрений.

В конце поездки вдруг понял, что совершил ошибку. Узнав о том, что я не собираюсь"навариваться", начальник поезда направил в мой вагон ревизоров. Они устроили мне экзамен по правилам перевозки пассажиров и составили акт на... "халатное отношение к своим служебным обязанностям". Я так и не понял, в чём оно заключается. За это так называемое "нарушение" я был лишён премиальных. Как выразился руководитель местного резерва проводников - "надо учиться находить общий язык с проверяющими лицами". Я попытался возразить и напомнить некоторые статьи соответствующего кодекса, но мне ответили, что "в чужой монастырь со своим уставом не ходят". Придётся в срочном порядке осваивать неписанные законы местных проводников.

...За три недели работы в Волгоградском резерве проводников я крепко усвоил главное правило: если ты в конце поездки не вернул себе ту сумму, которую потратил в дороге, ты - не проводник! Это, так сказать, программа-минимум. Максимум зависит от возможностей и собственной фантазии. Деньги здесь делаются на всём. Повторный застил белья, провоз безбилетных пассажиров и лишней ручной клади, перевозка посылок и ценных писем, перевод пассажира с верхней полки на нижнюю или из плацкартника в купейник - вот далеко не полный перечень источников дополнительного дохода.

Полученная в результате этих деяний сумма делится на три равные части: для начальника поезда, для ревизоров и для себя. Учитывая, что ревизоры приходят не часто, проводник обычно кладёт в свой карман две трети от общей суммы навара. Бригадиру же отстёжка происходит для того, чтобы он не мешал "работать", точнее, не направлял ко мне проверяющих.

Такой метод зарабатывания денег, как ни странно, даже поощряется. С помощью перечисленных взяток ускоряется карьерный рост. Я знаю несколько человек, которые, отработав проводниками всего один год, внезапно стали начальниками поездов.

Да, так жить можно, но очень осторожно. Один неверный шаг и... нет ни денег, ни работы, ни семьи, ни свободы... Не зря говорят: "Хочешь жить - умей вертеться!" Придумано не нами.

Волгоград. Город, протянувшийся вдоль правого берега Волги на 100 километров, встретил меня тёплым мартовским солнцем, бесконечными потоками машин и удивительным разнообразием человеческой речи.

На Привокзальной площади несколько кавказцев очень эмоционально выясняли отношения между собой. Естественно, на своём, только им понятном языке. На Аллее Героев местные художники-любители на внятном русском предлагали купить картины. Причём весьма назойливо. На набережной у Фонтана Дружбы группа таджиков, вооружившись инвентарём, подметали асфальт, изредка переговариваясь на языках народов Памира. У входа в речной вокзал молодая цыганка что-то крикливо объясняла мальчугану лет восьми, очень похожему на неё. Говорила по-цыгански: мелодично, но пламенно...

Зачем я приехал в Волгоград? В поисках работы. 1992 год. Время развала, период сплошных сокращений, начало массовой безработицы. Однако местный резерв проводников этими безобразиями пока не страдал и принимал на работу при наличии волгоградской постоянной прописки. У меня таковой, естественно, не было. Свободных мест в железнодорожных общежитиях - тоже.

Получив отказ, я собрался ехать дальше. На вокзале в очереди за билетами разговорился с местным жителем. Он предложил съездить на тракторный завод. Сев в так называемый "скоростной" трамвай, спустя полчаса я уже стоял у проходной знаменитого ВГТЗ и внимательно читал информацию на доске объявлений. Она гласила о свободной вакансии составителя поездов на подъездных путях завода.

Предлагалась работа по скользящему графику, предоставлялась комната в заводском общежитии. Согревая себя мечтой в дальнейшем вернуться на большую железку, имея постоянную прописку в городе, я клюнул на предложение. Целый месяц трудился денно и нощно, расставляя вагоны по цехам и подъездным путям. Потом пришёл в кассу за зарплатой. Получив только четверть от положенной суммы, я , естественно, возмутился:

—Почему так мало?

—Денег больше нет и в ближайшее время не предвидятся, - спокойно ответила главный бухгалтер.

"Зачем задерживаться там, где не платят?"- подумал я и забрал трудовую книжку из отдела кадров.

Имея в паспорте штамп о прописке, я, сломя голову, помчался в местный резерв проводников...