На войну
(Время действия: декабрь 1994 - весна 1995 годов.)
За годы работы на железной дороге я сопровождал немало эшелонов, но последние три, наверное, самые тяжёлые. Это были эшелоны в Чечню...
Помню первый эшелон. Тогда ещё никто не знал, что ждёт впереди. Тогда ещё верили, что всё закончится быстро, без ненужных потерь. Ребята ехали в бодром настроении с готовностью преодолеть любые преграды. Даже солдаты-первогодки считали, что это будут всего лишь учения, приближённые к боевой обстановке. Они шутили, смеялись, строили самые радужные планы. Один солдатик рассказывал мне:
—Когда я сказал своей подружке, что еду в Чечню, она заплакала. Вот глупышка! Не понимает ничего. У девчонок всегда слёзы близко. Преувеличивать любят. Плачет, как будто я уже погиб...
—Ну, а сам-то как думаешь — вернёшься?
—Куда я денусь? Я ещё в новогоднюю ночь своей Ладке сюрприз преподнесу. Уйду в самоволку и прямо к ней домой... с большим букетом цветов. Представляете, как она обрадуется!
—Откуда ты родом, боец?
—Из Волгоградской области...
Встретились ли они на Новый год, я не знаю.
Во втором эшелоне царило уже другое настроение. Растерянность на лицах, уныние в глазах. Солдаты были наслышаны о чеченских снайперах и ночных вылазках дудаевцев. Они чувствовали, что едут погибать. Командир отделения, сержант второго года службы, обречённо сказал:
—Многие из нас станут пушечным мясом.
Но в глубине души ребята надеялись выжить. Все разговоры бойцов заканчивались словами:
—Лишь бы мама не узнала. Если вернусь, расскажу всё сам.
Они приходили ко мне в купе, рассказывали, искали понимания у меня, человека, который скоро вернётся домой: обыкновенные 18-20-летние парни, крепкие и не очень, плотные и хрупкие, как девушки. Слёз не было. Было предчувствие тяжёлого и страшного...
На небольшой станции по вагону пронеслось известие: к кому-то приехали родители. Они каким-то непостижимым образом узнали об эшелоне и приехали встретиться с сыном. Слёзы матери, тревожный взгляд отца...
Двое суток мы добирались до Чечни. И надо же было такому случиться: обыкновенная волгоградская девчонка, маленькая и симпатичная, пассажирским поездом догнала эшелон, чтобы встретиться с любимым. Как она узнала об эшелоне, одному Богу известно. На всё способно любящее девичье сердце.
Она стояла между путями и всматривалась в лица солдат в надежде увидеть своего единственного. Он совершенно случайно взглянул в её сторону... Невозможно было спокойно смотреть на то, что произошло потом.
—Ленка!.. Это ты?
—Шурик! - девичьи ладони потянулись к лицу солдата, чтобы согреть своим теплом.
Неужели в последний раз? В глазах девочки слёзы...
Через несколько минут из окна вагона я видел, как они прощались. Шурик заскочил в вагон уже на ходу поезда, а Алёнка ещё долго махала рукой вслед уходящему эшелону. Совсем как в годы той Великой войны с фашистами. До границы с Чечнёй оставалось чуть более 100 километров.
Эшелон разгружался в Моздоке. Там нет боевых действий. Но беда и здесь: беженцы, раненые, гробы... Сколько их? Видел раненых. Перебинтованные руки, ноги, головы... Но всё-таки улыбаются: они рады, что вырвались из этого ада живыми. Так сказал один раненый — рядом с ним лежали костыли. Но самое страшное потрясение ждало меня вечером. Недалеко от посёлка в кустах нашли зверски убитого российского солдата с перерезанным горлом...
У Булата Окуджавы есть такие строки: «Ах, война! Что ты сделала, подлая?» Песня была написана о той войне, но теперь она и об этой — войне в Чечне, у которой ещё и названия нет.
В третьем эшелоне не было солдат первого года службы. Ехали крепкие, рослые ребята. У офицеров за плечами были Афганистан, Осетия, Нагорный Карабах. Никто не знал, чем закончится эта поездка. Когда я ночью проходил по вагонам, несли службу лишь часовые. Остальные спали. Что они видели во сне? Родительский дом, любимую девушку? А может, кому-то уже снилась война... Если бы автоматные очереди, взрывы так и остались во сне, и никогда, нигде, ни с кем не случалось этого наяву.
Вернувшись в Волгоград, я встретил одного приятеля. Первое, о чём он сообщил, было:
—Представляешь, мой дядька ушёл добровольцем в Чечню. Ему обещали огромные деньги. Дурак! За деньги людей убивать. Это же подло!
И я в который раз за эти дни мысленно вернулся к тем ребятам, ехавшим на войну не по своей воле. Они не хотели никого убивать...