Поединок

Считается, что традиция разрешения юридической тяжбы сражением между сторонами возникла у германцев. Тит Ливий и Гай Юлий Цезарь с отвращением описывали привычку варварских племен разрешать спорные вопросы на ристалище. Мол, что взять с дикарей, не знающих нашего прогрессивного римского права, построенного на строгой логике и общественном консенсусе? На самом деле, и греки, и римляне несмотря на всю свою продвинутость не были такими уж и чистенькими в данном вопросе, так как сами поединки уходят своими корнями намного глубже тех времен, когда германцы отделились от праиндоевропейской общности.

Практически каждой традиционной культуре известно понятие ордалий — судебных испытаний, которым подвергалась обвиняемая сторона в качестве проверки ее виновности. Весьма подробно о них рассказано в книге французского антрополога Люсьена Леви-Брюля «Первобытный менталитет». Там можно встретить описания и проглатывания растительных ядов, и протыкания языка заточенными перьями, и отрубания голов курицам, которых принесут истец и ответчик и много чего еще. Встречаются и собственно поединки: чтобы доказать невиновность, обвиняемый со своими свидетелями должен простоять под градом дротиков, а в случае, если он останется жив, ответить обвинителю тем же. Африка, Новый Свет — много где можно встретить обычай ордалий. Причем прибегали к ним не только в случае спора, но и как к гадательной практике, чтобы узнать, добро или зло несет чужеземец, вредит ли черный слуга белому господину и т.д. С позиций первобытного менталитета механизм действия ордалий заключается в том, что в случае отсутствия начальных посылок, например, вины обвиняемого в колдовстве, магическая сила, которой дикари наделяют яды, не сочтет нужным проявить себя. То есть она как бы ответит «да» или «нет» на поставленный перед ней вопрос.

Аналогичную идею нес в себе и средневековый «Божий суд», как раз подразумевавший те самые ордалии и судебные поединки. С точки зрения религиозного, либо мифологического мировоззрения, высшие силы всегда стоят на стороне правды и дают победу исключительно ее обладателю. Даже если по мнению окружающих победитель не вполне достоин и прав, божественное вмешательство все равно поставит точку в споре так, как ему виднее. И спорить в данном случае бессмысленно, ведь против лома нет приема. Короче говоря, победителей не судят.

При этом фактор влияния божьей воли на исход схватки не доводился до абсурда. Конечно, высшее ее проявление, когда маленький Давид одержал победу над огромным Голиафом, было у всех на слуху, но иррациональность религиозного мировоззрения не отменяла глубокий практический опыт. Считалось, что наиболее эффективно помощь свыше работает в поединке равных по силе и мастерству соперников. Поэтому, следуя поговорке «Бог-бог, а и сам будь не плох», потенциальные поединщики тщательно готовились и тренировались. В большинстве своем различные фехтбухи обучали не поведению на поле боя или турнирном ристалище, а именно готовили к отстаиванию своей правоты в суде. Отсюда и наличие в них такого забавного оружия, как серпы и косы — мало ли на чем будет предложено драться?

А поскольку на исход судебного поединка помимо материальных факторов должны были оказывать влияние и высшие силы, то для улучшения результата бойцы зачастую шли на читерство, употребляя различные зелья, вешая амулеты, читая заговоры. В конце-концов, кто определит, какова была та сила, которая помогла выиграть?

Будучи впервые зафиксированными античными авторами среди германцев, в течение второй половины первого тысячелетия нашей эры судебные поединки повсеместно распространились по Европе. Они отмечены в системах права наследников франкских королевств, итальянских княжеств, испанских Кастилии и Леона, в Англии и Ирландии. Данный обычай был прекрасно известен и на Руси под названием «поле», в частности он упоминался в «Русской правде». Относительно происхождения «поля» и его аналогов в негерманских странах в современной исторической науке идут споры. Какие-то авторы говорят об имевшем место заимствовании, какие-то о самостийности обычая и гораздо более архаичных его корнях.

С появлением письменных сборников норм обычного права варварских королевств, возникают попытки как-то причесать и систематизировать практику поединков: определяются правила поведения, требования к экипировке участников, а также к тому, кого вызывать запрещено. Например, нельзя требовать биться от человека более высокого происхождения, подростка, женщины, старика или еврея. Ограничивался и круг обвинений, в случае которых прибегали к выявлению правды силой. Это могло быть, например, убийство, феодальная измена, лжесвидетельство, богохульство, ряд иных тяжких преступлений, а также гражданские споры. Сделано это было, по-видимому, потому что как-то нехорошо беспокоить высшие силы по пустякам, да и до подрыва и без того хилой средневековой демографии недалеко.

В случае, если одна из сторон не принадлежала к категории лиц, освобождавшихся от поединка, но при этом не была способна в нем участвовать, она могла прибегнуть к помощи защитника. В конце-концов, так как процесс касался установления правды, а не симпатий высших сил к одной из сторон, то было без разницы, кто конкретно эту правду защищает. Данный факт способствовал развитию института представительства: хотя обычно на защиту немощного должен был стать его родственник, все чаще одной из сторон поединка становился профессиональный «адвокат» с прокачанным скиллом фехтования и парой десятков могил на личном кладбище. Согласно существовавшим судебным традициям представитель должен был драться вместо своего подзащитного бесплатно, но так как риск жизнью и здоровьем — исключительно дорогой товар, рынок услуг наемников-бритеров функционировал негласно.

Несмотря на внешнее сходство, судебный поединок не следует путать с дуэлью вот по каким причинам. Во-первых, дуэль — результат частного обоюдного решения, а поединок санкционируется судом. Во-вторых, цель дуэли состоит в получении удовлетворения, сатисфакции — ты пустил кровь обидчику и тем самым изгладил причиненную обиду. А судебный поединок (это, пожалуй самое важное утверждение во всем тексте) — форма судебного доказательства. То есть с его помощью можно либо восполнить недостающие улики ( «Какие ваши доказательства?»), либо проверить достоверность этих самых улик («Ваши доказательства — не доказательства»). То есть, дуэль — самоцель и способ поквитаться с обидчиком, после которой возникшая ссора считалась исчерпанной. А в случае судебного поединка с поражением одной из сторон все только начиналось: судьи принимали решения, выносился приговор и палач выполнял свою работу. Поэтому, не обязательно, чтобы поединок заканчивался убийством, хотя такое бывало. Как правило, признаком вины или невиновности могло послужить появление первой крови и или выход одной из сторон за пределы ринга. Кстати, в некоторых местностях, вместо истца и ответчика на поединок выходили свидетели, например, это требовал кодекс Людовика Благочестивого, сына Карла Великого.

Судебный поединок согласно швабскому праву с мечом и большим щитом.

Не следует думать, что поединки являлись неотъемлемой частью любого средневекового процесса. Прибегали к ним не часто и только в тех случаях, когда прения сторон заходили в тупик, а прямые и неопровержимые доказательства отсутствовали, либо выглядели спорными. И вот тут-то в качестве своеобразного детектора выступали меч, копье или палица. Потребовать «проверить» могли обвиняемого, если система права на знала принципа презумпции невиновности, либо обвинителя, если бремя доказательства лежало на нем. Вор, у которого нашли украденное; человек, пойманный с поличным; преступник, пытавшийся бежать из тюрьмы, либо скрывавшийся от следствия не имели права на поединок, так как считались, что своим поведением они уже внесли требуемую ясность.

Правила проведения поединков также отличались от местности к местности. Например, в Леоне и Кастилии идальго устраивали подобие конного турнира, проводимого по более жестким правилам: верхом, на копьях, в полном доспехе. Простолюдины дрались раздетыми по пояс, прикрываясь специфическим большим щитом и нанося удары дубинками. Вместо дубинок могли применяться щиты-баклеры и мечи, а также прочий подобный инвентарь, включая серпы, косы, цепы и прочую экзотику. Поле, на котором происходила схватка, было ограничено по размерам, от трех метров и более, покидание границ означало поражение. Естественно, никуда не девалась и летальность. В принципе, победитель мог даже добить свою жертву. В германских княжествах в случае поединка между мужчиной и женщиной, вооруженный представитель сильного пола становился по пояс в яму, а хрупкая фройляйн могла свободно перемещаться по полю и стараться отдубасить его кистенем. Обязательная процедура перед началом боя — клятва участников, гарантировавших правдивость своих слов и то, что они не прибегали к колдовству за улучшением результата.

Интересно, что несмотря на «божественную» природу, которая придавалась судебным поединкам, главным их противником оставалась церковь. Неоднократно епископы и архиепископы обращались к мирским правителям с просьбами запретить, либо хотя бы ограничить подобную практику. Поединщикам грозили отлучением от церкви, отказом в отпевании, ептимьей и прочими духовными санкциями. Погибших на «поле» могли приравнять к самоубийцам с соответствующей незавидной загробной участью, а победитель получал от священников статус «душегуба». Но тщетно. Положить конец судебному мордобою и кровопролитию пытались и светские власти: например, Филипп IV в 1303 г. запретил поединки, но запрет продержался лишь три года, после чего был отменен для ряда тяжких преступлений.

Долгие и безуспешные попытки запрета поединков показывают прежде всего то, что они вполне себе устраивали и судей, и состязавшиеся стороны и не считались дикостью и насмешкой над правосудием. В конце-концов, проткнуть зарвавшегося соперника, тем более руками наемного бретёра, это куда удобнее, чем в стопитцотый раз упражняться в словесной эквилибристике по поводу предоставленных доказательств.

В целом же отмирание практики поединков шло медленно: во Франции они запрещены в XIV веке, в Италии в XVI веке, в Великобритании в XVII-XVIII веке, при этом отличить последние поединки от дуэлей, которые продолжали происходить вплоть до середины XX века достаточно сложно. На смену поединкам приходили те юридические процедуры, которые кажутся нам «цивилизованными», например, суд присяжных. На Руси из свода законов «поле» пропадает в Соборном уложении 1649 г., где его заменяют на присягу.

При этом интересен тот факт, что суд поединком до сих пор не запрещен в США. Точнее, его забыли отменить со времен Войны за независимость. Выяснилось это случайно, когда некий Дэвид Захарий Остром из Паолы (штат Канзас) потребовал разрешить возникший в ходе бракоразводного процесса спор поединком на катанах. Анализ законодательства показал, что требования Острома выглядят весьма правомерными, поэтому растерявшемуся судье пришлось сослаться на ошибку в документах и поединок не состоялся. Предложения разрешать иски силой периодически еще всплывают в американских судах в порядке толстого троллинга, но все же находятся разумные резоны их отклонить. Так что пока последний судебный поединок в истории еще не состоялся, но мы имеем шансы его увидеть.

Поединок мужчины и женщины из фехтбуха Тальхоффера. Женщина вооружена гасилом — простейшим кистенем.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_180916

Автор: Дмитрий Сувеев. Альбом автора: https://vk.com/album-162479647_257748544

Наш Архив публикаций за май 2020

А вот тут вы можете покормить Кота, за что мы будем вам благодарны)

На хольмганге помимо самих воинов обязательно присутствовали их друзья или родственники, которые, однако, не имели права вмешиваться в бой ни при каких обстоятельствах, выполняя роль секундантов, следящих за соблюдение правил и ритуальной части. Что касается ритуалов, то перед началом хольмганга бойцы традиционно обращались к богам и, вероятно, свершали обряды жертвоприношения. Именно поэтому в скальдических текстах хольмганг иногда именуют кеннингом «суд богов».

Правила хольмганга были довольно свободными, то есть поединщики сами заранее договаривались о том, на каком оружии они будут биться. Наиболее распространенным вариантом (ввиду своей универсальности) являлась комбинация щит-меч или щит-топор. Признаком поражения являлся сломанный (пробитый щит) или ранение, не позволяющее продолжить схватку. По обоюдной договоренности боец мог поменять пробитый щит на новый, в этом случае бой предполагал возможность нескольких сходок.

Главная негативная черта хольмганга заключалась в том, что мужчина, вызванный на поединок, не имел права не принять вызов, который в свою очередь мог исходить от кого угодно. По этой причине к концу X века хольмганг из поединка чести превратился в способ заработка. Профессиональные воины (в частности – берсерки и ульфхеднары) путешествовали от города к городу и затевали ссоры с теми, кто был заведомо слабее их. Отказаться от вызова означало получить статус нидинга, бесправного изгоя.

Причинение смерти в хольмганге не считалось преступлением, тем не менее, чаще поединок велся до первого серьезного ранения. Тому же берсерку, как профессиональному поединщику, не было никакой выгоды в убийстве противника, ведь проигравший был обязан выплатить победителю откуп, величина которого варьировался в зависимости от региона. Разумеется, победитель также получал извинения проигравшего и объект, на который он выдвинул свои притязания (чаще всего – какая-то частная собственность).

Существуют свидетельства, согласно которым хольмганг мог проводиться не только на острове, но и на искусственно ограниченном пространстве. Например, в «Саге о Кормаке» хольмганг проводится на шкуре длиной в три метра (ширина не указывается), которая была прибита к земле деревянными кольями. Выход за пределы шкуры приравнивался к проигрышу. Предполагалось, что в ограниченном пространстве для поединка вершится воля богов, поэтому нарушать это пространство человеку, не участвующему в бою, категорически запрещалось.

Хольмганг фигурирует во многих скальдических текстах, включая «Сагу о Гуннлаге», «Сагу о Йомсвикингах», «Сагу об Эгиле», «Сагу о людях из Озерной Долины». Причем в последней рассказывается о том, как воин, которого вызвали на хольмганг, не явился на поединок, за что противник воздвиг против него нитсшест (столб проклятья, подробнее о котором вы можете прочесть в одноименной статье в моем блоге). Ближайший аналог хольмганга викингов – древнерусское поле, законодательно оговоренный поединок между двумя мужчинами, свершаемый по указанию вождя, который не смог разрешить тяжбу, либо мужчины оказались обоюдно недовольны его решением.

Проект "РУНАРИУМ"

Канал на Ютубе

Группа в ВК

Священник с молитвенником в руках взял у поединщиков клятву в том, что каждый из них отстаивает правое дело. Однако было замечено, что Магюо, целуя Евангелие, побледнел. За тем на арену внесли корзины с салом и золой. Бойцы смазали салом свои обтягивающие одежды (у Плувье жир, как отметили очевидцы, впитался в кожаную одежду быстрее), после чего натерли золой руки и взяли в рот по кусочку сахара. Каждый вооружился деревянной дубинкой и красным треугольным щитом с крестом Святого Георгия, перевернытым в знак презренного происхождения бойцов. Когда все было готово к бою, мэр поднялся со своего места и громогласно объявил: «Так пусть же каждый исполнит свой долг!».

Поединок двух человек, бьющихся насмерть, ничем не напоминал благородное рыцарское ристание. Никаких геральдических одеяний и сверкающих на солнце лат! Никаких могучих выпадов и звона схлестнувшейся стали! Все было примитивно и жутко.

Сперва Магюо швырнул в лицо своему рослому противнику песок, после чего до крови рассек ему лоб ударом дубинки. Однако Плувье, превосходя врага в силе и выносливости, устоял на ногах и, в свою очередь, перешел в наступление.

После беспорядочного обмена ударами Магюо оказался повержен на землю, и Плувье, оседлав соперника, в ярости принялся натирать ему песком рот и глаза. Воя от боли, Магюо вцепился зубами в палец Плувье, но тот, полностью утратив контроль над своими действиями, тут же выдавил противнику глаз. За тем Плувье, оказавшись хозяином положения, принялся выкручивать орущему от боли Магюо руки и сделал несколько попыток сломать ему позвоночник.

Жуткая картина убийства усугублялась пронзительными воплями Магюо, обращенными к Филиппу Доброму: «О, монсеньор герцог Бургундский, я же служил Вам в Гентской войне! О, монсеньор, Бога ради, пощадите меня, спасите мне жизнь!».

Наконец, Жакотен Плувье перебросил тело полумертвого врага через перила площадки. Господь пометил преступника! Все было ясно, и палач тут же вздернул тело проигравшего на виселицу.

Зрелище оставило тягостное впечатление у многих присутствующих, в том числе и у Оливье де Ла Марша, который глубокомысленно заметил: «Бой, случившийся между Жакотеном Плувье и Магюо в присутствии принца, принес больше стыда, нежели чести»

Куркин А.В.