В конце февраля начальство собралось вывезти народ на долгожданные отгулы в Архангельск и поэтому жёстко стал вопрос: кому оставаться в поле на дежурстве? Без этого никак нельзя, поскольку и взрывсклад охранять нужно, да и за сейсмостанцией обязательно следить, чтобы не заморозить её нежные электронные внутренности. С лагерем всё решилось очень просто: в нём согласился подежурить один из рабочих. Взрывсклад перетащили к топографам, стоящим лагерем в 10 километрах от лагеря – они, как обычно, занимались подготовкой сейсмопрофиля и всегда жили впереди от нас. И только с сейсмостанцией вопрос оставался открытым. Дело в том, что она торчала посреди профиля, поскольку гонять её каждый раз в лагерь никакого смысла не было. Жил в ней оператор-геофизик, но сейчас он активно собирался на отгулы, поэтому за станцией нужно было кому-то присматривать, пока начальник будет отдыхать в городе.

Этим «кем-то» согласился стать я. Ехать мне было особо некуда да и незачем: в Новодвинске, где я в то время жил, меня никто не ждал, да и начавшиеся смутные времена не вызывали особого желания ехать в «цивилизацию». Оставалась только одна проблема: куда перегнать сейсмостанцию на время отгулов.

– А что тут думать-то? – сказал Володя Власков, начальник топоотряда. – Гонишь станцию в лагерь к топографам, там и баня есть, и народ, чтобы скучно не было.

– А лагерь-то мы ваш найдём? – поинтересовался я.

– Конечно! – обнадёжил меня Володя, вытаскивая карту. – Вот смотри: едете по профилю до широкой просеки. Сначала проезжаете мимо узкой просеки (да вы её не заметите), а через 4 километра будет широкая – там и тормозите. По ней до нашего лагеря метров 200 будет. Если нужно, мы сами станцию поближе к лагерю перегоним, а если нет – то и на перекрёстке постоишь, в гости ходить будем.

На том и порешили. Вечером в последний рабочий день тракторист Валера Зомби стал перегонять станцию к лагерю топографов. Я сидел внутри станции, погладывая в заиндевевшее окно и размышляя о том, чем буду заниматься во время отгулов, хотя и так догадывался чем: на топчане рядом со мной лежали книжки, взятые в экспедиционной библиотеке, а в ногах стояло ведро с водой и плавающим в ней берёзовым капом из которого я пообещал техноруку вырезать пепельницу.

Зимой соки из берёзы уходят, поэтому древесина у них становится ломкой и резать по ней очень неудобно. Вот и приходилось предварительно кап замачивать, а то и вовсе проварить, чтобы древесина его, и без того весьма жёсткая, стала хоть чуть-чуть помягче.

Неожиданно сейсмостанция остановилась, и внутрь заглянул Валера.

– Там просека! Сходи глянь, это та или нет.

Я выскочил из станции и прошёл чуть назад по профилю, куда указал Валера. Действительно, буквально в 10 метрах от станции профиль пересекала довольно широкая просека, не заметить которую было никак нельзя.

– Ну Володя же сказал, что первую не увидим, а это вон какая широченная, - сообщил я Валере. – Всяко та, что нужна.

– Вот и ладненько, - обрадовался Зомби. – Сейчас, наверное, уже Антоха на вездеходе подъедет, заберёт меня. Эх, отдохну дома! – и Валера радостно потянулся.

Прозвище «Зомби» Валере дал наш технорук. «Так он же как зомби! – сказал он. – Как речку увидит или озеро, так и всё: ничего не вижу, ничего не слышу, рыбу хочу! Зомби и есть»

Минут через двадцать подкатил вездеход, который выгрузил возле сейсмостанции гору сейсмоприёмников, которые мне предстояло отремонтировать за отгулы. Глядя на эту кучу, я сразу же ощутил себя Золушкой, зато вопрос с моими занятиями на отгулах отпал. Успеть бы их все отремонтировать за две недели! Валера и вездеходчик Антоха, попрощавшись со мной, заскочили в свою таратайку и через пару минут скрылись вдали, а я остался один. Совсем один. Впервые за все годы работы в поле мне предстояло ночевать в лесу в полном одиночестве. Не то, чтобы это очень сильно напрягало, но лёгкий холодок нет-нет да и пробегал по моей спине.

«Ладно, - решил я. – Пока не стемнело, нужно наведаться в гости к топографам». Нацепив лыжи и прихватив канистру для бензина (станция была оборудована бензоэлектрическим двигателем, но бензина в нём оставалось всего ничего) я отправился в лагерь топографов.

200 метров на лыжах – это примерно минуты 2-3 неспешной ходьбы. Пройдя минут 15, я сначала хмыкал, размышляя на тему того, что кто-то не очень хорошо дружит с расстояниями, а потом стал задумываться. Просека шла вперёд не думая заканчиваться, хотя должна была вывести меня на широкую поляну на берегу реки Пёзы. Ни поляны, ни берега Пёзы с лагерем топографов я не наблюдал. А наблюдал я нескончаемый лес, тянущийся вдаль и совсем не собирающийся заканчиваться. Это была явно НЕ ТА просека!

Смеркалось. Стоя посреди леса с пустой канистрой в руках я неожиданно осознал что очень сильно вляпался. Валера, торопясь домой, явно не довёз меня до нужного места. С другой стороны, если бы не замечание Володи о том, что мы не заметим просеку, то мы бы проехали дальше. И что самое плохое, я оставался один, без дров и без бензина.

Высказав лесу всё, что думаю по этому поводу, я отправился в обратный путь, чтобы успеть добраться до станции пока совсем не стемнело. Заблудиться для полного счастья в ночном лесу в мои планы не входило. До станции я добежал быстро и сразу же завёл электродвигатель – ничто так не радует в зимнем лесу, как яркий электрический свет и шум работающего движка. Особенно когда на улице уже совсем стемнело.

Поставив на печку ведро со снегом (вот и ещё один минус – вместо воды из проруби мне пришлось топить снег, а дело это нудное и долгое), я попробовал выйти на связь с топографами. Но рация ответила мне шипением: то ли на связи никого не было, то ли силёнок у неё не хватало – всё же пользовались мы весьма слабыми рациями «Лён», которые обычно ставили в такси да пожарные машины. Понадеявшись на то, что утро вечера мудренее, я поужинал и завалился на топчан с книгой в руке.

Странная это была книга. Называлась она «Японская новелла ужаса»: просто нереально «удачный» выбор для чтения, особенно когда сидишь один в станции посреди ночного зимнего леса. Самое интересное, что никогда больше я эту книгу не встречал: ни в живую, ни в интернете – такое чувство, что появилась она один-единственный раз на дальней полке экспедиционной библиотеки, после чего бесследно канула в лету... Через полчаса чтения ветер на улице начал завывать как-то особенно таинственно, послышались тихие крадущиеся шаги, а по крыше что-то тихо прошуршало. А ведь мне ещё предстояло выйти на улицу, чтобы заглушить движок да и ко сну не мешало подготовиться. А тут мне ещё вспомнилась история, приключившаяся в начале сезона с нашим техником Жорой.

Ночью Жоре приспичило выскочить из балка на улицу. Так бывает. Особенно если на ночь много чая выпить. В общем, выскочил Жора из балка, отбежал в сторонку, а мимо него неспешно «собачки» пробежали. Чинно, друг за дружкой, цепочкой. О чём он и поведал мне радостно утром.

– Какие собачки, Жора! Здесь до ближайшего жилья километров 50, если не больше!

– А кто тогда? – наивно хлопал глазами Жора.

– Да волки, блин! Пойдём, покажешь где ты их видел.

Обалдевший Жора отвёл меня к месту встречи с «собачками». На снегу красовались смачные следы, в полтора раза крупнее стандартных собачьих. Вот тебе и собачки! Жора нервно сглотнул, и с тех пор старался не выходить ночью зазря на улицу, а если и выходил, то непременно увешавшись фонарями, как новогодняя ёлка. Ибо сказано: «Да, ну его на фиг, целее будешь!»

В общем, история эта энтузиазма мне совсем не добавила, так что на улицу я выскочил вооружившись фонарём и со скоростью метеора. А книжку убрал на самое дно рюкзака и больше её не доставал до самого окончания полевого сезона.

На следующий день на улице светило яркое солнце. Ночные страхи под солнечным светом растаяли, как снег по весне, и я снова был бодр и готов к новым трудовым подвигам. Пора было заняться дровами, потому что печь у нас была не простая, а с водяным отоплением, которое равномерно прогревало станцию, но съедало при этом кучу дров. Обычно дрова заготавливали топографы во время расчистки профиля. Попутно, всё равно им деревья рубить приходилось, а нам только и оставалось, что наколоть их да сложить в поленницы. Вот только сейчас напиленных дров поблизости не наблюдалось. Зато в наличии имелся топор, колун и двуручная пила. Ну хотя бы так: это всяко лучше, чем вообще ничего.

Завалить дерево топором было совсем несложно, но вот распилить его двуручной пилой в одиночку оказалось тем ещё развлечением: дальний конец пилы начинает болтаться из стороны в сторону, из-за чего она начинает «играть» и вылетать из бревна. И так раз за разом. Нет, я конечно знал один способ, вычитанный в детстве в книге «Мужчинам до 16 лет», вот только для его реализации была нужна велосипедная шина. К моему великому сожалению, велосипедные шины на деревьях не росли, так что пришлось изобретать свой способ. Помаявшись, я всё же придумал его: воткнул один конец пилы в сугроб, так чтобы она двигалась в нём, как в пазу и перестала прыгать. Работа пошла гораздо быстрее и к вечеру я уже гордо разгуливал около большой поленницы напиленных дров.

Следующий день я провёл в хозяйственных хлопотах, коля дрова и ремонтируя сейсмоприёмники: робинзонады бо́льшую часть времени довольно скучны. Время от времени я выходил на связь, но никто не отзывался – видимо мощности моей радиостанции всё же не хватало, чтобы докричаться до топографов или до базового лагеря.

К четвертому дню бензин стал заканчиваться и я отправился за ним к топографам. Пройдя метров 100, я увидел Кольку Беляева, отправленного на мои поиски – он был единственным кто умел управлять трелёвочным трактором, на котором стояла сейсмостанция. После радостной встречи, мы с Колькой закидали в балок дрова и сейсмоприёмники, завалив при этом станцию так, что мне пришлось ехать сидя на капоте трелёвочника. А ещё через полчаса мы добрались до лагеря топографов, где меня ждала жарко натопленная баня, Володя Власков и два мелких щенка, смешно переваливающихся на своих толстых лапках.

– Я же говорил, что первую просеку надо пропустить! – пробурчал Володя. – Зачем на ней остановились?

– Ага, а ещё ты говорил, что мы её не увидим, а её даже Валера заметил. – парировал я.

– Ну да, промашка вышла, - согласился Володя. – Мой ляп, согласен. Никогда бы не подумал, что вы эту просеку заметите.

***

Так закончилась моя короткая робинзонада. Через две недели отдохнувший народ приехал с отгулов, а я был отправлен на отгулы в Архангельск на КрАЗе-панелевозе, привёзшим в лагерь новый трелёвочник и совершил крайне увлекательную поездку.

P.S. Написал очередную историю из своей жизни. Читайте, пишите комментарии, критикуйте - очень уж мне ваши комментарии помогают писать лучше.

От мороза начала ломаться техника. Буровики, решившие поработать в первый день морозов, сходу сломали вращатель: очень нужный агрегат, который вращает буровой снаряд и без которого работать просто невозможно. В этот же день у вездехода-взрывпункта накрылась бортовая, после чего технорук запретил работу техники на всё время морозов.

Вся природа как будто бы заснула: никакого ветра, никаких птичьих голосов, даже вездесущие сороки и вороны куда-то попрятались. Зато воздух стал настолько сухим, что мороз практически не чувствовался, а каждую ночь над лагерем распускались огромнейшие полотна разноцветных северных сияний. Уж насколько я за 5 лет работы в Нарьян-Маре и Архангельске насмотрелся на полярные сияния, но такие красочные представления мне довелось увидеть единственный раз в жизни на речке Волчихе. Завораживающее это было зрелище: широченные ярко-зелёные полотна огня, беспрестанно двигаясь над самой головой, неожиданно окрашивались во все цвета радуги, чтобы через пару минут снова стать зеленоватыми или розовыми, а затем – вновь разноцветными. И такая игра огней продолжалась часами, а народ, выйдя из балков, стоял и любовался на игру огней, потирая замерзающие уши и носы. Какая в тот момент температура была на улице сказать сложно – наши градусники позамерзали на отметке -50. В один из этих морозных дней в лагерь снова наведался Ананий. Он привёз с собой полные нарты рогов и два ведра оленьих почек.

– Мы их не едим, вот решил вам привезти, - просто сказал он.

От почек мы отказываться не стали, тем более что отдавал он нам их совершенно задаром. Попив в командирском балке чай, Ананий пробежался по лагерю и набрал от мужиков заказов на пимы, унты и шапки. Забежав ещё раз к нам в балок, Ананий распрощался и отправился в Каменку, ну а мы остались бороться с морозами.

Через пару дней вынужденного безделья я не выдержал и, надев лыжи, отправился в лес. Поискать очередной берёзовый кап для новой вазочки, да и просто пробежаться – с детства люблю лыжные прогулки. Странная это была прогулка: лес как будто уснул или замер в ожидании тепла и только скрип моих лыж нарушал лесную тишину. Я прошёл по лесу и спустился к реке; бежать по ней всегда проще, чем по лесу: и снега поменьше, и коряги под ногами не мешают. Холода практически не ощущалось, если бы не видел застывший на отметке –50 градусник – ни за что бы не поверил, что на улице такая холодина. Ощущалась то погода градусов на 20-30 мороза, не больше.

Так мне казалось, пока я на всей скорости не влетел в тенистый каньон – весьма необычное место для болотных Архангельских рек. И холодом в нём пахнуло так, будто я неожиданно оказался не на севере Архангельской области, а неподалёку от антарктической станции «Восток». Мороз здесь уже не просто пощипывал, а прямо таки вцепился в мои щёки и нос. Чуть не завопив от неожиданности, я рванул на берег. Нафиг, нафиг! Обморожение в мои планы никак не входило, так что от каньона я вернулся обратно в лагерь, срубив по пути берёзовый кап из которого можно было вырезать неплохую конфетницу. Вырезать из капа вазочки меня научил один вездеходчик в далёком 1988 году, когда я впервые приехал в Архангельскую область на практику по геофизике. А что может быть лучше, чем вырезание солонки или сахарницы в балке возле растопленной докрасна печки?

Ананий вновь появился в лагере дней через пять. Завидев конфетницу, которую я только-только успел вырезать, он вцепился в неё и затараторил, от спешки глотая звуки:

– Бартер, бартер делать будем? Ты мне дашь, а я рыбы привезу – ты такую не ел. Палия называется. У нас на Канином носу водится, больше нигде.

– Да не надо мне рыбы, – ответил я. – Так забирай. А зачем она тебе?

– Дома поставлю, тебя вспоминать буду.

К себе в стойбище Ананий уехал совершенно счастливым, увозя с собой мою конфетницу и два ящика солянки, которую выменял у нас на оленью тушу. «Бартером» остались довольны все: и мои рабочие, которым к тому времени солянка порядком поднадоела, и Ананий, поскольку у них в стойбище с овощами было, как он сказал «совсем худо».

***

Последний раз Ананий заехал к нам уже весной, в самом начале апреля, накануне Дня Геолога, завёз обещанную рыбу и пошитые на заказ шапки и унты.

– Ань дорово! – заорал он с порога. – Почему трезвые, почему не празднуем?

– Так где водку взять-то? – буркнул технорук Николай Васильевич. – В тайге магазинов нет.

– У меня есть.  – разулыбался Ананий. - Сам пить не буду – за рулём!

И он кивнул в сторону дверей, где припарковал своих оленей.

– Не надо нам, - твёрдо сказал я. – Садись лучше с нами чай пить. С конфетами! Недавно из Архангельска прислали вертолётом.

– Конфеты – это хорошо! – Ананий скинул малицу и уселся за стол. Я с уважением посмотрел на него, поскольку под малицей он оказался одет в джинсы и очень модную рубашку-батник. Выпив чаю, я выскочил на улицу за ящиком борща, специально заказанного для Анания в Архангельске, и неожиданно заметил, что на нартах кто-то сидит. Я вернулся в балок:

– Ананий, у тебя кто-то есть на нартах?

– А сеструха! – спокойно ответил парень. – Олешек стережёт.

– Да ты обалдел что ли? – возмутились мы с Васильичем. – Тащи её сюда, пусть тоже чай попьёт, погреется.

– Да не пойдёт она!

– А ты волоком тащи!

Вздохнув, ненец вышел из балка и через пару минут вернулся, чуть-ли не силой таща за собой девчонку лет 13-14 в смешной меховой шапке, украшенной множеством разноцветных ленточек. Тихонечко, практически беззвучно, поздоровавшись, она уселась за стол и явно решила слиться с окружающей обстановкой. Но от чая с конфетами не отказалась. Посидев ещё немножко, Ананий засобирался в дорогу.

– Нынче больше не увидимся, больше сюда не поеду – весна начинается, уходить будем дальше на север. А на будущий год может снова увидимся!

***

Но на следующий год нашу партию перекинули в другой район, так что повидаться с Ананием мне больше не довелось.

P.S. Закончилась очередная история из моей геофизической жизни. Читайте, пишите комментарии, спрашивайте, критикуйте или советуйте - вы мне очень помогаете своими комментариями!

Баня у буровиков

Плохо с баней в тундре! Вода из снега, леса нет, дрова взять неоткуда, печки – и те на соляре, парилку из них не сделать. Только и остаётся, что в тазике посреди балка́ мыться. Да и какое это мытьё, когда один моется, а второй в это время на улице сидит, ждёт: балок у нас с трактористом Иваном маленький – и так-то с трудом развернуться можно, а уж с тазиком вообще никак.

А много-ли снега натопишь? Пару вёдер, а это хватало разве грязь да сажу солярную по телу размазать тонким слоем. Так что за Иваново предложение сгонять на буровую, чтобы помыться в нормальной бане, я ухватился сразу. Разве что уточнил:

–  А у них точно баня есть?

–  Конечно! – ответил Иван с видом знатока. – Буровики получше нашего живут: у них горячая вода всегда имеется, она им для работы нужна. Ну а где горячая вода, там и банька есть. Не парная, конечно, зато воды хоть залейся.

–  Ну тогда поехали! – дал добро я. Всё же был я уже хоть и маленьким, но начальником. А начальнику соглашаться не положено, зато можно давать добро.

Буровая, на которую мы собрались ехать, стояла километрах в трёх от нашего профиля, поэтому сгонять туда мы решили вечером после работы – долго ли доехать туда на тракторе. Всего каких-нибудь полчаса-час в одну сторону, не больше. На лыжах оно, конечно, быстрее получится, зато не так комфортно. На буровой мне до этого случая побывать не довелось, так что ехал я туда с энтузиазмом подростка, пробирающегося на фильм «до 16 лет». Ну интересно же в самом деле побывать в новом месте, посмотреть как трудятся наши доблестные нефтяники. Вот только реальность быстро сбросила меня с небес на землю.

На буровую, судя по её виду, видимо сбросили огромную нефтяную бомбу, или может быть её обстреляли мазутом конкуренты с соседней буровой. Во всяком случае, в радиусе 200 метров вокруг буровой вся земля была покрыта чёрной маслянистой плёнкой то ли мазута, то ли нефти. С трудом добравшись по этой жиже до жилых балков мы спросили у выскочившего на шум трактора мужичка (тоже с ног до головы заляпанного нефтью):

–  У вас баня есть?

–  А вон туда проедете, до красного вагончика, там и баня, - ответил мужичок, махнув рукой себе за спину.

–  Помыться-то можно будет? – спросил я, опасливо разглядывая буровика. Судя по виду, баня ему нужна была гораздо больше, чем нам.

–  Смена ещё через два часа будет, так что успеете, - ответил мужик и скрылся обратно в балок.

–  Что-то не больно они гостеприимные, - пробурчал Иван и повёл трактор к бане. – Ну хоть помыться разрешили, и то хорошо.

Баня, как я и подозревал, тоже подверглась нефтяному нападению. Во всяком случае ходить в ней нужно было очень аккуратно по разбросанным на полу поддонам, чтобы не вляпаться во одну из многочисленных мазутных луж, растёкшихся по полу. Ивану это удалось, а вот я подорвался на мине. Два раза. А мазут-то ой как плохо отмывается! Хорошо хоть с горячей водой проблем действительно не было - всё же не зря мы съездили.

***

Неделя проходила за неделей. По утрам вокруг нашей станции устраивали свои баталии совершенно ошалевшие от весны зайцы: прыгали, пинались и верещали, мешая высыпаться.

Мылись и стирались мы всё так же в тазиках, поскольку ушли с работой от той буровой уже далеко. Правда на горизонте замаячила новая буровая – и приближались мы к ней с каждым рабочим днём всё ближе и ближе. И вот, наконец, настал тот день, когда наша станция оказалась совсем рядом. В каких-нибудь 5-7 километров.

–  Ну, что, поедем в баню? – снова предложил Иван.

–  Как в прошлый раз? – поинтересовался я. В баню-то мне хотелось, только вот в мазут меня несколько отпугивал.

–  А если нет? Потом-то до неё ещё сложнее добираться будет, - привёл убийственный аргумент Иван.

–  Ладно, поехали! – махнул рукой я. Всё же возможность нормально помыться выпадала нам очень редко, а ведь до конца сезона оставался ещё целый месяц.

Выехать удалось уже в сумерках, поскольку работать по весне приходилось ударными темпами, навёрстывая время, упущенное из-за полярной ночи. Совсем-совсем скоро в тундре наступит полярный день длиной в три месяца, а пока мы ещё успевали насладится самыми обычными восходами, закатами и очень длинными сумерками. И самая плохая особенность сумерек в том, что в это время практически полностью исчезают тени и тундра становится совершенно плоской.

Наш дрынолёт-бульдозер марки ЧТЗ-130 легко летел на встречу приключениям со скоростью 10, а то 15 километров в час, наматывая на гусеницы километр за километр. Буровая очень медленно нехотя приближалась, но вот мы уже добрались до неё совсем близко. Ещё с полкилометра, и мы будем у цели, осталось уже совсем немно…

С тайной гордостью могу сказать, что в тот день я испытал на себе невесомость, когда наш трактор летел с обрыва незамеченной нами в сумерках реки. Это были незабываемые секунды, которые показались мне какими-то длинными и тягучими: вот широко раскрывается в крике рот Ивана, судорожно вцепившегося в рычаг трактора; вот ещё шире раскрываются глаза рыбачащих на противоположном берегу буровиков. Затем был удар об землю, несколько смягченный толстым слоем снега, и время снова побежало в обычном ритме. Зашипел Иван, потирая ушибленный бок, а с другого берега к нам уже подбегали буровики:

–  Ну вы даёте, мужики! – заорали они. – Вы там живые в своей консерве?

–  Да живые мы, живые! – ответил Иван, открыв дверь кабины. – У Вас баня есть, помыться можно?

– Есть! Успевайте, сейчас народ как раз парилку раскочегарил! – радостно заулыбались мужики.

Заведя бульдозер, мы выбрались из реки. Очень удобная штука - трактор с ножом: может и снег разгрести, а может и сам себя из сугроба вытащить, подтягиваясь на ноже.

Выехав из каньона, по которому протекала речка, мы подъехали к буровой. Больше всего она напоминала большой холм, с прорытыми там и сям мышиными норками, если, конечно, вы себе сможете представить мышей ростом с человека. Практически вся буровая была заметена метелями так, что всё пространство между балками было полностью завалено снегом. Местные работяги долго не мучались и нарыли ходов, по которым можно было передвигаться не выходя наружу из гигантского сугроба, в который превратилась буровая. Но самое главное – у них была самая настоящая парилка! Причем топилась она дровами, привезёнными с большой земли на вертолёте! Я, конечно, слышал о богатых причудах нефтяников, но вот чтобы дрова вертолётом с большой земли возить – это было сильно.

Парилка дышала настоящим жаром, а местные работяги, как на подбор, все были кругленькими, розовенькими и лоснящимися. Мы рядом с ними оказались серыми и блеклыми, по-видимому солярная копоть, въевшаяся в кожу, мытьём в тазике не оттиралась. Поэтому поначалу мы с Иваном скромно жались к стеночке, чтобы не слишком сильно отсвечивать своей серостью на фоне розовых тушек буровиков. Что, в принципе, не помешало нам хорошо пропариться и отмыть наконец-то вековую сажу солярных печек.

Так что обратно мы добирались чистыми, распаренными и самое главное – без приключений.

Последнее приключение в сезоне

Всё когда-нибудь заканчивается, подходил к концу и мой первый зимний сезон. По радио прошло сообщение о закрытии зимников, а это значит, что пора сворачивать все работы. Из Нарьян-Мара прилетел начальник партии, раздал самые последние ценные указания и назначил ответственных за их исполнение. И видимо заодно заразил весь лагерь гриппом.

Хорошо болеть гриппом дома, под присмотром врачей и любящей семьи. Совсем другое дело в поле. Здесь тебя никто особо любить за болезни не будет, да и лечить тоже, поскольку полевые аптечки редко содержат что-то более эффективное, чем цитрамон с парацетамолом.

В общем, через пару дней после отъезда половина лагеря лежала пластом, а на остальных свалилась забота о том, чтобы успеть доделать все работы к закрытию сезона. Мой рабочий Женя продержался дня четыре, после чего тоже слёг и теперь вся его работа свалилась на меня: пришлось самому бегать за километр от станции, чтобы заземлить дальний конец геофизического провода, после чего бежать обратно на станцию, чтобы включить генератор. Через пару дней загрипповал и я, да так, что с трудом передвигался по профилю под звон в ушах и на подгибающихся ногах. На моё счастье, из лагеря вернулся выздоровевший Женя, сменивший меня на проводе и мы всё же сумели закончить работу на профиле. Женю увёз Андрей Рочев на своём вездеходе, да и нам пора было выбираться на базу.

Последний день я потратил на сборы перед дальней дорогой: сматывал и увязывал толстенный геофизический медный провод ГМП (100 килограмм меди, между прочим!), отключал и убирал всё, что может упасть и разбиться – дорога нам с трактористом Иваном предстояла дальняя. Из остатков оленины и картошки было сварено какое-то очень странное блюдо: что-то вроде холодца с мясом, картошкой и луком. Не очень аппетитное на вид, зато очень сытное и вкусное. В общем, я уже был совсем готов к выезду, как вдруг неожиданно оказалось что заболел Иван. Он смотрел на меня слезящимися глазами побитой собаки и слабым голосом утверждал что: «Да фигня, ты меня подсади на трактор и поедем».  Если честно, то подсаживать его на трактор у меня не было ни малейшего желания, но и оставаться здесь мы тоже не могли – зимник закрывался и нам светило задержаться в тундре о-о-очень надолго. Так что всё же пришлось садить его за рычаг нашего броненосца. Проехав пять минут, Иван остановил трактор и сказал:

–  Садись за рычаги, я не могу.

–  Да ты совсем сдурел что ли? – возмутился я. – Я ж этот драндулет никогда в жизни не водил!

–  Ну вот и научишься, - ответил Иван, сползая с кресла. – А я руководить буду.

Глянув на Ивана я понял что других вариантов у нас попросту нет. Сжав всё своё самое ценное в кулак, я сел в водительское кресло. Вести трактор оказалось не таким уж и сложным занятием, благо у ЧТЗ-130 всего один рычаг на все случаи жизни.

Скоростей у него, правда, было в избытке, но их я переключал по Ивановым подсказкам, да и пользовались мы всего парой скоростей. Самое сложное было запомнить, что нажатие на педаль газа ПРИТОРМАЖИВАЕТ, а отпускание его – УВЕЛИЧИВАЕТ скорость. Я уж не знаю, какой шутник придумал такую систему, но в тот день я много чего сказал по поводу его умственных способностей.

Наступила ночь, а вместе с ней пришла запоздалая весенняя метель, которая залепляла снегом окна трактора и радостно плясала в свете фар. Дорога перед нами потихоньку стала превращаться в еле заметную выемку в снегу. Но тут на наше счастье впереди показались огни – это светилась в ночи наша база! Добрались! Каких-то 50 километров тундры и 100 литров моего пота – и наш дредноут остановился на краю полевого посёлка, откуда навстречу нам уже бежали встречающие.

Закончился зимний сезон 1991 года!

Вместо эпилога

В мае 1991 года Ненецкую партию расформировали. Меня, как молодого специалиста, перевели в Новодвинскую геофизическую экспедицию – головное подразделение, к которому относилась Ненецкая партия. Так что пришлось мне собирать свои немногочисленные пожитки, которые легко уместились в небольшой чемодан и замечательный станковый рюкзак «Ермак». Вещей могло быть и меньше, но не мог же я бросить полученные мной унты и полушубок!

Рабочие и спецы разошлись кто куда и с многими из них я уже больше никогда не встречался. Зато через пару лет совершенно неожиданно встретился с Женей на улице в Архангельске. Правда, в тот момент Женей его было назвать уже как-то неудобно. Передо мной стоял подтянутый мужчина лет пятидесяти с мужественной сединой в волосах и стальным блеском в глазах, совсем не похожий на того опустившегося бича, каким он был у меня в рабочих.

–  Ты знаешь, - сказал мне Евгений Николаевич. – Я с того поля пить-то забросил. Сейчас юношескую команду по волейболу тренирую, так счастлив, как никогда в жизни. А поля наши вспоминаю с удовольствием – хорошо мы тогда поработали!

P.S. Ну вот и закончился мой затянувшийся рассказ о зимнем сезоне 1991 года в ненецкой тундре. Приятного всем чтения! Читайте, комментируйте, критикуйте - ваши комментарии и критика помогают писать лучше. Ну а я обязуюсь рассказывать свои истории дальше.

Выйдя из палатки, геофизик осмотрелся вокруг. Неподалёку от лагеря гудела распухшая от воды река Ме́гра. Чистая в обычные времена, сейчас её вода по цвету напоминала кофе с молоком от смытой дождём с берегов глины и торфа. Не самое лучшее время для рыбалки, но с другой стороны, а почему бы и нет?  Поёжившись от капли дождя, просочившейся за воротник штормовки, Володя заорал:

– Мужики! Пойдём на рыбалку!

Рабочие выбрались из палатки и удивлённо посмотрели на начальника:

– Какая рыбалка, начальник?! Вода-то мутная. Никакой хариус сейчас клевать не будет!

– Это потому что он наживку не увидит, - назидательно сказал Володя. – А мы сеть поставим. Рыба в такой мути её точно не заметит и сама в сеть заскочит.

Мужики в растерянности зачесали в затылках: вроде гладко говорит, может оно и на самом деле так, чем чёрт не шутит? Начальник сбегал к палатке и вытащил из неё старую рыбацкую сеть, купленную совершенно случайно в одной поморской деревушке. Сам-то Володя рыбаком никогда не был, но зато очень любил процесс купли-продажи: тут купил, там продал – это дело ему никогда не надоедало. Но сейчас, ради поднятия духа в рабочем коллективе, он решил пожертвовать своей покупкой. А с другой стороны посмотреть – вдруг рыбалка удачная будет? И народ развлечётся, и рыбкой полакомимся.

Приняв решение, Володя тут же развил бурную деятельность: двоих рабочих поставил распутывать сеть, а третьего отправил на другой берег с верёвкой. Вот только переходить через речку никому не хотелось – очень уж вид ревущей воды в реке был грозен.

– Потап, конфет хочешь? – устав уговаривать мужиков, пошёл на подкуп начальник. – Перейдешь через Мегру – конфет отсыплю.

Конфеты в поле – не просто лакомство. Какое счастье, когда уставший и замёрзший в дальнем маршруте ты прячешься под ёлкой от сыплющегося с неба дождя и снега и вдруг совершенно неожиданно находишь в кармане штормовки завалявшуюся там карамельку! А потом ты медленно и с наслаждением рассасываешь его во рту, сплёвывая налипшие на неё в кармане хвоинки, и вот уже дождь не такой холодный, да и снег уже не так раздражает и злит. Без карамельки невозможен утренний ритуал выпивания чифира, когда она передаётся по кругу вместе с кружкой самого главного полевого напитка всех бродяг, которые поочерёдно и очень аккуратно откусывают от неё кусочки так, чтобы хватило всем сидящим в круге чифиристам. В конце концов конфету можно просто сжевать перед сном, и закинув фантик в палаточную печку, полюбоваться на мгновенно вспыхнувший огонёк от сгоревшей бумажки. В общем, отказаться от такого полевого богатства Саня Потапов по прозвищу Потап никак не мог.

Потап был одним из самых лучших Володиных работников. Не особо умный, но исполнительный и молчаливый, он успел поучаствовать практически во всех авантюрах начальника. А ещё он был патологически жадным. Вот и сейчас Володя вполне осознанно выбрал его, потому что знал: Потап за конфеты перейдёт не только Мегру, но и в Белое море залезет, если это когда-нибудь понадобится. И это не красивые слова: однажды за килограмм карамели Саня умудрился срубить колуном здоровенную берёзу.

Повздыхав и поторговавшись для приличия, Потап согласился. Мужики обвязали его верёвкой и вручили большой дрын, на который он должен был опираться во время перехода реки.

– Не дрейфь, Потап! – напутствовали его. – Если что – мы тебя вытащим!

Мужественно вздохнув, Потап полез в воду. Довольно быстро он добрался до середины реки, и вот там начались основные проблемы, поскольку глубина реки в тех местах откровенно превышала возможности его раскатанных болотных сапог. Мегра – река равнинная, поэтому течение у неё не такое сильное, как в горных реках, но когда её глубина оказывается выше пояса, то этого вполне хватает, чтобы сбить человека с ног. Потап, изо всех сил упираясь шестом в дно реки, всё же умудрился перебраться через реку.

Дело оставалось за малым: протянуть через реку сеть и вернуться обратно. Протянув сеть и закрепив её на берегу, Потап вернулся обратно весьма резво, поскольку мужики изо всех сил подтягивали его на верёвке. Поставленная Саней сеть начала ощутимо ходить ходуном.

– Ну ты смотри, что делается! – восхитился Володя. – Вот это рыба идёт!

Нет на свете лучше вида, чем вид болтающейся в воде сети. В своих мечтах Володя уже видел вёдра и тазы, заполненные солёной рыбой, связки копчёного хариуса и трёхлитровые банки, доверху наполненные лососиной икрой. Через час, устав наслаждаться прекрасными видами реки и сети в ней, Володя поднялся и скомандовал:

– Ну всё, мужики! Пора сеть вытягивать – рыбы на всех хватит!

Посмеиваясь, работяги спустились к реке и начали вытягивать сеть. Да не тут-то было! Сеть оказалась настолько тяжёлой, что силы четырёх человек с трудом хватило только на то, чтобы просто сдвинуть её с места. Минут через десять отчаянной борьбы, им всё же удалось подтянуть сеть к берегу и начать вытаскивать её из воды. Вот рыбы-то привалило!

Нет, это была не рыба. Вся сеть оказалась забита ветвями деревьев, какими-то корягами и здоровенными кусками торфа: в общем всё, что свалилось или было снесено в реку непрекращающимися дождями и мощным потоком. Почти час бился Володя, пытаясь очистить сеть от мусора под дружный хохот рабочих, а потом плюнул и просто порезал сеть на куски – спасти её было нереально, а так она хотя бы никому не навредит.

Хорошее настроение в коллективе было восстановлено. И черт с ней, с сетью.

P.S. Неожиданно вспомнилась эта давняя история, решил поделиться. Тот август 1989 года и мне запомнился постоянными дождями, работать было очень сложно из-за того, что все болота и реки распухли от воды. Я уже описывал Мегру того времени в одном из своих постов: 1989 год. На Мезень! Часть 3 . Правда, в то время я не знал, что Володина бригада стоит совсем рядом: в каком-то десятке километров ниже по течению Мегры.

Дописана очередная история. Заходите, читайте, пишите комментарии, критикуйте: критикуя, вы помогаете мне писать лучше. Ну а я обещаю написать новую историю.