Серия «Байки геофизика»

Баня у буровиков

Плохо с баней в тундре! Вода из снега, леса нет, дрова взять неоткуда, печки – и те на соляре, парилку из них не сделать. Только и остаётся, что в тазике посреди балка́ мыться. Да и какое это мытьё, когда один моется, а второй в это время на улице сидит, ждёт: балок у нас с трактористом Иваном маленький – и так-то с трудом развернуться можно, а уж с тазиком вообще никак.

А много-ли снега натопишь? Пару вёдер, а это хватало разве грязь да сажу солярную по телу размазать тонким слоем. Так что за Иваново предложение сгонять на буровую, чтобы помыться в нормальной бане, я ухватился сразу. Разве что уточнил:

–  А у них точно баня есть?

–  Конечно! – ответил Иван с видом знатока. – Буровики получше нашего живут: у них горячая вода всегда имеется, она им для работы нужна. Ну а где горячая вода, там и банька есть. Не парная, конечно, зато воды хоть залейся.

–  Ну тогда поехали! – дал добро я. Всё же был я уже хоть и маленьким, но начальником. А начальнику соглашаться не положено, зато можно давать добро.

Буровая, на которую мы собрались ехать, стояла километрах в трёх от нашего профиля, поэтому сгонять туда мы решили вечером после работы – долго ли доехать туда на тракторе. Всего каких-нибудь полчаса-час в одну сторону, не больше. На лыжах оно, конечно, быстрее получится, зато не так комфортно. На буровой мне до этого случая побывать не довелось, так что ехал я туда с энтузиазмом подростка, пробирающегося на фильм «до 16 лет». Ну интересно же в самом деле побывать в новом месте, посмотреть как трудятся наши доблестные нефтяники. Вот только реальность быстро сбросила меня с небес на землю.

На буровую, судя по её виду, видимо сбросили огромную нефтяную бомбу, или может быть её обстреляли мазутом конкуренты с соседней буровой. Во всяком случае, в радиусе 200 метров вокруг буровой вся земля была покрыта чёрной маслянистой плёнкой то ли мазута, то ли нефти. С трудом добравшись по этой жиже до жилых балков мы спросили у выскочившего на шум трактора мужичка (тоже с ног до головы заляпанного нефтью):

–  У вас баня есть?

–  А вон туда проедете, до красного вагончика, там и баня, - ответил мужичок, махнув рукой себе за спину.

–  Помыться-то можно будет? – спросил я, опасливо разглядывая буровика. Судя по виду, баня ему нужна была гораздо больше, чем нам.

–  Смена ещё через два часа будет, так что успеете, - ответил мужик и скрылся обратно в балок.

–  Что-то не больно они гостеприимные, - пробурчал Иван и повёл трактор к бане. – Ну хоть помыться разрешили, и то хорошо.

Баня, как я и подозревал, тоже подверглась нефтяному нападению. Во всяком случае ходить в ней нужно было очень аккуратно по разбросанным на полу поддонам, чтобы не вляпаться во одну из многочисленных мазутных луж, растёкшихся по полу. Ивану это удалось, а вот я подорвался на мине. Два раза. А мазут-то ой как плохо отмывается! Хорошо хоть с горячей водой проблем действительно не было - всё же не зря мы съездили.

***

Неделя проходила за неделей. По утрам вокруг нашей станции устраивали свои баталии совершенно ошалевшие от весны зайцы: прыгали, пинались и верещали, мешая высыпаться.

Мылись и стирались мы всё так же в тазиках, поскольку ушли с работой от той буровой уже далеко. Правда на горизонте замаячила новая буровая – и приближались мы к ней с каждым рабочим днём всё ближе и ближе. И вот, наконец, настал тот день, когда наша станция оказалась совсем рядом. В каких-нибудь 5-7 километров.

–  Ну, что, поедем в баню? – снова предложил Иван.

–  Как в прошлый раз? – поинтересовался я. В баню-то мне хотелось, только вот в мазут меня несколько отпугивал.

–  А если нет? Потом-то до неё ещё сложнее добираться будет, - привёл убийственный аргумент Иван.

–  Ладно, поехали! – махнул рукой я. Всё же возможность нормально помыться выпадала нам очень редко, а ведь до конца сезона оставался ещё целый месяц.

Выехать удалось уже в сумерках, поскольку работать по весне приходилось ударными темпами, навёрстывая время, упущенное из-за полярной ночи. Совсем-совсем скоро в тундре наступит полярный день длиной в три месяца, а пока мы ещё успевали насладится самыми обычными восходами, закатами и очень длинными сумерками. И самая плохая особенность сумерек в том, что в это время практически полностью исчезают тени и тундра становится совершенно плоской.

Наш дрынолёт-бульдозер марки ЧТЗ-130 легко летел на встречу приключениям со скоростью 10, а то 15 километров в час, наматывая на гусеницы километр за километр. Буровая очень медленно нехотя приближалась, но вот мы уже добрались до неё совсем близко. Ещё с полкилометра, и мы будем у цели, осталось уже совсем немно…

С тайной гордостью могу сказать, что в тот день я испытал на себе невесомость, когда наш трактор летел с обрыва незамеченной нами в сумерках реки. Это были незабываемые секунды, которые показались мне какими-то длинными и тягучими: вот широко раскрывается в крике рот Ивана, судорожно вцепившегося в рычаг трактора; вот ещё шире раскрываются глаза рыбачащих на противоположном берегу буровиков. Затем был удар об землю, несколько смягченный толстым слоем снега, и время снова побежало в обычном ритме. Зашипел Иван, потирая ушибленный бок, а с другого берега к нам уже подбегали буровики:

–  Ну вы даёте, мужики! – заорали они. – Вы там живые в своей консерве?

–  Да живые мы, живые! – ответил Иван, открыв дверь кабины. – У Вас баня есть, помыться можно?

– Есть! Успевайте, сейчас народ как раз парилку раскочегарил! – радостно заулыбались мужики.

Заведя бульдозер, мы выбрались из реки. Очень удобная штука - трактор с ножом: может и снег разгрести, а может и сам себя из сугроба вытащить, подтягиваясь на ноже.

Выехав из каньона, по которому протекала речка, мы подъехали к буровой. Больше всего она напоминала большой холм, с прорытыми там и сям мышиными норками, если, конечно, вы себе сможете представить мышей ростом с человека. Практически вся буровая была заметена метелями так, что всё пространство между балками было полностью завалено снегом. Местные работяги долго не мучались и нарыли ходов, по которым можно было передвигаться не выходя наружу из гигантского сугроба, в который превратилась буровая. Но самое главное – у них была самая настоящая парилка! Причем топилась она дровами, привезёнными с большой земли на вертолёте! Я, конечно, слышал о богатых причудах нефтяников, но вот чтобы дрова вертолётом с большой земли возить – это было сильно.

Парилка дышала настоящим жаром, а местные работяги, как на подбор, все были кругленькими, розовенькими и лоснящимися. Мы рядом с ними оказались серыми и блеклыми, по-видимому солярная копоть, въевшаяся в кожу, мытьём в тазике не оттиралась. Поэтому поначалу мы с Иваном скромно жались к стеночке, чтобы не слишком сильно отсвечивать своей серостью на фоне розовых тушек буровиков. Что, в принципе, не помешало нам хорошо пропариться и отмыть наконец-то вековую сажу солярных печек.

Так что обратно мы добирались чистыми, распаренными и самое главное – без приключений.

Последнее приключение в сезоне

Всё когда-нибудь заканчивается, подходил к концу и мой первый зимний сезон. По радио прошло сообщение о закрытии зимников, а это значит, что пора сворачивать все работы. Из Нарьян-Мара прилетел начальник партии, раздал самые последние ценные указания и назначил ответственных за их исполнение. И видимо заодно заразил весь лагерь гриппом.

Хорошо болеть гриппом дома, под присмотром врачей и любящей семьи. Совсем другое дело в поле. Здесь тебя никто особо любить за болезни не будет, да и лечить тоже, поскольку полевые аптечки редко содержат что-то более эффективное, чем цитрамон с парацетамолом.

В общем, через пару дней после отъезда половина лагеря лежала пластом, а на остальных свалилась забота о том, чтобы успеть доделать все работы к закрытию сезона. Мой рабочий Женя продержался дня четыре, после чего тоже слёг и теперь вся его работа свалилась на меня: пришлось самому бегать за километр от станции, чтобы заземлить дальний конец геофизического провода, после чего бежать обратно на станцию, чтобы включить генератор. Через пару дней загрипповал и я, да так, что с трудом передвигался по профилю под звон в ушах и на подгибающихся ногах. На моё счастье, из лагеря вернулся выздоровевший Женя, сменивший меня на проводе и мы всё же сумели закончить работу на профиле. Женю увёз Андрей Рочев на своём вездеходе, да и нам пора было выбираться на базу.

Последний день я потратил на сборы перед дальней дорогой: сматывал и увязывал толстенный геофизический медный провод ГМП (100 килограмм меди, между прочим!), отключал и убирал всё, что может упасть и разбиться – дорога нам с трактористом Иваном предстояла дальняя. Из остатков оленины и картошки было сварено какое-то очень странное блюдо: что-то вроде холодца с мясом, картошкой и луком. Не очень аппетитное на вид, зато очень сытное и вкусное. В общем, я уже был совсем готов к выезду, как вдруг неожиданно оказалось что заболел Иван. Он смотрел на меня слезящимися глазами побитой собаки и слабым голосом утверждал что: «Да фигня, ты меня подсади на трактор и поедем».  Если честно, то подсаживать его на трактор у меня не было ни малейшего желания, но и оставаться здесь мы тоже не могли – зимник закрывался и нам светило задержаться в тундре о-о-очень надолго. Так что всё же пришлось садить его за рычаг нашего броненосца. Проехав пять минут, Иван остановил трактор и сказал:

–  Садись за рычаги, я не могу.

–  Да ты совсем сдурел что ли? – возмутился я. – Я ж этот драндулет никогда в жизни не водил!

–  Ну вот и научишься, - ответил Иван, сползая с кресла. – А я руководить буду.

Глянув на Ивана я понял что других вариантов у нас попросту нет. Сжав всё своё самое ценное в кулак, я сел в водительское кресло. Вести трактор оказалось не таким уж и сложным занятием, благо у ЧТЗ-130 всего один рычаг на все случаи жизни.

Скоростей у него, правда, было в избытке, но их я переключал по Ивановым подсказкам, да и пользовались мы всего парой скоростей. Самое сложное было запомнить, что нажатие на педаль газа ПРИТОРМАЖИВАЕТ, а отпускание его – УВЕЛИЧИВАЕТ скорость. Я уж не знаю, какой шутник придумал такую систему, но в тот день я много чего сказал по поводу его умственных способностей.

Наступила ночь, а вместе с ней пришла запоздалая весенняя метель, которая залепляла снегом окна трактора и радостно плясала в свете фар. Дорога перед нами потихоньку стала превращаться в еле заметную выемку в снегу. Но тут на наше счастье впереди показались огни – это светилась в ночи наша база! Добрались! Каких-то 50 километров тундры и 100 литров моего пота – и наш дредноут остановился на краю полевого посёлка, откуда навстречу нам уже бежали встречающие.

Закончился зимний сезон 1991 года!

Вместо эпилога

В мае 1991 года Ненецкую партию расформировали. Меня, как молодого специалиста, перевели в Новодвинскую геофизическую экспедицию – головное подразделение, к которому относилась Ненецкая партия. Так что пришлось мне собирать свои немногочисленные пожитки, которые легко уместились в небольшой чемодан и замечательный станковый рюкзак «Ермак». Вещей могло быть и меньше, но не мог же я бросить полученные мной унты и полушубок!

Рабочие и спецы разошлись кто куда и с многими из них я уже больше никогда не встречался. Зато через пару лет совершенно неожиданно встретился с Женей на улице в Архангельске. Правда, в тот момент Женей его было назвать уже как-то неудобно. Передо мной стоял подтянутый мужчина лет пятидесяти с мужественной сединой в волосах и стальным блеском в глазах, совсем не похожий на того опустившегося бича, каким он был у меня в рабочих.

–  Ты знаешь, - сказал мне Евгений Николаевич. – Я с того поля пить-то забросил. Сейчас юношескую команду по волейболу тренирую, так счастлив, как никогда в жизни. А поля наши вспоминаю с удовольствием – хорошо мы тогда поработали!

P.S. Ну вот и закончился мой затянувшийся рассказ о зимнем сезоне 1991 года в ненецкой тундре. Приятного всем чтения! Читайте, комментируйте, критикуйте - ваши комментарии и критика помогают писать лучше. Ну а я обязуюсь рассказывать свои истории дальше.

Выйдя из палатки, геофизик осмотрелся вокруг. Неподалёку от лагеря гудела распухшая от воды река Ме́гра. Чистая в обычные времена, сейчас её вода по цвету напоминала кофе с молоком от смытой дождём с берегов глины и торфа. Не самое лучшее время для рыбалки, но с другой стороны, а почему бы и нет?  Поёжившись от капли дождя, просочившейся за воротник штормовки, Володя заорал:

– Мужики! Пойдём на рыбалку!

Рабочие выбрались из палатки и удивлённо посмотрели на начальника:

– Какая рыбалка, начальник?! Вода-то мутная. Никакой хариус сейчас клевать не будет!

– Это потому что он наживку не увидит, - назидательно сказал Володя. – А мы сеть поставим. Рыба в такой мути её точно не заметит и сама в сеть заскочит.

Мужики в растерянности зачесали в затылках: вроде гладко говорит, может оно и на самом деле так, чем чёрт не шутит? Начальник сбегал к палатке и вытащил из неё старую рыбацкую сеть, купленную совершенно случайно в одной поморской деревушке. Сам-то Володя рыбаком никогда не был, но зато очень любил процесс купли-продажи: тут купил, там продал – это дело ему никогда не надоедало. Но сейчас, ради поднятия духа в рабочем коллективе, он решил пожертвовать своей покупкой. А с другой стороны посмотреть – вдруг рыбалка удачная будет? И народ развлечётся, и рыбкой полакомимся.

Приняв решение, Володя тут же развил бурную деятельность: двоих рабочих поставил распутывать сеть, а третьего отправил на другой берег с верёвкой. Вот только переходить через речку никому не хотелось – очень уж вид ревущей воды в реке был грозен.

– Потап, конфет хочешь? – устав уговаривать мужиков, пошёл на подкуп начальник. – Перейдешь через Мегру – конфет отсыплю.

Конфеты в поле – не просто лакомство. Какое счастье, когда уставший и замёрзший в дальнем маршруте ты прячешься под ёлкой от сыплющегося с неба дождя и снега и вдруг совершенно неожиданно находишь в кармане штормовки завалявшуюся там карамельку! А потом ты медленно и с наслаждением рассасываешь его во рту, сплёвывая налипшие на неё в кармане хвоинки, и вот уже дождь не такой холодный, да и снег уже не так раздражает и злит. Без карамельки невозможен утренний ритуал выпивания чифира, когда она передаётся по кругу вместе с кружкой самого главного полевого напитка всех бродяг, которые поочерёдно и очень аккуратно откусывают от неё кусочки так, чтобы хватило всем сидящим в круге чифиристам. В конце концов конфету можно просто сжевать перед сном, и закинув фантик в палаточную печку, полюбоваться на мгновенно вспыхнувший огонёк от сгоревшей бумажки. В общем, отказаться от такого полевого богатства Саня Потапов по прозвищу Потап никак не мог.

Потап был одним из самых лучших Володиных работников. Не особо умный, но исполнительный и молчаливый, он успел поучаствовать практически во всех авантюрах начальника. А ещё он был патологически жадным. Вот и сейчас Володя вполне осознанно выбрал его, потому что знал: Потап за конфеты перейдёт не только Мегру, но и в Белое море залезет, если это когда-нибудь понадобится. И это не красивые слова: однажды за килограмм карамели Саня умудрился срубить колуном здоровенную берёзу.

Повздыхав и поторговавшись для приличия, Потап согласился. Мужики обвязали его верёвкой и вручили большой дрын, на который он должен был опираться во время перехода реки.

– Не дрейфь, Потап! – напутствовали его. – Если что – мы тебя вытащим!

Мужественно вздохнув, Потап полез в воду. Довольно быстро он добрался до середины реки, и вот там начались основные проблемы, поскольку глубина реки в тех местах откровенно превышала возможности его раскатанных болотных сапог. Мегра – река равнинная, поэтому течение у неё не такое сильное, как в горных реках, но когда её глубина оказывается выше пояса, то этого вполне хватает, чтобы сбить человека с ног. Потап, изо всех сил упираясь шестом в дно реки, всё же умудрился перебраться через реку.

Дело оставалось за малым: протянуть через реку сеть и вернуться обратно. Протянув сеть и закрепив её на берегу, Потап вернулся обратно весьма резво, поскольку мужики изо всех сил подтягивали его на верёвке. Поставленная Саней сеть начала ощутимо ходить ходуном.

– Ну ты смотри, что делается! – восхитился Володя. – Вот это рыба идёт!

Нет на свете лучше вида, чем вид болтающейся в воде сети. В своих мечтах Володя уже видел вёдра и тазы, заполненные солёной рыбой, связки копчёного хариуса и трёхлитровые банки, доверху наполненные лососиной икрой. Через час, устав наслаждаться прекрасными видами реки и сети в ней, Володя поднялся и скомандовал:

– Ну всё, мужики! Пора сеть вытягивать – рыбы на всех хватит!

Посмеиваясь, работяги спустились к реке и начали вытягивать сеть. Да не тут-то было! Сеть оказалась настолько тяжёлой, что силы четырёх человек с трудом хватило только на то, чтобы просто сдвинуть её с места. Минут через десять отчаянной борьбы, им всё же удалось подтянуть сеть к берегу и начать вытаскивать её из воды. Вот рыбы-то привалило!

Нет, это была не рыба. Вся сеть оказалась забита ветвями деревьев, какими-то корягами и здоровенными кусками торфа: в общем всё, что свалилось или было снесено в реку непрекращающимися дождями и мощным потоком. Почти час бился Володя, пытаясь очистить сеть от мусора под дружный хохот рабочих, а потом плюнул и просто порезал сеть на куски – спасти её было нереально, а так она хотя бы никому не навредит.

Хорошее настроение в коллективе было восстановлено. И черт с ней, с сетью.

P.S. Неожиданно вспомнилась эта давняя история, решил поделиться. Тот август 1989 года и мне запомнился постоянными дождями, работать было очень сложно из-за того, что все болота и реки распухли от воды. Я уже описывал Мегру того времени в одном из своих постов: 1989 год. На Мезень! Часть 3 . Правда, в то время я не знал, что Володина бригада стоит совсем рядом: в каком-то десятке километров ниже по течению Мегры.

Дописана очередная история. Заходите, читайте, пишите комментарии, критикуйте: критикуя, вы помогаете мне писать лучше. Ну а я обещаю написать новую историю.

Осипан – большое озеро в Ненецком автономном округе Архангельской области. Ан по-ненецки означает озеро, а стало быть наше озеро названо в честь какого-то Осипа. Ну вот, а теперь, когда вы уже знаете ненецкий язык, то сможете сами совершенно спокойно перевести названия озёр Рубихан и Турухан.

Весной 1993 года наша сейсмопартия встала на берегу Осипана на летнюю стоянку, поскольку летом в Архангельске сейсморазведчики не работают. Во-первых на тяжёлой технике ходить по местным болотам тяжело и опасно, а во-вторых, экологи лютовали в те времена очень сильно, запрещали по тундре летом ездить. Запросто могли всю работу зарубить. Так что пришлось нам в конце зимнего полевого сезона 1993 года расчистить на берегу Осипана большую поляну, на которой и разместились 10 жилых балков, пара складов и целая куча самой разнообразной техники: трелёвочники, вездеходы, трактора, буровые…

***

Хмурым выдалось начало лета 1993 года в Архангельске. Целыми днями шёл мелкий, противный дождь заливая серым цветом всё вокруг: дома, улицы, людей. Мой межсезонный отпуск подошёл к концу и пора было выходить на работу. Вот только неясно было, что меня ожидает: Мезенская сейсмопартия, в которой я трудился зимой на лето остановила все работы, так что светило мне самое ненавистное занятие всех полевиков – сидение в камералке. С подобными мыслями, такими же серыми, как моросящий на улице дождь, я и отправился в Новодвинскую геолого-геофизическую экспедицию.

– О! На ловца и зверь бежит! – радостно встретил меня начальник сейсмопартии Николай Иванович. – Как в отпуске? Хорошо отдохнул?

– Да вроде нормально отдохнул, - ответил я, опасливо косясь на начальника. Не к добру это, когда начальство встречает тебя с распростёртыми объятиями. Того и гляди запихают куда-нибудь, куда царь и декабристов-то не ссылал.

– Вот и прекрасно, вот и прекрасно! – непонятно чему обрадовался Николай Иванович. – А у меня к тебе есть замечательное предложение на этот сезон! На Осипане кто-то из начальства нужен, чтобы за трактористами присмотреть, пока они технику ремонтировать будут: съездишь, поживёшь на свежем воздухе. Ягод с грибами пособираешь. Не всем же по лабораториям сидеть, аппаратуру ремонтировать.

Почесав в затылке, я согласился на Осипан. Работа предстояла, конечно, не самая интересная, но провести всё лето сидя в лабораторном подвале хотелось ещё меньше. Нет уж, лучше в поле, хоть и не представлял себе, как буду трактористами командовать – я ж не технорук какой-нибудь, а геофизик.

– А как у них там с погодой-то? – спросил я, бросив взгляд в окно на серую паутину дождя.

– А вот, кстати, тебе и первое задание! – ухмыльнулся Николай Иванович. – У них там связь барахлит, так что первым делом наладишь связь. Сходи к радистам, может они какие советы дадут. Ну а потом на склад. Вылет через пару дней.

От радистов я вышел загруженным по самые уши схемами со страшными названиями, а вдогонку мне неслось: «Ну если т-образная не сработает, то нужно будет…» Да как бы ещё все эти наклонные лучи да вибраторы запомнить-то! Зато на складе я весьма удачно прибарахлился новыми болотными сапогами и штормовым костюмом. А потом была беготня с накладными, получение продуктов на лагерь и много мелкой попутной возни с бумагами, разрешениями и закончилось всё это экзаменом по технике безопасности. Ох и тяжёлый был этот бой! Николай Васильевич, начальник отдела ТБ, славился умением вытрясти душу из любого геофизика, попавшегося под его горячую казацкую руку. Так что выпил он из меня кровушки порядочно, но всё же экзамен принял, попутно нагрузив меня журналами по ТБ, очень важными инструкциями и табличками, которые нужно было развешать по всему полевому лагерю...

***

Трудяга Ми-8 тяжело крутя винтом поднялся с аэродрома Васьково, взлетел в хмурое дождливое небо и взял курс на северо-восток, в сторону Мезени. Совершенно неожиданно оказалось, что тучи накрыли только сам Архангельск с окрестностями, а вокруг сияло по-летнему жаркое солнце. Почему-то сразу вспомнилось услышанное в одной передаче: «Люди своими плохими мыслями притягивают плохую погоду, поэтому над городами чаще льют дожди…» Вряд-ли это так, но глядя на мрачную тучу, нависшую над городом, я сразу же вспомнил эту фразу.

Народ в салоне вертолёта, откровенно радовался вылету. Пытаясь перекричать гул винтов, мужики громко делились воспоминаниями о прошедшем межсезонном отпуске, вспоминая свои самые весёлые моменты. До меня долетали обрывки фраз:

– … и тут Бэмс спрашивает: «А Серёга куда делся?» Глянули, и впрямь Серого нет. Так мы его на балконе закрыли! Он там за два часа протрезветь успел, отжимался от пола чтобы не замёрзнуть, а у нас магнитофон орёт – не слышно ни хрена…

– … мы с Мамонтом в автобусе, а он за проезд не платит. Я ему говорю: «Антоныч, билет покупай!» А он: «Так меня никогда не проверяют».

– Конечно! С его-то рожей к нему любой контролёр подойти побоится!

– … Алик в лужу встал в самую середину, и стоит там, ржёт. Менты вокруг покрутились да и ушли – в лужу лезть не захотели…

Деньги, тяжким трудом заработанные в поле, пропиваются мужиками легко и весело, превращая Новодвинск в день зарплаты, в какой-нибудь сибирский городок времён золотой лихорадки. Разве что вместо батистовых портянок покупаются белые китайские кроссовки Адибасы да Абидасы  (были такие китайские кроссовки, если кто ещё помнит), а цыганский хор заменяет громко орущий магнитофон. Через две-три недели, пропив все свои деньги, народ устраивается на работу грузчиками или просто перебивается случайными заработками в ожидании нового полевого сезона, чтобы заработать побольше денег, которые снова можно будет прокутить за яркие две недели следующей межсезонки. Крутится колесо Сансары…

Задач на этот сезон мне было поставлено не то чтобы много, но вполне достаточно, чтобы не скучать в ближайшие два-три месяца. Если не считать того, что я должен был починить радиосвязь и «осуществлять общее руководство подготовительными работами», мне ещё предстояло построить мобильную баню, чтобы зимой народ мог мыться не в тазиках по балка́м, а в нормальной парной с предбанником. Очень уж не хватало нам бани в прошлом году. Для этого вместе со мной ехал мастер на все руки Колька Беляев. Знал я его не первый год: проработал он в моей бригаде два сезона, потом, правда, переметнулся к топографам, но нынче нам снова предстояло работать вместе.

К слову сказать: командовать трактористами и топографами оказалось даже проще, чем я себе представлял поначалу: работу свою они и без меня хорошо знали, так что всё моё руководство свелось к передаче по рации многочисленных заявок на запчасти да вечерние посиделки с топографами Володей Власковым и Яшей Дитятевым за воспоминаниями о Нарьян-Маре, где мы вместе трудились с 1988 по 1991 годы.

А ещё мне предстояло наловить, накоптить и насолить рыбу на всю партию на весь предстоящий зимний сезон. Вот так: ни больше и не меньше! Странные это были времена: советское централизованное снабжение партий и экспедиций отмирало, поскольку практически все склады перешли в частные руки, а вот новые формы закупок продовольствия у частников шли с большим трудом. То денег не было, то товара, то ещё какие-нибудь проблемы. Так что снабжали нас теми остатками, что хранились на складах экспедиции, а вот рыбу предполагалось добывать самим, для чего и была выдана лицензия на лов рыбы сетями и пять 40-литровых молочных фляг для засолки. Заодно решили и копчением заняться, благо и Колька и я этим делом уже занимались. Но всё это нам ещё только предстояло, а пока народ веселился, развалившись на коробках, ящиках и рюкзаках, заваливших салон вертолёта.

***

Лагерь предстал перед нами в очень удручающем состоянии: все балки́ и техника, аккуратно и заботливо установленные весной, оказались стоящими вкривь и вкось из-за оттаявших пней и валёжин, незамеченных под снегом. Так что пришлось нам дня три убить на то, чтобы установить всё более-менее ровно.

С радиосвязью я тоже расправился быстро, растянув над лагерем т-образную антенну, в чём мне активно помогал Колькин племянник Лёшка, за банку сгущёнки забравшись с проводами на деревья. Я подозреваю, что этот неугомонный пацан и без сгущёнки на них залез, но хорошие дела нужно поощрять. Вообще Лёшка оказался у нас кем-то вроде сына полка: сегодня помогал мне возиться с сейсмостанцией, завтра уезжал с Колькой за брёвнами для бани, а потом бежал к буровикам, ремонтировавшим свой трактор. А по вечерам он с нами бегал купаться на озеро или ездил проверять сети. Подозреваю, что в тот год Лёшка провёл свои самые незабываемые каникулы в жизни. Во всяком случае, уезжать домой он точно не хотел.

Вскоре после нашего прилёта, в лагерь наведались три брата из Вижаса, поморской деревушки, стоящей у самого моря на одноимённой речке. Один из братьев оказался хозяином рыбацкой избы, стоящей на Осипане, да и вообще хозяином этого озера, а его братья – хозяевами соседних двух озёр: Узкого и Рубихана. Озёрами владел ещё их отец, а до него их деды и прадеды, о чём недвусмысленно говорила надпись «1892» вырубленная над дверями в развалинах древней избушки, на которую я случайно наткнулся во время своих прогулок по окрестностям озера. Братья довольно спокойно отнеслись к нашему вторжению в их владения, только попросили не баловать в избе, зато разрешили пользоваться их длинной плоскодонной лодкой с мотором. А ещё мы с ними договорились о том, что осенью они продадут нам десять оленьих туш (по одной туше на бало́к) – вопрос с мясом на будущий сезон был закрыт!

И вот теперь, получив нормальную лодку, а не резиновый поплавок, по случайности названный «лодкой» можно было начинать заготавливать рыбу. На озере поставили две сети, а на берегу развернулось строительство коптильни. На крутом берегу был сколочен большой деревянный ящик-коптильня с натянутыми внутри верёвками, на которые развешивали рыбу. По склону от очага, выкопанного у самой воды к коптильне тянулся вырытый в земле дымоход, перекрытый листами железа.

Всё было бы вообще прекрасно, если бы не одно «но»: в окрестных лесах практически не было деревьев, подходящих для копчения. Хвойные нельзя использовать – рыба просмолиться и станет горькой, а от берёзы всё дёгтем провоняет. Оставалась только осина, вот только было её совсем мало. Поэтому и решил Колька съездить на другой берег за осиной. И вот уже наша лодка, ревя мотором, летит по водной глади озера.

В заливе, куда мы приплыли, практически на самом берегу стояла осина. Да не просто какая-то мелкая, а самый настоящий патриарх с огромным стволом и терявшейся где-то далеко в вышине макушке. Видно было, что дерево доживает свои последние дни: большая часть ствола была уже неживой, но нам и такая древесина вполне подходила. Засучив рукава и поплевав на ладони мы быстро завалили дерево и разделали его на части.

– Тут ходки на три дров, - почесав в затылке, сказал Колька. – А фигня, к вечеру всё вывезем.

С погрузкой лодки мы несколько перестарались, в результате чего лодка опасно просела и теперь её борта выставлялись из воды сантиметров на десять-пятнадцать. Жадность – она такая! Я с сомнением посмотрел на воду, плескавшуюся в опасной близости от моих сапог и сказал:

– Ладно, Коль, поехали. Только не гони, а то затонем.

– Не бои́сь, начальник! – жизнерадостно улыбаясь ответил Колька. – Я аккуратно.

Его аккуратности хватило буквально на пару сотен метров, после чего уверовав в непотопляемость нашего дредноута Беляй сделал крутой вираж. Этого вполне хватило, чтобы лодка хватанула воды и стала медленно погружаться. Мы повскакали с мест. Лодка была залита водой практически до самого борта и у меня промелькнула мысль, что если я вот сейчас, ну о-о-о-очень аккуратно, начну вычерпывать воду, то может… Не дав мне додумать эту мудрую мысль, лодка завалилась на бок и перевернулась кверху днищем, вываливая нас и всё содержимое в воду. Я вынырнул и поплыл к берегу, благо до него было всего метров сто. У меня за спиной вынырнул Колька и заорав: «Я пилу держу!», снова ушёл под воду.

– Бросай пилу, дурень! – заорал я, когда он в очередной раз вынырнул из-под воды. – К берегу давай!

Сам я в этот момент тоже решал крайне важный вопрос: сбросить или нет болотные сапоги с ног? С одной стороны набравшие воду сапоги тянули меня на дно, а с другой – они ведь совсем новые! Ну просто ужасно жаль их было скидывать, почти до слёз. Так я и плыл к берегу, разрываясь между логикой и жадностью, и даже совсем было решился скинуть сапоги, как вдруг неожиданно врезался коленями в дно озера. Доплыл! Резво скинув сапоги я поплыл обратно к Кольке, всё так же барахтавшемуся в воде с бензопилой. Уже вдвоём мы закинули пилу на перевёрнутую лодку и отбуксировали её на мелководье. После чего занялись подсчётом убытков. Потерянными оказались: мотор «Вихрь-30» 1 шт., вёсла – 2 шт., стартер от бензопилы «Дружба» -1 шт., топоры -2 шт. А вокруг нас расплывались по воде осиновые брёвна…

Немножко отдохнув и придя в себя, мы с Колькой дружно бросились на спасение вверенного нам имущества. Нам очень повезло, что вода в озере неплохо прогрелась, что редко случается в приполярье. А ещё вода была кристально чистой, так что все наши «потеряшки» лежали на толстом слое ила, покрывающего дно озера, как на витрине магазина. Довольно быстро мы собрали всю мелочовку, провозившись только с мотором: эта железная дура долго сопротивлялась нашим попыткам вытащить её из-под воды. В конце концов мы привязали к «Вихрю» верёвку-чалку, перекинули её через плавающее неподалёку бревно и пользуясь им, как поплавком, вытянули мотор на берег.

… домой мы добрались уже в сумерках, потихоньку гребя вёслами, поскольку двигатель не рискнули запускать без проверки. Бо́льшая часть погруженных на лодку брёвен расплылась по всему озеру, так что вылавливали мы их из воды ещё, наверное, неделю. Оставшиеся дрова мы тоже перевезли, правда, уже не так экстремально и в итоге накоптили 5 больших коробок рыбы, которую ели и нахваливали потом всей сейсмопартией весь следующий зимний сезон.

А ещё срубили хоть и маленькую, но очень приятную баньку с предбанником, каменкой и баком для горячей воды за что народ нам был благодарен пожалуй даже больше, чем за рыбу. Поскольку рыбу-то и зимой наловить можно, а вот попариться после рабочего дня в настоящей бане – это действительно круто!

***

Закончился очередной мой полевой сезон в конце сентября, когда в лагерь заехала новая команда ремонтников во главе с техноруком.

П.С. Ну вот, очередной рассказ написал. Пишите, комментируйте, критикуйте - всегда рад с вами всеми пообщаться!

Что же такое «геологическое доизучение площади»? Представьте, что есть здоровенная площадь на севере Пермского края. Много лет там проводились самые разные работы: поисковые, съёмочные и даже аэрогеофизическая съёмка. В итоге получилось большое лоскутное одеяло с нестыковками, с разным масштабом и уровнем работ. И вот всё это безобразие нам нужно было не просто сшить в одно целое, но ещё и увязать с соседними картами в единое целое. Ну и впервые в то время зашёл разговор о составлении компьютерной модели, а это и мегабайты баз данных по всем проведённым там работам, и оцифровка самой карты, и подготовка её к печати… Работы нам, в общем, хватило на 5 лет с лишним. Но что-то я отвлёкся.

Так вот. С геофизикой, особенно в западной части площади был полный швах: предшественники геофизику не любили, а геологическая съёмка без неё в условиях Уральской тайги – практически деньги на ветер. Сложно связать редкие точки выходов горных пород в единое целое без данных той же электроразведки или магнитки. Так что прошлось покрывать всю западную часть геофизическими профилями. Естественно, шли они под порядковыми номерами и вот в самом конце сезона 1999 года мы добрались до геофизического профиля № 13.

Работа на любом профиле начинается с прорубки, расчистки и разметки этого самого профиля. В начале сезона я и сам выходил на эту рубку, чтобы всё объяснить и показать новичкам в бригаде, ну а к концу сезона рабочие и без меня хорошо справлялись с этой работой. Благо, к тому сезону в бригаде уже оформилось ядро из старых работяг, на которых я мог положиться. Мужики, естественно, успели похохмить по поводу несчастливого номера профиля, но были вооружены топорами, компасами, мерным шнуром и отправлены на работу.

И всё же профиль оказался с заковыркой. В первый же день они сломали топор. В общем-то дело это нехитрое: неудачно ударил или решил использовать топорище вместо рычага – вот оно и не выдерживает. Ну бывает такое! Раз в сезон. Но на следующий день был сломан уже второй топор. Мужики сослались на несчастливое число, на что пришлось пообещать, что если поломки не прекратятся, то рубить профиль они будут колунами: их то точно не поломают. Нет, у меня, как у настоящего хомяка, сушилась пара заготовок для топорищ, но два топорища за два дня – это уже явный перебор!

После моего обещания топоры больше не ломались, так что через пару дней профиль был подготовлен и настала пора для моего любимого геофизического метода – электроразведки ВЭЗ (вертикального электрического зондирования).

Суть этого метода предельно простая: рабочие расходятся из центра установки и тянут за собой провода с длинными железными штырями – электродами. Через определённые расстояния они втыкают электроды в землю, а я пускаю по проводам ток и ловлю прибором прошедший через толщу земли сигнал. По результатам зондирования всегда можно довольно точно сказать, что находится у нас под ногами до глубины этак метров 500. Просто, надёжно, элегантно.

Единственный минус этого метода – большое количество железа, которое всё время приходится тащить на себе: все эти катушки с проводами, аппаратура, батарея, стульчик оператора… Примерно как в том старом анекдоте про мужика с понтовыми часами и двумя чемоданами с батареями. Сейчас, конечно, всё компактнее и легче стало.

Работу решили начать с самого дальнего конца профиля, поскольку находился он примерно в 9 км от лагеря: 3 километра от лагеря по дороге и 6 км по самому профилю до его начала. Таскаться на такое расстояние каждый день глупо, поэтому дальний конец решили отрабатывать с выбросом, т.е. с романтичной ночёвкой в лесу под ёлочкой у костра. Так, конечно, не очень-то удобно, да и холодно бывает ночевать в лесу в конце сентября, зато какой стимул побыстрее отработать дальний участок!

А профиль нам достался прямо скажем гадостный и полностью оправдывающий свой несчастливый номер. Первые 4 километра от дороги были сплошными вырубками, и были они просто ужасными: плохо очищенными, с завалами из спиленных и брошенных деревьев, с кучами гнилых ветвей, оставшихся от разделки деревьев да ещё и густо заросшие иван-чаем и крапивой. Ходить в таких местах очень сложно, поскольку под ногами в густой траве ничего не видно, а там сам черт ногу сломит! А ведь нам предстояло там ещё и работать. Ну что же, назвался геофизиком – полезай в выруб!

В общем, подхватили мы всё своё железо и отправились на дальний конец профиля, где организовали небольшой лагерь: смастерили навес из жердей и куска полиэтилена, да накидали под него елового лапника. Чтобы мягче и теплее спалось. Ага, щас!

Лагерь мы поставили на самой границе выруба, за которой начинался настоящий, не тронутый человеком, как мне тогда показалось, лес. Вековые ели, огромные пихты: работать в таком лесу – одно удовольствие. Отдохнув в лагере после дальнего перехода, наша бригада пошла к нулевому пикету, с которого и начинался наш профиль. По пути туда я всё никак не мог нарадоваться чистому лесу, как вдруг заметил что лес стал уже совсем ухоженным. Настолько, что мне начало казаться, что деревья вокруг растут ровными рядами. Я притормозил и осмотрелся: деревья действительно были высажены, да не просто какие-нибудь ёлки, а самые настоящие липы! А они на Северном Урале встречаются примерно так же часто, как и финиковые пальмы. Деревья стояли ровными широкими аллеями и судя по размерам, высажены они были не меньше ста лет назад, ещё в царские времена. До сих пор жалею, что не прошёлся я по той липовой аллее. Что бы увидел в конце аллеи? Но время нас поджимало и разгуливать было совершенно некогда.

Самое интересное, что ни на одной карте я не нашёл никакого упоминания о жилых местах в том краю, а карт я пересмотрел много: и новых и старинных. Но ведь липы просто так никто садить не стал бы, просто потому что нужно было тащить откуда-то саженцы и ухаживать за ними, чтобы не перемёрзли они в первую же зиму. Значит и жильё где-то неподалёку должно было когда-то быть! Но где?

Мы начали работу и практически сходу порвали провод на катушке. Ну а что вы хотели? Конец сезона, провода и те уже не выдерживают нагрузки. Отремонтировал, работаем дальше. Порвали приёмную линию. Отремонтировал. Отпал электрод. Да, блин горелый, 13-й профиль!

Закончив очередную точку, я отослал мужиков на следующий пикет, а сам решил побыть немножко в раздумьях на лоне природы, благо совсем неподалёку от точки росли вполне подходящие для уединения кустики. Обдумав всё что можно, я вышел из-за куста на профиль… и не нашёл его! Ну вот нет его и всё тут!! Прошёл метров 50 – нет профиля. Развернулся, вернулся обратно – всё равно его нет! Пропал! Орать рабочим, что я заблудился, было даже как-то обидно – лес такой чистый, что заблудиться в нём вроде бы совсем нереально. Так что я начал ходить челноком туда-сюда в надежде на то, что рано или поздно наткнусь на свой профиль. Раз, наверное, на шестой своего челночного бега я наконец-то наткнулся на зарубки на дереве. Нашёл! Правда, вышел на профиль уже не позади рабочих, а впереди.

– Слышь, Иваныч! А ты чё вокруг нас кругами бегал? – спросил меня Юра Новиков, один из старожилов моей бригады. – Сидим ждём, смотрим Иваныч мимо нас прошёл и вправо ушёл, потом влево сбегал, потом опять вправо… Заблудился, что ли?

– Местность изучал, - буркнул я, садясь на свой операторский стульчик. Рассказывать что заблудился как-то совсем не хотелось. Есть у меня лёгкое подозрение, что рабочие не очень-то поверили в это объяснение, больно уж рожи у них были улыбающиеся. Ох уж мне этот тринадцатый профиль!

В общем, за два дня мы всё же умудрились отработать дальний конец профиля, хотя он, казалось, решил поиздеваться над нами по полной программе: провода рвались с регулярностью раз в полтора-два часа, обрывались электроды. А в конце второго дня зарядил мелкий противный дождь, отсырел прибор и начал нещадно бить меня током. Пора было возвращаться на базу.

Возле тента разгорелись нешуточные страсти: часть рабочих во главе с Юрой Новиковым собралась идти на базу несмотря на дождь и начинающиеся сумерки, а мы с Константином Константиновичем предлагали ещё раз переночевать на выбросе, а в лагерь идти уже утром. Нам с Костей уже не раз приходилось ночевать в лесу, так что мы нисколько не переживали на этот счёт, но наши новички Вася с Серёгой поддержали Юру. Удерживать я их не стал, всё же не дети малые, но сам остался на ночёвку.

Дождь лил всю ночь и затих только под утро. Выпив напоследок чайку, мы свернули остатки лагеря и тоже отправились на базу. Пришли мы туда вовремя – к самому завтраку. Повариха встретила нас радостным криком:

– Пришли! А ваши-то только час назад притащились, всю ночь по лесу шарахались. Сейчас отсыпаются.

В общем, не рассчитав того, что придётся 4 километра идти по вырубке, ушедшие парни не успели выйти с профиля до темноты. А впотьмах они «слетали» с профиля, потом снова его находили, снова теряли, промокли насквозь, набили шишек и насадили царапин. Так что на базу вышли в очень потрёпанном виде, а потом ещё целый день отсыпались после ночных похождений. А потом было четыре километра работы на вырубке, которые вымотали нас так, что казалось, будто дурацкий тринадцатый профиль уже никогда не закончится. Но всё-таки мы сумели его отработать! Почти…

Предпоследняя точка на профиле расположилась неподалёку от древней речной террасы. Метрах в пятидесяти от пикета земля вспучивалась резкой ступенькой, скрывавшей от нас всё, что происходило впереди. Странное место, мрачное и замшелое. Ну да нам не привыкать работать в странных местах. Я включил свой горячо любимый автокомпенсатор электроразведочный АЭ-72 и скомандовал «Вперёд!» Пара рабочих, подхватив электроды, стала расходиться в разные стороны от пикета, время от времени по команде второй пары, следящей за метками на проводах, останавливаясь и вонзая электроды в землю. Запели свою ржавую песню катушки и вскоре Константин Константинович, идущий вперед по профилю, скрылся за бугром террасы. Примерно через полчаса (а столько времени обычно уходит на одну точку) катушки с проводом размотались на свои положенные 500 метров; я снял последний замер, выключил прибор и скомандовал:

– Переходим!

Серёга Кудрявцев, потягиваясь, встал с сиденья, на которой была закреплена катушка: работяги их называли железными конями, штука, хоть и громоздкая, зато удобная: можно и сидеть и катушку крутить – всяко удобнее, чем таскать такую катушку на шее. И тут Неожиданно «конь» подпрыгнул, рванул вперёд и исчез за бугром. Наступила немая сцена…

– Иваныч, а что это было? – почему-то шёпотом спросил Серёга.

Вот бы знать! На такой рывок ни у одного рабочего сил бы не хватило – слишком тяжело на 500 метров даже провод тащить, а уж про то, чтобы его дёрнуть так, чтобы катушка улетала – тут и говорить не о чем. Больше всего это напоминало встречу катушки с машиной если бы не одно но: единственной машиной, которая здесь ездила, был Зил-130, который забросил нас сюда летом да ещё раз приезжал в начале осени с продуктами. А других машин здесь лет 30, а то и 40 не было. Со времён заброшенной зэковской зоны, на которую мы случайно наткнулись во время работы.

Подниматься на бугор за катушкой было действительно страшно, я же не знал, ЧТО меня там ожидает. Но делать нечего: всё же я начальник, не стоит свою трусость рабочим показывать. Поднялся на бугор и увидел катушку, застрявшую в ветвях здоровенной ёлки. Кое-как вытащив её оттуда (это какой же был рывок, что она так крепко застряла?!), я пошёл по проводу разыскивать Константина Константиновича. Хорошо, если он в момент рывка за провода не держался, а если держался? Оно, конечно, по технике безопасности не положено, но мало ли что.

На моё счастье Костя сам вышел мне навстречу. Живой и здоровый, что нельзя было сказать об электродах, которые он держал в руках. Толстые стальные стержни были напрочь оборваны от провода и загнуты в тугую дугу.

– Константин Константиныч! Что у тебя тут за битва произошла? – спросил я работягу, разглядывая загнутые электроды.

– Да лось со всей дури в провода влетел. Запутался в них да как дёрнул - у меня электроды метров на десять в воздух улетели!

Установка была разбита напрочь, так что ни о каком продолжении работы разговоров уже не было. Свернув работу, мы вернулись в лагерь. Так совершенно неожиданно и закончился полевой сезон 1999 года.

И хоть не верю я во всякие приметы и суеверия, но иной раз нет-нет да и вспомню этот странный 13-й профиль.

P.S. Когда-то я уже писал про этот профиль, но без особых подробностей, сейчас всё переписал полностью, надеюсь интересно получилось. А вообще - пишите, комментируйте, критикуйте. Общаться с вами всегда интересно!

Полевая база нашей партии стояла недалеко от большого зимника, соединяющего Нарьян-Мар с посёлком Варандей. По нему наша техника заехала на участок, по нему же бензовозы привозили в лагерь соляру и бензин. Ездили по нему и другие машины: всё же зимник оставался единственной дорогой, соединявшей столицу округа с его северными и восточными окраинами, так что движение по нему было довольно оживлённое. Не Москва в час пик, но по заполярным меркам весьма интенсивное: две-три машины в день проезжали обязательно. А то и четыре! Чаще всего машины ходили стайками, что в общем-то совершенно правильно: мало ли что может случится с машиной в дальней дороге, а одному в тундре пропасть можно легко и непринуждённо.

Наш профиль несколько раз пересекал вьющийся змейкой по тундре зимник. Пересекали его и наши провода, поэтому каждый раз приходилось их закапывать, чтобы проезжающие машины не смогли зацепить, порвать или утащить провод. То ещё удовольствие долбить канавку в укатанном до твёрдости асфальта снегу, укладывать в неё провод, засыпать и утаптывать его снегом. Но что поделать – потерять целый километр медного провода гораздо хуже!

В тот февральский день ничто не предвещало надвигающегося приключения. Ярко и совсем не по-зимнему светило солнце, откровенно намекая на окончание зимы и приближающиеся отгулы на 23 февраля и 8 марта. Наша станция в очередной раз пересекла зимник и встала метрах в 200 от него на очередной точке профиля. Мы с Женей сгоняли к зимнику, где прикопали провод. Или питающую линию, если говорить геофизическим языком. После чего мой бессменный работяга отправился на дальний конец провода, чтобы подключить его к скважине, а я - обратно к станции. На крылечко станции выбрался из своего трактора Иван. Закурив, он осмотрелся и сказал:

– Машины по зимнику едут.

«Ну, машины и машины, не трактора, - подумал я. – Провод прикопан, да на и колёса его фиг намотаешь». Открыв панель, я потянулся за проводом, чтобы подключить его к станции. Неожиданно провод вырвался у меня из рук и упал обратно на землю.

– Блин, Женька что ли балуется? – буркнув, я потянулся за проводом, но он снова отскочил от меня метра на три. Что за, блин, шуточки?! Я в очередной раз попытался поймать провод, но он, ускоряясь, потянулся в сторону зимника. И это были уже явно не Женькины шутки. За бензовозом, промчавшимся мимо нас, волочился длинный распушённый трос, который зацепил наш злосчастный провод и поволок его за собой в стольный город Нарьян-Мар. В общем-то, бог бы с ним, с этим проводом, но на дальнем его конце, вцепившись в провод руками и выпучив от страха глаза, ехал на лыжах мой Евгений!

Он, как и я, решил что кто-то вздумал поиграть с ним в перетягивание каната, поэтому обмотал провод вокруг руки, чтобы точно не вырвали. Из рук он его не выпустил, поэтому оказался в роли водного лыжника, несущегося по глади тундры за ЗИЛом. Теперь отпускать провод ему было уже просто страшно!

Я рванул на станцию к рации, благо включены они у нас были в режиме постоянной работы. Быстренько связавшись с топографами, сидевшими на базе, я заорал:

– Мужики! Ловите бензовоз, он нашего Женьку увозит!

Топографы выскочили на зимник и начали яростно махать руками, чтобы затормозить машины. Водитель, увидев нездоровый ажиотаж на дороге, глянул в зеркало заднего вида и понял, что его сейчас будут бить. Может быть даже ногами. Поэтому вместо того, чтобы затормозить, он нажал на газ и остановился, только когда отъехал от базы ещё с полкилометра. Там он выскочил из машины, быстро скинул зацепившийся провод с троса и пулей заскочив в кабину, рванул по газам. Подозреваю, что остановился он только в самом Нарьян-Маре.

Женю на базе встречали как героя! Ну ещё бы: и за машиной прокатился, и провод спас, и даже лыжи не сломал. До станции он добрался часа через полтора, волоча за собой злосчастную питающую линию. Работа в этот день накрылась медным тазом, так что я отправил Женю отдыхать и приходить в себя, а сам ещё полдня ремонтировал провод, заматывая изолентой содранную во многих местах изоляцию.

Кукурузник

Самый главный звук, который рад услышать любой засидевшийся в полях геолог – звук летящего вертолёта. Даже сейчас, через много лет после окончания полевой деятельности, при звуке работающих винтов у меня сладко замирает сердце в предвкушении чего-то очень хорошего. Ну ещё бы, ведь с ним прилетают в полевые лагеря письма и посылки с Большой земли, долгожданные заказы, продукты и многое другое. И конечно же на вертолёте можно вылететь на отгулы.

За два зимних месяца народ сильно истосковался по жёнам, тёплым туалетам и горячей ванне, так что новость о том, что скоро нас будут вывозить в Нарьян-Мар, была встречена с неподдельным энтузиазмом. Топографы ринулись строить взлётно-посадочную полосу, потому что вывозить нас в этот раз должен был знаменитый кукурузник Ан-2. Это вертолёту особых площадок делать не нужно: расчистил квадрат 5 на 5 метров да флажками его отметил. Для кукурузника на льду озера расчистили полосу длиной метров в 100, отметили её флажками и подвесили на длинный шест полосатую колбасу указателя ветра.

В ожидании самолёта народ ринулся на рыбалку: кому же не захочется привезти домой подарок «от зайчика»? Мне подарки везти было некуда и некому, но то самое место, что отвечает у нас за тягу к приключениям, опять толкнуло меня в поезду с рыбаками. И это несмотря на то, что зимней рыбалкой я никогда не занимался, а уж установкой сетей под лёд – тем более. Поскольку лицензия на лов рыбы сетями у отряда была, то естественно никому и в голову не пришло сидеть на озере с удочкой. Только сеть, только хардкор!

Вообще-то мне довелось увидеть как рыбачат с помощью сетей на зимнем Байкале. Но там просто-напросто вырубалась огромная майна, куда погружалась сеть, которую потом тихонько вытаскивали обратно. Примерно так я это себе и представлял.

Всё оказалось совсем не так. Для начала во льду прорубили несколько лунок, расположенных в ряд по длине сети. Тут уж мне пришлось помахать топором и пешнёй - коротким и тяжёлым гранёным ломиком. Зря что ли приехал? Затем в самую крайнюю лунку при помощи длинного шеста начали затаскивать сеть так, чтобы дотянуться до следующей лунки, где сеть подхватывали крюком. Затем операция продолжались до тех пор, пока вся сеть не ушла под воду. В общем-то не слишком сложно, но руки от холодной воды довольно быстро замерзали, так что время от времени народ бегал греться к выхлопной трубе вездехода. Наконец, сеть была установлена и мы отправились обратно в лагерь. Ну а снимать сеть приехали уже на следующий день.

Улов, а он был весьма неплохой – распределили между всеми желающими. Побольше тем, кто рыбачил, поменьше остальным.

Досталась пара здоровенных чиров (смешная и очень жирная рыбина с поросячьим вздёрнутым носом) и мне. Вот только везти их было некуда, так что мы с Иваном, недолго думая, этим же вечером пожарили их и съели с большим удовольствием.

А на следующий день прилетел Ан-2. Сделав пару кругов над нашим лагерем, самолётик, игнорируя нашу взлётку неожиданно резво плюхнулся на лёд, сделал вокруг себя пару оборотов и затих.

Топограф Володя Власков, лично руководивший строительством взлётно-посадочной полосы, только горестно вздохнул, глядя на это форменное безобразие. Сколько труда он вложил в это строительство!

Из самолёта выбрался пилот, потоптал лёд и помочился на самолётную лыжу под радостные вопли трактористов: «О! Свой мужик!» После чего махнул рукой, приглашая нас на борт. Народ дружной стайкой с баулами и рюкзаками потянулся к кукурузнику. Пошёл и я, хоть и боязно было лететь на этом чуде техники: очень уж много историй ходило про то, как в нём плохо становится. В реальности всё оказалось гораздо проще – хоть и болтало самолётик в полёте весьма ощутимо, но вполне терпимо.

Салон Ан-2 изнутри очень сильно напоминал покрытую изморозью цистерну, в которую кто-то напихал железных лавок. Удобства эти лавки практически не добавляли, да ещё довольно ощутимо холодили пятую точку опоры. Время от времени из кабины самолёта выходил лётчик и прогуливался по салону, размахивая руками и приседая. Мужики в эти моменты весьма серьёзно напрягались, потому что видели брошенный штурвал через открытую дверь пилотской кабины. Да и меня в этот момент очень сильно интересовало: какой такой автопилот ведёт наш кукурузник по курсу? И вообще, как лётчики умудряются ориентироваться в полёте, ведь под нами расстилалась абсолютно ровная белая равнина! GPS в те времена ещё не придумали, а компас всё же не так надёжен в использовании. Но, видимо, как-то ориентироваться они умудрялись, потому что через пару часов мы приземлились в Нарьян-Маре, а не где-нибудь в Воркуте или Индигирке.

Чему лично я был весьма рад.

P.S. Ну вот, написана очередная часть моей истории про Нарьян-Мар и геофизику. Прошу прощения у всех подписавшихся, что пропал так надолго. Но нужно было как-то продвинуться с работой, а то набрал её слишком много. Постараюсь следующий пост так долго не затягивать, тем более там осталось не так уж и много.

Читайте, комментируйте, критикуйте - отзывы всегда помогают писать лучше!