ЯПОНСКИЙ САДИК
В любой семье утро – это неспокойное время. У кого-то мысли блуждают уже в новом дне, кому-то хорошо забытое старое не даёт покоя, застрявшие во вчерашнем, просто пережёвывают прошедший день, забыв, что уже наступило завтра.
- Почему одежда у всех зелёная? – удивился Гриня и по совместительству глава семейства.
- Мне нравится зелёный цвет, он полезен для глаз – успокаивает, – пояснила из кладовки Люся и по совместительству супруга Грини. Она пыталась найти такую штучку, которой удобно ковырять везде. При её работе садовником, ой, неправильно, в трудовом договоре значилась должность ландшафтного дизайнера, приходилось многое уметь делать своими руками с помощью своих же штучек.
- А мне нравится фиолетовый! – громко закричала дочь мужчины и женщины, прыгая на кровати родителей.
- Перестань скакать! – синхронно одёрнули девочку Люся с Гриней.
Нацепив зелёные футболки, которые успокаивают, семья приступила к завтраку. Девочка размазывала кашу по тарелке витиеватыми узорами. В сердцевину композиции Люся положила кусочек сливочного масла, который сразу же начал превращаться в жёлтую лужицу увядающего одуванчика.
Супруга Грини колупала стриженными ноготками скорлупу варёного яйца, чтобы запастись калориями до обильного обеда по случаю, и мысленно пыталась решить дилемму – съесть ещё кусочек хлеба с маслом и сыром или всё-таки придерживаться диеты до обеда?
Супруг Люси сосредоточенно поглощал вчерашнюю котлету, разогретую с макаронами в микроволновке. Он ни о чём не думал, за исключением важного: где взять деньги на ремонт недавно купленного двухколёсного ретро с коляской и потёртым клеймом «Урал».
- И всё-таки, почему мы зелёные? – Гриня уставился на жену немигающими глазами.
- Ты опять всё забыл. – Люся улыбнулась: муж был прекрасным, правда прекрасным семьянином и любящим отцом – вот так затёрто, но очень точно. Она почувствовала – мой, как только увидела парня, который исподтишка разглядывал её – занятую стрижкой кустарника с секатором в руке, но… Гриня с трудом понимал намёки. – Тебе не нравится зелёный? – уточнила Люся.
- Мне нет дела до зелёного, но почему-то не хочется быть газоном с твоей работы прямо с утра. Кстати, так о чём я забыл?
- Плечо… - Обронила Люся, пристально смотря мужу в глаза.
Бородатый дядька уткнулся лбом в горячее плечо и заплакал. Никогда не плакал, а тут… Он даже сам себе не мог объяснить, почему именно сейчас прорвало эту железную плотину, умело сдерживающую мегатонны воспоминаний и загнанные эмоции.
Тектонический сдвиг вызвало плечо. Смотрел-смотрел на это хрупкое плечико, обтянутое зелёной футболкой и вдруг понесло…
Вспомнилась сочная трава, которую отец хотел покосить, а мама восклицала: «Ни в коем случае! Это уголок живой природы, который уже нигде не сыщешь!». Мама, родившаяся в городе и всю жизнь ходившая по серой поверхности асфальта, была в неописуемом восторге от зелёных побегов у себя «в поместье» – так пафосно назывался небольшой участок в четыре сотки с одноэтажным домиком и покосившимися хозпостройками, к которым причислялся не только сарай, но и маленькая банька, вросшая в землю того самого поместья.
- Не иначе – зов предков, – усмехался отец, загоняя в «стойло» обветшалого сарая чудо современной техники – газонокосилку. В его деревенской юности таких не было. "Всё ручками, всё ручками" – добавлял он, любовно оглаживая свою помощницу.
Уголок живой природы постепенно разросся и превратился в ухоженную лужайку – всё-таки не зря отец купил газонокосилку. Украшал лужайку, как и полагалось по новомодным канонам загородного ландшафта, японский садик с небольшой кучкой камней, вывезенных со стройки ночью за некоторую мзду охраннику, и причудливо стриженные кустарники. Последние приобретались совершенно легально на оптовом рынке для садоводов.
Специальный человек – садовник, превратил обычные зелёные прутики в «модель вселенной», согласно философии японской парковой культуры, напоминающую по форме колокольчики. Мама назвала стриженные прутики умопомрачительным словом из шляпного жаргона – клош.
Клошей – это уже из жаргона отца, полагалось стричь особыми видом секатора и кустореза, а потом опрыскивать стимулятором роста.
Схема «обрезать и прыскать, чтоб быстрее росло» – вызвала когнитивный диссонанс у отца с приступом гомерического хохота. На что мама надменно ответила: «Невежей был, невежей помрёшь!». Затем быстро удалилась в опочивальню, чтобы не видеть, как отец «уродует красоту» простыми садовыми ножницами, оставивших от клошей только одно воспоминание.
После такого акта вандализма на семейном совете мамой было решено: отныне и навсегда вызывать садовника не только для клошей, но и вообще для поддержания стиля.
Отец сделал вид, что обиделся, и при каждом удобном случае повторял: «Моя мне не доверят даже клошей!». Считалось, что после таких слов он может саботировать любые работы в поместье, если они не входили в его планы.
В начале августа случился пожар, после которого не осталось ни лужайки, ни клошей из японского садика. Родителей тоже не осталось.
Зелёная футболка на плече стремительно мокрела, а Люся боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть безудержно расчувствовавшегося кавалера. Успокоившись, Гриня предложил стойкой девушке навечно остаться его дамой сердца и матерью будущих детей, если таковые появятся.
С тех пор день «зелёной футболки» превратился в домашний праздник, о котором Гриня напрочь забыл. Он забыл, как упорно Люся помогла ему вернуться из горя и принять, что изменить ничего нельзя. Есть только сегодня, в котором дочь любит фиолетовый, а жена деликатно старается напомнить ему о дне, в котором они обрели единение. Есть он, который забыл про главное – его окружают любимые и любящие, а зелёная футболка – это символ их счастливой жизни.