Схиархимандрит Андроник (1)
После закрытия Глинской обители схиархимандрит Андроник (Лукаш) жил в Тбилиси, в домике митрополита Зиновия. К сожалению, я редко навещал этого подвижника и поэтому немногое знаю о его жизни.
Схиархимандрит Андроник находился в полузатворе, из дома выходил только в храм, и я не решался беспокоить его без особой причины. Приходя к нему домой, я каждый раз заставал его в одном и том же положении: он, нагнувшись, стоял перед аналоем, на котором лежала раскрытая Псалтирь. Мне говорили, что отец Андроник келейно совершает все службы по уставу Глинского монастыря и в перерывах читает Псалтирь. Это правило занимало у него боʹльшую часть дня и ночи.
В келии у отца Андроника на стене висели два листа бумаги. На одном были написаны слова Иисусовой молитвы, а на другом стих псалма: «Да не возглаголют уста моя дел человеческих». Эти слова на стене келии словно высвечивали два главных подвига духовной жизни старца: молитву и неосуждение.
С именем Иисуса Христа он пришел в Глинскую обитель, с Иисусовой молитвой он беспрекословно исполнял все монастырские послушания. Даже будучи уже братским духовником, он, подобно новоначальным монахам, копал грядки на огороде, полол сорняки, мыл полы в комнатах для гостей, чистил картошку на кухне. С именем Иисуса Христа он пережил голод, болезни, ужасы застенков и лагерей, где только чудо Божие спасло его от неминуемой смерти.
Схиархимандрит Андроник вспоминал, как однажды начальник тюрьмы, напившись допьяна, в каком-то сатанинском озлоблении хотел убить его. Когда отец Андроник понял, что ему угрожает смерть, то первой мыслью было – как поступить с Запасными Дарами, которые он тайно носил на груди для ежедневного причащения. Среди заключенных в лагере было много епископов и священников, иногда удавалось тайно отслужить литургию и освятить Дары, которые потом священнослужители хранили под видом сухариков. Отец Андроник быстро развязал узелок и проглотил Дары. Начальник тюрьмы удивился тому, что арестант решил что-то съесть перед смертью; он вынул револьвер, направил дуло на отца Андроника, выругался и нажал на курок. Револьвер дал осечку. «Тебе повезло», – сказал он и от злости бросил револьвер на пол.
...Шло время. Умирали духовные друзья старца; единственным другом для него оставалась Иисусова молитва. Она была для него защитой, утешением, отрадой и неистощимым источником его духовных сил. Молитва как звезда сияла в его сердце, и ее лучи озаряли его лицо радостью; но это была другая радость – утешение благодатью. Он написал слова Иисусовой молитвы на стене келии как завещание своим духовным чадам, в назидание своим посетителям. Он, словно богач, открыл свою сокровищницу, чтобы одарить драгоценностями друзей и гостей. Если жизнь человека –это странствие, то Иисусова молитва – песня путника, песня о когда-то потерянном Эдеме и вновь возвращенном рае.
Иисусова молитва проясняет образ Христа, невидимо пребывающего в душе человека, она становится внутренней иконой для монаха. Золотой фон иконы означает вечность. Для внутренней иконы – Иисусовой молитвы – тоже нужен фон – внутреннее безмолвие. Оно достигается через борьбу с помыслами, контролем над пятью чувствами – волевой преградой для внешних впечатлений, которые, оседая в памяти, заглушают, как сорняки – цветы, слова Иисусовой молитвы. Поэтому вторым заветом старца помимо Иисусовой молитвы, который читали посетители на стене его келии, был стих псалма: «Да не возглаголют уста моя дел человеческих».
Что бросалось в глаза при встрече с отцом Андроником? – Радость, которая светилась во всем его облике. Старец всегда был бодр. Он не интересовался тем, что происходило в мире, как будто ограда домика, где он жил, была крепостной стеной или берегом острова, за которым простиралось огромное бушующее море. Образно говоря, наш взгляд направлен по горизонтали – скользит по поверхности земли: мы живем ее страстями, жадно впитываем в себя новости о том, что происходит в мире, как бы бросаем свою душу в вечно бушующее море. Земля стала нашей стихией, и поэтому имя Иисуса Христа не сочетается с нашим сердцем – в нем другой дух, дух страстного мира, пленниками которого мы стали и настолько свыклись с этим пленом, что, кажется иначе жить нельзя.
Взгляд старца был другим. Он был устремлен ввысь, как бы направлен по вертикали: он только касался земли, но сердцем и умом жил в другом мире, все окружающее словно исчезало для него. Беседуя с людьми, он как бы жертвовал собой, так как эти беседы отвлекали его от самого главного – от молитвы.
Продолжение следует…
(Воспоминания написаны до причисления старцев к лику святых) Архимандрит Рафаил (Карелин), из книги «ВСТРЕЧА С ПРОШЛЫМ»
