Пришлые Глава 5⁠⁠

5

-Всё... Всё - хватит с меня этого театра, братишка! Это - жизнь, мальчик, жизнь, а у жизни есть свои правила, по которым и надо жить, а не комедии ломать! – Павел шагал взад и вперёд по палате, временами бросая на Никиту тяжёлые взгляды. Двое других больных только вышли в столовую на обед, и Павел дал волю своим чувствам.

-Ну, ничего страшного нет, ни что не задето, а ты причитаешь, словно я при смерти. – Никита для большего убеждения сел на кровати. – Ну, успокойся уже, всё нормально.

-Нормально? Ты говоришь - нормально?.. Нормально будет уже тогда, когда ты мне скажешь, кто нацепил тебя на вилы. Твоим делом буду заниматься я, а мне ты уже не пропихнёшь, про несчастный случай с неумелым обращением вил. Плевать мне на твои пацанячьи расследования - мне ты раскажешь правду, а я буду делать всё так, как я хочу, как нахожу правильным я, как надо! – Он подошёл к окну и, ударив по подоконнику, стал рассматривать заснеженный больничный сад.

Никита, медленно встав с кровати и обув тапочки, подошёл к умывальнику. Стараясь не напрягаться, он, осторожно шевеля руками, умылся. Потом вернулся снова к кровати и присел на неё с краю.

-Тебе, что, уже ходить можно? – скрывая небольшуя тревогу, спросил брат.

-Я уже жалею, что сообщил тебе про больницу. Недельку пролежал бы без посещений и без твоих наставлений. Мне бы с тобой поговорить о деле, посоветоваться... А ты....

-Посоветоваться? Это хорошо, если вовремя. И это время пришло, я советую тебе – дай возможность мне действовать, или завтра я тебя ни то, что в больнице, вообще нигде не найду. Скажи Никита, кто это был? Архип?

Хоть и не хотел Никита сейчас ничего говорить ему, но знал, что Павел отходчивый и может ему ещё уступить один шаг.

-Нет это был не Архип... Зато в Архипа метились...

Он рассказал ему про свою поездку к староверам, про знакомство с Архипом, про мужика с вилами и как эти вилы продырявили ему его толстый тулуп и проткнули грудь до рёбер, но дальше не пошли.

-...Мужик этот, Семён, сам и привёз меня в город до больницы. Сильно он переживал за то, что сделал. А я много от него узнал, пока ехал с ним, очень много. Воспользовался, так сказать, его расстройством. Но не винить же мне его, Павел, что я закрыл того, который, наверное, заслуживает наказания?

-А, что Архип, где он сейчас?

-Он должен был уйти, как и хотел. Николай, наверно, навестит меня, и я от него узнаю. А переживал Архип сильно, обещал на обратном пути заехать, а я уже знаю, что буду делать – в скит проситься буду. Доверие его я заслужил полнейшее, ты бы видел, как он восторженно на меня смотрел. Думаю я, что мужик этот мне хорошо помог..., с вилами. - Никита криво усмехнулся, дотрагиваясь до груди.

Павел устало посмотрел на него – ему уже давно надоели братишкины догонялки, перерастающие в серьёзное дело, участие в котором его, Никиты, было совсем неудобно для него. Но он оставался единственной зацепкой в поимке Архипа.

-Теперь, Никита, послушай, что узнал я: правда, беглый этот Архип – Архип Данилов. За религию он сидел. Стрельнуть его тогда надо было, а не на нары. Получил я письмо с тех мест, где он «истине» учил и где судили его по причине двух смертей, но отбрехался он тогда от вышки, да и шума наделали его почитатели: заседания суда каждый раз пытались срывать, чуть ли ни демонстрацию устроили там, так что он червонцем отделался. А смерти ведь были. И не две, а пишут, что больше. Хороший там милиционер мне попался, на мой запрос даже больше, чем я ожидал, ответил. Но вот дело они не смогли раскрутить - не было прямых доказательств. Но я теперь его возьму, Никита, я обязан это сделать.

-Но сперва найдём Анну, а уже потом он будет твоим.

Они посмотрели друг другу в глаза и так замерли на несколько секунд. Никита боялся, что если Архипа возьмут прежде, нежели он найдёт Анну, то он не сможет уже никогда её найти.

Павел начал потихоньку закипать: подобное происходило с ним всегда, когда что-то намечалось к разрушению его задуманых планов.

-Скажи, было ли в тот раз, с Архипом, что нашли были скиты, или ещё что-нибудь в этом роде? - спросил Никита и машинально притянул ладонь к груди – от напряжения болезненно потянули повреждённые мышцы. Павел мог уже сейчас начать гонки за Архипом и разрушить этим всё.

-Угадал, братишка, даже трупов не нашли, были только пропавшие, которых мёртвыми видел один единственный свидетель, но против него нашлось намного больше свидетелей. - Павел понял, к чему клонит Никита и стал немного успокаиваться. - Но не нравится мне, Никита, что ты делаешь. Даже этот мужик - ты простил его, не простишь ли ты и Архипа как-нибудь. А то, больно ты начитаный стал, может и церковь скоро начнёшь посещать? - За всё это время Павел позволил себе немного улыбнуться, показывая, что смягчается.

-Архип – это совсем другое дело, да и вера его хоть и из Библии, но что-то с ней не вяжется. Толкует он её на свой лад, по своим фантазиям.

-Ну-ну, ты мне ещё про боженьку расскажи с ангелочками.

Никита проигнорировал его насмешку и, как ещё когда-то в детстве, имея нужду в помощи старшего брата, сказал, испытывая его любовь и доверие: 

-Я прошу тебя, Павел, не предпринимай сам ничего, осталось совсем чуть-чуть, а потом ты с Архипом делай, что хочешь. Я прошу тебя.

-Это ты без меня больше не делай ничего.

Тут в палату вошли двое больных, обсуждающих скудное обеденное меню и братьям пришлось выйти в коридор. Там они ещё некоторое время оценивали сложившуюся ситуацию, каждый выдерживая давление друг друга, но Павел всё же уступил, не переставая внутри себя удивляться, на какую великую глупость он идёт…

Дома он весь вечер мерил зал своими большими шагами и, отправив детей предварительно к тёще, на повышенных тонах объяснял и себе и жене, молча наблюдавшей за ним, о своей и о братишкиной дури. Жена уже привыкла к его не столь частым, но бурным обсуждениям затруднительных ситуаций, экстренному отсутствию детей и неспокойной ночи. Раньше она ещё пыталась ему советовать, думая, что он в этом как раз и нуждается, рассказывая ей всё и размышляя вслух о происходящем, но сразу поняла, что подобных мыслей - о её участии в его делах, у него совсем и не было, он был не из тех, кто нуждается в советах, используя её всего лишь как слушательницу. Со временем она привыкла к этому и, оставляя все дела, набираясь терпения и ниток, сидела, вязала и молча слушала его.

Но когда всё это приключилось с Никитой, подобное стало происходить чаще. Брат Павла ей очень нравился и за его судьбу она переживала не меньше мужа, и здесь она находила силы высказывать мужу свои мысли. Но Павла это ещё больше горячило, он уже почти не закрывал окно на улицу, впуская колкий морозный воздух в комнату, который всё никак не мог его остудить.

-...Сколько я ещё могу наблюдать за этой дурью? Слушая его, я и сам себя веду как мальчишка, как пацан! А ты его ещё защищать хочешь... – Он хотел ещё что-то сказать, но, смерив кутавшуюся в большой платок от холода жену строгим взглядом, пошёл закрывать окно, громко выдыхая уже собирающийся в пар воздух.

-Паша, не всегда ведь можно решить проблему милицейской указкой. Ты сам знаешь, что Никитка далеко не глупый парень..., – это всё она успела выпалить, пока он закрывал окно и задёргивал штору.

-Не глупый – да, но эта его любовь - она высушила его мозги, он потерял реальность, он играет в какого-то... – Павел потряс перед собой рукою, не находя уже нового обидного на Никиту слова... – Любовь – это самая большая глупость в мире. Да, это - глупость. Неужели нельзя реальнее смотреть на жизнь, на свои чувства; ты посмотри, сколько девчат вокруг. – Он обвёл по комнате рукой, словно кроме его жены в зале находилось много, даже очень много, девчат, к тому же и без чувств, и в должной реальности.

-Паш, а ты вспомни нас, вспомни себя, - тихо и мягко промолвила Света, стараясь уловить своими, по-детски широко раскрытыми глазами, его беспокойный взор. -Никита поделился с тобой своими трудностями, расчитывая на твою помощь как от брата, как от друга, надеясь, что ты будешь помогать, а не препятствовать.

Суровый милиционер Павел, который был грозой не только рецедевистов и грабителей, но и некоторых не очень радивых подчинённых, имеющий уже два служебных ранения и ещё множество противоречивых слухов о своей грубой натуре, оказывается, когда-то тоже любил. Он подсел к Свете и обнял её, уткнувшись лицом в её шею...