Лишнее⁠⁠

Мы с Жориком пришли в автосалон, когда ноябрь уже окончательно превратился в грязную вату. Жорик искал машину. У Жорика были деньги, амбиции и полная неспособность мириться с реальностью. Я присутствовал в качестве моральной поддержки и носителя скепсиса.

В центре зала стояло Оно. Изделие отечественного автопрома цвета «утренний туман над химкомбинатом». Ценник на лобовом стекле гордо сообщал: 1 830 000 рублей. Цифра выглядела как телефонный номер, на который лучше не звонить.

К нам подошел менеджер. Звали его, кажется, Аркадий. Лицо у него было усталое и всепрощающее, как у человека, который давно понял смысл жизни, и смысл этот оказался так себе.

— Нравится? — спросил Аркадий без вопросительной интонации. — Присматриваемся, — буркнул Жорик и по-хозяйски нажал пальцем на приборную панель.

Торпеда подалась внутрь с жалобным скрипом, словно пустая коробка из-под обуви, и нехотя вернулась обратно. Вся конструкция дрогнула.

— Послушайте, — сказал Жорик, — а можно сделать так, чтобы пластик не гулял? Это же всё-таки машина, а не шалаш. Аркадий вздохнул. Он посмотрел на Жорика с отеческой грустью. — Можно, — сказал он. — Технически — безусловно. Можно закрепить. Усилить. Поставить распорки. Но… зачем? — В смысле — зачем? — опешил Жорик. — Чтобы не болталось! — Болтается — значит, живет, — философски заметил Аркадий. — Жесткость рождает хрупкость. А тут — люфт. Свобода. Амортизация бытия. Зачем вам мертвая статика?

Жорик нахмурился и дернул ручку стеклоподъемника. Та провернулась с усилием, достойным лебедки на рыболовецком траулере. — Ладно. А электрические стеклоподъемники? За миллион восемьсот? Можно их поставить? — Можно, — легко согласился Аркадий. — Провода, моторчики, кнопочки… Можно. А зачем? — Чтобы удобно! — Удобство развращает, — отрезал менеджер. — Вы нажимаете кнопку и теряете связь с механизмом. А тут вы чувствуете усилие. Вы участвуете в процессе. Вы управляете стихией воздуха вручную. Зачем лишать себя чувства сопричастности?

Жорик начал багроветь. Он обошел машину и ткнул пальцем в колесо. — Барабанные тормоза! В двадцать первом веке! В топовой комплектации! Можно поставить дисковые? — Можно, — кивнул Аркадий, глядя куда-то сквозь стену. — Всё можно. Но зачем? — Чтобы тормозила лучше! — Молодой человек, — голос Аркадия стал мягким, почти интимным. — Вся наша жизнь — это движение вперед. А вы всё думаете, как остановиться. Дисковые тормоза — это агрессия. Резкость. Барабанные — это плавность. Это смирение перед судьбой. Зачем вам останавливаться быстрее, чем это предусмотрено кармой?

Жорик выдохнул. Он выглядел как человек, который пытался объяснить фонарному столбу теорию относительности. — Хорошо, — сказал он тихо. — Последний вопрос. Вот эта машина. Она стоит почти два миллиона. Я ездил на таких, когда они стоили восемьсот тысяч. И это была их красная цена. Скажите честно, можно сделать так, чтобы она стоила свои восемьсот триста? Как положено?

Аркадий впервые улыбнулся. Улыбка вышла грустной и светлой, как у врача в хосписе. — Можно, — сказал он. — Конечно, можно. Убрать акцизы, утильсбор, пошлины, накрутки, интересы уважаемых людей, геополитику и жадность… И будет она стоить восемьсот триста. — Ну так давайте! — воскликнул Жорик. — А зачем? — тихо спросил Аркадий. — Как зачем?! Чтобы честно было! — Если станет честно, — Аркадий понизил голос, — то рухнет не только экономика. Рухнет картина мира. Исчезнет подвиг. Ведь купить это за восемьсот — это просто сделка. А купить это за миллион восемьсот — это поступок. Это патриотизм. Это жертва. Вы хотите купить средство передвижения или совершить акт гражданского мужества?

Мы молчали. Торпеда тихо поскрипывала, привыкая к своему положению. — Пойдем, — сказал я Жорику. — Пойдем выпьем. — А машина? — спросил он растерянно. — А зачем? — ответил я.

И мы пошли к выходу. Сзади, на фоне серого окна, менеджер Аркадий протирал тряпочкой барабанные тормоза, хранящие в себе великую тайну смирения.

Этот и другие рассказы тут https://dovlatov-ai.web.app/blog/lishnee