Белый Старик, часть вторая⁠⁠

Белый Старик, часть первая

«Туризм-альпинизм» Юрка не бросил даже после института. Так, ничего серьёзного: несколько сезонов в альплагере, несколько восхождений. Потом неподалёку от их посёлка построили горнолыжную трассу. Уговорив Стёпку с Мишкой попробовать прокатиться, Юрка пропал. Во-первых, на трассе он увидел Катю, будущую жену. Она ласточкой летала по склону, оставляя позади многих пацанов… А, во-вторых, Юрке и самому понравилось. Отныне все выходные, с Катей или без, он проводил на трассе, учился.

Накануне двадцатипятилетия его посетила безумная идея спуститься в день рождения на горных лыжах с Горы –  с той самой, про которую ещё бабушка в детстве рассказывала. Экстремальный спуск, так сказать…

Эта идея так прочно застряла в Юркиной голове, что он начал всерьёз готовиться к подвигу. Купил самые крутые горные лыжи, с креплениями новейшей конструкции, подговорил Стёпку с Мишкой: вместе не так боязно… Друзья-приятели, согласились только помогать при подъёме, на экстремальный спуск Стёпку не пустила беременная жена, а Мишка горнолыжником так и не стал. Так что спускаться Юрке предстояло в гордом одиночестве.  Нужно было только найти какого-нибудь опытного проводника, который помог бы подняться по отвесной ледовой стене, а уж оттуда … «Эх! Прокачусь!» – думал он.

В базовом лагере у подножья Горы сказали, что пока ещё никто не спускался отсюда на лыжах.  Эта затея – безумная авантюра  и  полный бред. Ну, а вообще…  есть тут один человек, который способен помочь осуществить этот… бзик. Но далеко не факт, что он согласится…

– Его у нас называют по-разному: Зеркальный Дед, Белый Старик. Настоящего имени его уже никто не помнит, – говорили спасатели. –  Сам он с бо-о-льшими странностями – живёт отшельником неподалёку отсюда. Ни с кем не общается. Но на Горе каждый камень знает, как свои пять пальцев,  каждый ледник чувствует, как любимую женщину. Сколько раз помогал нам спасать заблудившихся альпинистов… Безошибочно на след выходит…

– И давно он тут? – поинтересовался Мишка.

– Да уж лет двадцать, наверное.

– И что, у него никого нет? – спросил Юрка.

– Родных, что ли? Да кто его знает. Говорят, что давным-давно он водил на вершину группу. То ли три, то ли четыре человека. Вернулся он один, седой совсем, хоть и не старый тогда был.  Разбирались тогда с ним долго… вроде даже сидел он… Точно никто не знает. Не было его долго. Лет через пять после того случая снова здесь объявился, с тех пор и живёт в тайге, на зимовье, километрах в десяти отсюда.

– Н-да!.. Мутный старикан… Подумай, Юрка!.. С таким свяжешься… – предостерег Стёпка.

– Фигня! Лишь бы согласился! –  усмехнулся Юра. – А как с ним связаться?

– Да по рации вызовем, – весело сказал спасатель, который явно обрадовался случаю развеять скуку межсезонного затишья.

Через день худой высокий старик с длинными седыми волосами появился у спасателей.

– Это который тут на лыжах с Горы собрался? – спросил он, шевеля лохматыми белыми бровями.

Кандидат в герои вышел вперёд и дурашливо поклонился:

– Это я, дедушка!

– Ишь ты, внучок нашёлся! Не гляди, что  седой, не такой  уж я и старый. Как звать-то тебя?

– Юркой. А вас как?

– А фамилия? – проигнорировал вопрос старик.

– Фамилия моя Шпигель. Юрий Викторович Шпигель, – чётко отрапортовал  будущий герой и, видя, что старик молчит, добавил:

– По-немецки «шпигель» означает  «зеркало».  А к вам как обращаться? –  Старик на секунду замешкался, впившись в собеседника цепким взглядом, и вместо ответа спросил:

– А кто твои родители?

– Родителей своих не помню. Воспитывали меня дед с бабушкой. А какое это имеет значение? – ощетинился Юрка.

– Братья, сёстры есть?

– Есть сестра Галина, с мужем в Германию недавно уехала. А при чём тут это? К чему все эти вопросы? – юноша начинал закипать.

Белый Старик, или как там его, помолчал, всё так же пристально глядя в его глаза, потом неожиданно спросил:

– Ну, а с какой точки Горы ты планируешь начать свой экстремальный спуск?

– Думаю начать с самого верха ледника, а вы  что посоветуете?

Старик что-то прикинул в уме и произнёс:

– А я думаю, начинать надо чуть ниже. Там, в самом узком месте стены есть крохотная площадка. Рядом скалка выступает – притулиться будет куда,  закрепиться, а уж оттуда… Если не передумаешь, конечно…

Потом в течение часа шло обсуждение технических подробностей предстоящего мероприятия. За этот час Юра убедился в том, что Белый Старик не только вполне адекватен,  но и что он настоящий профи. Старик выяснил, какой альпинистский опыт имеется у каждого, внимательно рассмотрел снаряжение и, распределив обязанности, дал несколько толковых советов относительно подъёма. Признаться честно, где-то в глубине души Юра сильно сомневался, что затея получится. Из разговора со Стариком понял, что всё ещё гораздо сложнее, чем он себе представлял. Но при этом решимость юноши каким-то непостижимым образом не только не уменьшилась, но и возросла.

Напоследок Старик сказал:

– Ладно, блямблямчики, готовьтесь. Завтра в четыре утра выходим.

Утром, попрощавшись со спасателями, двинулись в путь.

С Горы дул сильный ветер. Он сёк лицо и толкал в грудь, пока восходители пересекали большое белое поле, из которого торчали, словно бутылочные осколки, обломки льда. Ветер срывал с горы снежные вихри и кидал их на людей при подходе под ледовую стену.  Не очень гостеприимно!

Старик, шедший первым, поджидал ребят, насмешливо глядя из-под запорошенных снегом бровей.

– Ну что, цурипопики, испугались? Ещё не поздно повернуть назад…

– Мы что, мы люди маленькие, – показал на Юру Мишка кивком головы.

– Решай сам, Юрка, – добавил Степан, доставая видеокамеру.

Старик мельком взглянул и отвернулся, закурил, чтобы не сконфузить взглядом, если вдруг герой передумает.

Юра слегка поёжился от холодка, пробежавшего по спине,  но бодро сказал:

– Я давно уже всё решил!

– Добро! – коротко бросил Старик, – одевайтесь!

Достали из рюкзаков верёвки, облачились в специальное снаряжение.

Старик в это время показывал Степану место, откуда лучше вести съёмку,  напомнил про штатив, что-то посоветовал насчёт экспозиции.

– Вы и это знаете? – удивился Стёпка.

Старик, по своему обыкновению, опять не ответил.

– А почему вас называют Зеркальным Дедом? – неожиданно для себя спросил Юра.

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Ну, что ж, он не рассчитывал даже на такой ответ.

Потом старик повернулся к Мишке и вдруг сказал:

– Вот что. Ты, я вижу, особым желанием лезть туда, – кивнул он вверх, – не горишь. Ну, так и оставайся здесь. Помогай Степану. Фотоаппаратом пощёлкай… А мы и вдвоём справимся. Зачем ради чьей-то причуды лишней жизнью рисковать? … Или она у тебя не лишняя? – усмехнулся он.

– А как вы потом один спуститесь?  Кто вас страховать будет? – испугался Юра.

– Молча. Не писай, парень. Спущусь как-нибудь.

– Вам видней, – пролепетал Мишка, в голосе которого послышалось облегчение.

Старик тщательно оглядел напарника, проверил, застёгнуты ли муфты карабинов. Юре стало смешно: что он, маленький? Потом старик повернулся лицом к Горе, низко поклонился ей и начал подъём по стене, которая тусклым зеленоватым монолитом уходила вверх, к самому небу.

– Красиво идёт, – направил на стену Стёпка объектив видеокамеры.

– Ага! Прям, как нас в альплагере учили.

– Снимай, давай! – бросил Юра и тоже начал подъём.

Связанные верёвкой, шли со стариком одновременно. Потом склон стал круче. Старик организовал первую страховочную станцию из двух ледобуров, Юра подошёл  и начал его страховать.

Ветер стих и теперь лишь слегка покачивал верёвки, на которые  альпинисты нанизаны, как поплавки на леску, да сыпал на каску жёсткую ледяную крошку. Изредка Старик поглядывал вниз, чтобы убедиться, что с напарником всё в порядке.  Ужасно мешали лыжи за спиной. Несколько раз даже возникало искушение бросить их с высоты вслед за карабином, который Юра нечаянно упустил, и тот, кувыркаясь, с грохотом канул в бездну. Подъём занял несколько часов. Только теперь Юра начинал до конца понимать, во что ввязался, да и других втянул, насколько это опасно – подниматься по ледяной отвесной стене над полукилометровой пропастью. А ведь потом надо будет ещё как-то спуститься…

Но час триумфа близился, и его  предвкушение подстёгивало юношу,  не давало рассопливеться, наделяло какой-то бесшабашной смелостью.

Наконец, восходители – на площадке, о которой говорил Старик и на которой едва уместились. За каменным выступом, торчащим  над  головами, ветра совсем не ощущалось. Зато солнце, как по заказу пробившееся к этому моменту из-за облаков,  залило ярким светом всё вокруг. Снег на вершинах заискрился так, что стало больно глазам. Как на ладони лежала долина, куда предстояло спуститься. Красотища неимоверная!

Юра достал из-за спины лыжи.

– Не передумал? – опять задал вопрос Старик.

В ответ помотал головой:

– Лучше сожалеть о сделанном, чем о несделанном!

Сердце начало  бешено колотиться. Старик привязал лыжи, чтобы не укатились раньше времени, к крюку на стене,  придержал их, пока Юра пристегивал крепления, закурил. Убедившись, что всё готово, что напарник в очках и каске стоял на старте и от нетерпения уже бил копытами, острым ножом перерезал верёвки, удерживающие лыжи на склоне.

И человек полетел. Очень круто! Лыжи колотились о бугры и наросты. Прямо понеслась скала, а сверху-то казалось, что она значительно дальше! Развернулся в прыжке, закладывая вираж. Здорово! Выкатился на заснеженный участок. Рыхлый снег вздыбился над юношей облаком, потом начал струиться вниз небольшой лавинкой, в которую устремился флаер. Летел внутри снежного облака. Он сам облако! Облако в штанах! Чёрт, какие только мысли не приходят в голову! Но вот снежное поле кончилось, опять лёд – отличная трасса. Но крутовато-о-оо! Сердце замерло от восторга и ужаса. Лыжи выписывали красивые дуги, канты звучно резали лёд, завидуя самому себе, Юрий лете-ел!!

Спуск оттуда, куда поднимались несколько часов, занял всего несколько минут. Вот они, Стёпка с Мишкой, машут Юрию рукой.

– Ну, как, засняли? – обнял он друзей.

– А то… Здорово вышло! Классное кино получится!

Мишка достал откуда-то красивую бутылку, разлил коньяк по крошечным металлическим стаканчикам.

– С днём рождения, Юрка! Ты молодец! Ты сделал это!

Выпили. Мишка налил ещё по одной:

– А знаешь, Юра, я ведь, на самом деле струсил. Прямо всё внутри задрожало, а признаться стыдно было, и вас подводить… А старик этот… он как-то почувствовал, что ли…

– Да ладно ты! Всё хорошо, что хорошо кончается! Давайте выпьем за это!

– А, кстати, как там старик-то? Один на стене. Ну-ка, дай сюда видеокамеру. Как тут увеличить?  – спросил Юрий  Степана. – А почему мельтешит так?

– Это у тебя руки дрожат! Со штатива надо – дед и то знает!

Навели камеру на стену, поймали в объектив Старика.

– Чёрт! Красиво работает! Ни одного лишнего движения! – опять восхитился Юрий.

Старик чётко и уверенно работал на склоне. Вот он, спустившись до конца верёвки, ловко вкрутил ледобур и, пристегнувшись  к нему на самостраховку, быстро сдёрнул верёвку, на которой только что висел. Её конец змеёй скользнул вниз, потом старик снова поднял  её, вкрутил в лёд самосброс, перестегнулся и вновь продолжил спуск.

– Сколько раз придётся перестёгиваться? – спросил Мишка.

– Раз десять-двенадцать, не меньше.

На последнем участке  стены, где она заметно выполаживалась, задержался снег из спущенной при спуске лавинки. Старик окинул взглядом эту снежную горку, потом попросту сел на неё, широко расставив ноги, и начал катиться вниз на пятой точке. Рыхлый снег не позволял ему разогнаться слишком  сильно.

Юрий широко  улыбнулся: так ловко использовать сложившуюся ситуацию мог только настоящий профессионал! Если снега мало – одни уши донизу доедут!

Старик чокнулся со всеми, глядя прямо на Юрия, выпил и вдруг повернулся, буркнув, что ему пора. Юноша бросился его удерживать, неловко на ходу благодарить, уговаривать остаться. Старик достал из рюкзака небольшой свёрток и произнёс:

– Это тебе! Потом посмотришь! Прощай!

– Эй! Куда же вы? – закричал Юрий, которому хотелось ещё и ещё раз переживать триумф рядом с человеком, понимающим толк в таких делах, – продолжение банкета гарантирую!

Старик обернулся, махнул рукой. В этот момент показалось, что под его белыми лохматыми бровями что-то блеснуло. Он быстро зашагал прочь.

Вечером праздновали день рождения Юрия у спасателей. Ребята шумно радовались, хлопали по плечу, подливали спирт в кружку именинника:

– За тебя, Юрка!

– А я что, давайте лучше за моих друзей выпьем. Без них я бы не решился…

– Да, друзья у тебя  – что надо!

– С самого детства вместе!

Мишка вдруг выскочил за дверь и тут же вернулся с пакетом, из которого высыпал в миску крупные ягоды клубники.

– Вот, чуть не забыл. Это тебе. Помнишь, как к Юсупихе в огород лазили?

– Да, было дело, –  засмеялся Юрий. – Но откуда?...

– Да неважно! Давайте выпьем за дружбу!

С наслаждением ели красные ягоды, такие неожиданные здесь, выше зоны леса, где вокруг только белый снег да чёрные камни.

– Жалко, Старик не остался! – задумчиво сказал Юрий.

– Угу! А кстати, когда на гору поднялись, погода какая была? – спросил кто-то из спасателей.

– Хорошая! Солнце слепило!

– А до этого?

– До этого – тучи, ветер…

– Вот! – возбуждённо воскликнул спасатель, – заметьте, когда Белый Старик на маршруте, всегда светит солнце, даже если до этого неделю пурга была!

– Ну, уж это из разряда мистики!

Поговорили  о странном проводнике,  ещё немного выпили. Вскоре глаза начали слипаться, и Юрий, уговорившись со Стёпкой и Мишкой, во сколько завтра подъём, пошёл спать.

****

По дороге домой вырвались наружу слёзы. В голове мелькали мысли, которые он сдерживал с того самого момента, как увидел его… «Сын… сынок мой, Юрка!  Не думал уже, что увижу… Кое-как удержался, не кинулся на шею, прости, мол, я твой отец…Тьфу! Театральщина какая…Что же делать? А всё Старик Белый, всю жизнь поломал, проклятый…»

В который раз начала разматываться плёнка воспоминаний.

Вот он на первой вершине Горы, к которой шёл с самого детства. Опять царапнуло разочарование, пустота внутри. Темнело, надо спускаться, спешить за вертолётом – спасать этого… искателя страны бессмертия. Да, Колю жалко… Не попал Коля на вершину. Потом – долгий путь по гребню. Все уже устали, бредут, еле передвигая ноги.  Шпигель вспомнил, как туго была натянута верёвка между ним и вторым в связке, Данилой. Он буквально тащил их, пёр в Гору, а они…

– Притормози, Витька! – заорал тогда Серёга.

«Почему тогда не остановился?» – в который раз Шпигель задаёт себе этот вопрос.

– Не гони! Сердце уже под мышками… – хрипел Данила. А он… Шпигель поморщился, вспомнив, как обернулся к ним, обложил матом.  Вторая, самая высокая, вершина уже рядом, через каких-нибудь тридцать-сорок метров, какого чёрта тормозили? Опять, что было сил, натянул верёвку, раздражаясь и злясь, что они мешали, сдерживали его продвижение к такой уже близкой цели. Шагнул на карниз, машинально прошёл по нему. Ещё раз оглянулся. Не увидел в темноте, а почувствовал, что Данила слишком много стравил верёвки, слишком сильно отстал от него и почти вплотную приблизился к Серёге. Они  сбились на том конце верёвки в кучу, это неправильно,  опасно… Карниз может не выдержать двоих!

Страшное предчувствие остановило Шпигеля, заставило прыгнуть в противоположную от карниза сторону и рвануть вниз по склону. Быстрее, дальше – создать противовес!

– Пах! – трещина со вздохом разрезала карниз.  

Не выдержав тяжести двух здоровых мужиков, он начал оседать, сначала медленно, будто ступеньками, потом, стронув со склона скопившиеся там тонны снега, превратился в лавину, устремившуюся вниз со всё возрастающей скоростью. Два человеческих тела, увлекаемые грудами снега, который сами же только что обрушили, начали падать в бездну. Сильный рывок опрокинул Виктора на спину.

– Данила! – заорал Шпигель, пытаясь перевернуться.

За первым тут же последовал второй рывок – завис на верёвке Серёга. Лежащего на спине Шпигеля потащило вверх – ему не перевесить, не удержать двоих! Теперь уже не он их, а они, вдвоём повиснув над пропастью и раскачиваясь маятником вдоль склона, тащили его на верёвке за собой. Шпигель извивался, упирался всем телом, ободранными в кровь руками хватался за выступы, цеплялся ногами. Его неудержимо тащило в бездну. «Конец!» – подумал  Шпигель. Но тут что-то сильно ударило его по каске, и движение прекратилось. «Лопнула верёвка!» – догадался Шпигель. Схватился за неё, в руках – двухметровый обрывок с собранной в гармошку оплёткой, из которой торчали неровные нити сердцевины. «О камни перетёрло!» Виктор перевернулся на живот, подполз к самому краю. Заглянул вниз. Там всё гудела и клубилась, завершая свой страшный путь, лавина. Раскатистый гул умножало и повторяло эхо.

Шпигель заскрипел зубами. Опять, как и двадцать лет назад, возникло осознание необратимости случившегося. Ох, если бы можно было перемотать плёнку событий назад!

Вот и дом – охотничья избушка, где в одиночестве жил Шпигель последние годы. Виктор разделся, зажёг керосинку, сел за стол, уронив голову на руки. Воспоминания не отпускали.

Он не мог теперь сказать, сколько времени пролежал тогда на краю бездны, поглотившей его племянника и друга. Не мог сказать, как взошёл на ту, главную, вершину. Помнил только, что сидел там, обхватив голову руками и раскачиваясь, совсем как тот, бомжеватый искатель земного рая. «А чем я, собственно, лучше его? Чего искал я? Тот хотя бы распоряжался только одной своей жизнью…»

Из забытья его вывел тогда колокольчик, установленный на вершине. До этого молчавший, и поэтому остававшийся незамеченным, колокольчик издал вдруг протяжный звук. Это поднимающийся ветер тронул его, сначала легонько, потом всё сильнее – звук стал усиливаться, пока не превратился в яростный колокольный звон, побуждающий к действию. С поверхности поднялось снежное облачко, которое закружилось вокруг колокольчика и, быстро увеличиваясь в размерах, зазмеилось вниз. Шпигель поднялся и пошёл вниз по гребню, нигде больше не задерживаясь. Даже на третьей вершине не стал останавливаться, равнодушно прошагал дальше.

До спасателей он тогда добрался уже под утро. Уже во всю валил снег. Из-за непогоды вертолёт смог вылететь только после обеда, когда немного прояснило. Он тоже полетел  тогда со спасателями.

Ветром порвало  палатку. Шпигель ещё из окна вертолёта увидел полузасыпанный снегом спальник, копошившегося рядом человека, который из последних сил пытался махать чем-то, привлекая к себе внимание, как он его  и учил.

В кадре воспоминаний появилось крупным планом лицо Николая, по обмороженным щекам которого катились слёзы.

– Витя, друг, ты спас меня... а я вот…– как будто извинялся Коля, потом оглянулся, махнул рукой, – этот совсем плох…

Искатель Шамбалы был в забытьи, но ещё дышал.

Да, Коля… Коля – настоящий герой. Спасая того, бомжеватого, Николай, поборов в себе брезгливость, уложил его рядом с собой в спальник, а потом кормил таблетками и грел всё это время  своим телом только с одной мыслью – не дать замёрзнуть, продержаться до утра, ещё хоть сколько-нибудь продержаться…

Виктор встал из-за стола, разжёг печку, поставил чайник, закурил.

Он тогда сильно запил. Не решаясь вернуться в город, посмотреть в глаза своей сестре, Даниловой матери, и родным Серёги, он жил какое-то время здесь же, в базовом лагере.  Потом приехала жена. Звала, уговаривала. Он не хотел никого видеть. И жену тоже. Он мог только пить, накачиваться спиртом до беспамятства, до омерзения. Потом он узнал, что жена умерла, говорили, слегла от горя, когда он прогнал ее… Отныне жизнь вообще потеряла всякий смысл. Он не мог видеть никого из живых, когда эти умерли по его вине. Шпигель умер тогда вместе с ними.

Потом он ушёл в монастырь.  Прожил там пять лет, пытаясь вымолить себе прощенье.

Виктор снял с плиты закипевший чайник, налил в кружку. Его знобило.

Потом Белый Старик опять позвал его. Шпигель вспомнил, как овладело им в монастыре странное беспокойство, с какой страшной силой потянуло его опять сюда. Он приехал. Здесь  его уже и не помнили. Людская память короткая… Устроился работать в заповедник, неподалёку от спасательной станции.  И остался здесь навсегда.

«А теперь я сам Белый Старик.  Как произошло, что я отождествил себя с тем, из легенды? Белый Старик… Хранитель Камня… Какого, чёрт подери, камня?  Чего я тут охраняю? Жизнь прошла мимо…Теперь вон Юрка, сын, появился здесь… Это что у нас, семейное наваждение – бежать  на зов Белого Старика? Мистика какая-то! Да-а, всё повторяется!»

Шпигель отхлебнул из кружки.

«Но Юрка-то каков? Молодец! Орёл! Хочу, говорит, скатиться с Горы на лыжах – и скатился!» Шпигель довольно заулыбался: «А что, шустрый парнишка получился!» И тут же спохватился, спросил себя: « А какое ты, старый козёл, имеешь к нему отношение? Может, ты водил сына в школу, держа маленькую ладошку в руке? Может, это ты научил его стоять на лыжах, держать ледоруб? Ты даже не знаешь, до скольких лет он писал в постель, не знаешь, рос ли он хулиганом или пай-мальчиком. Ничего не знаешь… Парнишка прекрасно вырос без тебя, пока ты тут…» Шпигель мучительно старался подобрать слова, объясняющие, что он делал последние двадцать… нет, пожалуй, все тридцать лет – ведь и тогда, когда он так успешно покорял вершину за вершиной,  дети как-то росли без него – и  не мог…

Перед глазами возникла его жена. Обычно робкая, однажды она взбунтовалась:

– Не пущу! Хоть раз можешь не уезжать? С детьми побыть! Жена я или кто – всё одна и одна, – плача, жена повалилась тогда на колени. А он, поднял её, усадил на стул и уехал.

– Ох! Как стыдно! И больно! – эти слова он сдавленно произнёс вслух. Опять закурил.

– До сих пор больно!

Сильно затянувшись, поперхнулся дымом, закашлялся.

«Ох, не зря Юрка задал вопрос, почему меня прозвали Зеркальным Дедом. В самую точку попал! Я ведь и не живу вовсе, так, Гору отражаю. На Горе солнце – и мне хорошо, Гора запуржит, завьюжит – и я в своей норе прячусь, носа не высовываю. Просто изучил я её, Гору-то. А народ думает, что я умею погоду на Горе делать, колдуном меня считает. Да и фамилия к тому же… Ишь ты, – вспомнил он слова сына: «шпигель» означает «зеркало»!

А ведь я даже не спросил, есть ли у него жена, дети… Его дети –  это ведь мои внуки… блямблямчики этакие!» – встрепенулся Шпигель и тут же поймал себя на том, что ему вдруг до одури захотелось увидеться ещё раз с сыном. Порасспросить его обо всём. Предостеречь, чтобы тот  не мотался по горам, не воображал себя этаким Белым стариком, которому всё подвластно, всё нипочём, а чтобы любил свою женщину, дорожил семьёй.

Виктор заметался по комнате, собирая нехитрые пожитки, лихорадочно запихивая их в рюкзак. «Успею. Должен успеть. Он только завтра утром выйдет от спасателей. А сегодня они день рожденья празднуют… Юрка! Мальчик! Простишь ли ты меня когда-нибудь? А, всё равно!... Не могу больше здесь! Уеду с Юркой!»

Шпигель выскочил из избушки,  достал старую лестницу, приставил к ветвистой сосне. Там, в её кроне высоко над землёй, в лабазе, Шпигель хранил съестные припасы и оставлял наиболее ценные вещи, когда уходил в горы или тайгу надолго. Сейчас, собираясь навсегда покинуть это место, он хотел достать ружьё и видеокамеру, сохранившуюся ещё с тех времён.  Видеокассеты со своими старыми фильмами он передал сыну вчера, думая, что больше с ним не увидится… В подарок на день рождения… Виктор быстро поднялся по лестнице, начал открывать дверцу лабаза. Верхняя ступенька вдруг с треском подломилась, Шпигель взмахнул руками, но не удержал равновесия и навзничь упал на землю. Попытался встать, но не смог и пошевелиться.

– Белый Старик… отпусти меня, – прохрипел он.

Его взгляд устремился в небо, окинул белые облака, напоминающие то ли дракона, то ли парящую над Горой громадную птицу, и с обречённым пониманием остановился.

****

Несмотря на вчерашнюю попойку у спасателей, встали рано. Всем не терпелось скорее попасть домой: Стёпкина жена дохаживала последние месяцы,  Мишку ждала девушка, с которой он недавно начал встречаться, да и Юрий уже предвкушал встречу…

В электричке развернул свёрток, подаренный странным стариком. Там оказались три видеокассеты.

– 0х, какой архаизм! Или анахронизм? Всегда путаю… – воскликнул Степан, – короче, сейчас уже все на дисках пишут!

– Да, ладно! У Катиных родителей есть видеоплеер, посмотрим, – ответил Юрий, пытаясь прочитать названия.

На одной кассете было написано «Памир», на другой надпись затерта, что ничего нельзя разобрать, а третья называлась « Гора или Белый Старик».

– Интересно, – сказал Мишка, – позовёшь смотреть?

– Конечно! Прямо завтра и приходите со своими благоверными. Заодно и привальную сделаем!

Был вечер, когда радостно перепрыгивая через ступеньки, Юрий подбежал к двери, вставил ключ в замочную скважину. В комнате никого не было, зато из ванной доносился счастливый смех и плеск воды. Быстро сбросив рюкзак, путешественник осторожно потянул ручку двери.

– Папа! – сказала годовалая дочка.

Жена обернулась, обняла мокрыми руками.

– Папа! – протянула ручонки Настя.

Катя отстранилась, набросила  на дочь полотенце и подала в руки тёплый душистый комочек.

Дочь провела крохотным пальчиком  по щеке, покрытой рыжей щетиной.

– Ссётка, – сказала она.

– Что она говорит? – не понял отец.

– Эх, доченька, папка твой даже не понимает, что ты говоришь! Она говорит, щётка, да, дочь? – засмеялась жена.

–  О! Как же я вас люблю! – задохнулся Юрий, обнимая обеих.