Жду новый пост

Серия «Рассказы об Алой»

Она очищала семнадцатую лягушку, осторожно, стараясь не поранить дрожавшее от страха создание, когда прибежала лиса. По морде зверька было ясно, что произошло что-то сногсшибательное - та была не то, чтобы напугана, а вроде как ошеломлена. Алая поспешила домой. Горшочек варил. Варил во всю силу своего колдовского механизма. Уже спал весь дом - мыши в подполе, тараканы за печкой, червячки-древоточцы, и самые мелкие организмы, которым еще не придумали названия, тоже спали. Спали и птицы в гнездах на деревьях вокруг дома. Спал лось, забредший неведомо откуда. Спали рыба и раки в запруде. Спали земляные червяки, бабочки и мухи. Пауки спали, и их не будило мелкое подрагивание паутины от ветра. Лиса не уснула только потому, что особым заклятьем была ограждена от магического воздействия...

Эх! А ведь какая была идея! Но с человеческим воображением всегда так: то оно находит волшебство там, где его и отродясь не было, то заполняет все вокруг самым мощным колдовством. Не знает оно границ, это человеческое воображение.

И Алая, осторожно вылив из горшка остатки снадобья и расколотив злополучный сосуд медным пестиком в мелкую пыль, принялась уже собственноручно и  в самой обычной корчаге варить зелье пробуждения. Благо лягушачьей слизи у нее было в достатке.

- Не помрет, не бойся, через час встанет, как новенький. А что это с ним?

- Это любовное безумство, - с гордостью ответил стражник. - Опять ему дама сердца отказала во взаимности, уж которая по счету! Он всегда так: влюбится, потом подвиги совершает, менестрелей нанимает, на турнирах побеждает - все, значит, в Ее честь. Ну, потом, вестимо, предложение делает, получает отказ и вот... буйствует...

- А дамы его соглашаться не пробовали?

- Да куда там! Одна согласилась сдуру. Так он полгорода на радостях в щепки разнес, городские ворота выломал, тюремные решетки погнул, да хотел еще столбы, что свод храма держат, своротить. Однако, не удалось. - с явным разочарованием сказал странник.

И Алая поняла, что предлагать вылечить неистового влюбленного нет никакого резона.

- Потому что, - объяснила она за ужином сама себе, - в каждом городе должны быть достопримечательности.

Но вот месяца три назад - и кто только проболтался! - поползли слухи, что дева-то брюхата. Народ возроптал. Народ потребовал предъявить девицу. Делать было нечего. Девица была явлена народу и ее очевидное недевичье положение было явлено тоже. Но брат ее, бургомистр, тут же заявил при всем народе, что случилось чудо, и сестра его понесла, не лишившись девства и не вступая в постыдную связь с мужчиной. Подкупленная повитуха стояла рядом и с весьма честным видом подтвердила все сказанное.

И вот теперь девица должна была разрешиться от бремени. А как известно - как всем прекрасно известно! - такой ребенок должен был быть необыкновенным светочем и спасителем отечества. Во всяком случае именно таким был Великий Змей, сын Великой Девы. И разумеется, зачатый необыкновенным образом ребенок не мог быть человеком.

Противно и гадко было соглашаться на предложение бургомистра и помогать ему, но Алая не любила ссориться с властями.

И вот она пришла, вся увешанная талисманами и мешочками с благовониями, на роды. Стояла, важно кивая головой и улыбаясь. А потом, так же важно улыбаясь, вынесла к народу влажного, весело поблескивающего маленькими глазками и довольно повизгивавшего... поросенка.

С этого, собственно, и началась история возвышения Алой. Родившийся кабанчик был сразу признан хранителем королевства, ему потребовался учитель и толмач, и роль эту естественно заняла колдунья. Кабан вырос и, действительно, спас страну несколько раз из весьма неприятных ситуаций, и даже предотвратил одну или две войны. После чего почил и был захоронен в величественном мавзолее.

Именно это, кстати - долгую почетную жизнь и славную смерть - наобещала Алая дикой свинье, когда уговаривала ее уступить сынка.

А младенец, который родился - спросите вы меня - что с ним сталось? Он тоже прожил долгую и в общем счастливую жизнь. Правда, в полной безвестности.

А дурачок, словно подтверждая ее слова, вытащил на свет два половика, развесил на изгороди и принялся споро выбивать.

- Молодец, Зибель! Глядишь, человеком станешь! - похвалила парня проходившая мимо с тележкой пустых корчаг молочница.

А Зибель, между тем, достал откуда-то другую бадью с жидким мелом, кисть, и начал белить избушку.

С утра Алой не здоровилось. Ее одолела какая-то болезненная чихотка. В носу свербело, на глаза наворачивались слезы, а переносицу жгло, словно туда насыпали перцу. Привычные средства не помогали. Даже имбирная настойка на меду диких пчел не прочистила дыхание. Вот из-за этой-то чихотки Алая едва не пропустила самое важное.

А когда заметила, в чем дело, тут же надела башмаки, накинула плащ и кинулась бегом в город.

Мир рушился. Основы его, поколебленные невиданным святотатством, содрогались. Вот-вот все должно было перевернуться с ног на голову и нужно было поспешить, пока установленный порядок не полетит в тартарары.

Влетев в город, Алая остановилась перед свежеокрашенной избушкой. На пороге ее сидел бывший дурачок Зибель и деловито раскуривал трубку, предложенную ему шорником. Мало того, он с этим шорником разговаривал! Разговаривал о новой подати и воинской обязанности! Солидно затягивался, пускал кольца и вел беседу, как путный!

Это было ужасно. Ужаснее всего же было, что все соседи дурачка радовались такому его преображению. Еще бы, они ведь не знали то, что знала Алая. Они не знали, что в каждом поколении должен родится кто-то, кто бьет баклуши, валяет Ваньку, пускает пузыри и ерошит волосы. Они понятия не имели, что именно от этого человека зависит их благополучие. Что мир стоит на месте, пока незаметный дурачок занимается чепухой и взорвется катаклизмами, если он вдруг войдет в разум и примется за серьезные дела.

Что же делать? Алая подошла к Зибелю и положила ему руку на плечо. Надо было что-то сказать, но дыхание колдуньи еще не восстановилось от долгого бега. Она только с шумом втянула в себя воздух и смачно чихнула прямо в лицо бывшему дурачку. Последствия были неожиданными. Во-первых, нос Алой полностью прочистился. В миг исчезли и свербение, и жар в переносице, и слезы в глазах. Во-вторых, Зибель глупо улыбнулся и перестал курить. Пальцем свободной руки он с наслаждением поковырялся в носу, вытащил длинную козюлю, полюбовался на нее, и засунул в рот. Трубка выпала из его другой руки, рассыпав ворох искр. Зибель, вновь ставший дурачком, хихикнул и пустил ртом пузырь. Затем посмотрел рассеяно на прислоненный в углу квач, схватился всей пятерней за измазанную мелом кисть, опять хихикнул и погладил изгвазданной рукой волосы.

Алая облегченно вздохнула. Мир был спасен. Она повернулась к глазевшим на дурачка соседям, пожала плечами и сказала:

- Дурачок как дурачок. Стоило шум поднимать!

А потом уже, не торопясь и стараясь сохранять достоинство, пошла прочь из города.

- Хто?

- Да тот, чьи шаги слышны в тумане?

- Дык ведь все ж таки лучше видеть! А то бродить там хто-то , бродить... И не видно ни черта!

Алая вздохнула, поставила на огонь котелок с водой, достала соль, муку и принялась что-то варить. Баба молча наблюдала за ней. Минут через десять бабе стало ясно, что колдунья варит клейстер. Между тем Алая залезла в рундук и достала два лоскута синего и желтого цвета. Хорошими ножницами (баба от зависти всхлипнула) колдунья вырезала из синего лоскута пятилепестковый цветок, а из желтого - кругляшок. Кругляшок приклеила к цветочку, достала дешевую деревянную булавку и подошла к бабе.

- Э, ты чтой-то? - отшатнулась крестьянка.

- Стой спокойно, - велела Алая и прикрепила на ворот свежесделанный цветок.

- Ну, вот тебе третий глаз - он поможет разглядеть, кто там бродит в тумане. Ну, а если глядеть расхочется - просто отшпиль цветок.

Баба недоверчиво повела носом, но все ж таки полезла за пазуху - доставать монеты.

Колдунья остановила ее.

- Не надо. Я за дурь всякую денег не беру.

Баба обрадовалась, и, обрадованная, побежала домой.

Путь пролегал низиной, в которой как раз струился голубоватый плотный туман. Но теперь-то чего бояться! Она смело вступила в молочное марево. Видать, колдунья подшутила над ее необразованностью - ничуть лучше видеть баба не стала. Как терялось все раньше из виду в двух шагах, так и теперь теряется. И шаги. Вот эти самые шаги, которые все время преследуют ее в тумане... Снова эти шаги! сзади, все ближе, ближе, вот уже почти за самой спиной... Баба обернулась: тот, чьи шаги слышны в тумане, стоял в двух ярдах от нее и ухмылялся. Охнув, она потянулась рукой к вороту, но сил отшпилить колдовской цветок у нее уже не было.