W.Postoronnim

W.Postoronnim

Я грозный ревизор финансово-хозяйственной деятельности.Видела всякое. Вероятно, именно поэтому сказки пишу добрые. Люблю французский шансон, интеллектуальные детективы и театр. Считаю, что за любыми решениями человека стоит забота о настоящей и выдуманной экономической выгоде. В общем, прагматик. К политике и вере равнодушна, но имею о них своё суждение.
Пикабушница
Дата рождения: 20 сентября
19К рейтинг 158 подписчиков 5 подписок 880 постов 22 в горячем
Награды:
За неравнодушие к судьбе Пикабу
4

Зонтик

Зонтики – племя гордое и свободолюбивое. Зонтики – защитники и хранители. Зонтики противостоят солнцу, дождю и снегу, они бросают вызов буре и бурану. Зонтики прямо держат спину и способны выдерживать бои с миллионами капель и снежинок, оставляющих на их непромокаемой броне серые кислотные разводы. Они легко переносят поездки в общественном транспорте, даже в мокром и не сложенном виде, позволяют бросать себя в пыльные углы, вешать на неудобные крючки и сушить в самых экзотических позах. Зонтики неприхотливы, а некоторые из них способны ухаживать за собой сами и вовсе не требуют никакой дополнительной заботы. Зонтики вообще крайне независимы.

Настоящий зонтик выбирает опекаемого тщательно и непреклонен в своих решениях: если он решит, что вы ему не походите, ждите беды. Выломанные спицы, выпадающие пружинки, отлетающие кнопки и взрывающиеся в руках ручки – вот что ждёт упрямца, выбравшего зонтик, у которого к нему не лежит душа. Посмотрите на зонтик внимательно, прежде чем его купить; если у вас будет хоть малейшее сомнение готов ли он вас защищать, откажитесь. Зато если вы сделаете верный выбор, вас ждёт долгая и удачная совместная жизнь. Не забудьте упомянуть свой зонтик в завещании, если он служит вам более 12 лет. Только не оставляйте его никому, будьте уверены: услышав добрые слова, произнесённые нотариусом, он навечно захлопнет свои спицы и мирно упокоится на городской помойке.

Но и у них есть свои слабости. Зонтики любят ветер. Они играют с ним, ловят его, даже улетают на его крыльях. Иногда они теряют от любви голову и раскрываются навстречу своей любви прекрасным, но совершенно бесполезным цветком.
Кроме того, зонтики обожают теряться (и непременно находиться).

Показать полностью
2

Несказочное

В Санкт-Петербурге нашествие вальдшнепов. И ладно бы только живых...

Утро воскресенья, 20 октября. Во дворе жилого дома.

Утро воскресенья, 20 октября. Во дворе жилого дома.

Дичь во всех смыслах слова.

Показать полностью 1
7

Очередной прожект кота Баюна

Как я рассказывала прежде на страницах своей летописи нравов тридесятого, когда коту Баюну было нечего делать, он занимался научными изысканиями.

Потом на основе сделанных выводов публиковал пространные и престранные прожекты, каковые представлял Кощею. Тот хвалил, награждал, но в жизнь не воплощал и даже, кажется, не читал. Впрочем, хранил бережно в сафьяновых переплетах на широких дубовых полках обширнейшей библиотеки государственных актов тридесятого. Замечу в скобках, мне кажется, что такой обширной она была именно из-за сочинений неугомонного кота.

Вот и в этот раз лукоморский сказитель долго таился от любопытных русалок и строчил что-то споро на листах пергамента, отгораживаясь от их любопытных головок мохнатым мощным плечом. После чего гордо прошествовал в кощеевы палаты и возложил к ногам бессмертного старика очередной манускрипт.

Властелин тридесятого пролистал и удивился: в первых шестнадцати главах своего опуса Баюн доказывал, что баба-яга — никто иной, как взбунтовавшийся и вырвавшийся из-под власти царя всех иблисов огненный дух, то бишь джин. Лампа, прежде державшая джина этого в заточении, преобразованная его мощными чарами, превратилась в ступу, полностью подчинявшуюся желаниям яги.  Дымный хвост, дабы его по нему опознали, хитроумный джин преобразовал в помело. Избушка-на-курьих ножках была избрана им в качестве жилья, потому что птицы издавна враждуют с огненными духами, и те ни за что не приблизятся к такому страшному жилищу, ежели вздумают искать непокорного собрата.

Правдивость этой гипотезы Баюн весьма многословно доказывал, в том числе, тем фактом, что джин, став бабой-ягой, не угомонился в своем властеборчестве и теперь осмеливается посягать на авторитет самого повелителя, то есть Кощея.

Оставшиеся в не помню каком (но достаточном) количестве главы были посвящены описанию различных способов, долженствовавших привести мятежную бабку к покорности. Там были собраны и арабские, и еврейские, и даже латинские и халдейские заклинания, прочитав которые, Кощей улыбнулся печально, будто что-то припомнил.

— И не жалко тебе старуху?

Кот решительно помотал головой.

— А мне жалко. — Отрезал маг вне категорий и отправил трактат в переплетную мастерскую, а затем уже и в библиотеку государственных актов. Баюна, впрочем, вознаградил, и кот ушёл, изо всех сил изображая досаду на своей широкой морде, но искренне ликуя внутри.

Показать полностью
9

Чем пишут сказки

— От скуки какую сказку можно написать? — Кот Баюн задал риторический вопрос, но пухлогубые дуры русалки этого, конечно, не поняли. Они тотчас нахмурили прелестные лобики и принялись смущенно предлагать ответы:

— Скучную?

— Грустную?

— Длинную?

— Правильный ответ — любую! — заявил удовлетворенно лукоморский песнопевец и, подпрыгнув, словил дубовый сухой листик. После чего упал на спину и всеми четырьмя лапами принялся драть несчастный листик в клочки. Морские девы наблюдали эту картину с восхищением. «Какой ты, Баюша, у нас умный и ловкий», — читалось на их прелестных наивных личиках.

— Ибо, девицы, — кот несколько задыхался и от того говорил медленнее, чем обычно, — скука есть состояние души, а сочиняет настоящий сказочник не душою. — Кот помолчал и, не дождавшись вопроса, вдохновенно воскликнул. — Сказочник сочиняет сердцем! В самой крови настоящего сказителя сокрыта тайная сила, позволяющая ему воспарить над обыденой скукой жизни в самых невыносимых условиях! А душа... — тут Баюн прислушался к чему-то внутри себя и махнул лапой. — Душа тут совсем не при чём. Она к этому не приспособлена. Не для этого существует душа!

— Ты кого убеждаешь? Их или себя? — Кощей, как всегда, одновременно неожиданно и ожидаемо образовался посреди замершего Лукоморья.

— Мне убеждать некого! — Раздраженно ответил кот. — Эти всё равно ничего не понимают. А для себя я все давно решил. Никто же не будет отрицать, что я сочинитель хоть куда?

Кощей пожал плечами скорее неопределенно, чем одобрительно.

— А где у меня душа? — Баюн повернулся вокруг своей оси, кувыркнулся, заглянул под хвост и поочередно оглядел бархатные подушечки всех четырёх лап. — Нет ей у меня, души-то!

И тут повелитель тридесятого расхохотался. От души — добавила бы я, но, кто знает, может быть, ей (души, то есть) нет и у Кощея.

Показать полностью
8

Ночь в Лукоморье

Есть места, где ночью страшно. Ветер, обдувающий вам затылок, кажется чьим-то зловонным дыханьем. Случайный треск ветки под ногой заставляет желудок сжаться, а сердце затрепетать. Шаги за спиной рождают неодолимое желание бежать сломя голову.

Не то в Лукоморье. Ночи здесь теплы и благоуханны, наполнены светом звёзд и плеском волн. По ночам русалки играют на мелководье и перекликаются со своими дикими сестрами, рассказывая им, как удачно устроились.

— Делать тут совсем ничего не надо, — на тайном русалочьем, не известном никому в мире, кроме сказочников, языке выпевают они. — Знай сиди на ветвях да расчесывай волосы. Иногда нужно еще губки выпятить и похлопать ресницами, но это только тогда, когда тебя о чём-то спросят. А за то — полное довольствие, ежедневные концерты с песнями и стихами, культурное обхождение и образовательная программа от самого властелина тридесятого.

— Дуры пухлогубые! — кричат им в ответ дикие морские девы и в ярости пенят хвостами упругие морские воды. — Променяли волю на сказочки!

Тут наши, лукоморские, русалки начинают задумываться, а задумываться русалкам никак нельзя, и в дело решительно вмешивается Баюн. Он подходит вальяжной походкой к кромке моря, похлопывает то одну, то другую красавицу по соблазнительно изогнутой спине, дарит кому леденец, кому колечко, кому сдобную булочку и говорит своим бархатным голосом, устоять перед которым не может ни одна женщина, кроме бабы-яги (да и яга тоже особа женского пола, заметим в скобках):

— Если и стоит на что променять свободу, то только на хорошую сказку! Свобода предполагает познание истины. Но сложен и тернист путь познания, и много горечи таит он. Да и истина... Зачем она вам, девы? — Девы выпячивают губки и хлопают ресницами. — Истина груба. Истина ранит, как острая бритва. Истина таит в себе погибель, ибо сказано было в незапамятные времена: «Кто вкусит от плодов древа сего, смертью умрет!» — Русалки вздыхают и ёжатся. — Кстати, а ведома ли вам, девы, история об Абделе ибн Рашиде и его четырёх неверных жёнах?

Устоять лукоморские красавицы, конечно, не могут.Они покидают мелководье и спешат к дубу, где Баюн всё тем же бархатным голосом окончательно задуряет их хорошенькие головки арабскими сказками.

Дикие их соплеменницы некоторое времы прислушиваются к тому, что происходит в Лукоморье, потом решительно поворачивают в сторону океана и уплывают. Но никто не может поручиться, что, будь голос волшебного кота погромче, они не бросили бы все свои завиральные идеи о воле и не поспешили бы к зелёному дубу, чтобы узнать,какие козни творили неверные жёны и как остроумный Абдель их наказал в конце концов.

У этой сказки есть эпиграф, но поставить его я не решилась, ибо это наглость — ставить эпиграфы к рассказику в страницу величиной. Но если вам интересно, то вот он:

Господа! Если к правде святой

Мир дорогу открыть не сумеет -

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой!

(Это, естественно, Беранже в переводе Курочкина)

Показать полностью
5

Потерянная новелла - 4

Как известно, сборник "Гептамерон" Маргариты Наваррской недосчитывает несколько новелл. То ли благородная дама не успела их записать, то ли они были утрачены (время-то на дворе стояло непростое и суровое), но не менее десятка занимательнейших рассказов были потеряны навсегда. Перед вами окончание одной из таких потерянных новелл.

Монахиня Челеста провела долгую ночь в пустынном замкетаинственного благородного господина, омывая его раны, и не знает, выберется ли из этой передряги без урона для своих души и тела.

И вот уже рядом с ней стоит прежний герцог Пеккатори, одетый в черное. Только серебряная вышивка на его одеждах розовеет, подсвеченная лучами с востока.

— Благодарю тебя, — сказал мужчина, — что ты провела со мной эту ночь. И в благодарность я расскажу тебе, что эта ночь для меня значила. Знай же - я был отпрыском одной из знатнейших семей древнего и могучего Рима, который когда-то царил над здешними землями. В мое время мы гнали и убивали христиан, словно те были жалкими крысами, и насмехались над их богом. Немало грехов я совершил, а когда умер, оказалось, что божества, которым я поклонялся, — просто выдумки, а заповеди истинного владыки мира я нарушил, и едва-едва не угодил в самое страшное место — в Тартар.

Самая малость удержала меня и в результате я оказался не в аду, но в чистилище. Раз в сто лет я могу изменить свою судьбу и меня отпускают в мир живых. И раз в сто лет кто-то может пожалеть меня и попытаться мне помочь. Но — зарок нерушим! — я не могу рассказать ему или ей, ни кто я, ни как меня вызволить. Уже четырнадцать раз взывал я о помощи, и было разное. Бывало, мне не отвечали, и я уходил ни с чем. Бывало, меня жалели в человеческом обличии, но в ужасе убегали, увидев обличье другое — мерзкое и отвратительное. Два раза было и так, что со мной проводили эту ночь, но скорее, в надежде на обещанную награду, в сердце же содрогаясь и ненавидя меня. И только ты подарила мне утешение.

— И что теперь? — спросила, ожидая чуда, Челеста. — Тебя простят? Твои грехи искуплены?

Герцог улыбнулся:

— Не так все просто, дитя. Первый круг пройден, но впереди еще шесть. И каждый новый будет труднее предыдущего.

— Теперь мы расстанемся. Но ты, прежде чем уходить, спустись в подвал. Там ты найдешь то, что будет тебе наградой в жизни земной. Награды в ином месте не могу я тебе обещать. — И чёрный мужчина растворился, как туман.

Челеста вздохнула, что большого чуда не произошло, но все же сочла необходимым помолиться и за маленькое чудо. А потом спустилась в подвал и увидела там множество сундуков, набитых золотом и драгоценностями. Но — вот уж воистину дивное диво! — среди всех этих огромных дубовых ларей, обитых медью, стояла ее маленькая кленовая шкатулочка, и все деньги, полученные от епископа, лежали в ней в целости и сохранности. А поверх монет покоился прозрачный камень, огранённый в виде капли, размером с голубиное яйцо. Это был (чего не знала и не могла знать Челеста) бриллиант чистой воды.

Девушка взяла шкатулку и вышла из подвала, недоумевая, как ей удастся выбраться из леса и добраться до своего монастыря. Но — второе дивное диво! — открыв тяжёлую дверь, она сразу очутилась в садике своей обители, и, конечно же, поспешила обрадовать мать настоятельницу.

Та выслушала рассказ о чудесном спасении монахини и денег и взволновалась. Никак не могла она понять, что ей делать: отринуть дьявольские деньги и передать Челесту в руки церковного суда или возвестить миру о великом чуде. Посоветовавшись с духовником, отцом Амбросием, приняла двойственное решение: наложила на Челесту необременительную епитимью, золото и кленовую шкатулку освятила, а бриллиант вправила в венец Божьей матери, стоявшей в монастырском храме.

Историю же эту записывать не велела, а передала её из уст в уста своей преемнице. Та передала своей, потом — уж не знаю как - сказание это выбралось из стен монастыря и пошло гулять по свету, пока не добралось до меня. А я поведала его вам.

Помилуй, Господи, нас, грешных, и спаси. Аминь.

Показать полностью
10

Потерянная новелла - 3

Как известно, сборник "Гептамерон" Маргариты Наваррской недосчитывает несколько новелл. То ли благородная дама не успела их записать, то ли они были утрачены (время-то на дворе стояло непростое и суровое), но не менее десятка занимательнейших рассказов были утрачены навсегда. Перед вами одна из таких потерянных новелл.

Монахиня Челеста из сострадания (или по глупости) оказывается во власти таинственного благородного господина в его мрачном инфернальном замке.

Герцог Пеккатори, между тем, остановился, указал ей на пышный диван и предложил присесть. Она повиновалась.

— Я знаю, — все так же бесстрастно продолжил свои речи герцог, — что в городке, откуда я тебя привез, меня почитают за посланца ада. Я знаю, что ты думаешь, будто я пришел за твоей душой. Но это не так. Я не причиню ни духу твоему, ни телу никакого вреда. И нужно мне от тебя только одного: чтобы ты провела со мной эту ночь. А на рассвете я отпущу тебя целой и невредимой и даже — кто знает? — может, вознагражу за время, проведенное со мной.

Челеста тут же представила, что ночь эта будет длиться целую вечность, а когда придет заря, из замка равнодушно вышвырнут в ров ее белые кости, и мерзкая жижа растворит их, как вода растворяет сахар.

Но делать нечего: девушка кивнула в знак согласия, и словно в ответ на ее кивок раздался мрачный гулкий звон — невидимые часы где-то пробили полночь.

С последним ударом странные метаморфозы стали происходить с хозяином замка: тело его выкручивалось и видоизменялось, где-то сужаясь, где-то удлиняясь, так что уже через минуту чёрные одежды, прежде покрывавшие его тело, валялись на полу, а перед перепуганной Челестой стоял, припав на передние лапы, неведомый зверь крайне мерзкой наружности.

Похож он был на гигантского гончего пса, совершенно лысый, но покрытый мерзкими бородавками, с вытянутой пастью, из которой торчали во все стороны длиннющие острющие клыки, с лапами, похожими на лапы гигантской крысы, с тощим хвостом, утыканным шипами, с которых сочилась бледно-желтая слизь.

Монахиня онемела от отвращения и хотела закрыть глаза, чтобы не видеть тошнотворное создание, которое и назвать-то созданием было грешно. Но странно: не успела она подумать о том, чтобы опустить веки, как новая, ясная и яркая, словно солнечный луч, мысль пришла ей на ум: посмотри на него, приказал ей кто-то. Смотри, и не отводи взгляда!

И Челеста смотрела на чудовище, а оно смотрело на Челесту, и не было ненависти в его уродливых глазах, а только боль и мольба. И тогда девушка пригляделась внимательней и поняла, что тварь страдает от огромной раны, тянувшейся через пах и внутреннюю поверхность бёдер, а бледно-желтая слизь — это кровь или гной, которую выделяет рана.

— Сиди здесь, я скоро вернусь! — сказала монахиня так, как сказала бы дворовому псу, и пошла искать кухню.

В замках всегда должно быть место, где можно раздобыть горячую воду и относительно чистую тряпку. И даже в этом проклятом замке такое место было. Пустынное и мертвенное, как всё вокруг, но черный огонь в очаге давал тепло, а на полках стояли закопчённые котелки, и в огромной дубовой бочке хранилась чистая вода.

Челеста вскипятила воду, взяла какую-то пыльную салфетку и наскоро прополоскала ее. Потом налила кипятку в оловянный кувшин, собралась с духом и пошла назад, к страдающей мерзости.

И там, вернувшись к чудовищу, Челеста промыла ужасную рану, и продолжала время от времени вытирать сочившуюся слизь и разговаривала с тварью, словно то был человек. Мало-помалу, она рассказала ему всю свою немудреную жизнь, и пропела все гимны, которые знала, и прочитала все псалмы, которые заучила наизусть. А потом ночь отступила и взошло солнце.

Показать полностью
11

Потерянная новелла - 2

Как известно, сборник "Гептамерон" Маргариты Наваррской недосчитывает несколько новелл. То ли благородная дама не успела их записать, то ли они были утрачены (время-то на дворе стояло непростое и суровое), но не менее десятка занимательнейших рассказов были утрачены навсегда. Вот одна из них.

Монахиня Челеста попадает в местечко под названием "Первый круг". Каждые сто лет там появляется благородный господин, и все младенцы умирают.

Священник закончил свой грустный рассказ и взглянул на девушку в тоске:

— Я ничем не могу помочь бедным родителям. Им придется смириться с потерей детей. Ибо лучше пусть девять душ отправятся в рай преждевременно, нежели одна ввергнется во ад. А теперь скажи мне, дочь моя, хочешь ли ты, чтобы я запер тебя, и твой взор и слух не смутили слезы и вопли несчастных?

— Нет, — отвечала монахиня. — Думаю, я достаточно тверда в вере.

И вправду, весь день, она вела себя, как ни в чем ни бывало: помогала экономке по хозяйству, испекла удивительный пирог с ревенем и даже показала доброй старушке несколько особо хитрых стежков для изящного рукоделия.

Между тем стемнело. Дождь, накрапывавший весь день, прекратился, тучи разошлись, и полная луна, желтая, точно свежесбитое масло, осветила округу. А вскоре послышался бешеный стук копыт. Всадник, который был бы черным, как сама ночь, если бы серебро на его одеждах не сияло призрачным дважды отраженным светом далекой луны, вынесся на площадь перед храмом и вскричал громовым голосом:

— Я алчу и жажду! Воды!

Никто ему не ответил.

— Я изнемогаю от жажды! Принесите мне хоть глоточек самой обычной воды!

Тишина.

— В третий и последний раз спрашиваю я: даст ли мне кто-нибудь воды?

— Я дам! — раздался спокойный голос, и тонкая девичья фигурка, едва различимая во мраке, возникла прямо перед пенной мордой коня. То была Челеста, и она протягивала демону ковш, полный влаги.

Не знаю, чего ожидала несведущая в делах мирских девушка, самым красивым в мире почитавшая золотую канитель, а самым важным — Святое писание, но случилось вот что: осушив одним долгим глотком ковш, чёрный демон наклонился к ней, обвил ее талию крепкой, как железо, рукой и в один мах усадил перед собой на коня. А там пришпорил жеребца и понесся, словно вихорь.

Бедная Челеста не успела дух перевести, как оказалась в каком-то диком, страшном лесу. Вокруг стояли кряжистые кривые деревья, на изломанных ветвях которых не росли ни листья, ни плоды. То там, то тут из земли высовывались корявые корни, через которые всадник перелетал, не задумываясь. Лунный свет пронизал чащу мертвенными лучами, и повсюду множились и шевелились причудливые тени. Ни жива, ни мертва сидела монахиня на коне, не смея даже молиться.

Наконец, скачка кончилась: конь стоял передо рвом, заполненным мертвенно-синей жижей. Всадник свистнул и на том берегу рва раздался стук и скрежет, и сверху опустился мост, края которого были утыканы шипами. В два прыжка скакун преодолел ров и очутился во дворе мрачного замка. Тут демон спешился, легко, точно перышко, подхватил Челесту и поставил ее на землю. Потом поклонился и сказал холодным, лишенным всякого выражения голосом:

— Добро пожаловать во владения герцога Пеккатори.

И бедная Челеста, дрожа, вошла вслед за демоном в его тёмный замок. Ни факелов не было на стенах, ни свечей на столах. В огромном камине горел огонь, но то был чёрный огонь, не дававший света.

И всё же девушка видела все явственно, так как комнаты заполняло мертвенное зеленоватое сияние, сочившееся с потолка и стен, как потоки воды сочатся по мху, устилающему своды пещеры. «Что со мною будет?» — думала монахиня, и сердце ее билось в груди, как воробушек в когтях кота.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!