Серия «Мои стихи»

Прошло наверно сорок дней
Но длится бой кита, людей.
Осталось шлюпок может пять,
Не в силах мы уже считать.

По слухам битва до сих пор.
Другой "Джон" стоит в упор.
Припасы капитану шлет,
А он привет передает.

И если вдруг убережёшь язык от зла,
Прочувствуешь ту толику тепла,
Тогда не сможешь плохо о другом сказать,
Ведь будет тебе просто — пофиг, просто — наплевать.

Ночь тёплая, кровавая луна.
Аж звёзды, золотым светили.
Девчушка родилась, на свет, тогда.
Все плакали о ней, скорбели.
Ах, как же беспощадна жизнь бывает?
Рок так безжалостно, небрежно, убивает.
Явление чуда, ожидала мать.
Но вместо этого приходится рыдать.
А горьки-слёзы, дико душу рвут,
Мучительно смотреть, прижала тело.
Прощание. Самоубийства мысль. Зовут.
Так светлое — мгновением улетело.

Свербит в душе. Третий день пошёл.
Сосед её с ножом в руке нашёл.
Испуганно глядит в глаза его,
Качаясь шепчет, что дитя мертво.

Могильщик, лопатой снег кидает.
Теперь два метра вниз, но лай смущает.
Щенок, совсем не понимает кто ушёл,
А лезет под ноги, игриво, донимает.

Монах младой, со слезами на глазах,
Читает: то про себя, то в слух — молитвы.
Такое видел, десятки раз, но страх
Одолевает, не может выиграть битву.
Что чтец простой, если бы целитель?
- Иисус, родной, смотри! Где ж, Ты, Спаситель?»
Так страшно видеть мёртвое дитя,
Но, как им объяснить? Ведь у Тебя!
Еретикам и прочим атеистам,
Терзающим становится сей час.
Евангелие, прочли, ну хоть бы раз! -
Раздался тихий голос пожилого:
«А ты отец, не думай о пустом,
Дары небесные, оставь-ка на потом,
О, если-б мог, дружок, понять,
Роптанием — скорбь не передать,
Есть молитва, и это что-то значит,
Сейчас кто должен плакать — плачет».
Листал он час, как календарь, небрежно.
И осознал одно: «Не будет прежде.
Поникло всё, теперь цвета другие:
Отчизна, мать, и прочие родные.
Не будут, так же плакать, как она.
Раскроет слёзы и рюмочку до дна».

Алкоголь, да звон колоколов,
Взывают умоляюще: «Рыдайте».
За столом молчанье голосов,
Таит в себе: «Забыться дайте».
Янтарный вечер. Как же жаль.
Сжирают душу: сожаление, печаль.

С головою укрыт одеялом,
Пенье птиц, слышится в щёлку,
И внутри меня что-то взыграло,
Как младенец. Руку под щёку.

Раздаётся так громко и резко:
«Всем подъём, уже семь часов».
Вспоминаю, теперь, калека,
Злость. Ругаюсь: «Гори всё огнём».

Лёгкий ветер, тюль поднимает,
Кончик ткани ласкает кровать,
Лучик света, в лицо попадает,
Значит, точно, пара вставать.

Я, себя, лежу, убеждаю:
«Боль пройдёт, не навсегда».
И себя же за это ругаю,
Нет ответа к вопросу: «Когда»?

Поднимаюсь, скрипя зубами.
Столько сил, отдавая зря?
Облитый, холодными ручьями:
«Доброе утро, друзья»!

Не дрожит, голос от боли,
И улыбка светла на лице.
Медсестра нас считает героями,
Крики боли сжимаем в себе.