vasiaberner

vasiaberner

Пикабушник
поставил 6 плюсов и 1 минус
отредактировал 0 постов
проголосовал за 0 редактирований
в топе авторов на 168 месте
Награды:
5 лет на Пикабуболее 1000 подписчиков
17К рейтинг 1420 подписчиков 3 подписки 223 поста 202 в горячем

49. Дикие истории взрывника

Не помню кто, но кто-то из умных сказал: - «Каждое великое свершение начинается с начала». На Зубе Дракона все великие дни начинались с утра, а все «утры» - с сеанса связи. Именно по такой логике событий, в одно утро, «График» наговорил в радиоэфир текст из утвердительных предложений о начале великой эпохи созидательного строительства. Хайретдинов выслушал, сказал «есть», отключил питалово радиостанции и выдал нам под зад целеуказание.

По приказу «Графика» мы должны были начать строительство зимнего помещения под названием «капонир». Или блиндаж, какая разница. Мне не хотелось этого делать, ибо в первых числах сентября нас должны были снять с поста боевого охранения и направить шастать по горам с вещмешком металлолома. В такой ситуации для меня полезней было ходить в караваны, практиковаться в стрельбе, развивать силу, ловкость и боковое зрение. А что я получу от строительства капонира? Если бы меня потом в стройбат направили, тогда я согласился бы. Но меня не направят в стройбат, в этом я был уверен на сто процентов. Людей, прошедших горную акклиматизацию, надо использовать для выполнения задач в горах, а не на комсомольской стройке. Труд сделал из обезьяны человека, монотонный труд сделает обратное, если возводить блиндаж, в котором будут жить другие пацаны. Я не стройбатовец, я – горный стрелок. Пусть наши сменщики сами для себя строят, что захотят, по своему индивидуальному, так сказать, проекту.

Пока я стоял с лопатой на горе и горестно думал эту пургу, ко мне подошел Азамат Султанов, мускулистый узбекский качок с ломом в руках. По форме его физиономии, вытянувшейся в унылой гримасе, я догадался, что он внутренне со мной полностью согласен насчёт стройбата. Поэтому я подошёл к растущему из земли огромному валуну, подкопал большой сапёрной лопатой грунт со стороны обрыва и сказал:

- Азамат, подковырни снизу ломом.

Валун был на полметра выше Азамата, но против лома и потного качка у него не оказалось никаких аргументов. Булыган немного покобенился, затем начал валиться на бочок. Плавно и величественно, как в замедленной съёмке, пополз по крутому склону, кувыркнулся, сделал один оборот, другой, перекатился через расположенные внизу скалы и полетел в свободном падении с обрыва.

Никогда в жизни я не видел настолько захватывающего зрелища. Громадный булыжник, базальтовая скала, массой в десяток тонн, разогналась на склоне горы, катилась, подпрыгивала как мячик на неровностях, выбивала при прыжках фонтаны земли, камней и пыли, подлетала вверх, кувыркалась и перелетала через натыканные кое-где чахлые деревца.

«Всё можно исправить, кроме неисправимого. Всё можно забыть, кроме незабываемого»! – дружно подумали мы и застыли на краю обрыва с открытыми ртами. До службы в армии ни Азамат в своём Узбекистане, ни я с Манчинским в Белоруссии, ни Гнилоквас на Украине, никто из нас не наблюдал ничего подобного. Огромный булыжник олицетворял мощь, скорость, порыв энергии! Он нёсся с километровой высоты по крутому склону… в сторону Дархейля.

Дархейль - это кишлак, вообще-то, в чем-то даже населённый пункт. В нем располагались сады и постройки, в конце концов, там могли оказаться люди. А мы к ним запустили десятитонную базальтовую глыбу, летящую со скоростью курьерского поезда и вращающуюся, как вентилятор.

Где были наши мозги? А разве они нужны солдату? Конечно, не нужны. Как говорили в армии: - «С нами те, кто думают за нас».

Едва запущенная с горы скала влетела в зелёнку Дархейля, мы, в восторженном состоянии, принялись подкапывать следующую. Делали это дружно, слаженно, с ощущением мощи коллектива и чувства локтя товарища. Эту энергию, да приложить бы в мирных целях! Но любой солдат, по определению, должен быть изначально ориентирован на чувства, противоположные мирной деятельности.

От перестановки мест согласных согласие не уменьшается. Мы обступили следующий булыжник, дружно и согласованно, в четыре больших сапёрных лопаты, подкопали его со стороны склона. Массой он оказался гораздо пуще прежнего. Ломом и лопатами мы подковыривали его, упирались, кряхтели, потели. Оббегали и снова подкапывали со стороны обрыва. Потом снова ковыряли. Конечно же, упорство и труд победили бездумную базальтовую массу. Хотя и очень большую.

Вскоре подкопанный валун покатился по склону, запрыгал на ухабах через деревья, и в самом низу горы со скоростью локомотива влетел в Дархейль. Если бы он там проломил дыру в каком-нибудь дувале, то, я вас уверяю, мы бы скинули вниз, вслед за ним, половину хребта Зуб Дракона. Но на улице происходила середина июля, в кишлаке буянила зелень, он весь тонул в «зелёнке». Из-за неё нам не было видно, что натворила сброшенная нами скала. Однако вполне хватило имевшихся впечатлений, и мы снова взялись за лом и лопаты.

Так штыком и прикладом, то есть ломом и лопатами, мы «трудились» до вечера. Разошлись лишь после того, как Хайретдинов заревел команду заступить на смену парным постам. А до этого рёва все копали, кряхтели, «мантулили и колбасили». Никого не надо было подгонять или уговаривать. Странно, но у Хайретдинова не возникло никаких подозрений. Он думал, поставил простую задачу, в которой «негде чтобы собака порылась», но советский солдат завсегда найдёт место для подвига.

На следующее утро, как говорится, на завтра после завтрака, передо мной возник раздетый до пояса накачанный Азамат. С большой сапёрной лопатой на плече.

- Ишга кетдик! – Восторженно сказал он мне. - Якши утро, улыбай свой рот!

Прапорщик всё слышал, а я подумал: – «Ну зачем так подставляться! Где ты видел солдата, который ни свет, ни заря, радостно поскачет вкалывать с лопатой на плече?»

Но Хайретдинов ничего не заподозрил, только одобрительно покивал головой. Мол, идите, соколы, идите. Ну соколы и пошли. И снова с Зуба Дракона в Дархейль полетели десятитонные глыбы базальта.

Примерно на третий день усердной слаженной работы армейского коллектива, Хайретдинов, таки, решил пойти и проверить – что же за космодром возвели его подчинённые. Как он мог так неосмотрительно оставить нас без своего зоркого ока? Наверное, забыл русскую народную примету: «Если дети (читай, солдаты) кричат, дерутся, скандалят, генерируют шум, писк и гам, то всё в порядке. А как только они притихли, надо срочно надевать каску, бронежилет, хватать огнетушитель, и бежать в то место, где они распространяют тишину». Потому что, либо уже что-то подожгли, либо гонят самогонку, либо всем взводом долбят скамейку.

- Какого хрена вы тут делаете? – Удивлённо спросил Хайретдинов, когда на третий день прибыл с инспекцией на «стройплощадку» и увидел, как мы, кряхтя и потея, ковыряли со стороны обрыва очередную скалу.

- Чего вы до неё докопались?

- Ну, дык это… товарищ Прапорщик… - Я отпустил торчащий из-под скалы черенок лопаты и почесал себе макушку. Азамат, что ли, будет отвечать на вопросы? Я буду отвечать, я же всю эту опупею придумал.

- Ну, дык, мы сектор обстрела расчищаем.

- Какой, нахрен, сектор обстрела из блиндажа?! В нём будет буржуйка стоять, а не миномёт.

- Да-а-а-а-а? Неужели? – Я сделал удивлённый вид. – А мы думали, что капонир - это такая хрень с бойницей. Для миномёта.

- Блин, сборище дегенератов! – Резюмировал Прапорщик и понял, что если ничего не делать, то ничего не будет, подобрал какой-то дрын, пошел, промерил сброшенные с вертолёта брёвна. Затем выбрал площадку, расчертил её так, чтобы брёвна аккурат легли в качестве перекрытия. Разметил углы, наметил стороны, вход.

- Хренячьте! - Сделал нам жест рукой. – Копайте.

Мы грустно взялись за шанцевый инструмент. Когда всё по уму, когда всё размечено и продуманно, тогда нет места для подвига. А раз так, то у солдата не может быть энтузиазма. По сути, мы не делали ничего нового. Всё то же самое, как если бы сбрасывать булыжники с обрыва. Но там энтузиазм был, а тут его не стало. Такая вот у нас загадочная русская душа. Особенно, у Азамата.

Есть только два способа понять солдата. Но их никто не знает. Поэтому Хайретдинов просто и бесхитростно, без попыток понять сколько у кого в уме, заставил всех бойцов, кроме трёх наблюдателей, долбить ломом, кайлить киркой и ковырять лопатой твёрдый горный грунт.

Несмотря на то, что было жарко, несмотря на высоту три тысячи метров и отсутствие энтузиазма, мы, как-то неожиданно быстро, закопались по я… я не мерил, на сколько сантиметров точно мы закопались. Но в этом месте пространственно-временного континуума природа послала нам место для подвига. О чудо! В горах, под слоем грунта, показался бок большого валуна.

- Та-а-а-ак, - задумчиво протянул Прапорщик, почёсывая себе отросшую за время службы густую чёрную бороду. – Кто тут у нас химик?

Вот! Во-о-о-от оно! Свершилось!

- Я, товарищ Прапорщик! – Выкрикнул я с восторгом и сияющим взглядом.

- Окопные заряды в СПСе возле вертолётки видел?

- Так точно, товарищ Прапорщик!

- Пользоваться умеешь?

- Так точно, товарищ Прапорщик, – выдохнул я, но умышленно умолчал окончание фразы, - только никогда не пробовал.

- Ташшы сюда одного. И взрывай.

- Есть! – Рявкнул я, как будто мне приказали поехать в отпуск. Или сожрать три кило сгущёнки. Только дай солдату что-нибудь напаскудить, энтузиазма и служебного рвения будут полные штаны!

49. Дикие истории взрывника Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат, Продолжение следует, Мат

По прибытии в СПС с боеприпасами я развернул прилагавшийся к заряду «мануал», потому что не надо ничего делать через задницу, надо делать по инструкции.

По прочтении текста я сообразил, что для раскалывания камня достаточно будет применить грушу с кумулятивным зарядом, а стержень с фугасным зарядом можно сэкономить, спрятать, а потом разобрать и что-нибудь захимичить. Например, подорвать. Эта мысль вызвала у меня буйный полёт фантазии.

Через несколько минут эбонитовая груша кумулятивного заряда стояла на камне и дымилась огнепроводным шнуром. По инструкции она должна подорваться в результате работы взрывателя, но я решил, что от зажигательной трубки тоже сработает. То есть, инструкция инструкцией, но делать через задницу оказалось интересней. Я же на Зубе Дракона как химик торчал, а не как термометр.

Пока ОШ (огнепроводный шнур) дымил и вонял, все пацаны и Прапорщик тоже, разбежались по укрытиям со счастливыми рожами и бычками в зубах. Все курили и ждали фейерверка.

- ТА-ДАХ!!! – Что было дури долбанул фейерверк.

- А-а-а-а, бля! – Сказали улыбающиеся бородатые мужики. И снова принялись за лопаты. Вдруг будет ещё один камень? Нам стало гораздо интересней, чем просто тупо маслать шанцевым инструментом.

Через десяток минут природа снова сжалилась над нами и подсунула ещё два булыжника. С полными штанами удовольствия мы разнесли их в куски при помощи КэЗэшек, после чего у меня в укромном месте оказались заныканы три трубы с окопными зарядами. Если бы я знал зачем я это сделал, то не стал бы этого делать.

Затем, для размягчения грунта, мы долбанули два заряда ОЗ-1 в полном комплекте и зарылись в хребет глубже человеческого роста. Там нас поджидала огромная базальтовая глыба. Она нависла со стороны Хисарака в наш строящийся капонир огромным каменным языком и занимала собой половину пространства.

Чем больше человеку приходиться думать, тем больше он думает. Прапорщик наморщил лоб, почесал себе небритую бороду и приказал мне притащить аммонал. Здоровье мне тогда позволяло, я взял и приволок стандартный короб на 24 килограмма. Чтоб два раза, как говорится, не ходить.

49. Дикие истории взрывника Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат, Продолжение следует, Мат

В Баграме, на сапёрной подготовке, мне показывали, как собрать зажигательную трубку, объясняли, что аммонал плохо подрывается от детонатора, к нему до компании надо добавлять хотя бы одну тротиловую шашку.  Но меня не учили рассчитывать «дозировку» взрывчатого вещества. Поэтому я спросил у Хайретдинова:

- Дык сколько класть, товарищ прапорщик?

- В армии так: плохо сделаешь - обгадят, хорошо сделаешь - стырят. Средне делай.

Мысль про «средне» была очаровательна, но не отвечала на вопрос «сколько». Как любой нормальный химик я знал, что тротил в полтора раза мощней, чем аммонал, поэтому решил к зажигательной трубке добавить аммонала столько же по мощности, сколько имеет тротиловая шашка. Взял две колбаски аммонала, тротиловую шашку с огнепроводным шнуром и заложил в подкопанный под скалой шурф. Забил «подушку» из песка, подпалил ОШ и выкарабкался из ямы наверх. Затем мы все дружно разбежались по укрытиям.

- БА-БАХ!!! – Сказал в капонире мой заряд и выбил из-под скалы «подушку».

Скала даже не шелохнулась. Мы подошли к краю капонира, заглянули, через пыль посмотрели какая она целая и невредимая, почесали себе – кто пуп, кто репу, а я снова полез вниз с аммоналом подмышкой.

Слез, поковырял лопатой, пробил шурф поглубже, отгрёб песок. В очередной раз подумал про заряд: – «Сколько класть»? Очевидно было, что у прапорщика спрашивать бесполезно, он, так же как я, никогда не пробовал. Если бы пробовал, то с первого раза дал бы чёткое указание. Раз не дал, значит не надо ставить командира в неловкое положение глупыми вопросами.

По итогу я решил добавить к тротиловой шашке вместо двух - три колбаски. Иногда лучше сделать предсказуемо, чем непредсказуемо и жидко. Даже если скала предсказуемо выдержит, то хрен с ней, лишь бы нас не убило. Шестьсот граммов аммонала и двести граммов тротила – это серьёзный заряд.

Пока я возился с шурфом и зарядом, пацаны стояли на краю капонира, смотрели вниз, ковыряли у себя в носу. Им было скучно. А я что? Я старался, как мог.

После того как я вылез из ямы, все лениво разошлись по укрытиям.

- БА-БАХ!!! – Сработал второй заряд. Скала снова выдержала.

- Ну ты чё, Химик? Нюх, что ли, потерял? – Прапорщик смотрел на меня, выставив вперёд пуп.

- Подушку, видимо, слабо забил. – Снова я полез в капонир с аммоналом и тротилом.

- Ну, дык, забей сильно! Сколько мы так будем вошкаться?

В третий раз заложил я заряд. На этот раз к шашке добавил четыре колбаски. Потом в третий раз забил подушку. Сильно забивал, очень старался. Затем мы пошли по укрытиям, не разбегались, лениво тащились, еле волоча ноги. Потому что надоело убегать.

В очередной раз прозвучало:

- БА-БАХ!!!

В очередной раз скала оказалась целая.

Ещё раз пять, а может быть шесть, я слезал в капонир, закладывал заряд, кряхтел, забивал подушку. Прапорщик уже не называл меня странным химиком, потому что у него от этих слов заболел язык. А пацаны не расползались по укрытиям, сидели на камнях, курили, грустно и уныло смотрели на то, как я заталкивал под скалу всё, что осталось от целого короба аммонала.

Мне тоже всё надоело, я поджег шнур и вылез на поверхность. Дымный огонёк пополз к заряду килограммчиков в десять, а может пятнадцать, никто не считал.

- ШАН-ДАР-Р-Р-Р-Р-Р-АХ!!! – Долбанул аммонал. Скала порвалась от такой подачи на сто пятьдесят базальтовых булыжников, полетела с пылью и дымом в сторону стратосферы.

- О-о-о-о, наконец-то! – Задрал голову Хайретдинов, провожая взглядом улетающие к синему небу булыжники. – Давно бы так!

- О-о-о-о, бли-ин, зашибись! – Восторженно выдохнули по облачку дыма пацаны и тоже задрали головы вслед улетающим камням.

В созерцании великолепного полёта мы пускали сопли и слюни до тех пор, пока первый кусок базальта не долетел до верхней точки подъёма. Затем он развернулся и полетел в противоположную сторону.

Всем известно, что подброшенный при нормальных условиях кирпич обязательно полетит после верхней мёртвой точки вниз. А внизу кто? А внизу – мы. И никто не догадался убежать в укрытие, потому что уже задолбались. Убегаешь-убегаешь, а ничего не происходит.

Первый булыган долетел из заоблачных высей до нас и смачно впечатался в выкопанный из капонира песок.

- ШМЯКККК!!! – В разные стороны полетела пыль.

Всем показалось, что нам конец. Оказалось, что не казалось. Огромные камни начали лупить вокруг нас с неистовой силой, мы забегали, как тараканы под веником. Манчинский увидел выложенный для просушки полосатый матрас и в доли секунды оказался под ним.

- ШМЯКККК!!! - ШМЯКККК!!! - ШМЯКККК!!! – Зашлёпали вокруг матраса базальтовые кирпичи.

Хитрожопый Бендер проявил недюжинные способности к интеграции в биосферу саванны, обернулся пятнистым гепардом и исчез со строительной площадки в неизвестном направлении со скоростью 150 километров в час.

Мне удалось подхватить с земли чей-то валяющийся бронежилет, я накинул себе на голову грудную пластину.

- ШМЯКККК!!! - ШМЯКККК!!! - ШМЯКККК!!!

Гнилоквас шмыгнул под спинную пластину развёрнутого надо мной бронежилета.

- ШМЯКККК!!! - ШМЯКККК!!! - ШМЯКККК!!!

Миша Мампель спрятался под скалу, Петя Слюсарчук - под каску, в которой варили чай. Только Хайретдинов остался стоять посередине стройплощадки, засыпаемой с неба базальтовыми булыжниками. Низкочастотным рёвом «по матери» он объявил о завершении всех подрывных работ, вместе с завершением отвратительного строительства.

С тех пор капонир остался в таком виде, как его разворотило взрывом полкороба аммонала. Как говорится, жизнь на то и жизнь, чтобы жить.

Показать полностью 2

48. Стрелять может каждый. Попадать – не очень

В середине июля 1984 года Хайретдинов провёл реорганизацию поста. После того, как с Зуба Дракона ушли разведчики Ефремова, расклад сил изменился, обстановка потребовала вмешательства человеческого интеллекта. Естественно, Комендант вмешался, перевёл меня, с ручным пулемётом, со Второй точки на Третью, в качестве усиления огневой мощи. Дополнительно поставил задачу ухаживать за АГСом. На Вторую точку, до компании к себе и Герасимовичу, Хайретдинов забрал Петьку Слюсарчука и Саню Тимофеева. С вертолёта нам сбросили ещё один АГС, Хайретдинов торжественно вооружил им Саню.

Таким образом, я очутился на Третьей точке с Мишей Гнилоквасом, сержантом Манчинским и Андрюхой Орловым. Эти монтажники-высотники, за месяц боевого дежурства, обнесли позиции своего поста каменной стеной в рост человека. На сторону Хисарака устроили большую бойницу с АГСом. Ещё четыре бойницы, предназначенные для стрельбы из автоматов, направили на Хисарак и на вертолётку. Туда же, на вертолётку, открывался большой дверной проём, в котором не было ни двери, ни косяка.

Всё это великолепие каменного зодчества пацаны обтянули сверху маскировочной сетью и подпёрли трёхметровой занозистой доской в центре помещения, чтобы сеть не провисала.

Мне стало интересно, насколько эффективно действовала подобная маскировка, я вышел «на улицу», отошел от поста в сторону вертолётки и попытался рассмотреть нашу позицию. Скажу честно, меня впечатлило. Третья точка оказалась очень надёжно замаскирована. Наша советская масксеть имела настолько грамотную раскраску, что с расстояния в 20-30 метров воспринималась, как большая каменная глыба. Я смотрел на неё в упор, но не мог разглядеть «Третий точка» и троих вооружённых мужиков, хотя точно знал, что они там есть.

В первый день службы на новом месте я обошел и рассмотрел все подходы к посту, оценил, где противник мог подобраться незамеченным, а где мог подобраться замеченным. Подумал, в каком месте должно располагаться моё тело при ночном дежурстве, и в каком - при дневном. После чего утёр пот со лба, принялся стойко и мужественно преодолевать тяготы воинской службы. С этого момента дни потянулись длинной нудной цепочкой. Дежурить-спать, спать-дежурить. Ну и ещё немножко попить, изредка покурить и слегонца пожрать.

Первые восторженные впечатления от знакомства с горами у меня прошли. На втором месяце созерцания охренительных пейзажей с высоты почти 3000 метров, мою башку посетила фаза торможения. Сколько времени человек может держать грудь на восторженном вдохе? Не очень долго, иначе придётся сделать себе стыдно, если что-нибудь пойдёт на так. Острые ощущения от обстрелов, мин и от войны в целом, прошли, вместо них в голове поселилась постоянная настороженность и переросла в привычку не высовываться, прятаться за валунами, не рисоваться на горном хребте на фоне дневного неба. Стало нормой жизни ходить от укрытия к укрытию, наступать ногами только на крупные валуны и выходить за территорию поста исключительно с пулемётом в руках.

В один из дней службы на Третьей точке, мне удалось убедить Хайретдинова насчёт необходимости развивать способы владения пулемётом. А заодно проводить ежедневную пристрелку ближайших позиций, пригодных для нападения на наш пост. Хайретдинов дал мне «добро» на тренировки и пристрелку, но сказал, что только одиночными и только в сторону Хисарака. Чтобы лишний раз не напрягать нежный слух «Графика». Я ничего не имел против стрельбы одиночными. «Жить без цели - бесцельно жить», - подумал я и пошел расставлять мишени на скалах в виде стреляных гильз от АГС-17.

48. Стрелять может каждый. Попадать – не очень Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат, Продолжение следует, Видео, YouTube

Гильзы от АГСа выглядят, как стаканчики. Их удобно ставить, они не падают от ветра потому что не слишком большие и не слишком маленькие. Каждый день я вешал на плечо пулемёт, брал подмышку цинк, в который было насыпано десяток-полтора таких гильз и уходил в сторону единственной возвышающейся над нами сопки. Там лазал по скалам, расставлял гильзы. Затем возвращался, занимал позицию и принимался методично сбивать одиночными выстрелами сверкающие на разных дистанциях мишени. Иногда случалось, что Хайретдинов приходил и говорил: - «Да уймись ты уже! У меня отдыхающая смена наступила, а ты поспать не даёшь». Тогда я унимался и начинал чистить пулемёт.

Практически каждый день я проводил стрелковую подготовку из личного оружия. С детства мне было известно, что не бывает боксёра навсегда, или штангиста на всю жизнь, или меткого стрелка на сто лет. Если пацан тренируется, колбасит боксёрский мешок каждый день, бегает кросс, машется в спаррингах, тогда он боксёр. А если полгода потренировался, задрал нос кверху и забил болт на занятия, то это не боксёр. Достаточно быстро у него на пузе вырастает слой сала, снизится выносливость, сила и точность удара. И превратится он в толстомясый жиртрест с одышкой и сколиозом.

Со стрельбой та же история. Либо человек тренируется определять дистанцию на глаз, правильно выставлять прицельную планку, нарабатывает привычку надлежащим образом удерживать оружие, не болтать стволом, задерживать дыхание и плавно вдавливать спусковой крючок. Либо он – толстомясый жиртрест с одышкой и сколиозом.

Учение без размышлений бесполезно, размышление без учений - тоже. Судьба Военная позволила мне объединить и одно, и другое. В результате ежедневных упражнений с пулемётом я осознал, что РПК-74 имеет великолепные стрелковые характеристики. По точности боя он значительно превосходит автомат ввиду того, что имеет более толстый и длинный ствол. При выстреле ствол оружия получает сильные нагрузки и изгибается, особенно сильно в районе крепления газоотводной трубки. Он там «вихляет», как бобик хвостиком, и рассеивает пули по мишени, как горошины по огороду. У АК-74, к тому же, на конце «хвостика» навинчен довольно массивный ДТК, чтобы уже вилять, так вилять

Любой химик знает - чем толще железяка, тем трудней её изогнуть, тут разночтений быть не может. Раз так, то толстый ствол РПК деформируется меньше, чем ствол автомата, что обеспечивает меньшее отклонение пули от линии прицеливания. Плюс к тому, пулемёт в полтора раза массивней автомата, это приводит к меньшей отдаче при выстреле, а значит пуля летит точнее.

В учебном подразделении мне не объясняли, что из себя представляет ручной пулемёт и как им надо пользоваться, поэтому во время "индивидуальных занятий" меня поджидало одно неочевидное открытие. В силу своей молодости и некультурности я предполагал, что пулемёт предназначен для того, чтобы поливать плотным огнём гектары полей сражений, иногда даже с завязанными глазами. По типу – зачем нам целиться, враги и так подохнут. Во время учебных стрельб на горе Зуб Дракона я в полном офигении обнаружил, что мой пулемёт можно использовать в качестве точной, лёгкой, негромко стреляющей самозарядной винтовки с огромным магазином. А если взять модификацию РПК-74Н, то на его универсальное крепление можно установить вместо ночного прицела - оптический «дневной». В такой комплектации, по моему личному мнению, РПК-74 вполне мог бы посоревноваться с СВД насчёт точности стрельбы на дистанции до пятисот метров. «Снайперка» со своим мощным патроном «лягается» значительно сильней, чем РПК-74 с мало импульсным боеприпасом:

Дульная энергия  РПК-74 – 1567 Дж  СВД – 4100 Дж

Во время службы мне никто не доводил подобной информации, поэтому пришлось прийти к данным «открытиям» эмпирическим способом, так сказать, на собственном опыте. В учебном подразделении меня готовили в противотанковые гранатомётчики, научили хорошо, базара ноль, экзамены весь наш учебный взвод стал на отлично. По окончании обучения меня направили в 365-й гвардейский мотострелковый полк и, в качестве офигенно отличного гранатомётчика, вооружили … ручным пулемётом, как будто так и было задумано. Я понимаю, что в Советской Армии всё устроено таким образом, чтобы противник не догадался, ну, то есть, вообще ни о чём и никогда. Но хотя бы вводную лекцию по матчасти РПК-74 можно было бы для меня провести. Или «Руководство по 5,45мм ... ручному пулемёту Калашникова» дать почитать. Но, как говорится в песне: - «Что было, то было», в горы меня отправили с ручным пулемётом и фамилию не спросили, поэтому я решил позаботится о себе самостоятельно, ибо на войне то, чего ты не умеешь - может отуметь тебя.

Следующим упражнением, которое я придумал для себя, стало овладение стрельбой на ходу «с наводкой автомата (пулемета) по стволу без использования прицела». Есть такой термин в «Руководстве».

48. Стрелять может каждый. Попадать – не очень Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат, Продолжение следует, Видео, YouTube

Данное упражнение я отрабатывал на склоне со стороны ущелья Хисарак. А там, как известно, «работали» вражеские ДШК и КПВ. В дополнение к этой напасти мне следовало остерегаться рикошета своих пуль, ибо стрелял я по крупным булыжникам, подходящим по размеру под ростовую мишень. Дальность стрельбы в этом упражнении не превышала пятидесяти метров, потому что не следует мечтать о себе лишнего, хрен кто попадёт на дистанции триста метров белке в глаз, наводя оружие по стволу. Поэтому стрелял я почти в упор. Даже столовой ложкой можно нанести вред здоровью, если засовывать её в рот сверх всякой меры. Хотя, большинство здравомыслящих людей умудряются не калечить себя во время приёма пищи. Мне тоже удалось не травмировать себя рикошетом, я приловчился довольно уверенно поражать крупные валуны одиночными выстрелами «от бедра». При определённой наработке количества упражнений, любой человек получает навык действовать по «скелетно-мышечной памяти». Примерно такое происходит у музыкантов, когда они исполняют отработанное произведение и в это время думают, как бы стопочку накатить и огурчиком прикусить. То есть, совершают точные, выверенные движения не задумываясь.

Подобному может научиться любой нормальный пацан в нашем подъезде. Уверен, потому что лично видел, как хлопцы бренькали на гитаре в жутко упитом состоянии. А это обозначает, у нас растёт достойная смена. Пока они поют, Родина может спать спокойно.

Показать полностью 2 1

47. Ангелы Хранители

На ночном дежурстве, как всегда, мои замёрзшие руки были заняты пулемётом, а коротко стриженная башка – мыслями. В холодном ночном мраке я обдумывал «лекцию» Коменданта. Меня напрягло отношение к пацанам с горы Бадама. Их выставили самовольщиками и разгильдяями, это была официальная версия, известная каждому в нашем полку. А мне завтра поутру предстояло пойти за водой, вопреки приказу командира полка. Чем я буду отличаться от этих пацанов, если попаду в засаду? Я четко помнил, слова, сказанные Ефремовым: - «Приказать не могу. Если сами пойдут, то отпущу». Если случиться что-то нехорошее, то слова «сами пойдут» будут интерпретированы прямолинейно и бесхитростно: сами пошли. То есть, самовольно покинули территорию поста, нарушили приказ командира полка, значит являются самовольщиками и раздолбаями.

Безусловно, в свои девятнадцать юношеских лет я был раздолбаем, в этом сомнений нет. Но за водой ходил не из-за того, что придурок, а из-за того, что другого выхода не существовало. Уверен, что у бойцов с горы Бадама произошло то же самое. Мы никогда не узнаем отпустил их командир, или не отпускал, потому что он погиб в июне 1984 года.

47. Ангелы Хранители Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Взвод лейтенанта Кубарко не позволял душманам «безобразить», на единственной Панджшерской дороге, проложенной в узком ущелье. Гора Бадама является господствующей высотой на участке от входа в Панджшер до населённого пункта Анава, в котором нёс охранение Второй батальон десантников из 345 ПДП. Я лично видел на скалах вдоль этой дороги большой белый прямоугольник. Душманы нарисовали его на сером базальте, чтобы любого идущего или проезжающего было хорошо видно на белом фоне в прицел ДШК, гранатомётов и пулемётов.

47. Ангелы Хранители Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

По сути, взвод Кубарко выполнял такую же задачу, как мы на Зубе Дракона. И снабжали его так же, как нас. Наверняка бойцы сидели на высоте 2544 и умирали от обезвоживания. Им, как и нам, приходилось отправлять с горы команду бойцов за водой. Достаточно посмотреть кем были погибшие: два "черпака" и два "дедушки". В «самоволку» обычно ходят чтобы «потащиться», то есть, побухать или покурить всякую гадость. Такие выходки, обычно, совершают либо со своим призывом, либо с земляками. Погибшие бойцы не были из одного призыва, и никто из них не был земляками. Узбек, казах, таджик и русский. Таким составом не ходят в самоволку. Таким составом ходят выполнять задание. При том, среди них был таджик, это недвусмысленно намекает, что их послали в кишлак за водой-едой. На севере Афганистана и в Панджшере в частности, живут таджики. То есть, в группе бойцов шел переводчик. Это нормальное решение.

Официальная версия утверждает, что погибшие на Бадаме бойцы были самовольщиками и разгильдяями. А я считаю, что они герои. Это моё личное, частное мнение, у меня нет доказательств, но для меня важны были не доказательства, а то, что после ночной смены мне предстояло пойти за водой вопреки приказу командира полка. Сам по себе поход был не для слабонервных, но особое огорчение возникало после осознания, что в случае твоей гибели никто не скажет: - «Отважный солдат погиб, как герой». Скажут с точностью до наоборот: - «Фу, так делать, фу! Никогда, дети, не поступайте, как этот раздолбай».

В тот день моим муторным мыслям, в очередной раз, не суждено было осуществиться. Не то чтобы я в штаны наложил перед походом, я не наложил, просто меня и ещё четверых бойцов прикрыли с небес наши Ангелы Хранители из Двести Шестьдесят Второй Баграмской Отдельной Воздушной Эскадрильи. Об этом сообщил «График» на утреннем сеансе радиосвязи Хайретдинову. И ещё приказал чтобы Комендант обеспечил молниеносную разгрузку.

Едва мы успели захряпать приготовленный Мишей Мампелем завтрак, на Рухинской вертолётной площадке забурлила активная деятельность, из центра кипения которой вскоре вылетел зелёный вертолёт и пошел на подъём к Зубу Дракона. Он зашел на наш пост со стороны солнца и принялся вытворять чудеса пилотирования военной техники в условиях высокогорья. Ветер из ущелья дул порывистый и плотный, он не то чтобы сдувал вертолёт с хребта, он последние штаны срывал с отощавших бойцов.

При нормальном раскладе следовало отложить «работу по посту» до установления адекватных метеоусловий, но в армии так не делается. Командование имело мнение, что военная авиационная техника является всепогодной, поэтому, вертолётчики никогда не сидели и не «курили бамбук» в курилке, в ожидании пока в каком-то ущелье утихнет какой-то там ветер. Поэтому рейс на Зуб Дракона командование не отменило.

Прибывший к нам вертолёт зашел было на посадку, но его снесло с каменистой площадки налетевшим воздушным потоком. Экипаж повёл машину вдоль хребта, открыл разгрузочную дверь и с ходу отбомбился по нам картонными коробами с сухпайком. Не попал, конечно же. Короба грохнулись мимо узкого хребта, разбились о скалы, еда полетела на заминированный склон. А он там крутой, круглые банки покатились далеко и надолго.

Вертолётчики осознали неэффективность такого способа снабжения, развернули машину, сделали круг, ещё раз попытались зависнуть над нашей вертолёткой. Снова ничего хорошего не получилось. Порывами ветра машину болтало над булыжниками так, будто она подпрыгивала на огромной невидимой пружине. Мы решили, что если нам сейчас в такой позе начнут выбрасывать РДВшку с водой, то она лопнет и разлетится в клочья. Чтобы воспрепятствовать уничтожению воды, мы дружно распростёрли объятия и побежали через валуны к болтающемуся на пружине вертолёту. В этот момент из разгрузочной двери вылетел цинк с гранатами к АГСу.

47. Ангелы Хранители Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Он выпал из двери в верхней точки болтания вертолёта, разогнался до третьей космической скорости и со страшной силой рубанулся бочиной в базальтовую глыбу. От такой подачи внутри с грохотом и треском разорвалась граната. Зелёный металл цинковой коробки порвало в куски, в разные стороны полетели тридцатимиллиметровые «огурцы», каждый из которых был потенциально опасен и весьма несъедобен. Мы, как по команде, развернулись к вертолёту задом, к лесу хотели развернуться передом, но, поскольку леса на Зубе Дракона не наросло, мы дружно побежали в прочие другие укрытия со скоростью советского локомотива.

Из разгрузочной двери вертолёта полетели вниз ящики с боеприпасами. Вскоре из ущелья вырвался очередной порыв ветра и настолько сильно маханул вертолётом, что, из открытой двери на землю, роскошно махая руками, как чайка крыльями, вылетел «бортач» в желтом лётном шлеме.

47. Ангелы Хранители Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Мы не поняли, что он имел ввиду, когда совершал этот манёвр, но, тем не менее, повторно понеслись на вертолётку к выпавшему человеку.

Попался! Это ж, какая удача - получить свеженькую добычу, нежданную "посылку" с "Большой земли"!

В этот момент вертолёт понесло на резкое снижение, он камнем полетел в сторону земли, то есть прямо на нас.

47. Ангелы Хранители Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Мы пулей подскочили к «бортачу».

- Ребята, вот, возьмите, сигареты вам дам! – Вежливо и дружелюбно заговорил испуганный бортехник. В грохоте снижающегося вертолёта никто не мог расслышать эти слова, но мы все дружно и одновременно поняли, что он хотел сказать именно так.

С риском быть расплющенными резко снижающейся тринадцатитонной махиной, шесть или семь грязных, бородатых полураздетых голодных мужиков налетели на выпавшего «бортача» с весьма "понятными" и недвусмысленными намерениями. Мы моментально его обшмонали.

Пачка сигарет «Ростов» распечатанная, ещё одна запечатанная, а также: зажигалка, ножик и ещё какая-то хрень была извлечена из его комбинезона пытливыми цепкими пальцами с грязными ногтями. Сам «бортач» был схвачен за ткань на плечах и на бёдрах, перевёрнут вниз головой. Чтобы потрясти на тот случай, если ловкости пальцев не хватило. Затем туловище «жертвы» было отведено назад для замаха и с радостно натужным выкриком "Ы-ы-х!" кубарем заброшено в грузовой отсек налетевшего сверху вертолёта.

После этого вертолёт захлопнул пасть своей двери и, увлекаемый непредсказуемыми вихрями горного ветра, спикировал на Хисарак.

47. Ангелы Хранители Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Мы знали, что в Хисараке имелся пулемёт и не один. И зенитные пулемёты в том числе. Но бандюганы во все глаза смотрели на манёвры зелёного вертолёта и восхищались нашей смекалкой, мужеством и отвагой. Ну, допускаю, может быть, они просто ржали над нами, но, как бы то ни было, по вертолёту стрелять не стали. Ангелы Хранители, путём приложения неимоверных усилий, выровняли машину над позициями душманов, развернулись и пошли в сторону Рухи вдоль ущелья Хисарак.

По итогу разгрузка получилась не очень точной, но настолько «молниеносной», что офигевшие душманы не успели ни обстрелять, ни сбить вертолёт. Позже, на Зубе Дракона, эти негодяи подкараулили машину с бортовым номером 98. Они заранее поднялись на возвышающуюся над вертолёткой горку и ждали прибытия борта. Душман выстрелил из РПГ-7 в момент, когда Ангелы Хранители заходили на разгрузку. Граната угодила аккурат в область красной звезды, нарисованной на борту.

47. Ангелы Хранители Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Наши офицеры в это время стояли возле ЦБУ артдивизизиона, наблюдали за работой вертушек, а тут такое!

Но потери техники не произошло, вертолёт сразу, буквально свалившись с горы, ушел в Руху и сел на вертолётную площадку, которая располагалась аккурат под нашей горой. Экипаж почти не пострадал, только борттехника контузило, и пехота, находившаяся в грузовой кабине, получили контузии разной степени.

Через какое-то время из Баграма прилетела пара вертушек с технарями, привезли лопасть. Офицеры наблюдали, как пара заходила на посадку, а лопасть торчала сзади у одного из вертолётов. Потом, к вечеру, все улетели своим ходом. Я лично не видел, но наши говорили, что эта вертушка ещё летала с залатанной дыркой.

Авиаторы всегда были в чести у Командования и это правильно. Как говорил В.С.Высоцкий: - «Тут мы согласны, скажи, Серёга!»  Меня распирает от гордости за наших Ангелов Хранителей, когда вижу самые высокие Правительственные награды у них на груди. На фотографии мой земляк Дядя Миша, Зубко Михаил Николаевич, шесть лет работал на Ми-8МТ в небе Афганистана.

47. Ангелы Хранители Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат
Показать полностью 8

46. Кто не понял, тот умрёт

С некоторых пор, а точнее с 22 июня 1984 года, ежеутренне, до наступления жары, с поста Зуб Дракона отправлялась группа бойцов к источнику воды. Комендант разделил гарнизон на две команды и установил очерёдность походов, чтобы все солдаты через день наливались водой по самые гланды, принимали омовение, и, по ходу пьесы, подкачивали себе нижние конечности. После моей командировки в Руху с проверяющими, Хайретдинов нарушил установленный ранее порядок. По окончании ночного дежурства пришла моя очередь идти за водой, но Комендант сказал, что так дело не пойдёт, отправил меня спать и «наградил» внеплановым походом тех, кого считал особо отличившимися за время несения совместной службы. Андрюха Орлов несколько раз был отловлен во время дежурства в спящем виде. Мишка Бурилов был известным «Помощником Героя Советского Союза» в истории про "ранение", да ещё отличился при первом подъёме. Саня Мазык и Азамат Султанов стали легендой искусства метания свистящих предметов - дурачили весь пост своими сюррекенами ночь напролёт. А про личную любовь Коменданта к Мишке Мампелю уже пора было сочинять поэму.

Комендант собрал всех этих достойных людей в гурьбу и отправил таскать вещмешки с флягами от источника воды на Зуб Дракона. Решение выглядело весьма логичным и закономерным. Кто не хочет дружить с головой и работать мозгами, тот у Хайретдинова будет дружить с вещмешком и работать ногами. Шикарное решение, как показалось всем поначалу.

После завтрака Комендант достаточно быстро управился со всеми делами и назначениями, и отбыл в отдыхающую смену. Повалился спать в тот же СПС, в котором уложил меня.

А в это время, как говорится, на Дерибасовской открылася пивная…, нет, не то сказал. Пивную лишь только задумали открыть. Дело было в том, что по данным календаря, к нам настойчиво и неумолимо, вместе с крахом мировой системы капитализма, приближался день рождения Бендера. В соответствии с этим нестандартным событием, Бендер подговорил своего земляка Шуру Мазыка, пойти за водой не к ближнему источнику, а метнуться к речке Хисарак в населённый пункт Мариштан. Потому что в Мариштане росло дофига винограда и его можно было затарить с листьями, а потом принести на пост, забаламутить брагульник и сделаться на полдня пьяными дураками.

Алкогольная идея нашла отклик в пылких сердцах, после чего толпа вооруженных военных отбыла в сторону Мариштана. По прибытии на место, пацаны натырили винограда, искупались в речке Хисарак.

46. Кто не понял, тот умрёт Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

На фотографии речка Хисарак, купаются бойцы Александра Ашихмина. Наши бездельники не фотографировались, но выглядело всё точно так же.

46. Кто не понял, тот умрёт Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Мариштан, ребята из Первого батальона заготавливают витамины для поста №13. Как положено, с командиром и под прикрытием.

Мирное население из Панджшера было давно эвакуировано властями Афганистана, так что винограда того не досталось бы ни женщинам, ни детям, ни раненым. Либо его выжрали бы душманы, либо собрали бы мы. Исходя из этих соображений, грамотный офицер старший лейтенант А.Ашихмин организовал наблюдение, охранение и инженерную разведку, произвёл помывку личного состава, а также сбор и доставку витаминного усиления продовольственного снабжения вверенного ему гарнизона. Так поступать - нормально. А бесконтрольно шастать по минам на свой страх и риск – это нисколечко не нормально.

Именно там, в Мариштане, при аналогичных обстоятельствах, погиб боец из нашей роты, рядовой Усманов. Четвёртого июля 1984 года, за неделю до похода наших «виноградарей», Ханиф Усманов самовольно, втихаря, на свой страх и риск, вышел за территорию поста номер Тринадцать, и направился в Мариштан. В «зелёнке», то есть в саду одного из домов, он подорвался на противопехотной мине. Взрывом ему оторвало обе стопы, а оказать помощь было некому. Ханиф самостоятельно перетянул обрубки ног подручными средствами и начал стрелять в воздух, чтобы привлечь к себе внимание солдат на посту. Привлёк. Наши услышали выстрелы и открыли ответный огонь. Они подумали, что в «зелёнке» бесчинствуют душманы. По счастливой случайности в Ханифа наши не попали, но из-за несвоевременного оказания медицинской помощи, его не ждало ничего хорошего. Судя по датам ранения и смерти, скорее всего, он умер от заражения крови.

46. Кто не понял, тот умрёт Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

В посмертной записке написали ерунду, как всегда. Из текста получается, что в ряды Советской Армии Ханиф был призван в августе 1982 года, а погиб в июле 1987 года. Дык что, пять лет служил рядовой пулемётчик? Нет, конечно же, не служил он пять лет. И в двадцати пяти боевых операциях он не принимал участие. Мы с ним вошли на территорию Афганистана 8 марта 1984 года. К началу июля 1984 года он прошел столько же боевых выходов, сколько и я – ровно ноль. То есть, он не успел принять участие ни в одной боевой операции. По разгильдяйскому поступку однозначно видно, что у него детский садик играл в разных частях организма, как и у наших «виноградарей». Они точно так же пошли шастать по Мариштану в зоне ответственности Тринадцатого поста без согласования с их наблюдателями. Вот было бы весело, если бы наблюдатели засекли движение в подконтрольной зоне и, по старинной привычке, развернули бы миномёт. Или классно было бы, если бы с Тринадцатого поста в тот же кишлак, в то же время, направилась бы группа мордоворотов с автоматами. Скажем, за водой. Либо за витаминами, разница не велика. Очевидно, что в любом случае бойцы начали бы стрелять друг в друга.

Но нашим пацанам повезло. Они не подорвались, не «засветились» наблюдателям, и вдобавок ко всему, в одном из домов нашли душманскую «нычку» с военной формой несоветского образца. Ну, и ещё так, по мелочи, консервированные продукты в виде комбижира. Естественно, комбижир был немного «национализирован», но не весь. Потому что переть его на самый верх горы Зуб Дракона нема дурных, то есть, таких атлетических приключений не хотелось никому, но одну банку бойцы решили взять с собой. А рядовому Шуре Мазыку пришлись впору новые, красивые военные берцы чешского производства с блестящими застёжками на ремешках. Шура напялил их, подбоченился и принял решение заодно поменять свои потёртые армейские штаны на непотёртые импортные.

Пока пацаны развлекались в примерочной, на посту Зуб Дракона проснулся комендант. Он вылез из СПСа, потянулся, размялся и занялся своими непосредственными обязанностями, то есть, пошел проверять посты и состояние бойцов на них.

По завершении обхода позиций вверенного ему объекта, Хайретдинов неожиданно для себя обнаружил, что весь подчинённый ему гарнизон насчитывает аж целых шесть человек.

- Герасимович, докладывай! – Взревел Комендант обескровленного гарнизона. – Где водоносы?

- Ещё не вернулись, товарищ прапорщик.

- Как не вернулись? Почему не вернулись? Какие-нибудь сигналы подавали? Выстрелы или, может ракеты запускали?

- Никак нет, товарищ прапорщик, всё было тихо. Если б шо-то произошло, я б доложил.

- Что же мне, сухари готовить за потерю половины гарнизона по своей глупости? Ну ладно, если посадят - выйду, а если расстреляют, что делать буду?

- Не расстреляют. Ребята, наверное, хэбчики стирают. Они мыло с собой взяли, я им своё отдал.

- Надо было к этим разгильдяям приставить одного ответственного! Как же я так прокололся! – Сокрушенно покачал головой Комендант и пошел за биноклем.

Мысль была простая, понятная и педагогически оправданная. В воспитательных целях разгильдяев надо напрягать физическими работами чаще, чем нормальных солдат. Но к толпе балбесов обязательно надо было прикомандировать, например, сержанта Тимофеева. Он быстро бы всем вставил мозги на место. Но Комендант побоялся ослаблять гарнизон, подумал, вдруг душманы нападут. Потому и оставил надёжного сержанта на посту.

Такая «экономия» оказалась ошибочной, к концу дня Хайретдинову это стало очевидно. Он, весь на нервах, просматривал дырки в скалах при помощи бинокля, перемещался с одной точки на другую, прикладывал к глазам средство наблюдения, всё пытался обнаружить затихарившуюся группу.

Группа вернулась на Зуб Дракона в конце дня, почти перед самым наступлением темноты. Бойцы выглядели постиранными, свежими и ухоженными. Хайретдинов негодовал, грозным голосом задавал им вопросы насчёт пространства и времени, то есть, в каком месте вселенной их носило много часов подряд. На что бойцы рассказали про длинный, трудный спуск, нудную сложную стирку, длинный банно-прачечный комбинат и непреодолимый подъём. По сути и по форме они выглядели весьма правдиво и убедительно. Но умудрённый многолетним опытом общения с раздолбаями Хайретдинов уверенно чувствовал подвох. Вроде бы солдаты сделали всё правильно, но что-то не давало Коменданту покоя. А что именно он никак не мог сформулировать.

После безрезультатных расспросов Хайретдинов отпустил солдат, вернувшихся с водопоя, и приступил к дальнейшему несению службы. На сердце у него отлегло, нервный день подходил к концу, надо было сосредоточится на несении службы в тёмное время суток. Но тут неожиданно сверкнула молния в глазах прапорщика и высветила на три миллисекунды штаны и обувь рядового Мазыка.

-  Мазыка КО МНЕ! – взревел Комендант.

От такого рёва по территории поста Зуб Дракона забегали зелёные человечки.

- Мазы-ы-ы-ка КО МНЕ!!! – В бешенстве ревел Хайретдинов.

Через десяток секунд Мазык воплотился перед Комендантом.

- А ну, доложи, воин международного пролетариата, что за форма на тебе? Я полгода прослужил командиром хозяйственного взвода полка, всё обмундирование советского солдата знаю, как Боевой Устав Советской Армии! Ты где взял эту о-деж-ду?

Шура Мазык попытался соврать, что во время наблюдения засёк через бинокль душманский склад и немножко его «раскулачил», но Коменданта такими глупостями не проведёшь. Хайретдинов немедленно застроил перед собой всех пятерых водоносов и устроил показательный «разнос»:

- Кого вы пытаетесь наегорить? Я по форме Мазыка вижу, что вы шарились по кишлаку. Малолетние долбоюноши, вы забыли, что произошло на горе Бадама? Дык я напомню!

46. Кто не понял, тот умрёт Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

28 апреля на высоте 2544 стоял взвод лейтенанта Кубарко из Шестой роты. Четыре солдата самовольно, точно как вы, пошли за приключениями в кишлак. Едва они скрылись в «зелёнке» их всех убили душманы.

46. Кто не понял, тот умрёт Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Пока разведрота искала и выносила погибших, душманы умудрились убить ещё одного солдата. Он сошел с тропы в зону, которая не просматривалась, и его убили прямо под носом у целого взвода.

46. Кто не понял, тот умрёт Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Запомните, здесь идёт война, детский садик остался в Союзе. Кто этого не понял, тот вернётся домой в цинковом гробу. Кто не повзрослеет вот здесь, передо мной, тот не повзрослеет никогда. Я всё сказал. А теперь по местам несения боевой службы шагом марш!

Показать полностью 6

45. Проскочить засаду

В Мариштане мы сдали проверяющих людям Старцева. Рушелюк с бойцами вышел нам навстречу, забрал полковника с подполковником и повёл к себе на пост, а я с разведчиками потопал в Руху, в ППД полка.

До КПП-1 мы добрались без эксцессов, прошли мимо будки и шлагбаума, упёрлись в развилку дорог. Разведчикам надо было шагать прямо, а мне – налево, в Третий батальон.

45. Проскочить засаду Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

- Пока, пацаны! – сказал я и, как Чингачгук, поднял вверх левую руку. По обычаям индейцев следовало поднимать правую, но она у меня была занята пулемётом. На территорию полка я ввалился с патроном в патроннике, не разрядил оружие, не поставил его на предохранитель. Ничто во мне не шевельнулось, даже мысли никакой не возникло, что надо бы это сделать. Путь мой лежал в людное место, я держал палец на спусковом крючке, и от такого положения вещей чувствовал себя очень уверенно. Хорошо, что рядом со мной находился умный Ефремов. Он грустно посмотрел на меня, затем, с долей иронии в голосе, подал команду:

- Разрядить оружие!

Прозвучало так, будто он не договорил слово «придурок». Видимо, офицеров обучают в военных училищах, что если не следить за поступками солдата, то этот «человеческий фактор» в сей же час устроит в окрестностях разруху, массовую гибель окружающих и другие внеплановые зверства. С осознанием собственной безответственности я отвернулся, направил пулемёт в сторону горного массива Санги-Даулатхан, отсоединил магазин, быстро и четко совершил положенные манипуляции, перевернул оружие стволом вниз, и повесил на ремень за правое плечо.

- Благодарю за службу, солдат. – Ефремов пожал мне руку.

- Служу Советскому Союзу. – ответил я, и начал досвиданькаться с пацанами. С Шабановым мы обнялись. Для нас обоих это расставание было, будто кто-то выдернул из груди кусок сердца. «Заплакать, что ли»? – подумал я, - «Жалко, что солдаты не плачут. И не очкуют».

- Бывай, Брат, заходи в гости!

- Зайду обязательно. Ещё хрен прогонишь.

Андрюху Маламанова и сержанта Сёмина я пожмякал за руку:

- Бывайте, пацаны.

- И тебе – не хворать.

На том и разошлись, как в море поезда.

Позже я узнал, что из-за устроенного мной «скоростного спуска» и множественных падений, у Андрюхи Шабанова сильно пострадало здоровье. Ноги его ниже колен распухли, с них едва стащили обувь. Все его спутники пошли фотографироваться, а Андрюха остался страдать в тени блиндажа. Когда эта информация дошла до меня, я попытался дёргать себя за волосы из-за огорчения, но моя коротко стриженная тупая солдатская башка не позволила этого сделать. Мне стало стыдно за мою выходку пуще прежнего.

От шлагбаума и перекрёстка дорог я на рысях прискакал в расположение батальона. Мне следовало торопиться, чтобы вернуться на Зуб Дракона засветло. Быстро и резко я вломился во Взвод Связи, поменял старые аккумуляторы на другие старые, но заряженные, затем заскочил в канцелярию роты, спросил почты и сигарет для гарнизона поста номер Двенадцать. Старшина молча выдал пачку писем и упаковку «Донских». Я выволок всё это хозяйство из каптёрки во внутренний дворик роты и начал аккуратно укладывать в вещмешок. В этот момент откуда-то появился Ваня Грек, подошел ко мне, толкнул в плечо:

- Димон, мы на Четырнадцатый пост повезём ящики с патронами и гранатами. Их много, нас мало, а БТР высокий. Помоги поднять с земли и на броню закинуть.

- Ыгы, а вы меня к мосту через Панджшер подкиньте. – Я поднял вещмешок и пошел с Ваней к БТРу.

Ящики с боеприпасами грудой валялись под тутовниками. Первым мне в руки впрыгнул цинк с гранатами к АГСу и очень удивил меня, ибо показался каким-то лёгким. Поскольку мне следовало торопиться, я взял цинк подмышку, второй рукой подхватил такой же под другую подмышку, и пошагал к БТРу. Шагать было недалеко, без особого напряга я преодолел это расстояние, по очереди закинул цинки на броню. На Зубе Дракона мне приходилось перетаскивать такие боеприпасы с вертолётки на позицию к АГСу. Маркировка у них была одинаковая: «масса 31 кг». На Зубе я мог поднять и понести только один такой цинк, а здесь - два. Вот, что делает с человеком перепад высоты на один километр. Цинки были одинаковые, я был один и тот же, а разница заключалась лишь в насыщенности воздуха кислородом. Меня очень сильно впечатлила реакция организма на разреженный воздух. Получалось, чем выше человек залезет в горы, тем слабее сделается. Жалко, что в школе мне этого не говорили.

БТР мы загрузили быстро, вместе со мной и моей поклажей. Ваня завёл движки, порычал выхлопными трубами, и в течение пары минут привёз меня к обрыву над подвесным мостиком через Панджшер. Это было очень удачное стечение обстоятельств. Даже если душманы наблюдали за нашими действиями, то они не могли ожидать, что один из бойцов погрузочной команды вдруг соскочит с БТРа, оставит боеприпасы, и побежит по мосту за реку. Если воспользоваться методом «бокового зрения» сержанта Шабанова, можно предположить, что мои шансы проскочить на Зуб Дракона без эксцессов выросли многократно.

45. Проскочить засаду Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Самым правильным местом для душманской засады я считал кишлак Дархейль. Духи могли под прикрытием «зелёнки» отправить мимо Тринадцатого поста троих-четверых автоматчиков и попытаться перехватить меня в кишлаке. Если бы я шел из Рухи на Зуб Дракона пешком, у душманов было бы время просчитать траекторию моего движения и направить кого-нибудь в зелёнку Дархейля. Но я, неожиданно для всех, соскочил с БТРа, сиганул с обрыва к мосту, и понёсся, как северный олень, выпучив глаза и закинув рога за загривок.

Быстро бежать мне не хотелось, потому что надо было экономить силы для подъёма. Ускоренным шагом я пересёк каменистую россыпь, проскакал через Дархейль, и, не переводя духа в тени последнего сада, пошел на подъём по раскалённому склону. Настроение моё улучшилось лишь после того, как я преодолел лысый глинобитный бугор, каменный «шар», и оказался в нагромождении скал. Среди крупных камней перехватить меня было уже сложно. Попробуй найти маленького зелёного человечка, одиноко шурующего по огромному склону.

Ноша у меня была не тяжёлая: пара аккумуляторов, письма, сигареты и несколько фляжек воды. Это – не полцентнера патронов. Поэтому я лез на Зуб Дракона и неторопливо обдумывал сегодняшнюю историю с проверкой. Я заранее знал, что ничего хорошего нам не скажут. Только – плохое. Потому что, если начать солдата хвалить, он немедленно попросит воды, еды, отдыха или ещё какой-нибудь заразы. Глядишь, ещё и психологическая помощь ему потребуется. А если проверяющий будет реветь, как медведь, то получится, что солдат проверяющему должен, а не наоборот. Всё это было понятно, но я надеялся на здравомыслие старших офицеров. Ну припёрся подполковник на Зуб Дракона, ну вздрючил меня за отсутствие схемы. А дальше надо было бы вытащить из планшетки стопку фотографий, собрать вокруг себя немытых бойцов и затолкнуть пламенную речь:

- На прошлой боевой операции в ущелье Пьявушт пацаны из вашего батальона отобрали у душманов оружие и боеприпасы.

45. Проскочить засаду Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Командир батальона майор Пудин В.В. (в центре фотографии) с группой офицеров организовал погрузку захваченного имущества на технику.

45. Проскочить засаду Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

На следующей операции ваш батальон изъял миномётные мины НАТОвского образца,

45. Проскочить засаду Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

отбил у противника транспортные средства, и сдал лично комбату Пудину В.В.

45. Проскочить засаду Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

На операции в ущелье Пьявушт управление вашего батальона взяло под контроль важную транспортную артерию противника. На фотографии зампотех майор Письменный, комбат майор Пудин, замполит капитан Суханов, начштаба майор Зимин.

45. Проскочить засаду Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Во время операции на Парандех офицеры батальона во главе с комбатом спасали экипаж упавшего вертолёта.

45. Проскочить засаду Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

А вы в это время на курорте штаны просиживаете, несчастную схему ведения огня нарисовать не можете. Хотя должны всемерно содействовать победам ваших товарищей, тащить службу за четверых, а лучше за четверых с четвертью, и поднимать на самую высокую планку гордое звание горного стрелка!

Фотографии не дофига весят, на вертолёте привезти их не тяжело. Но никто этого не сделал. Мы сидели на горе без них и без разъяснительной работы. Никто нам не рассказал про победы и достижения, зато я своими глазами видел, что полк пошёл на операцию, понёс потери, а ДШК по нам как стрелял, так и стреляет. Теперь к нему ещё добавился КПВ. Дык за чем полк ходил в горы, за звездюлями? Где победы? Уничтожили хоть один ДШК на операции или не уничтожили? Почему до нас не довели информации, вызывающей боевой порыв?

9 июня 1984 года я видел своими собственными глазами, как на Зуб Дракона поднялись десять человек. Через месяц Колю Диркса и Серёгу Губина в буквальном смысле расстреляли, сапёра и Ызаева подорвали на фугасной мине. Четверо бойцов из десяти. Это почти половина. Столько выбыло из строя за один месяц. Это при том, что первые две недели душманов не было. А теперь их появилось, да немало. Из Пакистана прибыла группировка Сахиб-Хана. Вторую неделю она постоянно усиливается, становится всё больше и больше. И что я должен думать в сложившейся обстановке? Доживу ли я до дембеля? Мне что-то не верится, что доживу. Впереди пропасть в шестнадцать раз подряд по такому месяцу.

С этими мыслями я прибыл на Зуб Дракона, и до наступления темноты предстал перед Хайретдиновым. Говорил ему, что приду, вот и пришёл. Если бы заночевал внизу, то лежал бы на правильно застеленном матрасе и спокойно спал до утра. Для такого оборота событий у меня имелась целая куча «отмазок»: «я не успел засветло», «у меня не хватило сил на подъём», «Старшина приказал мне грузить боеприпасы» и так далее. Но я вспомнил методику Шабанова «как стать героем» и пришел на Зуб Дракона, залез на эту жуткую фиолетовую гору, сдал заряженные аккумуляторы, раздал пацанам письма и сигареты. После спуска и подъёма я очень устал, а мне ещё предстояло дежурить всю ночь в жутком дубаке, несмотря на то, что предыдущие сутки я не спал, поскольку пропустил отдыхающую смену.

Хайретдинов засчитал мой небольшой подвиг. И всё… Гарнизон приступил к привычной службе. На ночном посту я периодически разламывал кусочки сахара-рафинада из сухого пайка. В разреженном воздухе, в кромешной тьме, сахар испускал синие искры пьезоэлектричества. Таким способом я отвлекал себя ото сна. Грыз сладкое, запивал сырой водой из фляги и думал: - «Вот если бы я остался внизу, то на Зуб Дракона пошел бы только с караваном. Значит несколько ночей провёл бы в чистой постели. Но тогда подставил бы своих друзей на посту номер Двенадцать на несколько ночных дежурств. А это не наш метод».

Показать полностью 8

44. Трус в погонах

Несколько дней прошло в ожидании проверки и предстоящего расставания с разведчиками лейтенанта Ефремова. «Но лучше позже, нежели раньше», - подумал я, и зафиксировал, как с нашей полковой «взлётки» поднялся в воздух военно-транспортный вертолёт, и пошёл на подъём к высоте 3070. В очевидной связи с логикой событий, мне пришел на ум отрывок из сочинения моего бывшего одноклассника, Серёжки Половинкина: «Лёня Голиков услышал за кустами мычание, и понял, что там – пастух». При виде МИ-8 я обратился к «методу Половинкина» и сформулировал мысль не хуже своего товарища: «Из полка на Двадцатый пост вылетел вертолёт. Димон Касьянов понял, что скоро его вздрючат проверяющие».

Самое грустное во всей этой истории состояло в том, что предчувствия меня не обманули. Проверяющие в том вертолёте были. Они прилетели на Двадцатый пост и принялись там дубасить всех направо и налево.

Расправа над гарнизоном высоты 3070 прошла быстро и успешно, после чего к нам на Зуб Дракона пожаловали полковник и подполковник, с эмблемами стройбата у одного и военного топографа у другого. В сопровождении шестерых обвешанных оружием и гранатами мордоворотов с поста № 20, они притопали по тропе, которую я заблаговременно советовал перекрыть растяжками. Амбалы довели проверяющих до нашей вертолётки и сдали под ответственность лично Коменданту поста Зуб Дракона. Он вышел навстречу под охраной Герасимовича, Шабанова и Ефремова, чтобы принять «дорогих гостей». Сто лет бы их не видеть.

44. Трус в погонах Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат, Продолжение следует

Фотография сделана на Тринадцатом посту старшего лейтенанта Старцева. Слева, с голым торсом и при бороде – прапорщик Рушелюк. Рядом с ним первый проверяющий, невысокого роста, толстенький подполковник.

Первый проверяющий оказался редкостным занудой. Сдуру я даже подумал, что он непременно должен являться замполитом. Второй, полковник, ростом вышел нормально, форма на нём сидела аккуратно и подтянуто, а сам он был бравый такой мужик со шрамом на лице. Второй проверяющий произвёл на меня хорошее впечатление, я ещё подумал тогда, что были бы в нашей армии все полковники такими, Ахмад Шах Масуд сидел бы уже на допросе перед старшим следователем и просил бы третью пачку бумаги, чтобы честно рассказать всё, что знал о Пакистанской внешней разведке.

Но, к сожалению, полковники в армии служили разные. Некоторые были, как толстенький зануда. Где полкан нашел этого чудака на букву «эм»? Может быть, бравый военный взял с собой кабинетного трудягу, чтобы тот выписал себе орденок, мол в Рухе был, в боевых действиях участвовал? Старцев так и называл подобные поездки: «За орденами начальник приехал». Скорее всего, так и было. Скорее всего, прав был Старцев.

По прибытии на наш пост, первое, что предприняли старшие офицеры, они принялись сверять карты у Хайретдинова и Ефремова. Во, прикол! Ефремов что, карту сам рисовал, что ли? Или он её в секретной части получил? Ну, конечно же, в секретке. Ну дык и ступайте туда, товарищи офицеры, и сидите там в спокойной обстановке, сверяйте, со стаканом чая. Зачем вы сюда припёрлись голову нам морочить? Или, может быть, у вас тут теодолит с собой завалялся? Может быть, вы на местности измерения проводите, и с картой сличаете? Я «тупой солдат», конечно же, но не настолько, чтобы не догонять всю нелепость ситуации с левыми отмазками про сличение карт.

Ввиду сильного негодования я сидел в башне с выдающейся гримасой. Толстожопенький подпол обратил на это внимание, подошёл, оглядел меня. Ну я встал. С оружием копыто к черепу не прикладывается, поэтому, согласно Указу Петра I от 7 декабря 1708 года, через небритость щетины и горную грязь, я попытался сделать лицо удалое и придурковатое. С удалью, возможно, у меня не всё получилось, но придурь блеснула во всей красе.

- Где Ваша схема, товарищ солдат? – Обратился ко мне подполковник.

От неожиданности я поперхнулся. Всё что угодно ожидал услышать, например, почему у меня подшива коричневая. Формально он был бы прав, горы или не горы, но гигиену солдат соблюдать обязан. А я был грязнючий и потнючий, как шахтёр после смены в Солигорске. Рукава на гимнастёрках мы раскатали, ясный перец, но чистым от этого никто не стал. Я стоял перед подполковником, дневное солнце жарило мою зелёную одежду с откатанными рукавами, я потел и вонял, как в последний раз. Под моим обмундированием вши из подмышек табуном побежали с товарищеским матчем к тем, что жили в трусах, и прихватили с собой толпу болельщиков. А это толстозадое чудо спросило у меня какую-то хрень про какую-то схему. Лучше бы счёт спросил, на котором прошлый футбольный матч закончился.

- Че-его? – Нараспев протянул я и вошел в жёсткий цугцванг и дефицит мысли.

- У Вас, товарищ солдат, на позиции должна быть схема перед глазами, чтобы нарисовано было: сколько метров, какая дистанция, до какой цели.

Я тихо застыл в ступоре, пытался придумать, как можно ему объяснить, что для схемы, как минимум, нужна бумага. А я письмо Ирке написал на обёртке от сигнальной мины, потому что другой бумаги на Зубе Дракона нет. Пришлось «шкарябать» письмо стержнем от шариковой ручки на коричневой полупрозрачной обёртке.

44. Трус в погонах Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат, Продолжение следует

Как на таком материале рисовать схему? А приклеить чем? Клей, что ли, где-то среди скал завалялся? Лучше бы этот умник привёз с собой на Зуб Дракона оружейного масла, чтобы я пулемёт мазал чем положено, а не консервационной смазкой из осветительных ракет. А ещё классно было бы привезти сигнальных мин, пару биноклей, батарейки в подсветку к прицелам и средства ночного наблюдения на каждую точку. И что я теперь должен этому весёлому толстячку ответить? Не мог я ему показать письмо на такой бумаге. Скажет ещё: - «Хренля ты, товарищ солдат, Родину позоришь! Что подумают о нас в Союзе, если получат от тебя письмо на такой подтиралке»?

Стоял я перед подполом с пулемётом в руках, хлопал глазами, думал, что дистанцию до его штаба помню наизусть: 2 километра 800 метров. Если из ДШК «тудой» стрелять, то на пределе прицельной дальности, то есть, прицельную планку надо ставить на последнее деление. И прямо в окно ему засандалю. Из АГСа – то же самое. Сказать ему это? Он этого хочет?!

- Тут все цели пристреляны, тарищ полковник. – Вступился за меня Ефремов. – Они тут каждый день ведут огонь и знают все дистанции наизусть.

А-а-а-а-га-га-га – я чуть не заржал! «Товарищ полковник» сказал Ефремов! А-а-а-а! Есть такой анекдот: какого пола подполковник, мужского или женского? Правильный ответ – «женского». Потому что он – под полковником. А прикиньте, если бы Ефремов взял и по слогам выговорил «под-пол-ков-ник»! Я бы за это полез к Ефремову обниматься.

А цели, в самом деле, у нас все были пристреляны, и мы их знали наизусть. Не просто так я про дистанцию до штаба вспомнил.

Тогда подполковник начал говорить о том, что должна быть наглядная агитация, потому что на это место может заступить другой солдат, а тут душманы пойдут на штурм, а солдат не будет знать, какое значение поставить на прицельной планке.

Мне захотелось ему сказать: - «Дядя, дай мне гуашь, бумагу, кисти, лак, перфоратор, фанеру, дюбеля, электричество, и я весь Зуб Дракона увешаю схемами и плакатами. И картину маслом напишу – «Ильич выставляет прицел солдату». А пока, кроме вшей и патронов, у меня нет нихрена. Даже воды. Сами втихаря её носим, вопреки приказу Командира Полка».

Но я ничего не сказал, а в силу своей молодости и начитанности стойко и мужественно выполнил Указ Петра I.

Достаточно быстро подполковнику наскучило смотреть на мою тупую, небритую и немытую рожу. Интересных сведений он от меня не получил, отвернулся и пошел прогуляться среди скал, но не так, чтобы очень. Пару раз по нам вдарили из душманского крупнокалиберного пулемёта, и подполковник засобирался вниз.

С проверяющими засобирался Ефремов и его разведчики. И я. Потому что Хайретдинов поставил мне Боевую Задачу – довести проверяющих до Тринадцатого поста.

- Постарайся вернуться назад, когда их проводишь. Надёжных-то здесь – хер, да ма. Шабанов уходит, ты уходишь, один Герасимович остаётся. Если засветло будет получатся, то вернись на пост, если сил хватит на подъём. – Сказал мне Хайретдинов.

- Я приду, - ответил я.

По Уставу так не положено отвечать командиру, но он тоже не очень-то по Уставу ко мне обратился. «Постарайся прийти», «если засветло будет получаться» – это не приказ, это не Устав, мы с ним не за Устав разговаривали, а как друг за друга ответить. Особенно ночью. Я не тупой, я всё понял, я приду.

Сборы были недолги. По старинной привычке сунул пару гранат в карманы, взял пулемёт и подсумок с магазинами. Ещё засунул в вещмешок несколько пустых фляжек и разряженные аккумуляторы от рации, чтобы поменять их во взводе связи на заряженные.

Поскольку Хайретдинов отправил меня показывать дорогу, я пошел впереди нашей небольшой колонны. За мной встал Шабанов с рацией на спине, за ним Ефремов, потом Маламон, за ним сержант Семин. После всех, в самом хвосте, пошли двое проверяющих. Перед началом движения Ефремов задвинул мне инструктаж:

- Когда наша батарея стояла в Джабале, там, в 177 полку один из выносных горных постов снабжали при помощи БТРов. Бронегруппа подъезжала к горе, с поста спускались бойцы, забирали ящики, и до самого конца подъёма броня прикрывала их снизу. В один из дней офицер бронегруппы куда-то торопился, БТРы сдали груз «каравану», развернулись и уехали. Караван на пост не пришел. На него из засады напали душманы и перестреляли всех в упор.  Душманы за нами всегда наблюдают, всегда ждут удобного момента для нападения, сидят и ждут, когда ты совершишь ошибку. Будешь идти первым – смотри в оба, а на обратном пути - особенно. Чаще всего они устраивают засады на тех, кто будет возвращаться.

44. Трус в погонах Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат, Продолжение следует

Мысль была понятная, я кивнул Ефремову и сиганул с огромного валуна вниз, на тропу. Ножищи к тому времени я себе накачал, поэтому решил показать всем присутствующим, как офигенно я приловчился скакать по скалам, типа не хуже, чем сапёр Сеня.

Едва наша группа пересекла бугор с душистой морковкой, началось драматургическое представление. Среди скал показался первый красный флажок. Как только он попал в поле зрения проверяющих, у толстенького подполковника началась истерика:

- Товарищ солдат! – Заверещал он через всю колонну. – Вы решили меня подорвать на минах?! Вам это просто так безнаказанным не останется!

Блин, сапёрский сержант не все флажки собрал, когда уходил с Зуба Дракона. Часть флажков, видимо, не заметил. А что было бы, если бы он не собирал их вовсе?

- Товарищ солдат! – Снова заверещал проверяющий, очевидно, увидел ещё один флажок. – Вы уверены, что идёте правильной тропой? Вы понимаете, какая ответственность Вас постигнет, если что-нибудь произойдёт?!

- Так точно, товарищ под-пол-ков-ник! – Обернулся я на его скулёж, и расплылся в улыбке, от счастья. Мне было очень приятно назвать его по слогам «под-пол-ков-ни-ком». Потому что нельзя быть таким трусливым.

- Не забывайте об ответственности, товарищ солдат! – Толстомясый скулил, как перед расстрелом. – Эта ответственность полностью будет лежать на Вас!

Он пытался запугать меня, словно от этого что-нибудь изменится. Можно подумать, если он меня напугает, то мина сама выкопается из земли и скажет: - «Проходите, пожалуйста, тарищ под-пол-ков-ник».

«Чем ты меня пугаешь, чмо»? – Подумал я. – «Я первый иду, ты – последний. Если я буду подрываться, засунешь себе в зад эту драную ответственность».

- Здесь нет мин. Я через каждые два дня хожу по этой тропе, товарищ под-пол-ков-ник! – Крикнул я снизу-вверх, с нескрываемым наслаждением.

- Иди, иди, не выступай. – Ефремов дошёл по тропе до нас с Шабановым. –

Иди, не обращай внимания. Пусть поскулит.

После слов Ефремова я развернулся и снова ломанулся вниз. Вскоре я влез в огромные валуны, принялся спрыгивать с них, как тот сапёр. Вот, смотрите все, какой я ловкий, сильный, и какое у меня боковое зрение! Я спрыгивал, и раз за разом за моей спиной что-то громко стукало то о землю, то о скалы. Мне стало интересно, я обернулся. Оказалось, что прямо за мной со скал спрыгивал Шабанов. А рация у него на плечах висела тяжёлая. Из-за неё он падал на тропу после каждого прыжка, потому что подламывались ноги.

- Ты что делаешь, Андрюха? – Я остановился, протянул Шабанову руку, помог подняться.

Мы все знали, что, при движении по горам, военнослужащие должны держать дистанцию. Чтобы, во-первых, в случае подрыва осколки попали в воздух между людьми, а, во-вторых, чтобы вражеский стрелок не имел возможности прицельно стрелять в кучу.

- Ты зачем прямо за мной идёшь? Где дистанция?

- А я решил, что если ты подорвёшься, то я рядом с тобой в госпитале буду. Так что, мы с тобой теперь вместе. Судьба у нас такая.

«Спасибо, конечно же, Андрюха, на добром слове». - Я почесал себе от удивления репу и перестал нестись вниз, как угорелый, пошёл медленнее. Мне стало стыдно за свой поступок, за то, что я бежал налегке, корчил из себя офигенного атлета и не думал о своих товарищах. А ещё я не ожидал, что в природе может существовать такая пацанская самоотверженность, проявленная ради другана. Мне приказали идти вперёд, в дозоре. Это опасно, но это – приказ. Я шел, и выполнял то, что положено. А Андрюха должен был идти в семи метрах от меня. Ему никто не давал приказа рисковать собой. Его никто не заставлял. Никто, кроме его бесшабашной отваги.

В один день, на одной и той же тропе я увидел два совершенно разных персонажа. Один из них с тяжёлой радиостанцией бежал прямо за мной и не отставал ни на шаг. Ему было трудно, но он старался, пыхтел, кряхтел и падал. Ему было больно, но он настойчиво лез под осколки, чтобы разделить их со мной.

Другой шел в самом конце колонны, в самом безопасном месте, и скулил, как будто его вели на убой. Если так страшно, то сиди в своём кабинете, не летай по постам, не шастай по горным тропам. Так сильно нужен орден? Ну тогда сожми зубы и не скули, будь мужиком, если решился на такую поездку. Из-за твоего никому ненужного сличения карт мне придётся на ночь глядя возвращаться на Зуб Дракона одному, с риском попасть в засаду. Подполковник, своей никчемной поездкой ты подставил солдата, и при этом опозорился при всех. Не солдат скулил, ты скулил. Офицер должен быть примером во всём, а ты что сделал? После этого ты для меня не офицер, а трус в погонах.

Показать полностью 3

43. Уничтожил морально

В одно из солнечных утр… в одно из солнечных утрей… в одно из солнечных утров… короче, однажды после завтрака, Хайретдинов затеялся щёлкать тумблерами радиостанции и готовиться к утреннему сеансу связи с «Графиком». Ночной горный ветер к тому времени угомонился, перестал завывать в скалах и хлопать плащ-палаткой, натянутой над нашим СПСом. Пять обитателей Второй точки, слопавши завтрак, покуривали трубочку, молча передавали её по кругу. Болтать с утра никому не хотелось, в «помещении» было тихо, аккумуляторы в радиостанцию зарядили свежие, поэтому Хайретдинов не надел наушники себе на голову, а держал их в руке, перед своим лицом, вместе с тангентой.

- «График», я – Вершина Двенадцать. Перехожу на приём. – Сказал в микрофон Хайретдинов и отпустил кнопку передачи.

- Ухады дамой. – Хриплым голосом сказала радиостанция с жутким таджикским акцентом. – Забирай своя пасани и ухады, мана, дамой. Моя тэбэ приказаль.

43. Уничтожил морально Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Мы все, как один, навострили уши и повернулись к Хайретдинову. Тот удивлённо вскинул брови, отпрянул было от наушников, но очень быстро перешел в положение боевого взвода, исказился гримасой гнева и выдохнул:

- Ах ты гад!

Затем Хайретдинов вдавил кнопку передачи чуть ли не внутрь тангенты и заорал командирским голосом в радиоэфир:

- Ты, душок бородатый! Ты кого пытаешься лечить? Прапорщика Советской Армии? Да я твой … шпарил, когда ты ещё валялся в куче собственных какашек!

Дальше Прапорщик заорал так, что под нашей горой, в штабе полка, я полагаю, заскакали по полу армейские табуретки. Ну, во всяком случае, весь гарнизон поста Зуб Дракона и половина ущелья Хисарак слышали каждое его слово. Рёвом Буйного Бронтозавра Хайретдинов выстроил настолько изощрённую матерную конструкцию, что, если я приведу её в качестве цитаты, меня не только никогда не возьмут в Союз писателей, но и не пустят к приличным людям, в стойбище Оленевода Бельдыева.

Четыре лица, офигевших от красоты нецензурной брани, с восхищеньем смотрели на Хайретдинова. В окрестностях горы Зуб Дракона выключился звук, отключился свет, смолк в зелёнке стрёкот насекомых. В небе споткнулись птицы, забыли, как махать крыльями и камнем рухнули на дно ущелья Хисарак. Испуганно замер текущий с горы ручей, ветер стих и умер, облака с охреневшими лицами врезались в Центральный Гиндукуш. Гиндукуш от неожиданности присел и в страхе сжался. Жалостно всхлипнув, остановилась речка Гуват, глубокое офигенье накрыло долину реки Панджшер и весь Мир звенящей немой тишиной.

Все окрестности слышали только грандиозный мат Хайретдинова и биение собственных сердец. Отдыхал весь радиоперехват, находившийся в зоне вещания нашей радиостанции. Несколько минут в этой зоне никто не вёл никаких боевых действий, никто никуда не бежал, никто никуда не стрелял. Все, затаив дыхание, слушали Хайретдинова. А он рассказывал бородатому неудачнику на русско-татарском эксклюзивном наречии про всю горечь несчастного духовского существования, про низменность его душевных порывов и про всю никчёмность его подготовки по части радиоперехвата. И лишь в самом конце разговора предложил прийти и получить в задницу то, что в литературных произведениях никто никогда не возьмётся описывать.

Ефремов вылупил глаза, начал беззвучно открывать и закрывать рот, как рыба в Одесском лимане. Я вдохнул столько воздуха, что раздулся, как воздушный шарик и тоже застыл, вместе с тектоническими плитами, Вечностью и тишиной поднебесья.

… Три,.. Два,.. Один!

И грянул взрыв неудержимого хохота. Десять стонущих и орущих солдатских глоток гарнизона поста номер Двенадцать салютовали прапорщику Хайретдинову за его начитанность, находчивость и смекалку. Ефремов хлопал себя ладошкой по бедру, Герасимович задрал вверх пыльные полусапожки и конвульсивно подрыгивал ими под изображавшей потолок плащ-палаткой, я от смеха выронил трубку на пыльный матрас и схватился обеими руками за болящий от хохота живот.

Хайретдинов привычным жестом кинул на рацию наушники, смачно сплюнул на пол, после чего грязно, с особым цинизмом, выругался.

Мир дёрнулся и поплыл по своим делам в крутом восхищении. Кашляя и спотыкаясь от смеха, рывками поплыли облака. Снова вздыбились вершины Гиндукуша. Из ущелий вверх полетели ржущие птицы. Давясь роготом, трясся в экстазе Хисарак, ржал гарнизон Зуба Дракона, исступлённо ржали горы, скалы, тектонические плиты и насекомые в зелёнке ущелья.

Из-за такого морального уничтожения неудачливый душок должен был удавиться от горя собственными руками. Может быть так оно и произошло, потому что его кореша начали грустно постреливать по нам через ущелье одиночными выстрелами из пулемётов ДШК и КПВТ.

После того как все проржались и успокоились, Хайретдинов повторно запросил по связи «Графика».

За 8 месяцев службы в армии я уже привык, что хорошее настроение для солдата – это большая роскошь. Если, вдруг, солдат приобрёл на немножечко хорошее настроение, то будет найдено сто пятьдесят разных способов, чтобы это настроение исправить. Именно так произошло и в этот раз. Чтобы гарнизону поста Зуб Дракона служба не казалась мёдом, «График» сообщил, что в Руху из Штаба Дивизии прибыла проверка. Два офицера: полковник и подполковник. Сначала они напроверяют до синих соплей ППД полка в Рухе, затем пойдут по постам. Не завтра, так послезавтра, их вертолётом доставят на пост №20, расположенный над нами на высоте 3070. Они там наведут шухер, потом спустятся и примутся за нас.

В силу ряда известных причин я заранее понял, что проверка не сулит нам ничего хорошего. Она нам пряников принесёт или пенделей? Давайте попробуем вспомнить, чтобы хоть один проверяющий, хоть когда-нибудь проверил всё вокруг тебя и сказал:

- Ну, родной, ты такой молодец! На-ка тебе пряничек.

Было такое хоть раз? Не было. Каждый раз получалось всё наоборот.

Если человек это помнит и понимает, то он не станет ждать милостей от природы и пряников от проверяющих. Пряников мало, а солдатиков много. Если дать одному пряник, то потом придётся давать и другому. Поэтому – дай солдату под зад. Не важно за что, важно, чтобы другим было не повадно. И тогда всё будет хорошо. Как говорилось в одной бодрой военно-патриотической песенке «И тогда – вода нам, как земля!»

После приступа ржаки грустные мысли в моей башке устроили небольшую меланхолию, я неспешно пыхал трубочкой под звонкие плюхи душманских крупнокалиберных пуль по скалам нашего поста. Вскоре табак в трубке прогорел, Бендер выколотил золу о свой указательный палец, а я поднялся с матраса, и решил сходить на Третью точку с целью подговорить Манчинского, Гнилокваса и Орлова. Вдруг они согласятся застрелить к хренам собачьим этих проверяющих, вдруг мне повезёт.

По прибытии я, как всегда, угодил с корабля на бал, в центре которого блистал неиссякаемой придурью местный комик Андрюха Орлов. Он стоял посреди территории Третьей точки на широко расставленных ногах с задом, отставленным в сторону высоты 3070.

- Мужики, отгадайте загадку. Что это такое? – Орёл присел и сделал руками движения, будто прижимает к земле утренний туман:

- Нихрена… нихрена… нихрена… – Медленно произносил Орёл и прижимал туман.

Мужики сидели на снарядных ящиках, курили, зырили на Орла с улыбающимися рожами. В тот момент я понял, откуда произошло слово «зритель».

- Хреняксь! Хреняксь! – Выкрикнул Орёл, подпрыгнул вверх, вскинул к прозрачному небу грязные ладони.

Мужики, полные надежд на ржачку, подняли взоры туда же.

- Хренюленьки, хренюленьки, хренюленьки… – Орёл, стоя на цыпочках, плавно опустил через стороны вытянутые руки с трепещущими расслабленными пальцами.

- Ну? Что это?

- Это – Орлов пэрЭмкнуты. – Миша Гнилоквас преданными глазами смотрел в рот Орлову. Вдруг, засчитает ответ?

- Нихрена.

- Это Орлов накурился чарзу. – Высказал свою версию Манчинский.

- Это уже было. Это тоже - нихрена.

Пацаны сидели, курили, смотрели на Орлова и продолжали улыбаться. Они знали, что ржачка непременно произойдёт. Либо над загадкой, либо над загадывальщиком, но поржать удастся обязательно, так было написано на каждой чумазой роже горного бойца.

- Ну? Ну-у-у-у?! Что это такое? Вы по ночам каждый раз это видите.

- Как ты ночью прыгаешь с поднятыми руками? Не видно этого в темноте.

- Блин, салют это, балбесы!

Под раскаты солдатского хохота я расселся на ящик рядом с пацанами, посмеялся вместе с ними, без особого фанатизма. Потом начал советовать поставить побольше гранат на растяжки, чтобы перекрыть тропу с Двадцатого поста к нам.

В этот момент к нам на точку ввалился Азамат Султанов. Хайретдинов поставил ему задачу насчёт того, как следует готовиться к приёму проверяющих. Азамат выпал к нам из скал и выкрикнул человеческим голосом:

- Эй, пасани! Уборка тэриторыя, ба-а-а-а-анка, гильза-а-а-а!

Гнилоквас заржал. А чего смешного он нашел в красивой и понятной формулировке? Скоро к нам подвалят проверяющие, а весь наш пост засыпан стреляными гильзами, сердечниками от ДШК и пустыми консервными банками. Если мы не хотим получить от проверяющих взыскание, то настало самое удачное время для «Уборка тэриторыя, банка, гильза». Чего тут смешного?

Дружно и весело мы покидали пустые банки за бруствер, они долго и красиво гремели, прыгали с булыжника на булыжник и скакали по скалам, пока летели вниз с нашей горы. Затем кидаться банками я подался на свой пост, а Азамат вернулся на Первый. Все были заняты, всё было хорошо.

Вечером гарнизон поста Зуб Дракона собрался возле СПСа и радиостанции. Народу хотелось послушать вечерний сеанс связи Хайретдинова с «Графиком». Бойцы расселись в кружок на армейские ящики, камни и просто на остывающий грунт, ждали очередного представления, надеялись, что морально уничтоженный на утреннем сеансе душок придёт на матч-реванш и отгребёт ещё одно нещадное поражение.

Под томные взгляды бойцов Хайретдинов двумя руками поправил над своей головой нимб лучшего матершинника Сороковой Армии, включил радиостанцию и гордо вышел на связь с «Графиком». Переговорил, сказал: - «Так точно», бросил наушники на корпус станции.

- Всё, лейтенант. Суши сухари. Кончился твой курорт. – Обратился Хайретдинов к Ефремову.

Оказалось, что по задумке командования, проверяющие не просто должны прийти на Зуб Дракона. После всех необходимых измывательств над гарнизоном они должны забрать с собой Ефремова и его разведчиков, их радиостанцию и легендарную буссоль, в которую показывают только горы. Дружной организованной толпой они спустятся с Зуба Дракона вниз и будут направлены в распоряжение начальника артиллерии полка.

Вместо радости и насмешек над бестолковым радиоперехватчиком мы получили от «Графика» приказ на расставание. За время, проведённое на горе, мы сдружились с разведчиками, вместе охраняли по ночам позиции от коварных душманов, вместе ходили за водой по ржавым минам, вместе валялись под обстрелами. Как говорится, вместе пули вёдрами глотали, кровь мешками проливали. А теперь проверяющие заберут разведчиков с поста вниз.  В том низу их не ждёт ничего хорошего. На дворе у нас было лето, в эту пору положено гонять по горам душманов. Значит во все прорывы, во все дырки и прочие глубокие задницы, будут направлять Ефремова с буссолью, Шабанова со Сто Пятой радиостанцией и Маламанова с нечищеным автоматом. Эти походы будут не за пряниками, а за звездюлями. То наши надают их душманам, то душманы - нашим. Мы видели, что в Хисараке действуют не крестьяне с дубальтовками, а грамотные военные, способные правильно и разумно выбрать позицию, место и время для нападения. Они прекрасно вооружены и замечательно снабжаются. Сколько надо патронов, чтобы с утра до вечера лупить по посту из ДШК и КПВТ? А душманы лупят. Значит, патроны есть. Значит, снабжают их очень хорошо. Что ждёт впереди моего брата Андрюху Шабанова на ржавых минах с рацией на горбу? Доживёт ли он до возможности познакомить меня со своей мамой?

За десять секунд вечернего сеанса радиосвязи Хайретдинов и меня, и Андрюху, и всех нас, как того душка … уничтожил морально.

Показать полностью 1

42. Кто стащил гранатомёт

Утренний прием пищи завершился расползанием личного состава по спальным местам. Пока я курил и мурыжил в своей голове тему про героев, Ефремов, Хайретдинов и Шабанов забрались в спальный СПС и принялись испускать оттуда богатырский храп. Бендер со снайперкой ошивался в своей траншее на дневном посту, вел наблюдение через оптический прицел. А мне приспичило сгонять к сержанту Манчинскому, раскрыть суровую правду о том, сколько гранат ему доверила Родина, и сколько из них он разбросал не по прямому назначению. На этой позитивной ноте я отряхнул от горной пыли своё обмундирование и полез меж скал на Третью точку.

На точке сержанта Манчинского я обнаружил самую безмятежную из всех возможных безмятежных картин. На зелёном армейском ящике сидел закутанный в плащ-палатку Орёл и сладко спал в обнимку со своим пулемётом. От неожиданности я немного опешил, подумал: - «Мальчугану, небось, неудобно! Сейчас раскочегарится солнце и сделает из него запеканку в плащ-палатке». Потом я вспомнил, что собирался кому-нибудь рассказать про гильзы, которые запускал Мазык и про гранаты, которые разбрасывал Манчинский. А кому тут рассказывать? С этой мыслью я подошёл к Орлу, но он не реагировал, продолжал безмятежно спать, слушатель из него был не ахти. Хоть бы, подхватился, что ли, отмазки бы какие-нибудь сочинил. Но нифига подобного не произошло, пацан вел себя как в Пицунде, или как на южном берегу Крыма.

Чтобы проучить нерадивого часового, по старинной армейской традиции, я решил стащить с охраняемого объекта какой-нибудь объёмный, хорошо заметный предмет. Самыми объёмными предметами на Третьей точке являлись скалы, но мне показалось нерациональным тащить на себе многотонный кусок базальта. Армейский ящик, наполненный ручными гранатами, тоже пришлось отвергнуть. В силу этих объективных причин взгляд мой остановился на гранатомёте АГС. Если кто не в курсе, я подскажу, что в Советском Союзе все АГСы делали из железа, а любые уважающие себя массивные железяки любят издавать лязг и скрежет, если пытаться ими манипулировать. Эту особенность АГСов я знал, поэтому не сильно верил в успех своего предприятия, но таки, взялся за кассету с лентой. Естественно, она не захотела беззвучно отцепляться от своего штатного места, мне пришлось изрядно погреметь гранатами, пока я отсоединил её от тела гранатомёта и положил на грунт рядом со станиной.  После произведённого шума я оглянулся на рядового Орлова. Вдруг он устал спать?

Спать Орлов не устал. Он погрузился в образ Царевны Несмеяны, ну или кто там, Спящая Красавица, вроде бы, спала без задних ног, пока не придёт и не поцелует какой-нибудь богатырь, например, сержант Тимофеев.

Такое отношение к охраняемому объекту меня разозлило, я решительно отделил тело АГСа от станины, кряхтя и матюгаясь от натуги, закинул эту железяку себе на плечо и пошагал восвояси на Вторую точку.

42. Кто стащил гранатомёт Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

На Второй я с удивлением подумал: «Нифига себе, сгонял за хлебушком! АГС на халяву надыбал». Затем закинул добытое имущество в небольшой СПС, сложенный для дневного отдыха, накрыл плащ-палаткой, запихнул до компании под плащ-палатку пару вещмешков с каким-то барахлом, и поправил всю конструкцию так, чтобы выглядело, будто спит какой-то военный. Затем утёр пот со лба, залез в другой СПС, прилёг отдохнуть в отведённое для сна время.

Разбудили меня к обеду. Шабанов принёс с «кухни» разогретую в банках душманскую фасоль с мясом, галеты и котелки с ароматным чаем.

- Что, бездельники? – Хайретдинов ребром ладони разломал галету и засунул в банку с горячим соусом. Чтобы размякла.

- КЭП по рации мне прививку в задницу сделал. Сказал, что душманы из миномёта полк обстреляли, а мы хрен смогли их засечь. Тоже мне, грит, охранение. Грит, на курсы повышения квалификации всех вас отправлю. Через Магадан. А я ему в ответ: «Какое снабженье, такое и наблюдение». Из необходимых средств в наличии имеется один бинокль на три точки. А где положенные перископы, микроскопы, калейдоскопы? Чем наблюдать? Буссолью, что ли? Хорошая штука, но через неё только горы показывает. Это что, снабженье, что ли? А жрачка где? Если бы не духовская пайка, то сдохла бы уже вся точка. Я Кэпу сказал: «Четыре трупа возле танка наблюдают в ржавую буссоль. Так что ли? Так душманский миномёт надо вычислять»?

Под речитатив Прапорщика я подвинул к себе одну из банок, полез в карман своего хэбчика за укороченной ложкой. Ложка моя оказалась покрытой слоем серой горной пыли. Я оторвал торчащий из стены кусок бумаги от бумажного мешка, начал вытирать грязь со своего единственного столового прибора. Уровень гигиены внушал надежду, что я не погибну от вражеской пули, ибо не успею.

В дружеской, жизнеутверждающей обстановке мы неторопливо захряпали обед, раскурили трубочку, потягали её по кругу, а потом я снова лёг спать. Отдыхающая смена у меня продолжалась до шестнадцати часов дня, не добадаешься.

В шестнадцать часов меня пробудили, вытолкали в «Идальню» и приказали пялиться на горы во все глаза. Согласно приказа я принялся изучать пейзаж органолептическим методом исследования, но тут пришёл Орлов и нарушил моё душевное равновесие:

- Димыч, отдай АГС. – Орлов говорил тихонечко, вполголоса, чтобы, не дай бог, не услышали Хайретдинов с Ефремовым.

К этому времени я уже забыл про тот несчастный АГС. У меня в голове сменилось сто пятьдесят картинок и переживаний, уже подкрадывался вечер, надо было готовиться к всенощному бдению, а на ночь глядя рядовой Орлов вдруг вспомнил, что у него когда-то был АГС. Чем этот дежурный собирался вести бой, если бы напали душманы? Весь день он ходил, смотрел на пустую бойницу, не видел, что средство для ведения боя куда-то ушло, и много часов кряду очень сильно отсутствовало. Я уже не говорю о том, чтобы поднять крышку, проверить, не загрязнилась ли лента, не задуло ли в механизмы песка. Нафиг не надо совершать такие напряги! Человек охранял пустое место и был всем доволен, особенно самим собой. До тех пор, пока не проснулся Манчинский. А после того, как он проснулся, начался «разбор полётов»:

- Орлов, жаба, где АГС? – В полном охренении заорал сержант Манчинский и указал пальцем на огромную пустую бойницу, одиноко зияющую в каменной стене.

- Всё так и было. Я, када на пост заступил, именно так всё и было. – Заявил Орёл с уверенностью члена Академии Наук и заморгал на Манчинского преданными глазами.

- Я лично тебе пост сдавал! Хочешь сказать, что это я просрал АГС? Ах, ты скотина! – Взревел Манчинскийи и засадил Орлову по пятаку. Орёл отлетел назад, а Манчинский догнал, схватил за плечи, развернул к себе спиной, упёр ему в зад сапог сорок третьего размера и вытолкнул за территорию поста, как космическую ракету в межпланетное пространство.

- Мозга не сыкма! Как просрал АГС, так теперь и рожай! Не приходи обратно без него!

В момент вылета за территорию Третьей точки, под действием перегрузки, обогащённая кислородом кровь затекла Орлу в ту извилину, которая отвечала за логическое мышление. Извилина ожила и выдала поразительную по своей красоте цепочку рассуждений:

Если бы Орла с закрытыми глазами на посту застал Ефремов, то бил бы по голове складным прикладом автомата. Но он не бил. Значит, это не Ефремов спёр АГС.

Если бы Орла застал спящим Хайретдинов, то был бы расстрел. Расстрела не было, значит, и не Хайретдинов.

Манчинский всё это время сам спал в отдыхающей смене, значит не Манчинский.

С Первой точки на Третью никто не ходит, потому что кухня находится у них. Это к ним все ходят, а не наоборот. Значит пришёл кто-то со Второй точки, но это не Хайретдинов и не Ефремов.

- На Втором посту ты – самый разгильдяй. Значит, ты взял АГС. – Орёл смотрел на меня честными глазами шестилетнего Праведника. Нет, не Праведника, а Мученика. Он же от Манчинского аскезу принял.

- Охренеть! Меня назвал разгильдяем человек, который просрал АГС! А ты только его просрал или ещё что-нибудь? – У меня возникло желание как следует подразнить Орлова, чтобы он надолго запомнил сегодняшнее приключение. Но тут я вспомнил, что обещал придушить его, если ещё раз застану спящим на посту.

- Может, выполнить своё обещание и придушить тебя? - Я дурашливо наклонил свою голову набок, заглянул Орлу в правый глаз. - А может вообще оторвать твою тупую башку? Манчинский ничего в ней не повредил?

- Отдай АГС.

- Не отдам. Ты, падла, спишь на посту. Если жить надоело, иди в Хисарак и умри там, как герой. Нас не надо за собой тянуть.

- Димыч, отдай! Я больше не буду спать. Отвечаю.

С детства я знал из песни В.С.Высоцкого, что «расстреливать два раза уставы не велят». Манчинский уже выписал Орлу взыскание, поэтому я душить Орлова не стал, развернулся и пошагал к СПСу с отдыхающим гранатомётом. Орёл поплёлся за мной.

Ну, что, товарищи солдаты, сержанты и офицеры поста Зуб Дракона? Не побоитесь сегодня ночью уснуть, прикорнув башкой на вещмешке?

Граница на замке! Орёл обещал не спать!

Показать полностью 1

41. Как стать героем

В результате безоговорочной победы нашего полка в ущелье Хисарак, мы, бойцы гарнизона Зуб Дракона, подумали, что на какое-то время душманы отстанут от нашего поста. Желательно, чтобы на продолжительное. Но думы наши были неверными, ожидания оказались напрасными.

Такой оборот событий не стал новостью на той войне. Практически во всех провинциях Афганистана наблюдалась похожая картина. Боевые действия на территориях, подконтрольных мятежникам, происходили по схеме: наши пришли – душманы ушли. Наши ушли – душманы пришли. Не буду говорить про все провинции, а про Панджшер расскажу, ибо видел всё происходившее своими глазами.

Проза жизни заключалась в том, что границу между Афганистаном и Пакистаном нарисовал на карте англичанин, секретарь индийской колониальной администрации сэр Мортимер Дюранд в 1893 году. Учебник географии все читали, все понимают, где находится Индия, где Англия и где Афганистан. Правители Афганистана тоже обладали похожей информацией, поэтому, после эмира Абдур-Рахмана, они стали отказываться признавать границей своего государства «линию Дюранда». А раз так, то афганские военные не держали никаких гарнизонов на границе в тех горах, где довелось действовать нашему полку. Местные племена, в силу своей безграмотности и низкого уровня политической культуры, испокон веков плевали на мнение Дюранда, и гуляли по просторам горного массива Гиндукуш так, как будто Англии не бывает, и её политических заморочек тоже. Зато подразделениям Советской Армии на территорию Пакистана проход был закрыт. Это привело к тому, что наш полк душманов из Хисарака выгнал, но догнать их, прижать на границе к каким-нибудь подразделениям афганских правительственных войск и разоружить не представлялось возможным. Для басмачей Масуда граница была прозрачной, а для нас непреодолимой. Наши бойцы походили по территории населенного пункта Хисарак, собрали брошенные душманами боеприпасы, противотранспортные мины и прочие взрывоопасные предметы, и пошли обратно в Руху. Не сидеть же в глухом ущелье целым полком.

Как только наши из Хисарака ушли, душманы, заразы такие, тут же припёрлись обратно. А чтобы не возвращаться из пакистанских гостей с пустыми руками, они притащили с собой в Хисарак пулемёт КПВ, до компании к своему старому ДШК.

41. Как стать героем Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

В результате чуть ли не назавтра, после выхода наших из ущелья Хисарак, душманы открыли огонь из крупнокалиберных пулемётов ДШК и КПВ по посту Зуб Дракона с двух разных точек. Если кто-то не в курсе, то КПВ является самым мощным пулемётом в мире для всех времён и всех народов. В общем, счастью нашему не было предела.

Из-за постоянного обстрела крупнокалиберными пулями, по территории нашего поста регулярно пролетали куски твёрдого карбида вольфрама, служившего бронебойными сердечниками выстрелов крупнокалиберных пулемётов.

41. Как стать героем Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Чтобы уменьшить вероятность попадания такой «пилюли» в свою голову, мы вынуждены были постоянно, ежеминутно контролировать способ своего личного перемещения во время несения воинской службы. С целью пожить хотя бы ещё немного, мы втроём притащили тёплый завтрак в «Идальню», и на время приёма пищи укрылись от пуль противника за скалами. Лично меня в моём детстве родители пинали, чтобы я не разговаривал с набитым ртом, а Андрюху Шабанова, скорее всего, не очень. Или не часто. Во всяком случае, болтовню во время завтрака затеял не Странный Химик, а Андрюха. Он взялся рассказывать про свои приключения после призыва на воинскую службу:  

- Учебка моя прошла в Ашхабаде, в Тринадцатом артиллерийском городке. Там готовили специалистов в артиллерийские разведчики, а нас пришло туда пять пацанов из Коломны, пять друганов. Мы были горды своей службой, горды своей специальностью, с самого начала договорились держаться друг за друга и в учебке, и на войне, когда нас выпустят в войска.

Я никогда не стремился быть писарем, не хотел служить при штабе. Наверное, потому что помнил байку, услышанную еще на гражданке. Замполит спросил у новобранцев: - “Художники, есть?”, - “Есть," - ответил один курсант. Замполит протянул ему лом и поставил задачу: - “Вот тебе карандаш, нарисуй порядок на плацу!” Поэтому, когда нас расспрашивали, кто что может, кто чему обучен, я категорически заявлял, что ничего не умею и ничего не могу. Хотел служить, как все. Но на втором месяце службы вызвал меня замполит и начал обхаживать. Мол, надо стенгазету написать, боевой листок нарисовать, и так далее, в том же духе. Я уверенно стоял на своем, мол ничего не умею, ничего не могу. Он мне: - “Я вам, товарищ курсант, приказываю!” А я всё равно стою на своем. Дошло до того, что он пообещал испортить мне всю службу в учебке. А я ему: - "Ничего не умею!" Тогда он протянул мне письмо от моей мамы, где она, добрая душа, подробно расписала, как я учился в художественной школе и как вёл активную деятельность в техникуме, включая то, что являлся редактором в редколлегии. Это у замполитов уловки такие, они рассылают письма родителям и ждут ответов, может кто-то что-то и напишет. Моя мама написала. В общем, отпираться уже смысла не было, замполит стал исполнять обещанное, - начал портить мне службу в учебке.

41. Как стать героем Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Ашхабад, Гаудан, 13-й городок, артучебка, июнь 1983г., курсант Шабанов А.В. 1-й взвод 5-ой батареи разведки.

Днем я вместе со всеми бегал по полигону, а по ночам сидел в ленкомнате, рисовал газеты и боевые листки. Ближе к концу учебки замполит стал заставлять, чтобы я обновил или заново нарисовал наглядную агитацию, то есть уличные плакаты.  Для этого надо было снимать меня с занятий. В глазах друзей это выглядело бы нехорошо, и я всеми способами пытался противостоять замполиту. Саботажничал, сталкивал лбами его и командира взвода, как мог. А мог я мало, поэтому был лишен увольнений и дополнительно нагружен общественно-полезным делом. Развивал кисть, глазомер, и начал развивать боковое зрение. Хуже стало в конце, когда закончились все занятия и были сданы экзамены. Замполит эксплуатировал меня на сто процентов, и ещё заявил, что приложит все силы, чтобы меня оставили на постоянную службу в учебке. Такого я бы уже не выдержал. Поэтому, как только появились первые слухи об отправках в Афганистан, я сразу пошёл к замкомвзводу, и попросился в первую отправку. Я ему объяснил ситуацию, он пообещал отправить.

В этом месте Андрюхиного рассказа у меня освободился рот от продуктов питания, я не выдержал и перебил братана:

- Андрюха, ну ты чекандэлла! Если бы мне выкатили подобное предложение, я от радости прыгал бы до потолка.

- А в чем радость?

- Ну, как же! Все два года службы посвятить рисованию – это мечта любого поэта, а может быть даже и прозаика. Не то, чтобы я боялся поехать на войну, но заявление в Афган не писал. Меня направили - я пошел, но особого энтузиазма и желания я не выказывал. А если бы Родина в лице замполита сказала, что я ей нужен как художник, а не как пулемётчик, я бы согласился. Сам бы не напрашивался, но и предложение не отклонял бы. Тем более, не вступал бы в конфронтацию с замполитом.

- Я же начал рассказ с того, что нас было из Коломны пять друганов. А я такой человек, я не могу сидеть в штабике и развивать глазомер с кистью и красками в то время, когда мои друганы бегают по стрельбищу. Меня наизнанку вывернет от такого положения дел. А если бы друганов на войну отправили, а меня нет, то я выломал бы решетку в оружейке, взял бы автомат и пошел в Афган пешком через границу. Так что, замполиту ничего не светило.

- Ну, тогда ты – герой.

- А как же! Конечно, герой. Я для этого в Армию шёл, чтобы служить Родине и быть героем. Мы в то время все так считали, что мы – герои. Но в первую отправку я не попал. Тогда пошёл напрямую к командиру взвода, всё ему объяснил. Он пообещал решить мой вопрос. Сразу после моего разговора с командиром взвода, меня вызвал замкомвзвод и спросил, зачем я разговаривал со взводным. Я ему ответил, что первая отправка прошла без меня, а промедление для меня очень чревато последствиями. Он не обиделся, а объяснил, что я неплохо служил, и он знает, куда какие отправки идут. Он направит меня туда, куда считает нужным.

Меня отправили сразу же, со следующей партией. Она оказалась в Кабул. А та, в которую я не попал, была в Кундуз. А Кабул это же круче, это - столица. Там вся движуха.

Шабанов замолчал, задумался, закурил. Я тоже закурил и тоже задумался. Меня очень напрягло его заявление насчёт «выломать решетку в оружейке». В своей голове я даже не подумал бы в эту сторону. Во-первых, потому что незаконное завладение оружием перевело бы меня из разряда «военный служащий» в разряд «военный преступник». Во-вторых, моя попытка таким образом защитить в бою четверых товарищей привела бы к тому, что я немедленно подставил бы под конфликт с законом как минимум троих товарищей из наряда и, скорее всего, ещё несколько товарищей из командиров роты или батальона. А попытка незаконно пересечь Государственную Границу просто сама по себе имела состав преступления. Морально я был не готов к такому развитию событий. Настолько сильно не готов, что усомнился в словах братана. Неужели он в самом деле пошел бы ломать решетку?

Спрашивать о серьёзности его намерений было бесполезно, навряд ли он при пацанах откажется от своих слов. Значит на мой вопрос ответит утвердительно. Он-то бы ответил, а я всё равно не поверил бы. И что дальше, спросить: - «Точно-преточно пошел бы»? Не надо говорить такую ерунду, не надо устраивать «детский садик».

Прямой вопрос Андрюхе задавать я не стал, сидел, молча курил и пытался найти ответ в своей голове. За месяц службы на Зубе Дракона несколько раз мне довелось видеть героические поступки младшего сержанта Шабанова. Например, он придумал план сгонять за водой под огневой позицией душманов, и сам пошел его выполнять. Он мог бы отправить на опасное задание подчинённых, а сам остаться на посту, но он так не поступил. Очевидно было что он не боялся погибнуть, пошел вместе с нами, со своими товарищами, чтобы поддержать нас в бою. А погибнуть под пулями душманов в той ситуации было весьма вероятно. Если человек не боится смерти, которая вот она, рядом, она реальна и почти осязаема, каждую минуту стучит бронебойными сердечниками по базальту наших позиций. Если человек её не боится, то его можно считать героем. Но на этой же позиции, вроде как бы, находился и я. Однако между мной и Шабановым была очевидная разница.

На этом этапе размышлений мне стало безразлично, пошел бы Шабанов выламывать решетку реально или произнёс эту фразу в качестве аллегории. Меня посетила более интересная мысль, неожиданно я понял, в чем отличие между мной и Шабановым. Шабанов искал способ решения, находил его и выполнял поставленную задачу, а я сам для себя искал «отмазку». Если бы меня оставили в Союзе рисовать плакаты, я с удовольствием остался бы, а «виноват» в этом был бы замполит. Это позиция приспособленца, а не героя. Получается, что я, вроде бы, нахожусь в одном строю с Шабановым, вроде бы, тоже служу в героическом горнострелковом подразделении, но, по сути, мне такое положение выдано авансом. И что мне делать, как оправдать доверие? Надо научиться думать, как опытный разведчик Шабанов, надо искать способ решения боевой задачи, а не «отмазки» перед самим собой. Самого себя не обманешь.

Показать полностью 3

40. Искусство ниндзюцу

История сержанта Тимофеева вызвала у меня несвойственную солдату черепно-мозговую деятельность, я некоторое время молча курил, смотрел, как горячий воздух поднимался от нагретых солнцем камней, монотонно качал картинку пейзажа.

40. Искусство ниндзюцу Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

Бесконечно сидеть на Третьей точке с бычком в зубах было неприлично, пришлось поднять с ящика свой зад и унести его восвояси. Дальнейшая часть дня прошла в обычных солдатских хлопотах, за которыми я не заметил, как наступил тёплый афганский вечер. Ветра почему-то не поднялось, в Хисараке, в зелёнке, как ошалелые, верещали какие-то насекомые. Нам на Зубе Дракона было хорошо их слышно. Вскоре Комендант Хайретдинов заорал, что пора заступать на дежурство парным постам, а это стало хорошо слышно насекомым в Хисараке. И часовым в Рухе. Думаю, и часовым в Баграме. Немного сомневаюсь, но допускаю, что и Кремлёвским Курсантам возле Мавзолея.

Выслушав поступившую от Коменданта команду, я почесал репу, взял пулемёт и залез на свой пост, в башенку.

40. Искусство ниндзюцу Война в Афганистане, Длиннопост, Афганистан, Ветераны, Воспоминания, Дневник, Самиздат

В траншею Герасимовича заступил Андрюха Шабанов, в ту ночь он дежурил со мной на пару. После прихода темноты, в тихом спокойном воздухе раздался непонятный звук: - «Фр-р-р-р-р-р-р»! Что-то пролетело над нами вдоль хребта, я подумал-было, будто кто-то из насекомых наведался к нам из ущелья, но неопознанное звуковое устройство упало в темноте на скалы и зацокало по камням. Какая бы крепкая башка ни была у насекомого, такой явно металлический звук она издавать не должна. Насекомые каски не носят.

Мы с Андрюхой насторожились, потому что непонятное всегда кажется более опасным, чем понятное. Но долго настораживаться нам не пришлось, странный звук «Фр-р-р-р-р-р-р» и цоканье по камням повторились. У меня возникло подозрение, что по скалам прыгает стреляная гильза. А как известно любому уважающему себя химику, гильзы сами по себе не скачут по участкам суши, высоко поднимающимся над равнинами, то есть, по горам. Кто-то должен заставить гильзу это сделать. А кто? Логично было предположить, что душман. Скорее всего, он лезет в темноте на пост, а из-под его ног катится вниз всё, на что он наступает. А чё, нормальный вариант. Гильз мы настреляли много, в некоторых местах они валялись толстым слоем, на них можно было поскользнуться и упасть. С консервными банками произошло то же самое, мы их накидали грудами вокруг поста. Если залезть в неправильное место, то можно было шлёпнуться на них и улететь вниз метров на десять. И это хорошо. Пустые банки дешевым и надёжным способом повышали защищённость поста.

- Фр-р-р-р-р-р-р, цок-цок-цок. – Повторилась непонятная фигня в скалах, недалеко от моей башни.

На всякий случай, я захотел кинуть на звук гранату. Взял РГД-5, выдернул из неё чеку и метнул, размахнувшись из-за уха. Однако в процессе замахивания ударился рукой о стенку, и нормального броска у меня не получилось. Граната из башенки вылетела, но упала недалеко, практически у меня под носом. Жив я, скорее всего, должен был остаться, но пулемёт мог пострадать от взрыва. Рывком я затащил его внутрь башни и присел на пол, чтобы не «отсвечивать в окне».

Граната жахнула почти под стенкой, со звоном и свистом осколков. На входе в спальный СПС откинулось одеяло, наружу выскочил Хайретдинов с автоматом:

- Что случилось?

- Я гранату кинул. Наверное, в мину попал. – Соврал я. Не говорить же, что я метнул сам в себя «эргэдэшку».

- В мину? Хм. А я подумал, что духи по нам из миномёта врезали. Очень уж громкий взрыв был.

Какое, нахрен, в мину! Дым и пылища от гранаты висели облаком прямо под моей башней. Хорошо, что было темно и Хайретдинов этого не увидел. Он немного поинтересовался, с какой радости я швырял гранату в мину, но, в конце концов, ушёл, почти не обзываясь на меня, и забрался обратно в СПС. После этого из темноты появился Шабанов.

- Фр-р-р-р-р-р-р! – Прозвучало над нами в воздухе, полетело в сторону Третьей точки, и зацокало там по камням. Через несколько секунд в тех камнях разорвалась граната.

- Блин, у тебя происходит то же самое. – Шабанов стоял и прислушивался. – Что это за хрень?

Я вышел из башенки, поднял в темноте стрелянную гильзу, размахнулся, зашвырнул её вдоль поста.

- Звук слышишь? Похож?

- Когда по скалам цокает, то – один в один. – Андрюха снял с головы каску, чтобы не мешала слушать. – А пока летит, то чего-то не хватает. Как будто, скорости и оборотов.

- Может быть, это душманы овладели искусством ниндзюцу? Теперь швыряются по посту сюрикенами?

- Что это за искусство, если они раскидали килограмм сюрикенов, и хрен в кого попали? Уважающий себя ниндзя должен с километра попадать мышке в глаз. Бесшумно, беззвучно, в кромешной темноте и с завязанными глазами. А тут ни в кого не попали, и при этом устроили шухер. Это не искусство, это раздолбайство.

Мы долго прислушивались, почёсывая репы. В конце концов пришли к выводу, что всё летит с Первой точки на Третью. При этом, на Третьей кидаются гранатами, значит, им страшно. А на Первой не было слышно ни разрывов гранат, ни выстрелов из автомата. Значит, пацанам там не страшно. А это обозначает, что они сами это и делают. Вопрос лишь в том, как, каким способом запускают гильзу с такой силой, чтобы она летела быстро и свистела сильно.

По темноте идти на Первую точку нам не захотелось, мы решили, что пойдём туда с рассветом. А пока бояться перестали, ибо ни один душман не полезет на Зуб Дракона в то время как Манчинский кидается во все стороны гранатами. Ясно же, что он не спит и при этом очень зол. Нахрен не надо лезть к человеку под горячую руку.

Манчинский кидался гранатами до утра.

С рассветом Андрюха Шабанов остался присматривать за двумя нашими постами, а я подался на Первую точку, где застал увлекательную картину: Азамат Султанов вместе с Шурой Мазыком держали за два конца медицинский резиновый жгут. Один амбал держал за один конец, другой - за противоположный. Получалась большая «человеческая» рогатка. В резину этой рогатки пацаны закладывали стрелянную гильзу, со всей дури натягивали резину и со свистом запускали вдоль поста «сюрикен».

От этой картины я охренел в атаке, стоял на скале и не знал, какие слова сказать, чтобы прозвучало пообиднее. Драться за обиду с ними было не вариант, - их двое, а я один. Притом Азамат накачался на пару с Рузи Байнозаровым в Баграме, он и один имел шанс разложить меня на лопатки, а против двоих мне и вовсе ловли не было. Но драться всё равно очень хотелось. Потому что «у мартеновских печей», как говорится, «не смыкала наша Родина очей», производила боеприпасы, а эти два бездельника заставили Манчинского разбросать столько гранат, что хватило бы вооружить целый взвод.

- О, Димыч! Смари, какие мультики! – Мазык заметил меня, подобрал с земли очередную гильзу. – Щя Манчинский будет кидать гранату на сторону Хисарака.

Мазык с Азаматом поднатужились, растянули резинку, и запустили очередной свисток вдоль всего хребта Зуб Дракона.

- Блин, пацаны, ну вы и уроды! Я из-за ваших шуточек сам себя чуть не подорвал «эргэдэшкой».

- Да ладно, чё ты! Ночью всё равно нефиг делать. А так хоть в сон не клонит. И Манчинский тоже не спит. Мы ему то на один склон закинем, то на другой. Он тоже не скучает, тоже развлекается.

Возразить им было нечего. Я пожал плечами, недоуменно развёл руками и пошагал прочь с Первого поста. В моей памяти всплыла история, как в Баграме мы затеялись играть в индейцев, стали швырять штык-ножи в столб грибка дневального. Один штык-нож не выдержал издевательств и сломался. После этого ротный Рязанов застроил нас и подвёл итог нашей суровой действительности:

- Дец-цский сад с большими за@упами! У вас, как у несмышлёнышей, в каждом рисунке солнце, в каждом поступке жопа. Может пора начать потихоньку взрослеть, пока не поубивали себя и друг друга?

Тогда, в Баграме, я подумал: - «Хорошо, что у нас культурный ротный, хорошо, что пожурил, но никого не отлупил». А на Зубе Дракона, после истории с искусством ниндзюцу, я подумал обратное: - «Жаль, что у нас культурный ротный. Жаль, что он не отлупил Мазыка с Султановым. Мне одному с ними двумя не справиться».

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!