01. «Шерабад»
Осенью 1983-го началась моя служба в рядах Советской Армии, в учебном 366-ом полку, дислоцированном на песчаном полигоне в районе города Термез.
Распределили меня в учебную роту гранатомётчиков-противотанкистов РПГ-7В, назначили первым номером расчёта, выдали оружие, боевой гранатомёт за номером ХП-286. Основным учителем для меня был командир учебной роты старший лейтенант Ю.Кобызев. Он вернулся на Родину «из-за речки», готовил нас для отправки туда же, в Афганистан, поэтому чётко понимал, что от нас потребуется в ближайшем нашем будущем. Исходя из этого понимания основную часть подготовки он посвятил практической стрельбе. Конечно же, случались у нас политзанятия, теоретическая болтовня и даже поездки на уборку хлопка в какой-то колхоз. Но в общем и целом почти каждое утро бойцы нашей роты получали зелёные армейские ящики с выстрелами к гранатомёту, закидывали их себе на плечо и шпарили в пешем порядке на стрельбище через барханы. Командир роты говорил, что перетаскивание на горбу тяжелых взрывоопасных предметов по пересеченной местности, будет основным нашим занятием на ближайшие два года. Мы ему охотно верили, потели-кряхтели, тащили боеприпасы на указанный рубеж, отстреливали их в сторону мишеней, затем с пустыми ящиками в пешем же порядке возвращались в ППД учебного полка. Там нас кормили обедом в металлическом ангаре, затем выдавали ещё один комплект ящиков с учебными противотанковыми гранатами и снова отправляли стрелять.
В конце подготовки нас научили не просто стрелять из гранатомётов, но ещё и попадать в цель. А заодно неплохо акклиматизировали к прогулкам по горячему песку под осенним, но активным южным солнцем. Бойцы научились пользоваться портянками, выполнять длительные марши в армейских сапогах. Никто не натирал мозолей, а это, извините, основа боеготовности любого пехотинца. Старший лейтенант Кобызев учил вверенное ему подразделение тому, что реально потребуется в условиях Афганистана: бежать-копать-стрелять. Ну или тащить-стрелять-попадать.
Всё это было полезно и увлекательно, я втянулся в режим, готов был служить Родине, но мне сказали, что этого нельзя делать без аттестации и экзаменов. Для проведения этих мероприятий нашу учебную роту затолкали в тентованные армейские грузовики и свезли на трёхдневные сборы в учебный центр Шерабад. Потому что там находились горы. Это был не Гиндукуш, конечно же, но и не ровная, засыпанная песком поверхность Термезского полигона.
В течении трёх дней мы должны были совершать марши по безводной местности, ночевать в палатках на голом грунте, сдавать стрельбу и какие-то другие дисциплины, а в конце экзамена должны были развернуться в цепь и штурмовать горный хребет. На местности это выглядело так:
Мне показалось странной затея насчёт штурма хребта. Подготовка нашей роты прошла на ровной поверхности среди барханов. В силу своей молодости и некультурности я даже думал, что наш полигон находился в пустыне Каракум, потому что вокруг был песок, песок, и ещё раз песок. Откуда я мог взять навыки боевых действий в горах? Но это было первое моё удивление и отнюдь не последнее. Можно сказать, что с него всё лишь только началось.
По началу трёхдневных сборов в Шерабаде наша рота очень хорошо отбегала по засушливым холмам, замечательно отстрелялись из гранатомётов учебными гранатами, благо Кобызев привил нам эти способности. Бойцы настолько уверенно пользовались гранатомётом с оптическим прицелом, что загоняли учебные гранаты в склон таким образом, чтобы трассирующий заряд извергал огонь на мишень. Мишенями нам служили огромные старые покрышки от колёс военных грузовиков. Они изображали вход в занятую душманами пещеру, а мы изображали что сейчас будем их поражать. Но, стрелять просто внутрь покрышки показалось занятием неинтересным. Поэтому один из «первых номеров» выкрикнул:
- Я сейчас подожгу колесо!
Выстрелил и поджег. Дурной пример оказался заразителен, поэтому очень скоро все разложенные на склоне покрышки запылали ярким пламенем. Погорели они, погорели, затем поползли по склону вниз. То ли огонь их оплавил и уменьшил сцепление с грунтом, то ли ещё какая ерунда приключилась. Но, часть покрышек поехала по склону вниз. Затем они разогнались, начали кувыркаться, после этого покатились, объятые пламенем, прямо на нас.
Снизу было очень страшно смотреть как с горы на тебя несётся огненный ком. Но, всё обошлось для нас без жертв. Никто, кроме покрышек, не пострадал, а Кобызев принял решение никого не наказывать, потому что был доволен тем, как здорово он наловчил своих подчинённых управляться с гранатомётом.
После стрельб учебными гранатами начались лютые приколы. В качестве следующей дисциплины для сдачи экзамена нам предложили … (угадайте с трёх попыток!) … снятие часового. Поначалу я решил, что ослышался, потому что из противотанкового гранатомёта, безусловно, это можно сделать, но скажите – зачем! Зачем противотанковому гранатомётчику снимать часового? Как говорится - зачем девушке астрономия? За два месяца курсов молодого бойца невозможно вырастить мастера спорта «па всёх».
Пока я охреневал от поставленной задачи, наш учебный взвод выстроили в шеренгу на бархане, или как там этот бугор назывался. Часового расположили внизу, чтобы проверяющему майору были хорошо видны действия часового и учебного диверсанта. Для часового прочертили линию, вдоль которой ему предстояло ходить «взад-вперёд». Всё это было полно нелепых условностей: часовой знал, что прямо сейчас на него будут совершать нападение, «нападающий» должен был ползти к часовому среди бела дня по абсолютно открытой местности, на которой не было ни травиночки, ни былиночки. Часовой всенепременно должен был заметить «диверсанта» потому что невозможно было не заметить. Что это за «снятие»? А как его проводить? Ударить прикладом часового по горбу? А может быть напасть со спины и вцепиться в горло скрюченными пальцами? А может лучше зубами? Нам никогда не говорили и не показывали, как это делать. Мы ни одного часа, ни одной минуты не отработали занятий на эту тему и даже теоретическую лекцию не послушали.
После команды майора представление началось. Бойцы по приказу командира взвода лейтенанта Стеблецкого ложились пузом на пыльный грунт, ползли к часовому, что-то там делали, возвращались и получали свою оценку. Смотреть на это извращение было невозможно без чувства испанского стыда потому что пацаны творили всякую хрень, а майор кривился, как середа на пятницу. На какой-то минуте этого дурдома лейтенант Стеблецкий подал команду:
- Курсант Касьянов, вперёд!
Мне пришлось шлёпнутся на пузо и ползти с личным оружием в сторону часового. А я был первым номером расчёта. Моим личным оружием являлся РПГ-7В. Кто-нибудь пробовал ползать на пузе с противотанковым гранатомётом? Да ещё куда, к часовому, к человеку! Он же умеет быстро вращать башкой и глазами, это не танк и не дот, он меня услышит и увидит. А я полз по абсолютно лысой местности, тянул за собой гранатомёт. Эта железяка своим раструбом прокладывала в песке чуть ли не противотанковый ров. У меня сбилось дыхание, я тяжело задышал. А песок там состоял из сплошной отвратительной пыли, я поперхнулся. Если бы закашлялся, то экзамен был бы провален. А если бы я провалил экзамен, то что было бы? А ничего не было бы. Из армии меня никто не уволил бы, потому что так не бывает. «Дурдом, так дурдом», - подумал я и пополз за спину часового так, чтобы ему была видна моя тень. Дело шло к вечеру, солнце садилось к горизонту за спиной бархана с майором, тени были очень длинные, ползти мне пришлось не далеко. На расстоянии десятка метров от часового я встал на ноги и начал медленно поднимать за ствол гранатомёт над башкой, как оглоблю. Длинная тень от меня и занесённой вверх дубины обогнала часового. Он увидел её, шарахнулся в сторону, выпустил из рук автомат, шлёпнулся животом в пыль и обхватил руками свою голову.
- Касьянов, твою мать! – Выкрикнул в сердцах Стеблецкий.
- Га-га-га! – Заржали пацаны из учебного взвода.
- А чё вы ржете? – Возмущенно надул щёки майор. – Боец выполнил задачу. Часовой обезоружен. Оценка «отлично».
В очередной раз мне пришлось удивиться, потому что на «отлично» я не рассчитывал. Из-за общей дебильности происходящего я жестко прикололся и был морально готов получить взыскание.
В завершении экзаменационной программы пришла пора штурмом захватывать «горный хребет». Нашу роту из походной колонны развернули в цепь. За каким-то лешим сказали, что на пути нашего следования к «хребту» будет находится столб. Дык это вовсе не столб, а вражеский вертолёт, ибо на его макушке установлен, опять же, отработанный скат грузовика. А мы, значит, во время наступления должны его поразить. При этом учебных гранат первым номерам не выдали, а вторым номерам вручили к автоматам насадки на ствол и по десять патронов для холостой стрельбы. Наши остряки тут же окрестили этот комплект «ПБС под белую пулю».
Самое интересное заключалось в том, что поверх этого приспособления невозможно примкнуть к автомату штык-нож. Гранат нам не дали, «белая пуля» покрышку от грузовика не возьмёт, чем мы должны были сбивать со столба «вертолёт»? Даже несчастного штык-ножа не было, чтобы из прикола забраться на столб и поширять им в резину.
После команды майора наша рота пошла вперёд. Полчаса мы наступали по песчаной местности, прошли мимо «вертолёта», посмотрели на него снизу-вверх. Карабкаться на столб было бессмысленно, поэтому «вертолёт» остался сидеть на своём столбе, сбивать его было нечем. Затем мы дошли до подножья «хребта», встали на карачки и полезли наверх. Примерно на середине подъёма что-то хлопнуло под ногами нашей цепи, затем раздался свист и полетели вверх сигнальные ракеты красного цвета. Ну, полетели и полетели, подумали мы и полезли по склону дальше.
После окончания «штурма» нашу роту застроил всё тот же майор, объявил нам, что мы все убиты. Потому что свистела и плевалась красными ракетами сигнальная мина. А если бы она была не сигнальная, а выпрыгивающая ОЗМ-72, то после того, как мы её сорвали, от роты не осталось бы нихрена. «После её подрыва вы все – мясо»! - Майор говорил громким голосом, полным негодования, я слушал его изо всех сил и думал, что афганские душманы не используют вертолёты и что нам ни одного занятия не провели по минной подготовке. Никто из нас не знал, как вообще выглядят эти гадские мины. А как можно не сорвать минную растяжку, если рота движется на неё цепью и не знает, как мина выглядит? Зато мы часовых снимали.
По итогу «экзамена» майор поставил нашей роте «неуд», но от этого ничего не изменилось. В течении нескольких дней нашу учебную роту распределили по разным подразделениям и в конце концов каждый из нас оказался на территории Афганистана. «Вы все - мясо» поехали на войну без умения сбивать душманские вертолёты, обнаруживать мины и снимать часовых.
