ryzhiyfox

На левой руке примерно через сутки часы становятся игрушкой.
И на правой руке тоже.
Любые часы: песочные, белые или с кукушкой.
У них напрочь клинит механизм, который оживает только тогда, когда часы лежат на полке. Желательно, на верхней. В купе. Чтобы уже никогда не встретиться с хозяйкой.

Ещё рядом зависает комп, принтер жуёт бумагу, а кондуктор говорит, что не прошла оплата.
Я – человек-катастрофа.

Сегодня зашла в Пятёрочку.
Взяла фейри, сосиски и зубную пасту по акции. Стою на кассе. Впереди стоят шесть человек с тележками.
С тележищами! Чуть ли не контейнерными. В них можно поставить пятитонник и переехать в Сургут.

– Кто по карте – подходите к кассам самообслуживания! – кричит продавец из зала.
– Не ходи, – кричу себе в голову.
И пошла.

Пикнула фейри. Пикнула сосиски. Пикнула пасту. Ещё раз. И ещё раз. Паста не пикается.
И появляется кнопка «вызвать помощника»
Нажимаю. Помощник не идёт. Рядом зависает соседняя касса с девушкой и чесноком в пакете.
Очередь от нас отходит к работающим экранам, а мы с девушкой голосом просим позвать человека, который руками умеет разблокировать электронный аппарат.

– Ваня, выйди в зал! – кричит продавец из зала.
– Быстрее! – хочу крикнуть вслед, но молчу.

Со стороны холодильника идёт Ваня.
В клетчатой рубахе, в штанах горчичного цвета. В очках.
– Кассу, пожалуйста, почините, – прошу человека в клетку.
Он нажимает кнопки и выдаёт: я не знаю.
В смысле, Ваня! Тебе тут за что деньги платят?
Ваня стоит и молчит.

Завис?

– Отойдите, пожалуйста, – просит кто-то справа.
Кто-то подходит к кассе, чипом проводит по экрану, потом по второму.
И уходит в зал.
Уходит и не Ваня в клетчатой рубахе.
Я тоже ушла, но уже из магазина.

Приложение «Читаэнергосбыт» напомнило о том, что пора передать показания счётчика.

Надо, так надо.
Только счётчик в подъезде, а я дома. Но из дома собираюсь по делам.

– 44126, – прошептала я комбинацию в пластиковом окошке.
Ну, думаю, сяду в маршрутку и запишу. Только не мешало бы сперва запомнить. Сейчас поздно говорить о том, что цифры можно было сфоткать или записать на ладони. Это лёгкие пути, которые запустили сложный метод ассоциаций.

44 – адрес дома
12 знаков Зодиака
6 – номер палаты, где обитали Моисейка и бывший судебный пристав из повести Чехова.

В маршрутке открыла приложение под шум ветра. Метров десять в секунду. В голове.
– О чём ассоциации, помнишь? – спросила я голову.
Ветер дул порывистый, северо-восточный.
На глаза попался тест, где предложили вспомнить детали советской жизни. Вот тут я выбила страйк!

«Дух СССР у вас до сих пор в генах», – подытожил тест.
Конечно, ведь ручка от мясорубки – это спиннер из детства, а готовальня не место, где готовят.

В общем, закончила дела и помчалась обратно домой.
В подъезде открыла ящик со счётчиком.

Ну, конечно, 44127.
Номер дома, знаки-задияки и семь нот.
Семеро козлят, семь цветов радуги, семь раз отмерь. А последняя была палата в больничном флигеле.
Вспомнила, да.

Дома поделилась крестьянским обедом с кошкой, но она отказалась от гречки с котлетой. Ещё бы. У неё в миске лежали ломтики проплана с форелью.
– Больше того просила, – вздохнула я.
И выбросила её в ведро.
Котлету. Не кошку.
Потом нарезала в мультиварку мясо с луком и, нажав кнопку «тушение», вспомнила о показаниях. Самое обидное, что цифры повторно собрали ассоциации и вышли из головы.

Пришлось снова идти на площадку. Сейчас поздно говорить о том, что можно было выйти с телефоном.
Телефон заряжался.

44128
Номер дома, вечеринка в гороскопе и уже восемь ходок. Было семь побегов.

– Давно вас не видела! – сверху спускалась соседка.
Поговорили о разноцветье воды из крана по вечерам, о сломанном дверном доводчике на первом этаже. О том, что скоро лето и стрижи.
– До свидания.
– До свидания.
И соседка, и загадочная комбинация остались за дверью.

На кухне пропикала мультиварка, а я с мыслями, что скоро опять полетят жуки-усачи, почистила картошку. Помню фамилию Кевина, которого безумное семейство оставило дома.
Маккалистер, да.
И фильм 1990 года. Перестройка, банка сгущёнки по 55 копеек, первые мамины импортные духи «Пани Валевская» под шлейфом которого я отработала сольный концерт. Пела «Жёлтые тюльпаны» перед куклой и одноглазым плюшевым медведем. В тот же год Губин песню «Лиза» посвятил мне, но перепутал имя.
Всё помню, как вчера. Душой я вообще Фёдор Емельяненко.
А показание, чёрт возьми, сегодняшнее запомнить не могу.

– Что купить? – прилетело вечером сообщение.
– Томатный сок, лаваш, спагетти. И показания в подъезде сними.

Блин, забыла! Спагетти же есть. Вчера купила.

Поэтому сразу захотелось навести порядок на полке с кастрюлями, сделать корейский салат из морковки и почистить кроссовки.

Но потом меня отпустило, и я открыла вайлдберриз
Термоклеевая лента, печенье без сахара на амарантовой муке, пять литров средства для посуды, мыло-шампунь с грязью Мёртвого моря и спиртовые салфетки размером 110 на 125. Целая коробка. Сто штук.

А потом, мать его за роутер, отключили интернет.
Я молвила слово из четырёх букв и начала звонить людям из техподдержки. Да, по тарифу у меня много мобильного интернета, но хочу тот, что по выделенке.
Во время голосового меню перебрала все цифры враз и ни разу не улыбнулась. Робот понял, что со мной спорить не стоит. Он, устало вздохнув, перевёл меня на милых зайчиков, которые говорят с ванильным акцентом.

– Да, действительно, неприятно, – посочувствовал молодой человек.
– Ой, оставьте ваши скрипты, – говорю ему, – и верните мне гугл. У меня спиртовые салфетки в корзине сохнут.

Это я не сказала, но подумала.

– Авария на районе, – отвечает человек, – до июля починим.
Так-то он сказал в течение суток, но я умею слышать между букв.
И попрощался. Даже пожелал приятного вечера.
Какой, чёрт возьми, приятный вечер, если я даже вязать не умею. Сидела бы сейчас со спицами и плела носки из мохера.
Заметьте, слово «мохер» какое-то говорящее.
В общем ни интернета, ни мохера.

Но через пару часов роутер задышал, и блудная связь вернулась домой.
А то я уж было начала учить немецкий, чтобы звонить повторно.
Пожили без горячей воды и минус две тысячи на покупки с вайлдберриз.
Ещё сегодня застряла в туалете торгового центра.

В личку прилетело сообщение от мужчины. Он стоял возле кирпичной стены, скрестив на груди руки.
Сработали настройки воспитания и моё взаимное приветствие улетело навстречу.

Прям, как в молодости: «Где живёшь? Как живёшь? У кого живёшь?»
Хорошо живу. С семьёй поселились у кошки.

Пока я лежала с маской на лице и мечтала превратиться из бабочки в гусеницу, мужчина с кирпичной стеной через шесть часовых поясов перебрался ко мне в канал.
И скрестил руки на груди.
Нас разделяли шесть тысяч километров и шесть дней на поезде. 

– Красивые ноги, – написал собеседник.

И тут до меня дошло, что превращение началось.
А ведь я уже забыла, как отвечать на комплименты. Чаще домашний диалог проходит по схеме абьюзера:
– Что на ужин?
– Роял канин. Кусочки ягнёнка в желе.

Я посмотрела на ноги.
Ну точно! Надо бы заказать на вайлдберриз гипюровые носки.
И в информационное пространство улетело скромное «спасибо».

Утром пошла на работу, где немного умерла, но на носки заработала. А вечером опять легла на диван, чтобы воскреснуть отдохнувшей гусеницей.
Мужчина так и стоял, скрестив руки на груди.

– Привет! – снова написал он.
– Привет! – снова ответила я.
– Отправь ноги, – написал он
– С какого укулеле? – подумала я.

И написала «нет, не могу»
Мне этими ногами ещё идти за гипюровыми носками.

А он что? А ничего.
Разобрал кирпичную стену и ушёл через шесть часовых поясов.

Здесь и в телеге.
Два параллельных канала, где разные эмоции, аудитория и, конечно же, комментарии.
Как грица, если хочешь уронить самооценку и выбросить писательское перо, то начни их читать.

Ох, как сложно меня чем-то расстроить или напугать.
В пионерском лагере я ходила до туалета через лес. Да, в час ночи. По мокрой траве. На весах видела вернувшиеся килограммы после диеты. Видела чудище в сонном параличе и в "Аленьком цветочке". В панике искала потерянный телефон, разговаривая по этому же телефону с подругой.

Всё это пережито, но спорить с комментаторами – это заведомый проигрыш. Из леса не вернёшься.

– У вас деменция и инфаркт ЦНС.
– Херню не пиши.
– Поколение неженок.

Это не токсичные комментарии. Это так – почти по любви.
Многие не готовы менять своё мнение изначально, а некоторые додумывают за меня, как за автора. Поправить ошибки – вообще за здрасьте.

Ведь тут каждый знает, чем отличается село от деревни. Никто ни разу не брал кредит или лишнее барахло на вайлдберриз. От фразы «одномандатный округ» вежливый комментатор покрывается румянцем. У всех дома веет поэзией Серебряного века и слово, где первая «бэ» тоже никто не знает. Даже на упавшую вилку скажут «ой», а не «блин».
С окончанием -ядь.

Никогда не ждала в комментариях розовых единорогов, которые разносят клубничные зефирки с какава. Но и какашек единорогов столько не видела.

– Ты ещё фотку поставь! – предложила подруга, – сразу обсудят вес, платье.

Знаю-знаю. И выпишут путёвку в интимное путешествие.
В Пикабу, как на семейном ужине, где дядя Миша вечно недоволен новостями, а Люська ругает цены на яйца.
Но зато не скучно!
Обожаю каждого комментатора. Ведь кто ещё так трогательно напомнит, что я живу неправильно и пишу всякую херню.
Пишите, чего уж. А кто хочет угостить клубничными зефирками с какава, то милости прошу на другой канал.
Здесь и фото, и единороги.
И всякая херня.

– В Универсаме по банке в руки дают. Отправь Любаху, – крикнула маме соседка, – Славка купил.

Десятилетняя девочка в эпоху дефицита в СССР отоваривала цветные талоны на сахар, гречку и мыло. Стояла в очереди, а за это мне разрешали попить из автомата газировку за три копейки. 

– Вот два талона на рожки, на соль за этот месяц и, если привезли, на масло. Не потеряй! – наказывала мама. – И банку сгущёнки.

Люди в магазине длинной вереницей стояли друг за другом. 
– Куплю, а потом за газировкой.
И я заняла очередь.
– Девочка, пойдём-ка!
Женская рука с клетчатой сумкой потащила меня внутрь магазина, выдернув из сладких мыслей о лимонаде. 
– Две сгущёнки, я с дочкой! – громко объявила тётка и оплатила за пару бело-голубых банок. 

Возле автоматов с газировкой кружились осы.
– Вот быть бы осой, не улетела бы отсюда, – мечтала я.
В кармане ситцевого платья лежали талоны и бумажный рубль.
– Девочка, бегом, бегом! 
Уже другая женщина потянула меня в бакалейный отдел. Рядом стоял мальчишка.
– Три баночки. Вот дети.
Женщина взяла сына за руку и вышла из магазина.

Наконец-то, моя очередь.

– Две пачки рожек и соль. А масло есть? И банку сгущённого молока.
Я положила талоны на металлическое блюдце.
– На тебя уже покупали! – продавец в белом колпаке смотрела в упор. – С мамой подходила. Больше не дам. Вот рожки и соль. Масло не привезли. Следующий!

Сгущёнку не дадут!
Эта фраза пульсировала в висках.

– Это не моя мама, это чужая тётенька, – тихо прошептала я.
– Дайте ребёнку сгущёнку, жалко что ли, – заступился мужчина позади. 
– Другим не хватит! – отрезала "белый колпак"

Я складывала в сумку рожки и соль, которая тонкой дорожкой сыпалась из коробки. По щекам катились слёзы.
 
Сгущёнкунедадут! 

– Девочка, с тебя 55 копеек, – буркнула продавец. 
Жёлтые монетки легли на прилавок, а мужчина пододвинул банку сгущёнки в мою сторону.

Я шла домой и плакала. То ли от радости, то ли от обиды. А в кармашке платья лежал талон на масло, которое не привезли. И три копейки на газировку.

Сегодня в магазине я остановилась возле десятка банок со сгущёнкой.