ryzhiyfox

Ездили мы однажды в заморскую страну.
Нюхали заморский дуриан и тушили пивом заморский том-ям.

– Я Люба, – говорила я, выходя из в парео и в солнцезащитных очках из лифта.

С собой брали русские конфеты.
Коровку, Барбарис и Ананасные. И Ласточку.
Наш шоколад – это валюта.
Две конфетки на ресепшене и вот уже в унитазе плавают пурпурные магнолии.

Благодаря Ласточке в столовой нам рисовали пальму на кофейной пенке.

Пакет со сладостями мы оставили в сумке и рванули в гости к слонам.
Хитрые слоны сожрали грозди бананов, которые мы купили на входе вместе с билетами, и ушли спать.
А мы поехали смотреть магнолии в унитазе.

– Где конфеты? – спросила я утром.
Мы ещё не угостили добрую тётеньку в прачечной.
– В сумке.
В сумке нет. Под сумкой тоже. Проверь сейф.
– Деньги на месте!

Конфеты украли.

– Они лазили в нашу сумку! – я пила кофе без пальмы, закусывая варёные креветки арбузом.
– Не приедем больше сюда.
– Трусы мои видели.
– Да какие трусы. Ласточек украли.

Три дня мы ходили молча.
Не здоровались. Не улыбались на ресепшене и в столовой. Не махали обезьянам, не махали в рот, когда ели дурацкий том-ям.

Как-то в кармане сумки я искала третью кепку, а нашла три пакет с конфетами.

– Я Люба, – улыбалась я, – поправляя третью кепку.
– Дурацкая Люба, – махали в ответ пурпурные магнолии из унитаза.

Два котёнка выскочили из домашнего подвала. Серый и ещё серее. За ним на суете вышла пыльная мама-кошка.

Она смотрела, как двое мохнатых отпрыска лезут на дерево, прыгают на деревянный палисадник и разбегаются в стороны.
Мы смотрели на семейство из окна, пока варился кофе. Мама-кошка даже не расчесалась, а котята расчёсывали палисадник.

– Так смешно ямку копает.

Я поставила чашки на стол и вернулась к окну.
Серее серого котёнок сидел на ямке.
– Какой умный, – кивнула я, доставая из холодильника сыр.
Обожаю сыр с кофе.

Милый котёнок сидел на ямке.
Я налила кофе, нарезала треугольник Маасдама.

– Овсяное печенье будешь?
– Буду.
Достала овсяное печенье.
И подошла к окну. Котёнок сидел на ямке.
Обожаю выходные за то, что скоро следующие.

На трёх последних кофейных каплях в кружке я вернулась к окну.

Думаете, где сидел котёнок?

– У него что, запор? – удивилась я, показывая пальцем под черёмуху.
– Это камень. Кошки разбежались.

Это о моём зрении. О том, как я худела и не похудела тут
Думаете, окрас кошачьего семейства – серый?

Орали дети, прыгая с горки в пустую песочницу.

– Семён - окурок! – кричала девочка мальчику, – окурок, окурок!

Семён ей отвечал словами на «пэ» и называл жопой дурацкой.
Я несла в пакете пустой контейнер и думала, что пора снова платить за интернет, за капремонт. И купить какие-нибудь витамины, меновазин и спрей от насморка.

– Бессовестные! – пожилой мужчина басом рассёк воздух в паре шагов от меня, – родители знают, что вы материтесь?
И он так сурово на меня посмотрел, будто это моя дурацкая жопа на гараже, а не девочка в синей ветровке.
– Совсем стыд потеряли! – проворчал мужчина мне. И не мне одновременно, – нет, мы такими не были.

Ну как же не были.

В карбид плевали. В подъезде меняли половики у дверей с первого по пятый этаж. Нитки на деревья натягивали поперёк тротуара и из-за угла смотрели, как запинаются взрослые. Играли в бомжей: шатаясь, орали на всю улицу "пьяные" песни.

Мы поравнялись с той девочкой в синей ветровке. Она бежала с грязной пластиковой бутылкой за Семёном.

– Девочка, стой! – шикнула я, – почему окурок?
– Да он ниже всех в классе и белобрысый, – засмеялась она.

Вот же жопа дурацкая! Подумала я, оплачивая в аптеке витамины, меновазин и спрей от насморка. Признавайтесь, что творили в детстве?

Сегодня в одном торговом центре зашла в отдел, где пахнет Елисейскими полями. Где светло, как на Авеню Монтень. Где тихий сопрано Лары Фабиан.

– Ёптвашумать!
Оказывается, я, как и Лара, тоже знаю французский.
На стеклянной полке стояла омолаживающая сыворотка величиной с мизинец за 58 тысяч рублей.

Я стояла на полу и считала, сколько бы минтая купила на такую сумму. А сколько капремонтов бы оплатила. Или МРТ головы сделала.

– Присматриваете что-то конкретное?
Вежливая девочка-продавец появилась из ниоткуда.
– Если я куплю этот элексир молодости, новое лицо вы запакуете в крафт-бумагу или в розовую? – подумала я.
И сказала "нет".

Баночки с отбеливающей эссенцией, крема с коллагеном, салфетки для снятия макияжа.
Я шла вдоль полок, нюхала пептиды и офигевала от цен.

Милая девочка-продавец держалась от меня ровно на два шага.

Мы дошли до зеркала. Оттуда на меня смотрела я: джинсы-клёш, кофта-рванина, кроссы и кепка набекрень.
Ещё рюкзак с открытым карманом.

Такое ощущение, что я шла на вокзал, чтобы уехать на ржавом ПАЗике в деревню и закалымить на посадке картошки, но заблудилась.
И зашла в прованс.

Продавец поправляла баночки, а я пошла "в духи".
Она за мной.
Ага, думаю, так вы думаете, что на картошке вместо спрея от комаров, я буду пшикаться Баккара Руж?
И свернула в мыло.
– На мыло скидки, – пропела девочка.
Возьму, пожалуй, огрызок лаймового.
Надо же чем-то руки в ручье после лопаты мыть.
А вчера отключили свет.

На левой руке примерно через сутки часы становятся игрушкой.
И на правой руке тоже.
Любые часы: песочные, белые или с кукушкой.
У них напрочь клинит механизм, который оживает только тогда, когда часы лежат на полке. Желательно, на верхней. В купе. Чтобы уже никогда не встретиться с хозяйкой.

Ещё рядом зависает комп, принтер жуёт бумагу, а кондуктор говорит, что не прошла оплата.
Я – человек-катастрофа.

Сегодня зашла в Пятёрочку.
Взяла фейри, сосиски и зубную пасту по акции. Стою на кассе. Впереди стоят шесть человек с тележками.
С тележищами! Чуть ли не контейнерными. В них можно поставить пятитонник и переехать в Сургут.

– Кто по карте – подходите к кассам самообслуживания! – кричит продавец из зала.
– Не ходи, – кричу себе в голову.
И пошла.

Пикнула фейри. Пикнула сосиски. Пикнула пасту. Ещё раз. И ещё раз. Паста не пикается.
И появляется кнопка «вызвать помощника»
Нажимаю. Помощник не идёт. Рядом зависает соседняя касса с девушкой и чесноком в пакете.
Очередь от нас отходит к работающим экранам, а мы с девушкой голосом просим позвать человека, который руками умеет разблокировать электронный аппарат.

– Ваня, выйди в зал! – кричит продавец из зала.
– Быстрее! – хочу крикнуть вслед, но молчу.

Со стороны холодильника идёт Ваня.
В клетчатой рубахе, в штанах горчичного цвета. В очках.
– Кассу, пожалуйста, почините, – прошу человека в клетку.
Он нажимает кнопки и выдаёт: я не знаю.
В смысле, Ваня! Тебе тут за что деньги платят?
Ваня стоит и молчит.

Завис?

– Отойдите, пожалуйста, – просит кто-то справа.
Кто-то подходит к кассе, чипом проводит по экрану, потом по второму.
И уходит в зал.
Уходит и не Ваня в клетчатой рубахе.
Я тоже ушла, но уже из магазина.

Приложение «Читаэнергосбыт» напомнило о том, что пора передать показания счётчика.

Надо, так надо.
Только счётчик в подъезде, а я дома. Но из дома собираюсь по делам.

– 44126, – прошептала я комбинацию в пластиковом окошке.
Ну, думаю, сяду в маршрутку и запишу. Только не мешало бы сперва запомнить. Сейчас поздно говорить о том, что цифры можно было сфоткать или записать на ладони. Это лёгкие пути, которые запустили сложный метод ассоциаций.

44 – адрес дома
12 знаков Зодиака
6 – номер палаты, где обитали Моисейка и бывший судебный пристав из повести Чехова.

В маршрутке открыла приложение под шум ветра. Метров десять в секунду. В голове.
– О чём ассоциации, помнишь? – спросила я голову.
Ветер дул порывистый, северо-восточный.
На глаза попался тест, где предложили вспомнить детали советской жизни. Вот тут я выбила страйк!

«Дух СССР у вас до сих пор в генах», – подытожил тест.
Конечно, ведь ручка от мясорубки – это спиннер из детства, а готовальня не место, где готовят.

В общем, закончила дела и помчалась обратно домой.
В подъезде открыла ящик со счётчиком.

Ну, конечно, 44127.
Номер дома, знаки-задияки и семь нот.
Семеро козлят, семь цветов радуги, семь раз отмерь. А последняя была палата в больничном флигеле.
Вспомнила, да.

Дома поделилась крестьянским обедом с кошкой, но она отказалась от гречки с котлетой. Ещё бы. У неё в миске лежали ломтики проплана с форелью.
– Больше того просила, – вздохнула я.
И выбросила её в ведро.
Котлету. Не кошку.
Потом нарезала в мультиварку мясо с луком и, нажав кнопку «тушение», вспомнила о показаниях. Самое обидное, что цифры повторно собрали ассоциации и вышли из головы.

Пришлось снова идти на площадку. Сейчас поздно говорить о том, что можно было выйти с телефоном.
Телефон заряжался.

44128
Номер дома, вечеринка в гороскопе и уже восемь ходок. Было семь побегов.

– Давно вас не видела! – сверху спускалась соседка.
Поговорили о разноцветье воды из крана по вечерам, о сломанном дверном доводчике на первом этаже. О том, что скоро лето и стрижи.
– До свидания.
– До свидания.
И соседка, и загадочная комбинация остались за дверью.

На кухне пропикала мультиварка, а я с мыслями, что скоро опять полетят жуки-усачи, почистила картошку. Помню фамилию Кевина, которого безумное семейство оставило дома.
Маккалистер, да.
И фильм 1990 года. Перестройка, банка сгущёнки по 55 копеек, первые мамины импортные духи «Пани Валевская» под шлейфом которого я отработала сольный концерт. Пела «Жёлтые тюльпаны» перед куклой и одноглазым плюшевым медведем. В тот же год Губин песню «Лиза» посвятил мне, но перепутал имя.
Всё помню, как вчера. Душой я вообще Фёдор Емельяненко.
А показание, чёрт возьми, сегодняшнее запомнить не могу.

– Что купить? – прилетело вечером сообщение.
– Томатный сок, лаваш, спагетти. И показания в подъезде сними.

Блин, забыла! Спагетти же есть. Вчера купила.