Кафе "У Святого источника"
5 постов
5 постов
- Кать, а не пора ли тебе с моей мамой познакомиться? - после особенно жаркого поцелуя спросил Макс, заложив ей за ухо непокорную прядь.
- Не пора, - резко ответила Катя и спрыгнула с бортика фонтана, на котором они сидели.
- Вот не думал, что ты такая трусиха, - в глазах Макса прыгали весёлые искорки. - С мостов на резинке прыгать не боишься, а с мамой познакомиться боишься.
- Мы с тобой жениться вроде не собираемся, мне и так всё нравится, - тряхнула Катя рыжим блестящим хвостом волос, и решительно вскинула на плечо здоровенную, как крестьянский мешок, кожаную торбу. - Ладно, мне пора. На созвоне!
Максим смотрел, как она удаляется быстрым решительным шагом, полы длинного кружевного платья красиво обрисовывали длинные ноги, многочисленные заклёпки на кожаной курточке отблёскивали в солнечных лучах, звонко цокали по брусчатке металлические набойки высоких шнурованных ботинок.
Стиль «бохо», так это называется. Ультрамодно, трендово, последний писк издыхающей мыши, тьфу, то есть моды. И на большинстве Максовых знакомых девчонок смотрится дико смешно.
Но только не на Катюхе.
На ней эти шмотки сидят так, что у Максима каждый раз пересыхает в глотке, когда он видит, как она приближается к нему, с этой своей загадочной полуулыбкой, а из-под длинного рукава иногда выглядывает задорная и любопытная лисья тату-мордочка.
И да, он бы женился. Не задумываясь - лишь бы она была рядом. Без неё яркий и насыщенный каким-то неосязаемым волшебством мир тут же сваливался в тусклую и до чёртиков надоевшую обыденность...
Вот только даже намёк в сторону узаконивания отношений или создания семьи Катерина воспринимала, как атаку вражеского дивизиона и мгновенно расчехляла виртуальный огнемёт.
Вот ведь как времена повернулись - раньше для девицы замужество было пределом мечтаний, а теперь ха, попробуй-ка, докажи современной девушке, что ей нужна семья.
«А зачем?» - невинно спросит та и захлопает ресницами. - «Мне и так прекрасно! Видела я этих семейных мымр и сопливых детей. Оно мне нафига?»
Вот же глупая. В чём-то невероятная, умная, смелая, глубокая, а в чём-то незрелая, словно летняя слива, кисло даже от взгляда.
Ей как раз бы с мамой пообщаться. Потому что мама у него мудрая женщина. Не просто мудрая - она тоже волшебная и как раз-таки зрелая. Она бы оценила Катю, но...
Но Катя боялась... Да, он точно знал, что под всей этой гордостью и независимостью, под бохо-слоями и острыми железными заклёпками прячется ранимая и чуткая душа, больше всего на свете боящаяся, что никто не сможет её принять и полюбить.
Ничего не поделаешь, придётся действовать хитростью, чтобы выманить из норы его рыжую лисичку!..
- Поехали на дачу ко мне на выходные? - спросил Максим. - Серёга с Надей тоже будут. Шашлычков пожарим, на сапах на озере покатаемся. У нас дача в Яблоновке, возле Чёрного озера. Там знаешь как красиво - скальник есть очень живописный. А какой там лес... Кать, тебе точно понравится.
- Но там же мама у тебя живёт, - лиса в момент закрылась, прикрывшись пушистым огненным хвостом.
- Да у меня все друзья уже на даче перебывали, - не сдавался Макс. - Я не буду тебя своей девушкой представлять, если хочешь.
- А я и есть не твоя девушка, - улыбнулась Катя. - Я сама по себе девушка.
- Вот и будешь сама по себе девушка-фотограф, а мы с тобой просто хорошие знакомые? А?..
Он знал, что она не устоит - больше всего на свете его лисица любила лес, прям как её любимый зверь. Настоящий лес, а не стерильные парки и скучные перелески рядом с городом. Лес, где можно мчаться гибкой стрелой среди загадочных движущихся теней, где волны живых запахов кружат голову, и в каждом уголке можно найти что-то необычное и волнующее и - самое главное - сделать кучу натурных снимков. Ведь Катя действительно была очень хорошим фотографом и художником.
- Ладно, - сдалась та, наконец. - Но помни, мы договорились!..
От красоты озера захватывало дух... Катя старалась не беспокоить тяжёлое зеркало воды, подгребая веслом насколько можно тише, и всё равно от носа доски разбегались морщинки, нарушавшие идиллию сентябрьского дня, в котором было столько мягких красок и смыслов. Так нежно и трогательно смотрели в небо облетающие деревья в разноцветном убранстве, так тихо, будто паря в невесомости, падали в тёмный хрусталь воды листья... Девушка замерла и позволила доске остановиться примерно на середине озера. Очень осторожно она достала из нагрудного кармана телефон в непроницаемом чехле и начала снимать. Её чуйка просто кричала, что сегодняшние снимки будут едва не лучшими в её коллекции, и вполне могут попасть на выставку в октябре.
Всё-таки молодец Макс, что вытащил её. Даже стоит попробовать его маму потерпеть...
- А вы, Катенька, что не едите? Не любите кабачки?..
Катя вымученно улыбнулась и нервно поддёрнула рукав длинной рубашки, боясь, что откроется татуировка.
- С детства не ем их, если честно.
Галина Андреевна моментально - Катя даже среагировать не успела - забрала у неё тарелку.
- Что ж вы сразу не сказали. Тогда сразу переходим к пирогу и салатам! Надеюсь, с пирогами у вас хорошие отношения?
- Более-менее, - ответила Катя. - Особенно с мясными.
- И мясной есть, и грибной, один момент! - и женщина исчезла в кухне.
Катя немного съёжилась от смущения и покосилась на Макса, а тот весело ей подмигнул. Зато Сергей с Надей ели так, что за ушами трещало и не переставали нахваливать.
Вот вечно она попадает в нелепые ситуации, будто кто-то с очень плоским чувством юмора, там, наверху, специально ей их устраивает!.. Но не успела она слишком погрузиться в пучины самоедства, как перед ней возникла новая тарелка с парящим куском пирога, от одного взгляда на который потекли слюнки... И чуть было не брызнули слёзы.
Настоящий домашний пирог.
Последний такой пирог Катя ела в детстве, когда ещё была жива бабушка. Потом её не стало - и ничего не стало. Последний островок тепла в её жизни съёжился и погас, оставив её одну посреди ледяной пустоши родительского алкоголизма. Они развелись сразу, как только Катя поступила в училище, словно ждали сигнала, что всё - дочь уже выросла и теперь уже можно.
Катя тогда вздохнула с облегчением. Она пыталась донести эту простую истину до родителей раньше, ещё со школы - какой смысл жить вместе и вцепляться друг другу в глотки по малейшему поводу, а потом беспробудно пить, если она, Катя, уже взрослая и никакими иллюзиями по поводу их семейного счастья не страдает?..
Но они упорно следовали замшелому стереотипу, что пока дочь не вырастет, разводиться нельзя. Иначе она же получит психологическую травму!..
О том, что Катя ежедневно получала психологическую травму разной степени тяжести с тех пор, как погас бабушкин островок, они предпочитали не задумываться. У них обычная семья. Все так живут!..
Первым, что сделала Катя, когда стала зарабатывать сама - сняла комнату. И только тогда внутренний железный каркас, в котором, как в тисках была зажата душа, стал понемногу ослабевать...
И теперь ей безумно хотелось наброситься на этот пирог и не просто съесть - сожрать, давясь от переполняющего всё её существо голода - не того, который требует физической пищи, а того, что жаждет простого человеческого тепла.
И только тут она осознала, что попала в другую Вселенную. В которой вырос Макс. Вселенную, в которой было это самое тепло...
Ту Вселенную, где вечно рыщущей беспокойной лисице захотелось сыто задремать и наконец-то расслабиться, прикрывшись пушистым хвостом...
Может, поэтому она, всё не признаваясь себе, так боялась потерять Максима, что строила из себя сильную и независимую ценительницу личной свободы. Дескать, не больно ты мне и нужен...
Она так глубоко погрузилась в себя, что не заметила, как пристально её рассматривает мать Максима.
- Ой, какая лиса!.. - восхитилась она, всё-таки заметив Катину татуировку, выползшую из-под рукава, и уши девушки моментально запылали. - Была бы помоложе - себе бы такую сделала!
- Вы? - поразилась Катя, чуть не подавившись. - Татуировку?..
Вместо ответа мама Максима улыбнулась с хитринкой, поднялась и исчезла в соседней комнате. А вернулась под перекрёстным огнём любопытных взглядов с объёмной папкой в руках.
- Моё портфолио. Со старой работы. Я ведь с художественным образованием, Катенька, не смотрите, что старая перечница! А уж как в молодости отжигала! - и она, смеясь, подмигнула сыну, а тот поднял большой палец.
Катя листала альбом, не веря глазам. Стилизованные драконы, змеи, кони, птицы, деревья и красавицы разной степени обнажённости, сложнейшие причудливые орнаменты, в каких-то файлах вместе с эскизами лежали фото отдельных работ, выполненных где красками, где мозаикой, одна пантера красовалась на спортивной машине, было даже платье с белым павлином, чей роскошный хвост струился по подолу до самого пола и был украшен настоящими павлиньими перьями.
- Обалдеть, - прошептала Катя, дойдя от рисунка лисы - очень похожего на её собственное тату, сделанное по её эскизу.
Максим сиял - «эффект мамы» сыграл на всю катушку!
С тех пор Катя стала завсегдатаем дачи Ворониных. Собственно, это была не дача, а вполне полноценный дом, в котором мама Макса жила круглый год, и Катя вполне её понимала. Рядом с этим лесом и озером она тоже будто расправлялась изнутри, возвращаясь в город под завязку наполненной весёлой и кипучей творческой энергией.
Она познакомилась и с его старшим братом Володей, который регулярно навещал мать с женой и двумя детьми. Катя как-то обнаружила, что рисует вместе с маленькими Викой и Сашей сказочный лес на полу на большом ватмане, и получает искреннее удовольствие.
Вместе с Максом они исходили весь местный лес, иногда к ним присоединялась Галина Андреевна, починили и покрасили старую лодку, до того сиротливо валявшуюся на пляже, исследовали противоположный берег озера, больше походивший на непролазную дремучую чащу.
По вечерам шумное семейство садилось за стол, причём готовили все трое женщин, включая жену брата Ксюшу и Галину Андреевну, которые оказались асами в кулинарии, а Катя была отнюдь не против роли подмастерья.
А ещё они часто разговаривали с Галиной Андреевной об искусстве.
Мама Макса стала для Кати чем-то вроде эксперта, и разговоры с ней были настолько интересными и глубокими, что Катя уже дома всё перебирала в памяти самые необычные моменты и даже кое-что записывала. Иногда ей казалось, что она с большим нетерпением ждёт встречи с мамой Макса, чем с ним самим.
И как-то уже в октябре, когда вся большая семья, хохоча, воодрузила на убранном огороде пугало в старом, но всё ещё стильном бабушкином пальто и с тыквенной головой, над которой с ножом потрудилась сама Катя, вырезая жуткий и одновременно весёлый оскал, девушка вдруг поняла, что хочет свою семью.
До дрожи, до одури.
Точнее, не так. Она хотела стать частью именно этой семьи. Только этой...
А вечером, уже перед отъездом, который Катя всё подсознательно оттягивала, к ней подошла Галина Андреевна.
- Может, останетесь, Катюш? Чего на ночь глядя в город ехать. Места полно, сама знаешь, - и она заговорщицки улыбнулась.
Катя вскинула на неё испуганные глаза, рука её непроизвольно дёрнулась к воротнику свитера.
- Ну что ты, как неродная, Кать. Что я, не вижу, как Максим с тебя пылинки сдувает?.. И я тоже без тебя семьи уже не представляю. Пусть только попробует тебя обидеть - я ему руки-ноги быстро поотрываю!..
- Вы неправильная мама, - пробормотала Катя, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. - Вы... я знаю, как это бывает. У меня подруги свекровей ненавидят... а я, я... я же полный неформат, таких вообще на пушечный выстрел к сыновьям не подпускают...
- Катенька, - обняла её Галина Андреевна. - Знаешь такую поговорку: «Когда женится сын, глупая женщина теряет сына, а мудрая - обретает дочь?» Я изначально, ещё когда Максим маленький был, ещё когда муж был жив, для себя решила, что приму выбор моих сыновей, приму любых девушек, даже если мне покажется, что они состоят из сплошных недостатков, даже если буду чётко видеть, что вряд ли у них получится семья. Понимаешь? Изначально. Потому что мои сыновья доверяют мне, для меня нет ничего дороже этого доверия, этой дружбы, и я всегда буду на их стороне. Но Бог миловал. А может, наградил... В Ксюшу я влюбилась сразу. А Макс наконец-то привёл тебя. И я даже не знаю, как его благодарить, и как тебя удержать, Катенька. Ты же чудо - красивая, умная, талантливая... Я вижу, как вы любите друг друга. Чего ещё желать?.. Я буду счастлива назвать тебя дочкой.
Она обхватила заплаканное Катино лицо ладонями, аккуратно стёрла платочком слёзы.
- Ну вот, моя хорошая, - Галина Андреевна отстранилась, улыбнулась, вокруг её тёмных проницательных глаз обозначились лучистые морщинки. - Вот и всё, девочка, вся нехитрая наука. Ну, хватит плакать. Останешься?..
Катя засмеялась сквозь слёзы и кивнула. Ей всё ещё было сложно, но будто огромный камень, привязанный к ногам, наконец-то свалился, а она вольна была плыть наверх. К свету и теплу...
Две недели спустя Катя, Максим и Галина Андреевна ходили по выставочному павильону, любуясь работами молодых фотохудожников, и Катины работы притягивали к себе много взглядов. Осеннее озеро с одиноким золотым листом на чёрном зеркале воды, отражение деревьев, тронутое лёгкими волнами, опрокинутая чаша небес с летящей птицей, огромный маслёнок с высохшей и растрескавшейся от старости шляпой и... рыжая лисица, настороженно нюхавшая воздух на кромке леса - самая большая Катина удача, та, которую иначе, чем знаком судьбы и назвать нельзя.
Вокруг этой фотокартины собралась небольшая толпа, а когда люди узнали, что автор стоит рядом, наперебой послышались предложения купить её.
- Нет, - улыбнулась Катя. - Эта работа - для очень дорогого мне человека. Человека, который научил дикого зверя ценить ласку и тепло домашнего очага. И она стоит сейчас рядом со мной. Это Галина Андреевна, мама моего будущего мужа.
- Ох, - засмеялась Галина Андреевна, от неожиданности приложив руки к зардевшимся щекам. - Катенька... Какой чудесный подарок! Да ещё и мне славы досталось! Это я в гостиную в доме повешу, - с гордостью сказала она, - это же в нашем лесу фото сделано!
- Вы у меня самые лучшие, - Максим приобнял их обеих, и стоящих рядом людей коснулась не только запечатлённая на фотографиях красота природы, но и лучистое тепло любящих сердец, исходящее от этой троицы.
Ведь настоящая семья — это не те, с кем ты связан кровью, а те, с кем ты согласился делить своё сердце.
Другие мои рассказы и романы можно найти в моём ТГ-канале - присоединяйтесь!
- Мам, а можно пиццу заказать? - пробормотала Кира, не вылезая из телефона.
- Какую пиццу? - неприятно поразилась Марина. - Я же курицу с картошкой потушила. Только что. Всё горячее!..
- Ну мам, - бросил Артём. - Опять курица с картошкой... У нас еда всегда одинаковая. А сегодня воскресенье. Я за пиццу! Картошку потом съедим.
- Ну вот именно, мам! - Кира бросила поверх экрана умоляющий взгляд.
- И ты за пиццу, Андрей? - растерянно спросила Марина мужа.
Муж рассеянно поскрёб в затылке.
- Да я и картошки поем, мне как-то всё равно. Но если дети просят - ну что, и вправду ж воскресенье. Пусть заказывают, да ведь?..
Марина замерла с тарелкой в руках.
«Всегда одинаковая».
Это звучало, как приговор. Как стук ножа гильотины. Ей даже показалось, на заднем плане она слышит разъярённые крики черни, заполняющей пылающие улицы Парижа.
Дожили... Причём тут Париж и чернь?
Она просто обычная тётка 42 лет, с обычными, ничем не примечательными детьми-подростками и обычным, ничем не примечательным мужем, живущие в обычной, ничем не примечательной квартире.
Никто никого не замечает. Никто никем не интересуется. Каждый сидит в своём телефоне. Она сидит за своим компьютером. Каждый новый день такой же, как предыдущий. Всё, как у всех. Чего она завелась-то?..
Но чернь продолжала бунтовать, и Марине показалось даже, что она слышит пальбу ружей, рёв обезумевшей толпы, ноздри обжёг смрад горящей пакли или что там могло гореть в восемнадцатом веке?..
В спальне она встала перед зеркалом и впервые за долгое время по-настоящему пригляделась к себе.
13 лет назад Марина ушла во второй декрет, да так с него и не вышла. И зеркало нахально отражало этот прискорбный факт. На неё смотрела усталая женщина в заношенном домашнем платье, чьи блёклые серые глаза утонули в тонкой паутинке морщинок, а ссутуленная, слегка поплывшая фигура, пусть и некритично, но намекала о полном небрежении к себе. Картину довершали непарные носки - один серенький, другой бежевый - а потому что лень искать вечно пропадающую пару и «в принципе, так сойдёт».
И, опять же, не это было самым неприятным.
Зеркало не отражало самой Марины Витальевны Звонарёвой.
Оно отражало среднестатистическую выцветшую российскую тётку отличающуюся от миллионов таких же только данными паспорта.
- И где же тут я? - уныло пробормотала Марина.
Постояв немного, она шмыгнула носом, но так и не разревелась. Чтобы разрыдаться, да хорошо так, по-настоящему, тоже нужны какие-никакие чувства, а то, что ощущала она, больше напоминало засохший клей, забивший всё её существо - какая-то аморфная неподатливая серая масса из недочувств и недомыслей.
Усевшись за компьютер, за которым подработками в соцсетях она добывала свою невеликую деньгу, Марина поняла, что совершенно не может сосредоточиться.
«Всегда одинаковая»... «Всегда одинаковая», - нудно стучало в ушах.
Это казнь, без вариантов.
Да чёрт же возьми!..
Уж еду какую-то она может необычную изобразить, раз ни на что другое не способна?..
Марине вспомнилось, как в общежитии она периодически любила удивить студенческую братию и «сестрию» то котлетами по-киевски, то печенью в сметане по семейному тёткиному рецепту. И ведь ей нравилось!.. Даже не сколько готовить, сколько угощать.
Она обожала, когда гости лопали так, что за ушами трещало, а потом неустанно нахваливали - по всему телу разливалась тёплая волна, которая не возникала, даже когда хвалили преподаватели. И ей было не жаль, когда её невеликую стипендию с восторгом проедали однокурсники.
А уж как она Андрея баловала, пока он за ней ухаживал! Лучше, чем в ресторане!
Куда всё это подевалось и почему теперь в её меню верх достижения - это курица с картошкой по выходным?..
Марина решительно поднялась, порылась на полке и извлекла ещё мамину книжку с рецептами - раньше ведь не было интернета, и у каждой уважающей себя хозяйки водилась такая вот своя тетрадка с записями и вырезками из журналов. Конечно, в интернете миллион и маленькая тележка рецептов, но они ведь не мамиными руками записаны на пожелтевших страничках, пахнущих детством и добрыми воспоминаниями...
- Что это? - с изумлением спросила дочь, приподняв утром крышку с «парадного» блюда, которое выползало из буфета только по самым торжественным случаям.
- Как что? - весело ответила мать. - Фаршированные блинчики. С рисом, с мясом - моя бабуля меня ими частенько баловала. - Руки помыла?
- Мама... ну мне не десять лет, - скривилась Кира, цапнула толстенький рулетик с золотистой корочкой и вонзила в него зубы.
- М-м-м, - закатила она глаза. - Какая пицца с этим сравнится! - прошамкала она с набитым ртом, и Марина засмеялась, ощутив знакомое, хотя и порядком подзабытое чувство разливающегося по груди тепла.
Проводив сытых до отвала и слегка удивлённых детей и мужа, она села за компьютер, но вместо того, чтобы взяться за работу над очередным заказом, зашла в Телеграм и создала новый канал. Немного подумав, она решительно вбила в строку названия: «Вкус перемен».
А потом её пальцы запорхали над клавишами так легко, будто долго, очень долго ждали этого момента.
Месяц спустя.
Очередная запись в канале «Вкус перемен».
«Что такое, в сущности, грибной суп? Существует миллион его вариаций с разными овощами, разными крупами, разными технологическими приёмами... в общем, точно про него можно сказать только одно - в нем есть грибы.
Которые, кстати, тоже могут быть разных пород: свежие, сушеные, соленые, одомашненные вроде магазинных шампиньонов, дикие лесные, в общем, всякие разные. Мой муж, например, на выходных набрал опят - ну вы же знаете, какая это красота - крепенькие, рыженькие, чистенькие дружные ребятки- удовольствие их просто в руки взять, а уж суп с них - ох, на аромат все домашние сбегутся, даже мои Кирка с Тёмкой уж на что нос всегда воротили - а теперь за уши не оттянешь...
Так что, приглашаю вас, дорогие мои подписчики, на миску настоящего деревенского грибного супа! И уж постарайтесь, дорогие, из-под себя вывернитесь, но найдите к нему настоящей, желтоватой, жирненькой деревенской сметанки. Только с ней ваш суп станет истинным совершенством.
Итак, нам понадобятся...»
- Мама, готовы фотки, глянь.
- Так, давай посмотрим... Ага, отлично... Вот эту, эту и эту. И с кастрюлей на плите... Молодец, Тём, всё как всегда, на высоте! Будет суперский пост.
- У тебя все посты суперские, мам. Ты так пишешь, что у меня слюнки текут, пока я их ставлю. Ну что, готов текст?
-Почти, сына.
- У тебя уже за двести подписчиков. Неплохо так растёшь.
- Да мне не особо интересно количество, Тём. Главное - мне такие интересные комменты пишут... Вот например... - она торопливо, пока сын не ушёл, защёлкала мышкой. - Ага...
«Уважаемая Мариночка, на самом деле, первое, что я сделала, подписавшись на Ваш канал, - это купила огромную тяжеленную сковороду. Обычно при готовке обхожусь девайсами поменьше, но, читая Ваши посты, поняла, что "я, Вань, такую же хочу". Когда муж эту сковородищу увидел, он очень удивился, куда мне, мол, такая. Но вот вчера приготовили на ней ужин на два дня, и было нам, что называется, счастье!
А рецепт Ваш очень хорош, я в сливках часто делаю. Вкус намного нежнее, чем со сметаной, получается. И вообще, Вы так помогаете своими рецептами скрасить серые будни - на душе светлеет просто Вас читать, до того Ваш слог хорош, а уж если приготовишь - так всё вкуснее в сто раз кажется, чем обычно. Спасибо Вам огромное».
- Да, ты молодчина, мам, - искренне сказал сын. - Ты даже выглядеть стала по-другому как-то. Будто помолодела!
- Спасибо, сын, - засмеялась Марина и погладила Артёма по руке. - Вот от таких комментариев я и молодею, наверное. Людям нравится то, что я делаю. Мы стали с некоторыми даже общаться, и у нас что-то вроде клуба образовалось. Болтаем там, за жизнь, рецептами старыми делимся... Да и вообще, кого там только нет: молодые мамы, выгоревшие офисные работники, пожилые люди, которые хотят вспомнить вкус жизни. Так интересно!.. А уж твои фотки - что бы я без тебя делала!
- Ну вот, а ты ещё меня ругала за дорогой телефон. Пригодилась тебе моя супер-камера!
- Ага. Я теперь тоже такую хочу.
- Ладно. Давай мне новый купим, а я тебе этот отдам, - великодушно предложил великий прохиндей, которым на самом деле являлся её сыночек, и Марина, смеясь, закатила глаза.
В его предложении всё-таки был определённый смысл - она хотела не только сама научиться красиво фотографировать, но и монтировать небольшие кулинарные ролики.
Она дописала текст, перечитала вполголоса, проверяя слухом на сочность и красоту, подправляя в нужных местах. Буковки тоже, как оказалось, можно готовить и перемешивать, сдабривая специями и поливая соусами эмоций, так, чтобы читатель ел, да нахваливал!..
Оставшись довольной, она поднялась, потянулась. Засиживаться нельзя - надо заботиться о спине и глазах, так что впереди прогулка в парке, на ужин - жаркое в горшочках, наконец-то извлечённых с пыльных антресолей. Если жаркое удастся, её «Вкус перемен» пополнится новым старинным рецептом, а клубе ещё долго будут смаковать его и спрашивать, где лучше купить горшочки...
Проходя мимо зеркала, Марина вдруг остановилась.
На неё смотрела интересная и вполне красивая зрелая женщина в эффектном домашнем платье в стиле «бохо» и лукавым огоньком в умных серых глазах. Пожалуй, эти глаза будут смотреться ещё выразительнее, если самую капельку утемнить выгоревшие брови и ресницы, и Марина сделала мысленную пометку зайти завтра в салон.
А сейчас - свежий воздух, любимая набережная и парк, полный яркой осенней листвы. Кстати, не насобирать ли листьев в кухонную вазу? Как раз к жаркому отлично подойдёт осенний колорит, и на фото для канала такой букет будет отлично смотреться.
Нагулявшись по дорожкам парка, Марина, разрумянившаяся и довольная, вышла на набережную. Ветер играл её растрепавшимися волосами, и яркие кленовые листья бились и трепетали в её руке, как крылья пойманной птицы.
- Привет, красавица! - услышала она за спиной знакомый голос. - Можно с вами познакомиться?..
- Шутник... - она сердито шлёпнула мужа листьями по руке. - Это ты со всеми после работы так знакомишься?..
- Да нет, что ты, - смутился Андрей. - Просто увидел тебя, такую красивую, и сердце зашлось, прям как в молодости!.. Ну что, домой? Или пройдёмся по набережной?..
Он галантно предложил ей руку, и она охотно опёрлась на неё.
Они шли по набережной, разговаривали, шутили, влажный ветер с реки всё норовил забраться им под куртки, но им всё равно было тепло.
И Марину вдруг яркой вспышкой пронзила мысль, что «вкус перемен» — это вообще не про еду... Это про вкус к жизни. Она слушала родной голос мужа, шорох листвы под ногами, ощущала, как пахнет речной водой и дымком — и улыбалась, потому что вернулась... К самой себе.
Ведь счастье — это не пункт назначения, а всего лишь способ путешествия.
Все мои рассказы и произведения собираю в моём ТГ-канале - прошу, заходите на огонёк!
Это была катастрофа.
Если раньше кроссовки ещё хоть как-то прилично выглядели, и рваные прорехи внутренней обшивки видно не было, когда она вставляла ногу, то теперь лопнула подошва, да как-то нелепо, сбоку, вывалив с мясом истрёпанные потроха.
Гадство!..
Злые слёзы уже просились брызнуть, жестоко поддавливаемые изнутри бессильным гневом, но Дашка выпустила воздух сквозь сжатые зубы и этим ограничилась. Физ-ра вот-вот начнётся, и что-то пытаться сделать уже поздно. Да и что тут сделаешь - обувка испустила последний вздох. А это значит...
Это значит, что она сейчас огребёт. И не только от одноклассников.
И хотя она отнюдь не была ясновидящей, всё именно так и случилось.
- Ой, ой, не могу!.. - хватался за живот Вовка-Бобёр, которого она ненавидела особенно люто. - Ой, гляньте, наша бомжиха обновку на помойке отхватила!.. Да какую!
Стайка дебилов мужского пола, которыми, за редким исключением, являлись её одноклассники, принялась радостно ржать и тыкать в неё пальцами, пока грозный рявк физручки Елены Анатольевны не пресёк безобразие на корню. А девчонки, особенно красотка Поля с длинным золотым хвостом роскошных волос, которым Дашка исподтишка завидовала, сморщила хорошенький носик и отвернулась, и её примеру немедленно последовали красотки рангом пониже из Полькиной свиты.
- В самом деле, Грибова, - недовольно сказала Елена Анатольевна. - Ну уж на кроссовки-то нормальные можно у родителей денег попросить? Как ты в них бегать собираешься?
- Зато в них можно рыбу ловить, как сачком, - лениво процедила записная острячка Ленка Суворова. Тоже из Полькиной свиты, конечно.
Класс грохнул со смеху, и даже грозная училка, прежде чем рыкнуть, не сумела удержать уголок рта, поехавший вверх.
Только Семён Гавриленко и Ольга Барсукова не улыбались и смотрели тупо в пол, кажется, у Семёна даже розовели оттопыренные уши.
После школы - только к последнему уроку дебилы устали обсасывать её несчастные кроссовки, Даша брела домой через парк, усыпанный разноцветной листвой, и глухая боль в груди всё разрасталась. Ей не хотелось домой, к опостылевшим макаронам и соевым сосискам, в пустую захламлённую квартиру, наводить порядок в которой не хотелось ни ей, ни матери, приходившей с работы в вечной депрессии.
Им вечно не хватало ни на что.
Хотя, справедливости ради, матери всегда хватало на полторашку креплёного пива по выходным, а то и в иные будни. А после пива мать развозило как медузу на солнышке - она, не останавливаясь, бормотала проклятия в адрес непутёвого Дашкиного папаши, давно свалившего в закат, но Даше почему-то каждый раз всё равно было больно. Отца она помнила смутно, но то, что помнилось, было хорошим - зоопарк, добрые книжки, иногда перепадали вкусняшки... Но хватило его всё равно не очень надолго. Не шибко, видно, хорошая из неё дочка получилась, раз не захотел он с ней остаться и даже не навещал. Уехал куда-то далеко...
Она уже давно разучилась по-настоящему плакать. Только всё время злилась, злилась, и эта злость, сухая и клейкая, как старый лизун, наглухо залепляла её изнутри, отчего Дашка была похожа на вечно насупленного, взъерошенного волчонка, готового тяпнуть кого угодно в любой момент.
Даже учителя предпочитали не связываться, лепя в журнал очередную тройку за невыученный урок.
Дашке было всё равно. В школе она отбывала срок - а что будет дальше...
А что у неё может быть, кроме самой простой чёрной работы да полторашки горького пойла у телевизора или старого телефона, как-то неловко всученного ей всё тем же Семёном?..
Вот то-то и оно, что ничего.
Дашка села на скамейку в парке и задрала голову в небо, чтобы снова не дать слезам прорваться. Вот уж чего-чего, а хлюпать соплями она не станет. «Не дождёшься», свирепо прошипела она мысленно куда-то в яркую осеннюю синь. «Не дождёш-ш-шься»...
- Девочка, - вдруг послышалось рядом, и она резко опустила голову. - Девоч..ка...
Пожилой мужчина с собачкой на поводке стоял рядом с Дашкой, держась за грудь, и по лицу его разливалась синюшная бледность. Медленно, покачиваясь, он стал садиться на скамейку, но упал бы, если бы Дашка, словно подкинутая невидимой пружиной, не подхватила тяжёлое тело и, напрягая невеликие силёнки, кое-как не сгрузила мужчину на сиденье.
- Плохо мне, девочка... Приступ сердечный... Телефон... в кармане... «Скорую вызови» ...
- Сейчас, дяденька, - Дашка неумело тыкала в чужой телефон, отчаянно рыская глазами вокруг в поисках взрослых, но как назло, аллея была пустынной, рабочий день в самом разгаре... - Вы только не... - и она всхлипнула, теперь уже не сдерживая слёз. - Алё, алё «Скорая»?! Тут дяденьке плохо, сердечный приступ!.. парк Победы, там, за памятником... пожалуйста, скорее!..
Мужчина уже совсем лежал на скамейке, но губы ещё силились вытолкнуть слова, и Дашка наклонилась к его губам, коченея от страха.
- Боньку... Боньку отведи... Там жена моя... скажи ей... Карла Маркса, восемнадцать, квартира пять... слышишь?..
- Да! Да, отведу!.. Знаю эту улицу! Вы только не умирайте, дяденька, пожалуйста!..
Дашка перехватила поводок из чуть тёплой морщинистой руки, и перепуганный Бонька, чёрно-белая лохматая дворняга, забился под лавку и тоненько, неуверенно заскулил. Дашка же рыдала в голос и неловко гладила мужчину по рукаву ветровки все безумно долгие минуты, пока не увидела бегущих по аллее людей в синей униформе с красными крестами и носилками.
Её оттеснили от лавки вместе со скулящим Бонькой, и она в немом ужасе словно в замедленной съёмке смотрела, как незнакомца кладут на носилки, как безвольно свесившись, качается его морщинистая рука, и слёзы всё текли и текли безудержно, пока кто-то не тряхнул её за плечо.
Кое-как сфокусировав взгляд, она увидела перед собой мужчину в медицинской маске, внимательно смотрящего ей в глаза.
- Это дедушка твой?
- Нет, - пробормотала она сквозь всхлипы. - Я просто на лавочке сидела, а он мимо шёл, падать начал, попросил «Скорую» вызвать...
- Ты умничка. Не растерялась. Жизнь человеку спасла.
- Правда?.. Он... не умрёт?..
- Всё будет хорошо, - сказал врач, стянул маску и улыбнулся, потрепав её по плечу. - Мне надо бежать. А ты молодец! Не плачь - ты сильная и храбрая девчонка! Бывай!..
- Телефон, - вскочила Даша, дёрнув поводок с упирающимся Бонькой. - Телефон заберите! Это его!..
Но врач уже унёсся вслед за носилками к машине «Скорой», которая мигала и выла у ворот парка.
- Карла Маркса, восемнадцать, квартира пять, - забормотала Дашка, как заклинание. - Карла Маркса, восемнадцать...
... - Что, - забормотала пожилая женщина, тоже хватаясь за грудь при виде незнакомой заплаканной девочки с Бонькой на поводке. - Что случилось? Паша... Паша где?..
- Его на «Скорой» увезли... Тётенька, вы, главное, тоже не... Врач сказал, всё хорошо будет... Я вот собачку вашу привела и телефон, возьмите, я не успела отдать...
Женщина взяла телефон, поводок и Дашину руку и втянула её с собакой в прихожую. Она вела себя на удивление спокойно, хотя уголки губ дрожали и кривились.
- Пойдём на кухню, расскажешь мне всё подробно. И чаю попьёшь...
После Дашиного рассказа хозяйка, обзванивая больницы, искала, куда положили мужа, а потом долго разговаривала, стискивая спинку стула побелевшими от напряжения сухими пальцами. Даша сидела за кухонным столом, съёжившись, спрятав руки между колен. Она не притронулась к печенью и конфетам, жадно выпив только кружку сладкого чая и теперь не знала, как вежливо попрощаться и уйти.
- Девочка моя, - женщина, наконец, положила телефон. - Я не знаю, как тебя благодарить... Пашу успели спасти. Он поправится. Благодаря тебе.
- Как хорошо! - Даша вскочила так легко, будто с неё свалился огромный камень, и прижала к груди руки. - Я так рада! Я ничего не сделала, позвонила только, тётенька, он мне телефон свой дал и Боню попросил привести... Да я ничего такого не сделала!
- Сделала, - спокойно ответила женщина. - Ещё как сделала. Так, слушай меня внимательно. Меня зовут Мария Васильевна. А тебя?
- Даша... Даша Грибова...
- Мне пора к Паше в больницу собираться, - сказала Марья Васильевна. - А к тебе, Дашенька, у меня будет большая просьба... даже не так - предложение.
Она порылась в своей сумке, достала кошелёк , положила перед совсем растерявшейся девочкой тысячную купюру.
- Это тебе.
- Не надо! - в ужасе воскликнула Даша.
- Да погоди, - устало улыбнулась женщина, - не пугайся так. Я же говорю, предложение у меня к тебе. Мне сейчас совсем некогда будет, я в больницу каждый день ездить буду, далеко Пашу положили. Я тебя прошу за Бонькой присмотреть. С ним гулять надо утром и вечером... Я не смогу столько ходить - ноги у меня больные, Дашенька, а родственников рядом нет. Соседи кто работает, а кто пожилой тоже, как я - не к кому обратиться... Ты в школу с утра ходишь?
- Нет, к двенадцати, - пробормотала ошарашенная Даша.
- Ну и вовсе отлично, - обрадовалась Марья Васильевна. - Я тебе платить буду - а это тебе аванс. Много дать не смогу, конечно, но триста рублей в день мне по силам. Полчасика утром и полчасика после школы. Как тебе, Дашенька? Выручишь?..
- Давайте я так... просто помогу...
- Нет, - твёрдо сказала хозяйка. - Просто так не выйдет. Это работа, регулярная, и она должна оплачиваться как положено. Паша в больнице не меньше двух недель пробудет, а потом всё равно подолгу ходить не сможет, а собаке нужно нормально гулять - он у нас активный, да, Бонька?.. Даже не спорь. И тебе денежка не помешает, правда ведь?
Даша вспомнила сегодняшние кроссовки и сыплющуюся из них труху и густо покраснела.
- Вот и ладно, - осторожно погладила её по плечу Марья Васильевна. - Ты хорошая девочка, Даша, я очень рада, что мы познакомились. Приходи завтра к девяти.
...Новые кроссовки приятно подпружинивали ноги, словно подзадоривали сорваться в лёгкий упругий бег, но Даша не торопилась, наслаждаясь новыми ощущениями. Обувка странным образом подпитала её внутреннее ощущение себя, добавив уверенности, а красивый спортивный костюм сидел на её худощавой фигурке так хорошо, будто был пошит на заказ. В рюкзачке мелодично запиликал телефон.
Телефон был не новый, Даша купила его с рук на «Авито», но в прекрасном состоянии и в прикольном чехле с Дашиными любимыми «Аавтарами».
- Здравствуйте, я поняла. Вы знаете, у меня много клиентов, только в 8.30 у меня есть окно до девяти. Устроит? У вас собака небольшая?.. Ага, хорошо. Говорите адрес или скиньте локацию. Хорошо. До свиданья.
Она легко взбежала на крылечко подъезда, набрала код. Запиликала, открываясь, тяжёлая дверь, но Даше она поддалась будто даже с азартом.
- Доброе утро, Павел Сергеич, Марья Васильевна!
- Заходи, Дашенька, попей чайку с нами. Бонька чутка подождёт.
- Нет, Марья Васильна, спасибо, но у меня график плотный! Боня, пойдём!
Павел Сергеевич пожал ей руку и улыбнулся:
- Ох, какая ты нынче деловая стала!.. Вечером не отвертишься, Маша твой любимый пирог с мясом затеяла. Маме кусок отнесёшь.
- А вечером с удовольствием - вы у меня последние, Павел Сергеич! Только тогда бесплатно.
- Ну тогда я тебе с математикой помогу, - согласился мужчина. - Или Маша с русским, неси домашки.
- Замётано! - Даша с Боней весело скатились по лестнице, начиная новый трудовой и учебный день.
Ноябрь выдался тёплым, и в костюме было в самый раз бегать по дорожкам и опушке излюбленного Бонькой лесочка. Бонька освежил отметки, набегался с палкой, навалялся в кучах сухих листьев и раскопал чью-то норку в корнях старого клёна - в общем, был безоговорочно счастлив.
- Привет, - Семён подошёл так незаметно, что Даша вздрогнула. - Извини, не хотел напугать.
- Привет, - весело отозвалась Даша. - Ну что, решился?..
- Я... попробую, - Семён уткнулся носом в воротник. - Думаешь, у меня получится?
- Если любишь животных, всё получится. У меня как раз сегодня новая клиентка, вместе с собакой погуляем, познакомимся, и если понравится, я её тебе передам. А то когда слишком много клиентов тоже неправльно - надо и по дому успевать, и с домашками...
- Ты совсем другая стала, Даша, - Семёновы уши отсвечивали золотисто-красным на просвет. - Такая классная.
- Правда? - смутилась Даша. - Ты знаешь... когда на моих глазах чуть человек не умер, во мне как будто щёлкнуло что-то... Я поняла, что все мои проблемы в общем-то чепуха... ну, как объяснить...
- Да я понимаю. И тоже так хочу научиться свою жизнь менять.
- А знаешь, я недавно в интернете смотрела разные онлайн-школы. Мне одна очень понравилась, с английским уклоном. Хочу туда перевестись на следующий год. Там график самой можно выстраивать и классы маленькие. И никаких дебилов. Пошли со мной?.. У нас есть время накопить. Всё реально. Ты же в английском шаришь. А?..
- Пойду, - улыбнулся Семён и вдруг зажмурившись, неловко поцеловал её в щёку.
- Ну, ты!.. - отпрыгнула Дашка, заалев, как переспелый помидор. - Чего творишь!
- Извини, - Семён сам так испугался, что на бледной коже горохом высыпали веснушки. - Прости.
- Ладно, проехали, - буркнула Даша. - Идём?.. Боня, Боня, ко мне!
Отвернувшись от Семёна, Даша приложила прохладные ладони к пламенеющим щекам. Подняла глаза в небо, в котором сквозь лохматые облака ей подмигивало неяркое осеннее солнце, и губы сами собой сложились в лукавую, чуть виноватую улыбку.
Ведь теперь она точно знала - когда тебе есть «зачем», ты всегда найдёшь «как».
В моём ТГ-канале собираю все мои произведения - подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить!
- Поздравляем, Алиса Викторовна! Вы заслужили эту награду, как никто другой. Очень, очень рад, что в нашей компании работает такой талантливый и перспективный архитектор!
Её поздравляли, фотографировали, подносили букеты, жали руку. Её проект экопарка «Новолесье», о котором она мечтала со студенческих лет, теперь точно претворится в жизнь, хотя разум Алисы никак не мог вместить и принять, поверить в то, что это правда...
Помнится, она часто сидела на широком подоконнике комнаты на девятом этаже общаги, смотрела на коптящий металлургический комбинат на том берегу реки и представляла на месте унылых безлесных холмов кучерявую шкуру леса, среди которого ослепительно-белой стрелой, устремлённой в небо, сияет белая стела-памятник.
Алиса мысленно разговаривала с задыхающейся от стоков рекой, с безжизненной, стёсанной бульдозерами пустошью, оставшейся ещё с советских времён, когда о природе думали меньше всего, и с губ её срывались неслышимые никем обещания.
Она видела лес и памятник настолько реально, что казалось - протяни руку и потрогай!.. Даже зрение потом частенько выкидывало фокусы - она бросала беглый взгляд на холмы, а видела огромный лесопарк.
Казалось бы - просто мечты слишком юной и восторженной студентки. Признаться, после выпуска жизнь завертелась так стремительно, что юная, даже какая-то полудетская мечта затерялась где-то на задворках памяти...
Шли годы, Алиса строила карьеру, пыталась строить отношения - с первым получалось не в пример лучше, чем со вторым, ездила по разным странам, изучая архитектуру разных культур, её жизнь со стороны кому-то казалась почти сказочной, ей даже завидовали.
А когда в мэрии объявили очередной конкурс на благоустройство города. Алиса, сидя в своём кабинете, выглянула в окно, в котором, по странному стечению обстоятельств, опять было видно реку, и вздрогнула. Белая стела-стрела вновь, будто живая, проткнула кучерявый полог видимого только ей леса и устремилась к небесам.
Её полузабытая мечта вынырнула из ниоткуда, расправила переливчатые крылья, а пальцы уже машинально заполняли заявку на сайте мэрии. Вот ведь как интересно получилось - она про свои мечты забыла, а Вселенная, видимо, нет...
Она принялась за работу над проектом и утонула в ней с головой на четыре месяца.
И вот теперь стоит, ослеплённая фотовспышками и осыпанная цветами и поздравлениями, стараясь держать лицо, хотя губы дрожали и норовили разъехаться, а сердце колотилось пойманным зайцем.
Её проект победил на конкурсе, и теперь она будет руководить его воплощением, как только оттает земля, чтобы принять в себя саженцы деревьев.
Но вместо восторга и радости грудь Алисы полнилась тоскливыми сомнениями...
Уже под вечер, уединившись в своём кабинете, где было удивительно тихо после шумного конференц-зала, она села в кресло, тяжко вздохнула, рассеянно потерев висок. Привычно лёг в левую руку телефон, а в правую карандаш - её руки просили постоянного движения. И нажала номер.
- Привет, мам. Как дела?..
- Как сажа бела, - немедленно отозвалась трубка. - Звоню, звоню, а «телефон абонента выключен»! Что ещё за фокусы, Алиса!
- Мама, я не могла. Я же тебе ещё вчера сказала, что сегодня у меня важное мероприятие, и я выключу телефон. Ты забыла просто...
- Да какие там у тебя важные мероприятия, в стройконторе твоей!..
Алиса привычно опустила глаза.
- Я стала победительницей конкурса, мам. Мой проект приняли... помнишь, я тебе про экопарк рассказывала... Меня мэр лично поздравил...
- А, ну хорошо. А у Зины, соседки, дочка замуж выходит, помнишь её? Дылда такая страшенная, а вот поди ж ты. И мужик-то хороший попался! Ну а ты-то чего, ведь за тридцать уже, Алиска, а всё в конторе сидишь... Внуков-то я дождусь хоть?
Карандаш сломался с сухим треском, Алиса с горечью смотрела на острые обломки сквозь морок , жгущий глаза хуже перца.
Вот уже тридцать лет она доказывала.
Сначала — что может выучить таблицу умножения быстрее всех в классе. Что сдаст ЕГЭ лучше всех. Потом — что поступит в престижный ВУЗ. Окончит с красным дипломом. Что купит квартиру без помощи мужа. Что её проект получит «Золотое сечение».
И всё это время за спиной стояла она. Мама. Не злая. Не чудовище. Просто — голос. Голос, который шептал: «Это же Лена так красиво играет на рояле», «Ольга двойню родила, представляешь?», «Почему у тебя на фотографиях всегда одна и та же сумка?».
На премию, что она получила только что, Алиса могла бы купить три дорогущих сумки.
Но что бы это изменило?..
Диплом победителя конкурса был, в каком-то смысле, последней надеждой. Алиса понимала, что вряд ли уже когда-нибудь прыгнет выше, да ей больше и не хотелось.
Проработав эти четыре месяца над тем, что ей по-настоящему нравилось, тем, что выросло из её сердца, души и мечты, она поняла, что больше не сможет работать в компании. Она хочет уйти в свободное творчество в ландшафтную архитектуру - даже если это будет означать понижение заработков и собирание бренда с нуля.
Хватит. Надоказывалась.
Только сейчас она поняла, как это бессмысленно - пытаться что-то доказать тому, кто задолго до твоего появления на свет сам себе всё уже доказал...
Весна выдалась холодной, ветреной, у Алисы постоянно подмерзали уши и пальцы, но ещё никогда она не чувствовала себя такой счастливой. Как удачно, что к началу работ она прикупила себе толстые коричневые туристские ботинки - что бы она сейчас без них делала на этих бесконечных, словно плешью изъеденных холмах, покрытых истрёпанной жёсткой прошлогодней травой?..
- Алиса Викторовна, чайку? - её напарник и со-руководитель, Сергей, протянул ей блестящую торпеду термоса.
Алиса с благодарностью налила в крышку крепкого сладкого чая, отхлебнула и зажмурилась от удовольствия. Раньше она бы побрезговала пить вот так, из чужой посуды, а теперь это вовсе не имело никакого значения.
- Ну что, ещё эти воткнём и по домам? - спросил Сергей, стоя так, чтобы загораживать её от ветра, и это простое действие почему-то отозвалось в душе приливом тепла.
- Ну да, вдоль той разметки, сейчас я второй бригаде скажу... Какой чай вкусный, Серёж, ты прям выручил.
- Согрелась? - Сергей полез в рюкзак, вытащил оттуда свёрток, и Алиса, засмеявшись от удовольствия, ухватила румяный пирог. Вонзила в него зубы и зажмурилась от счастья.
- Мама напекла, - Сергей откусил от второго сразу треть, хотя по размеру пироги больше смахивали на лапти и прошамкал с набитым ртом, - на фвежем вошдухе ещё фкуснее, а?..
И засмеялся.
- Шикарные пироги, Серёж. М-м... с рисом, с мясом - как бабушкины в детстве...
Она посмотрела на пирог и вздохнула, вспомнив уютные бабулины руки и цветастый передник. Искорка тепла, прилетев из глубин памяти, тонким лучиком подсветила хмурый день.
- Ешь-ешь, - подбодрил её напарник, стряхивая крошки с аккуратной бороды. - Носишься, как сайгак, а дело-то тут всё-таки больше мужское.
- А мне нравится, - сказала Алиса, подняв глаза к хмурому небу и улыбнулась и небу, и ветру, и своим мыслям. - Совсем не хочется в душный пластиковый офис возвращаться. Закончу проект и уволюсь...
Сергей даже жевать от удивления перестал.
- Ты чего? Ты ж на взлёте сейчас. Тебя после этой премии где хошь с руками оторвут.
- А я не хочу, чтоб меня рвали, Серёж, - усмехнулась женщина, закидывая в рот остатки пирога. - Хочу летать, а не в клетке сидеть, пусть и позолоченной. Пусть и не взлечу высоко, зато буду делать то, что душу радует. Ладно, пойду к рабочим, замёрзли уже все, за полчаса должны управиться.
Мужчина какое-то время молча шёл за ней. Раздав указания бригаде, Алиса сама взялась за тоненький саженец берёзки и отстранённо подумала, что надо бы ещё партию дубков в лесничестве заказать - берёзки быстро растут, но и стареют быстро.
Зато в их уютной прозрачной тени будут спокойно набираться сил медленные крепыши-дубочки... и вырастет потом здесь настоящий маточный лес, бросит семена окрест, медленно поползёт дальше. Природа сильна. Ей только нужно помогать хоть иногда.
И эти дубы и другие дерева, может быть, будут помнить Алису, когда её уже давно не будет на этом свете... Это странное осознание наполнило её тихим спокойным светом.
Сергей помог утоптать лунку - хорошо хоть, не приходилось поливать - земля была вязкой и плотной от холода и дождей, и у саженцев были все шансы хорошо прижиться. И, конечно, она всё тёплое время будет их навещать.
- Алис, а ты что на выходные делаешь? - вдруг спросил Сергей.
Алиса так удивилась, что не сразу нашлась с ответом.
- Да... к маме собиралась съездить. Она в маленьком городке живёт, часа три отсюда ехать. Я уже давно у неё не была, всё некогда, - она почему-то ощутила, как краснеют уши.
Вообще-то она с того самого конкурса и не была.
Даже просто думать о матери не могла, душу сразу захлёстывала горечь, как тонущее в шторме судно, и Алиса малодушно отодвигала визит невидимой заслонкой в дальний угол сознания.
Но тянуть дальше уже просто нельзя. Основные посадки заканчиваются, скоро начнётся разметка дорожек, игровых зон и строений, оформление парка, закладка стелы, и отлучаться из города ей совсем будет нельзя. Остаётся только это окно на выходных.
- А хочешь... Я тебя свожу? У меня в этом городе старый кореш живёт, давно не виделись. Надоело выходные тупо за компом сидеть.
Алиса долго смотрела в спокойные серые глаза напарника. Он спрятал улыбку в бородку, поскрёб смущённо в затылке.
- Почему я? - наконец, прямо спросила она. - Мы ведь не особо даже знакомы.
Сергей отряхнул с рукава налипшие травинки.
- С тобой интересно. Не похожа ты ни на кого. Всегда немного в себе, но я на самом деле тоже такой же. И то, что ты про офис сказала и про увольнение... Отзывается мне. И проект твой мне очень нравится. Если задумаешь что-то ещё - бери меня. А пока что - давай просто дружить. А?..
Алиса растерянно засмеялась, сжимая в руке очередной саженец. А потом махнула рукой.
- Ладно, давай!..
- Привет, мам, - она прошла в коридор старенькой маминой квартиры, привычно вытерла ноги о тряпку. - Познакомься, это Серёжа. Мой... друг.
- Ох, - прижала к груди руки мать. - Алиска, ты чего ж не предупредила-то!.. Проходите, Сергей! Ну, Алиска!.. Ну нельзя же так, я б хоть салатиков настрогала...
Она хлопотала растерянно, мечась от плиты к холодильнику, не зная, чем накормить, как удивить, периодически ахая - а они, весело перешучиваясь, распаковывали горы продуктов и гостинцев.
И было хорошо.
Они смеялись, пили мамин душистый чай из трав, которые она собирала на степных холмах, резали торт, уделавшись кремом. И Сергей словно всегда был частью их жизни, болтал с мамой свободно, будто сызмальства жил в соседнем дворе и ходил с Алисой в ту же самую школу.
И снова было хорошо...
А потом сидели в большой комнате, играли в дурака - мама столько смеялась, Алиса слушала её смех, прикрывая от счастья глаза, удивляясь сама себе - чего она боялась-то и что доказывала? У неё совершенно замечательная мать.
И всё так же уютно пахло мамино жилище ванилью и старыми книгами. И на пианино всё так же лежала та самая тетрадь с нотами, оставшимися с музыкальной школы. Алиса встала, чтобы размяться после слишком сытного ужина, подошла к инструменту и украдкой провела пальцем по пыли на крышке, оставив блестящую лакированную дорожку. Она тоже так не любила его протирать...
И вдруг увидела. На полке, между фотографиями внуков её двоюродной сестры, стояла её собственная фотография. Той, с дипломом архитектора. В красивой рамке. А рядом - ещё одна, где мэр вручает ей награду за победу в конкурсе.
- Мама, - старательно, пытаясь унять дрожь в голосе, выговорила Алиса, касаясь пальцами рамок. - Ты... когда это?.. Я не видела...
- Не видела она. Да я всем говорю, какая у меня талантливая и умная дочь, - с неожиданной твёрдостью в голосе сказала мать. - Известный архитектор и лауреат престижного конкурса. Просто... не принято было у нас в семье детей нахваливать, чтобы носы раньше времени не позадирали.
- Алиса замечательная, - улыбнулся Сергей. - И никогда не задирала нос. Она и человек хороший и настоящий профессионал.
Мама нахмурилась, погрозила Алисе пальцем, но глаза её лучились тёплой гордостью. Алиса села рядом, взяла в свои руки её - уже покрытые морщинками, но такие тёплые и родные.
- А знаешь, - сказала она. - Я себе синтезатор купила.
- И что, играешь?
- Нет... - созналась Алиса. - Просто включаю иногда и слушаю, как он гудит. Но... вот вернусь и наверное, начну. Тетрадку свою заберу с нотами, ладно?.. Повспоминаю...
- Давно пора, - кивнула мама. - Как хорошо, что вы приехали, дети...
Алиса проводила Сергея до конца их с мамой пятиэтажки и задумалась, глядя на вечереющее небо, подёрнутое розовеющими с испода фиолетовыми облаками.
Только сейчас она поняла, что её личное доказательство оказалось не стеной, которую нужно пробить головой, а всего лишь дверью. Вот только увидеть она её смогла, когда вообще перестала что-то доказывать.
Теперь эта дверь тихонечко приоткрылась сама по себе, и оттуда пахнуло теплом и самыми вкусными в мире домашними пирогами...
Приглашаю в мой ТГ-канал, со всеми анонсами моих рассказов и книг, многие из которых сейчас есть в бесплатном доступе.
Валерия Сергеевна Морозова осторожно ступила на асфальт парковки санатория «Сосновый бор» и едва заметно покачнулась. Господи, только не это!..
Но все признаки надвигающейся болезни были налицо. Пока она проходила регистрацию и получала ключ к своему отдельному домику, пока шла по указателям, в отчаянии чувствовала, как холодными колючками, похожими на острые льдинки, расползается под кожей озноб.
Домик оказался очень симпатичным - деревянный, с большим окном, синей лавочкой у входа и цветущим кустом гортензии. А вокруг - красота! Вековые сосны в два обхвата, кроны теряются в хмуром небе, аромат хвои и свежести, увядающая красота уходящего лета...
Жить бы, да наслаждаться - путёвка ей досталась по полису ОМС, хоть и долго ждала оформления, но всё же дождалась. После сложной операции ей необходимо было восстановление, она так радовалась, когда ей одобрили путёвку! А сын подсуетился, доплатил за дом и курс специального массажа.
И вот тебе на...
Валерия зашла в дом, кое-как затащила сумку на колёсиках в прихожую. Упала на кровать прямо в одежде и уснула.
Проснулась ближе к вечеру и... заплакала. Да что за наказание!..
Кое-как подойдя к зеркалу и открыв рот, обнаружила, что горло сильно воспалено. Тело ломило, голова плыла, сил, несмотря на долгий тяжёлый сон, не было совсем.
Хорошо, хоть домик отдельный - никого не заражу, мрачно подумала Валерия. Потому что, судя по всему, дело идёт к ангине... И, конечно, какие теперь процедуры!.. Процедура осталась одна - полоскать, полоскать, полоскать ненавистное горло.
Вот что за нелепый жизненный кульбит...
Валерия Сергеевна болела столь редко, что коллеги называли её «Железный бухгалтер» - она единственная в их компании ни разу не получила выговор за задержку с отчётами, и в этих самых отчётах тоже никогда не допускала ошибок и неточностей. И ещё успевала иногда помогать тем, кто совсем уж отчаянно горел. Правда, губы её при этом сжимались в тонкую нитку, взгляд становился ледяным, но её всё равно уважали и ценили.
А в кои-то веки в санаторий выбралась - и привет... Наверное, это всё ретроградный Меркурий, чтоб его... Валерия, глубоко вздохнула, обречённо потрогав горящий лоб и отправилась искать лечащего врача.
- Ну что ж вы, Валерия Сергеевна, с сочувствием покачала головой врач, глянув на градусник и осмотрев горло. - Как же вас угораздило-то?.. Ангина развивается. Отмечу сейчас персоналу, чтобы еду вам в домик приносили, пока вам в общий зал нельзя. Буду к вам каждый день заходить утром и после обеда, посмотрим на ваше состояние. А пока - полоскание, следим за температурой, ноги держим в тепле. И пока острая фаза не сойдёт, не гуляйте много и побольше тёплого питья. В домиках тепло, но на всякий случай, грелку вам с собой ещё дам.
Валерия шла к домику, а по щекам бежали слёзы, она едва успевала прятать их от попадавшихся отдыхающих.
Сейчас бы посидеть у озера, покормить лебедей и уточек - даже отсюда слышно, как задорно крякает местная стая, вечером сауна и её любимое - бассейн, после которого спина почти не болит и так сладко спится...
Но нет. Всё это теперь так же недоступно, как и когда она сидела в квартире долгими вечерами, мучаясь болью и одиночеством. Только одно и выручало - любимая астрология.
Да, да, она взрослая женщина, ещё чуть-чуть - и даже такое определение будет неуместным, и тогда выползет на свет малоприятное словечко - «пожилая»...
Но странным образом «лже-наука» с её сложными чартами, хитросплетениями конфигураций планет и мерцающими в небе созвездиями увлекала её настолько, что на второй план отходили болячки и тусклое одиночество. Звёзды будто подмигивали ей с небес, и намекали, что всё у неё будет хорошо, потому что вот-вот войдёт в силу в своём доме её любимый Уран, запустит трансформации солнечное затмение в Деве, и начнётся у Валерии новая жизнь, яркая да интересная...
Действие наскоро принятых таблеток, похоже, заканчивалось, потому что снова подступал озноб. Но Валерия упрямо села на лавочку около домика, потому что войти в дом и лечь - это как будто сдаться. Сдаться болезни, обстоятельствам, опустить голову, признать поражение. Ну нет, «Железный бухгалтер» ещё побарахтается!
Она упорно следила, как по лесным дорожкам вместе с вечерней сыростью по территории санатория расползаются сумерки, как зажигаются огоньки домиков, слышала где-то смех и отдалённое бренчание гитары. Если зажмуриться, можно представить, что она, как в далёкой юности, сидит у походного костра и слушает Егора - заводилу и туринструктора, в которого была по уши влюблена.
Чёртовы слёзы опять закапали на сцепленные руки. Да что это с ней такое - ну, подумаешь, неудачная поездка, с кем не бывает, может, ещё получится потом куда-нибудь вырваться!..
Но Валерия плакала так, будто у неё что-то драгоценное безжалостно отобрали - надежду, свет, мечту. Как будто всё самое лучшее для неё уже закончилось, и остаётся лишь уныло доживать одинокую старость...
- Мяу, - Валерия испуганно отдёрнула ногу, об которую тёрлась кошка странного буро-рыжего окраса.
Животных Валерия не любила. У неё даже комнатные цветы толком не росли - не понимала она, зачем они нужны, хоть и держала алое и золотой ус «для пользы». Но растения хотя бы молчали, не требовали есть и не справляли естественных нужд...
Кошка так громко мурчала, продолжая тереться об Валерину ногу, что у женщины не хватило духу её оттолкнуть. И животное, судя по всему, тоже было не первой молодости - худое, почти плоское тельце, тусклая шерсть, морда со следами шрамов, одно ухо явно обмёрзло и больше не торчало задорным топориком. И в её больших и очень красивых зелёных глазах тоже не было никакой надежды - одна усталая покорность судьбе.
У Валерии почему-то защемило сердце, да так, что на фоне этой новой боли забылось и горло, и голова, и озноб. И тоска тоже куда-то подевалась...
Сидит она тут, на жизнь плачется. Заболела, видите ли, в бассейне не искупается, в сауну не сходит. А кому-то в этот же момент нужна просто миска с едой и крыша над головой, чтобы быть счастливым оттого, что огонёк твоей жизни ещё немного померцает...
И Валерия, не веря самой себе, осторожно погладила кошку по голове.
Та замурчала так восторженно, что мурлыканье мешалось с мявом, а тощее тельце затряслось мелкой дрожью.
- А если лишайная?... - пробормотала Валерия. - А если ещё какая зараза?.. Блохи?..
Но ещё не успев договорить, она уже открыла кошке дверь...
Валерия болела и почти всё время спала. А кошка, отлучаясь только на поесть и в туалет, спала у неё в ногах. И это живое тепло почему-то окутывало Валерию таким уютом, что отступала боль и дурные мысли, казённая обстановка казалась домашней, и потихоньку возвращался аппетит.
Когда Валерия стала выходить, кошка неотступно следовала за ней по пятам, и часто в её глазах женщина замечала страх. Страх, что счастье ненадолго, а впереди долгая холодная зима, когда все домики опустеют и вряд ли можно будет надеяться, что кто-то подкинет кусок. А там, откуда всегда доносятся запахи еды, всегда толкутся более сильные, и ей, тщедушной, конкуренции не выдержать.
И Валерия успокаивающе гладила кошку, с каждым разом ругая себя всё больше. Зачем приучила к себе животное!.. Надо прогнать, пока не поздно. Вот сегодня точно. Она уже немного отъелась, выглядит получше. Может, сама где пристроится, подберёт кто...
Ей даже в голову не приходило забрать её себе. Она ведь даже сыну запрещала котёнка завести, сколько он ни плакал - запах, шерсть, драная мебель, голодный мяв - нет уж, увольте!.. И с мужем постоянно ругались из-за этого... Он её «Снежной королевой» называл, подлец!
А теперь вот - сиди в чистейшей своей квартирке, да радуйся - муж давно ушёл, как сын школу закончил, а сын как с армии пришёл, женился, и к матери дорогу забыл. Да, помогает, да, не бросит чуть чего, но тепла между ними нет...
В очередной раз Валерия дошла до домика, кошка трусила следом. И женщина решилась. Быстро вошла внутрь и закрыла дверь. Кошка осталась снаружи.
- Мяу, - Валерия готова была поклясться, что в этом «мяу» были удивлённые ноты.
- Всё, иди, - сказала она, чувствуя, как в горле собирается холодный ком. - Я тебя подкормила, ты меня подлечила. Спасибо тебе, но я не твоя хозяйка. Иди. Лето ещё, мышей лови... ты же зверь... Выживешь.
- Мяу, - робко мяукнула кошка и замолчала, и у Валерии сжалось сердце.
Она выждала ещё какое-то время, но всё было тихо. Ну вот и отлично. Обойдёмся без душераздирающих сцен.
Почистив зубы, натянув тёплую пижаму и носки, проглотив таблетки, она забралась в постель. Включила телевизор. На одном из каналов шла её любимая мисс Марпл, она следила за приключениями умной любопытной старушки, а на душе скребли кошки.
Точнее одна кошка - худенькая, буро-рыжая, с прекрасными зелёными глазами.
Порыв ветра надавил на оконное стекло, дробно застучали по крыше капли. Валерия встала, выглянула в окно. Кошки видно не было.
Холодная рука сжала сердце.
Как есть, в пижаме, сунув ноги в тапки, она выскочила из домика. Уже стемнело, ветер трепал гортензию и верхушки сосен, швырял в лицо водяную морось.
- Киса, киса, кыс-кыс-кыс! - закричала Валерия.
- Мяу, - отозвалось хриплое из-под лавочки.
Кошка сидела там, съёжившись, подобрав под себя лапы. В её зелёных глазах читалась усталая покорность судьбе.
- Пойдём, - сказала Валерия дрогнувшим голосом. - Пойдём мисс Марпл смотреть. У меня ноги без тебя мёрзнут...
«Дорогие Девы, солнечное затмение в вашем знаке - это шанс произвести полную перезагрузку вашей жизни, которая будто бы вручает вам ключ от заветной двери ваших истинных желаний. Смело доверьтесь потоку и шагните в свою новую жизнь!»
Валерия пристроила на соседнее сиденье переноску с Фроськой так, чтобы кошка могла видеть её. Кошка прижималась к полу клетки, щетинилась, в зелёных глазах металась паника, но при виде хозяйки немного успокоилась.
- Ты, случайно, не Дева, Фрося, как я? - задумчиво спросила Валерия. - Потому что нас обеих, похоже, ожидает серьёзная перезагрузка!..
(на основе реальной истории)
Друзья, подписывайтесь на мой ТГ-канал со всеми историями!
Я с пятницы не видел солнца.
Только тускло серую-хмарь, висящую за окном, словно тяжёлое душное покрывало с вечным привкусом гари.
Лежу на диване, открыв глаза , медленно осознаю себя в новом понедельнике.
Я живу в Москве - в большой, умной вечно куда-то спешащей Москве. У меня нормальная работа, нормальная зарплата, нормальная арендованная квартира в бетонной коробке у станции метро, аккуратная стрижка в модном барбершопе раз в три недели, часы как у босса, правда... дешёвый реплик.
Всё, как у всех.
Каждый понедельник начинает тянуть звено за звеном, всё ту же цепочку из пяти элементов: будильник в 6:50, душ, кофе, пробка или метро, офисный open space, задачи в Trello, отчёты, звонки, планёрки и ощущение, что сегодня — не пятница, а значит, надо просто «дотянуть». А с вечера пятницы и до утра очередного понедельника время слипается в один невразумительный ком, в котором мелькает стиральная машина, швабра, пиво, какое-нибудь кино или компьютерная игра.
На стуле висит мой тёмно-синий офисный пуловер, в котором заявлено 30% кашемира, брюки со стрелками, которые вчера опять забыл нагладить.
Хотя какая разница, никому нет дела до моих брюк. Даже симпатичная Аглая, моя соседка по «опен спейс», раньше хоть иногда выказывавшая определённую заинтересованность в мою сторону, сейчас не заметит, даже если я на работу приду в семейниках в цветочек.
Поэтому я ненавижу понедельники. Не из-за усталости.
Из-за пустоты.
На работе, как и все, каждую свободную минуту листаю телефон, жуя пресную гречку из доставки. Телефон, кстати, третий за год, и я, выйдя из магазина, смеха ради специально засёк время, сколько буду испытывать радость после его покупки.
Он радовал меня ровно 20 минут, прежде чем в голове всплыла фраза, подцепленная в интернете:
“Мы тратим лучшие годы жизни на работу, чтобы купить вещи, которые не делают нас счастливее.”
И всё, мысли побежали по привычному кругу.
Я работаю, чтобы платить за квартиру, в которой только сплю.
А что, если „успех“ — это ловушка с видом на Москва-Сити?
Кто вообще решил, что я должен…
В последнее время эти мысли стали системой.
Если раньше я от них просто отмахивался, теперь они звенели в набат прямо в уши, высасывали мозг будто зомби из ужастиков, тоскливо бродили на задворках сознания скрюченными тенями.
И как всегда, я воспользовался самым проверенным средством: очередной побег в соцсеть, скролл, скролл, скролл.
Опальные мысли привычно пригасли, свернулись клубком до следующего триггера.
И он не заставил себя ждать, тут же в ленте глаза зацепились за очередной пост какой-то девчонки, с козой на поводке на фоне неестественно сочной зелёной травы. Резюме из прочитанного улеглось в одну фразу: «Живу в деревне, пеку хлеб, развожу кур, работаю удалённо, счастлива».
Чёрт. Только успокоился... Но семя было брошено, а я... как ни в чём не бывало хмыкнул, скроллил дальше, пил кофе, продолжал жить чужой жизнью.
Но всё чаще ловил себя на мысли: а что, если я тоже уеду? Не навсегда. Просто — на время. Просто — попробовать..
Я начал читать форумы. Сравнивал области, цены, инфраструктуру.
«Ты с ума сошёл?»— спрашивал внутренний голос. «Кто ты без кофеен, доставки еды и круглосуточного «Вкусвилла»?
«Вот и посмотрим», - огрызался я. - «Вот и узнаем...» Я вообще-то упрямый и обстоятельный, а это уже кое-что. Целый год я читал истории поуехавших, изучал блогеров, спрашивал у друзей: какая область, какие дома, сколько стоит ремонт, есть ли интернет, как с работой.
Таблицы в Excel росли.
Я нашёл его случайно, а может - это он меня нашёл: старый, добротный, с покосившимся крыльцом и тремя яблонями. Без газа, без водопровода. Но сухой и крепкий, с хорошей печкой. Деревушка в 15 домов, ближайший магази в пяти километрах.
Зато — смешная цена и старик-сосед, бывший дальнобой, нынешний пасечник, который принёс банку мёда «на новоселье».
- Бери, хороший дом, - сказал он. - И люди тут добрые и тихие. Не пожалеешь.
В первую ночь разгулялся сильный ветер. Дом скрипел, ветер подвывал в щелях. А я лежал на старенькой кровати в походном спальнике и как дурак улыбался... Я был ДОМА.
Да, Это был не просто переезд — это был побег. Побег от кондиционеров, гипсокартона и понтов. Я перевёз минимум вещей: ноутбук, одежду, посуду, инструменты, книги и колонку. Всё. Остальное оставил. Или подарил.
Но так, наверное, чувствует себя бывший заключённый, когда выходит за ворота зоны: стоит, покачиваясь на дрожащих ногах и просто смотрит в небо, которое, кажется, вот-вот упадёт на него и растворит в необъятной бесконечности...
Моя обстоятельность вновь пришла на выручку. Я не стал увиливать от деревенской рутины, я научился получать от неё удовольствие. Оказалось, что деревенская рутина — это тоже рутина. Но совсем иная.
Утром не будит будильник — будит солнце или петухи.
Вместо кофе из автомата — ты варишь его на плите.
Вместо звонков — кормишь кур.
Вместо переписок в мессенджерах — смотришь, как паук плетёт паутину на веранде.
И никто не взрывает мозг планёрками, отчётами, критикой и ехидным «Никитой Андреевичем».
Я стал работать удалённо. 4–5 часов в день. Остальное время — дом, огород, прогулки, книги, найденные здесь же, в старом сундуке, тишина.
И в тишине я стал слышать себя...
Оказалось, есть вещи, о которых в городе никогда не узнаешь.
Например, о том, как приятно топить печь и слышать потрескивание дров.
Или как вкусен хлеб, испечённый своими руками или молодая картошка, пожаренная на сале на найденной здесь же старой чугунной сковороде, посыпанная рубленым укропом только с грядки со стаканом холодного деревенского молока.
Как важно уметь просто сидеть в тишине, не отвлекаясь, и как быстро приходят нужные мысли, если не забивать голову шумом.
С каждым днём я становился ближе к себе. Я начал писать — просто для себя. Начал рисовать. Начал петь под гитару, которую не доставал лет десять.
Пожилая соседка подарила мне козу Маньку.
Удивительно - раньше я коз только на картинках в инете видел, а теперь её радостное утреннее блеяние заряжало бодростью на целый день. Хлопот добавилось, но и фитнес зал теперь тоже не требовался. Окрепли мышцы, на кожу лёг здоровый загар. Я начал нравится сам себе.
Временами мне одиноко, это правда. Там ты окружён людьми, но чувствуешь пустоту. А тут — ты один, но не пуст.
Местные не лезли. Но если надо — помогали. Принесли сено. Подсказали, как чистить дымоход.
Пусть зарабатывал я теперь меньше, но... начал откладывать. Впервые в жизни. Потому что мои расходы сократились в несколько раз.
Но не только деньги - время тоже каким-то образом перестало от меня ускользать. Там я всё время догонял, спешил, опаздывал. Но оказалось, что постоянное движение не заменяет смысла... Деревенская жизнь - это поток в ритме природы: восходы, закаты, погода, обеды, отдых, прогулки, работа по сезону. Ты сам становишься ритмом - спокойным, ровным, размеренным. И тебе хорошо.
Иногда я скучаю по городскому шуму, по движухе и друзьям. Но я точно знаю, что не согласен больше тратить годы на пробки и не-жизнь офисного зомби. Жизнь слишком коротка для таких глупостей. Надо ещё успеть семью завести.
В городе не было понятно, зачем вообще семья. Дети - а кто это?..
А здесь я как-то долго стоял и смотрел, как чьи-то дети играют на улице с собакой, и что-то шевелилось в груди.
С девушками в деревне, правда, засада. Но я уже начал вести блог. Друзья, которые раньше орали, что я сошёл с ума, теперь, видя мои фотки у костра, закаты и козу робко спрашивают как так у меня получилось. Даже Аглая иногда интересуется, когда я их в гости всех позову.
Позову, когда время придёт. Ещё не до конца порядок навёл. А потом и позову...
Понедельник, 6.00. Открываю глаза. Сам, без будильника. В окно ломится солнце, зовёт вставать и жить. Блеет тихонько Манька. Кричат петухи.
И я понимаю, что понедельник - это просто ещё один день.
Такой же хороший и наполненный смыслом, как и остальные.
(Рассказ основан на реальной истории из интернета)
Друзья, подписывайтесь на мой ТГ-канал, где историй ещё больше!
Лена, спотыкаясь, брела по мокрому переулку, не обращая внимания на дождь.
Он капал с капюшона худи, стекал с кончиков волос, промокшие кроссовки давно противно скрипели и тёрли ноги, но ей было всё равно. Водосточные трубы обдавали её холодными каскадами, иногда доставалось и от проезжающих мимо машин, но ей казалось - это в ней прорвало вселенскую трубу, это из неё хлестали все эти потоки.
Проходя мимо старой бетонной стены, ограждающей территорию завода, она добралась до граффити-картины, которую когда-то нарисовала сама: девушка в лёгком скафандре без шлема стояла с птицей на руке и бабочками, порхающими вокруг, и с лёгкой улыбкой смотрела в небо.
Лена тогда ещё в художке училась, экономила на всём, лишь бы купить ещё баллончик с краской, а по вечерам тайком приходила сюда рисовать.
Один раз её чуть не подловила местная подростковая банда, но когда её узнал один из них, высокий худой парень, который иногда смотрел, как она рисует, от неё отстали. И тот парень даже приносил потом то бутерброд, то термос с чаем, пока она работала. Сидел молча в сторонке и смотрел...
И хотя прошло много лет, её граффити так и не затёрли, не перекрасили. Так и улыбалась в небо девушка с малиновыми волосами и птицей на руке.
Но нет же, не улыбалась!.. Сердце вдруг зашлось, Лена встала как вкопанная и с силой потёрла мокрое от дождя и слёз лицо.
Вместо граффити она лицезрела втиснутый между двумя бетонными пролётами забора маленький бар со слегка покосившейся вывеской со странным названием «У пропащего ангела». Неоновая буква «г» съехала и, будто ища поддержки, прислонилась углом к соседке «н». Даже сквозь шум дождя было слышно, как она зудит и потрескивает хромым электричеством.
Лена на всякий случай крепко похлопала себя по щекам, а потом ущипнула. Но сознание не сжалилось, не вернуло всё как было. Девушка осторожно подошла к двери и потрогала её. Дверь как дверь, красивая даже, стилизованная под дуб, но изрядно замызганная, и козырёк над ней обыкновенный, из поликарбоната. Пальцы дотронулись до холодного металла золотистой ручки, а потом Лена, решившись, потянула её на себя.
Внутри царил уютный полумрак и было удивительно тихо, если не считать ползущей откуда-то из глубины песни «Hotel California», что для Лены было равнозначно приветственному похлопыванию по плечу от старого друга. Она всегда присутствовала в её рабочем плейлисте. А ещё из бара тянуло странным запахом кофе и снега, хотя до зимы было далеко...
Барный зал был пуст, если не считать одного сгорбленного посетителя за столиком. Это был старик с копной седых неухоженных волос в потрёпанном плаще. Перед ним стояла пивная стеклянная кружка, наполовину пустая. Он молчал, но губы его шевелились, а пальцы будто перебирали невидимые чётки. Лену он не удостоил и взглядом.
Лена дошла до барной стойки, явно знававшей лучшие времена. Многочисленные следы кружек странным образом ей шли, словно шрамы бывалого воина . Лена провела пальцами по одной из отметин, всё ещё не в силах поверить в происходящее. Да-а, надо завязывать с фэнтези-книжками, которые она глотает тоннами...
- Добрый вечер, - произнёс кто-то сверху, и Лена вздрогнула - вот только что не было никого за стойкой!..
На неё смотрел... ангел. Да нет, без дураков - он хоть и не сиял ослепительно, и одет был не в белоснежный хитон, а в обычный, даже слегка поношенный серый шерстяной свитер и синие джинсы. Но за его спиной, точнее, над плечами, торчали острые углы сложенных крыльев!..
Ангел грустно усмехнулся и чуть повёл ими, и обалдевшая Лена убедилась, что они точно настоящие - только тоже не белоснежные, а словно провалявшиеся пару лет на каком-то пыльном чердаке - постаревшие и местами слежавшиеся.
- Вы уже не летаете, да? - брякнула она вместо приветствия, не успев придержать язык и тут же покраснела.
- Уже не летаю, - кивнул ангел. - Разжалован.
- Правда?.. За что? Ох, извините... - Лена стала совсем пунцовой. - Все говорят, что я невоспитанная и слишком любопытная, но ничего поделать с собой не могу...
- Это нормально, - улыбнулся ангел. - Вы просто живая, непосредственная и весёлая. Редкость по нынешним временам. А разжалован я, как ни странно, практически за то же, за что и вы - за эту же самую невоспитанность и неуважение к старшим.
- Откуда вы знаете... - начала Лена, а потом усмехнулась и опустила глаза. - Ну да, вы же ангел. А я просто сплю. Или, может, по голове меня приложили, и я под дождём валяюсь.
- О, нет-нет, на этот счёт можете не беспокоиться. Вам «Отчаяние с корицей» или «Разбитые мечты» с долькой кислейшего лайма? Лайм, скажу по секрету, один мой кореш прямо с ангельских садов контрабандит. Ещё не попался, к счастью, а то тоже пинком с небес полетит. Но он везучий, сволочь, не то, что я.
Лена невольно засмеялась, живо представив ангела-контрабандиста, втихаря тырящего лаймы в саду. Ангел тоже улыбнулся.
- Да мне бы просто согреться...
- Ах, «Тёплое враньё»... - разочарованно протянул ангел. - Или «Ложная скромность»... Может, смешать?..
Через пару секунд он поставил перед ошарашенной Леной высокий стакан с жидкостью внутри, похожей на воду после мытья кисточек - непонятно-серого и неприятного вида.
- Что это? - недоверчиво спросила Лена. - Это что, можно пить?..
- Ну, может, и не надо было смешивать, - засомневался ангел. - Враньё со скромностью действительно плохо сочетаются. Да и согреться ими сложновато, хотя я подогрел, потрогайте.
Стакан и впрямь был тёплым, но Лена предпочла с подобным питьём не связываться. Ангел засмеялся, подмигнул и сменил стакан.
Теперь в нём мерцала и переливалась другая жидкость - розово-голубая, с мерцающими искорками, постоянно перетекающая сама в себя и меняющая оттенки и формы струй. Лена, как зачарованная уставилась на стакан, а потом не удержалась и понюхала. Холодный манящий аромат малины, мяты и чего-то неземного...
Сделав глоток, она в друг сама почувствовала, как душа возносится в самый космос, а по нёбу растекается свежая и сладкая прохлада, но при этом продрогшее тело каким-то образом согрелось!..
- Вот это да! - восхищённо выдохнула она. - Невероятное сочетание!
- Конечно, - отозвался ангел. - Это же «Сладость мечты с искрами фантазии». Знаете, кто подсказал мне рецепт?
Он сдвинулся немного влево, и Лена в очередной раз застыла от изумления.
В сводчатой нише в стене между шкафами с бутылками висела картина. Картина с девушкой в скафандре и птицей на руке.
Её картина!
Только каким-то непостижимым образом теперь она была действительно картиной в красивой резной раме.
- Если это сон, - пробормотала Лена, - то мне вовсе не хочется просыпаться...
- Понимаю, - сказа ангел. - Меня зовут Адрамелех, так, на всякий случай. Вы же не просто так увидели вывеску, Лена. Ваш талант и душа настолько светлы, что в них могут селиться ангелы, пусть и пропащие.
- Хотите сказать...
- Ну да, - улыбнулся ангел. - Это место - часть вашего воображения. Вы попали сюда, потому что отчаялись. А Вселенная всегда старается помочь людям, которые способны изменить жизнь на планете к лучшему.
- Я свою-то жизнь не знаю, как к лучшему изменить, какая там планета! Со школы вот, и то попёрли. Не согласовала с руководством мероприятие, увела детей на заборе граффити рисовать, что тут началось!.. Родители тоже подключились, полосовали меня так, что... А нам было так классно, Арда... Адра... простите...
- Адрамелех, - любезно поправил ангел. - Конечно, я знаю, как вам было классно, Лена. И знаю, что дети вас обожают. И про школы нынешние тоже всё знаю, хотя, скажу по секрету - он заговорщицки подмигнул, - за последнюю тысячу лет они не особо изменились.
- Но я всё равно хочу работать с детьми, - прошептала Лена и сделала ещё глоток волшебной жидкости. - Может, это прозвучит пафосно, но когда у них горят глаза, у меня тоже, как у вас, появляются крылья. И вы даже не представляете, как они талантливы!..
- Отчего же, - в искристо-серых глазах ангела было столько тепла, что Лена чуть опять не расплакалась. - Вот вы и зажигаете их таланты, и вы же - самый лучший их огранщик. И мир благодаря вам становится лучше. И вам нужно продолжать, Лена. У вас всё получится - и почему бы не начать думать в сторону собственной школы для юных художников?..
- Да кто ж мне даст... - Лена почувствовала, как её потихоньку размаривает малиновая сладость волшебного напитка, но у неё не было ни сил, ни желания сопротивляться этой неге.
- Ну, Лена, - укоризненно заметил ангел. - В век интернета и современных технологий не обязательно цепляться за госучреждения.
- Увы, в интернете я полный ноль... - вздохнула та, засыпая прямо на стойке, уронив голову на сложенные руки.
Ангел с нежностью провёл рукой по её рассыпавшимся русым волосам, заодно высушив их, и перевёл глаза на старика, сидевшего в зале. Тот ответил ему тяжёлым взглядом древнего тысячелетнего существа и вздохнул.
- Согласен, - нехотя бросил он. - Потенциал у неё серьёзный. Но характера не хватает. Чуть что - плачет, и в норку. Эх, молодёжь пошла, да я бы на её месте такой стартап развернул... Вот их бы всех во времена Руси Языческой, сразу бы научились всему, что надо и не надо...
Ангел обернулся и посмотрел на девушку с картины.
- Не ворчи, Велес. Они другие - но именно они сейчас выводят Землю на новый уровень. Они только кажутся слабыми... Вокруг этой девушки столько силовых потоков танцует, ей просто надо чуть-чуть помочь... и не ворчанием, а любовью... Правда, Лада?..
Девушка на картине повернула голову в зал, улыбнулась и подкинула с руки птицу. Та покружилась по залу и уселась возле спящей девушки. А потом выдала заливистую звонкую трель.
- Правда, Адра, - улыбнулась прекрасная богиня с малиновыми волосами. - И вообще-то я всё уже сделала пока вы тут общались. И не гунди, Велес, я-то знаю, что ты ворчишь не из-за несогласия, а исключительно по вредности характера.
Косматый старик сердито зыркнул на неё, потом словно нехотя взял в руки длинный корявый посох, стоявший рядом. Навершие посоха окуталось лёгким туманом, старик прошептал что-то несвязное и стукнул им об пол.
... Лена шла под дождём без зонта, и потоки воды, хлещущие сверху и сбоку от водосточных труб и проезжавших мимо машин странным образом не беспокоили её. В душе царило странное чувство - вот сейчас она должна рыдать, выть от отчаяния. Но почему-то не вылось и не рыдалось, а промокшее худи и кроссовки казались несущественной мелочью.
Дойдя до своего граффити, она остановилась и стала в который раз разглядывать любимую работу.
Сколько всего было нарисовано с тех пор - не счесть, но эту девушку-космонавтку, восхищённую прекрасной новой планетой, она всё равно втайне считала лучшей. Да что там скрывать - она считала эту девушку лучшей версией себя, такой, какой она всегда хотела быть - свободной, ищущей, прекрасной, полной надежд и предвкушения новых чудесных открытий...
Её отвлёк шум затормозившей за спиной машины.
Лена обернулась и увидела, как из тёмно-синей спортивной иномарки выходит высокий мужчина в шерстяном светлом свитере и джинсах и останавливается рядом. Он не знаком ей, но... Она точно никогда раньше не видела его?.. Серые проницательные глаза такие тёплые, в них почему-то светится искренняя радость.
- Привет, Лена, - говорит он так спокойно, будто они расстались только вчера. - Любуешься?..
- Привет... Да, мне нравится эта картина... А мы разве знакомы?..
Мужчина улыбается, и снова ощущение узнавания пронзает Лену до пят. Где же?.. Когда же?..
- Я Георгий. Жора, если попроще. Помнишь Жорку, который тебе чай приносил, когда ты эту картину рисовала?..
Лена долго смотрела на сухое скуластое лицо, модную стрижку, широкий разворот плеч. Сердце почему-то билось неровно, с перебоями, словно хапнувший воздуха насос, и она неловко молчала. Только и смогла, что кивнуть.
- А я тебя ждал, - сказал Георгий. - Я так жалел все эти годы, что не познакомился тогда с тобой нормально и адреса не спросил. И не проводил ни разу - боялся, что пацанва засмеёт. Дурак был... А у твоей картины всё так же иногда останавливаюсь с тех пор и всё надеюсь, что когда-нибудь ты тоже остановишься на неё посмотреть... Она замечательная. А ты сейчас... как живёшь?
Лена, с трудом отходя от странного оцепенения, неопределённо повела плечами.
- Да так... Сегодня вот, с любимой работы выгнали. Пыталась детей научить рисовать граффити, не согласовав с директором и родителями. Ну, и огребла...
Георгий почему-то улыбнулся.
- Это горе - не беда. Хочешь, я тебе студию организую? В школе твоему таланту всё равно не развернуться.
- И что я за это буду должна? - недоверчиво протянула девушка, инстинктивно сжавшись в ожидании не слишком приятных предложений.
- Я тоже у тебя учиться буду, - сказал Георгий. - Я всегда хотел. Я смотрел на твоё волшебство и завидовал тебе, Лен. У меня вроде всё сейчас есть, но главного чего-то не хватает... Смысла, радости и... вот, её, - он махнул на картину осёкся, опустил голову и смущённая улыбка утонула в вороте свитера. - Ты промокла совсем. Давай я тебя до дома довезу. Или... ты меня боишься?..
Лена подняла на него глаза и медленно улыбнулась.
- Нет. Не боюсь. Ты не страшный. Даже... - она склонила голову к плечу, прищурилась, - на ангела чем-то похож...
- На ангела?.. - рассмеялся Георгий и протянул ей руку, - никогда ещё никто так меня не называл. Но... мне нравится. Давай я буду твоим ангелом. Пойдём?
- Пойдём, - ответила Лена и вложила свою ладонь в его - тёплую и широкую.
Шёл холодный осенний дождь, проносились по улице машины в тучах брызг, а девушка-космонавтка на картине улыбнулась и подкинула в небо птицу. Её звонкая трель на секунду заполнила всё пространство вокруг, и люди, сидящие в это время за рулём, улыбнулись,сами не зная чему, будто их жизнь стала чуточку легче.
Ведь Бог не играет в кости. Он играет на арфе. И если ты — нота в его мелодии, то рано или поздно весь космос зазвучит с тобой в унисон.
Подписывайтесь на мой ТГ-канал, чтобы первыми читать новые истории!
Матвей Антонович Штерн, практикующий психолог и начинающий писатель, сидел за массивным письменным столом, доставшимся ещё от деда, качался в офисном кресле и некрасиво грыз дорогую ручку.
Если бы сейчас его увидела мама, была бы катастрофа.
Впрочем, мама всегда найдёт, к чему придраться, это ж мама.
А Матвею Антоновичу нужна книга. Собственная книга. Нет, честно говоря, книга ему не особо была нужна, да что там - даже нафиг ему не сдалась, но вот тренды...
Тренды упорно твердили, что современный психолог без собственной книги, которая «повышает экспертность, придаёт весомость» и ещё чего-то там..., это так... Ну как генерал без медалей. Вроде как и генерал, но какой-то ненастоящий. Это было обидно, тем более, что и так дела шли, мягко говоря не очень, а на страничках социальных сетей более успешных собратьев по психологическому ремеслу действительно красовались стильные обложечки с их же именами и броскими названиями типа «Сто правил счастливой жизни» или какой-нибудь «Самодетокс», что бы это ни значило.
Матвей Антонович почесал в кучерявом затылке ручкой и в некотором отчаянии пробежался пальцами по клавишам, нажимая всё подряд. На экране вылезла белиберда, и ровно такая же белиберда царила у начинающего писателя между ушами.
Крокодил не ловится, не растёт кокос, если ты без книги, это не всерьёз...
Зато вот мама, когда узнала, что сын будет писать книгу, пришла в такой восторг, что с тех пор в расписании Матвея Антоновича появилось целых два ежевечерних часа на его писательские потуги, а мама либо ходила на цыпочках, либо отправлялась наверх к соседке делиться откровениями о гениальности ненаглядного чадушки.
Впрочем, первые несколько глав Матвей написал довольно бодро, пока дело не дошло до границ. Тех, которые личностные. Тех, которые про свободу самовыражения и всё такое. А без границ никак нынче, отстаивать границы нынче тоже в трендах!..
Вот только едва Матвей принимался писать про границы, внутри кто-то противно хихикал. Настолько явственно, что запахло самым настоящим неврозом.
- Матюша, я дома! - донеслось из прихожей, и Матвей тяжело вздохнул. - Скоро будем ужинать, дорогой! Я сейчас погрею курочку!
- Хорошо, мам, - вяло отозвался тот.
Поняв, что сегодня, как и вчера, как и позавчера, ничего не выйдет, он сидел и бездумно таращился на экран, и внимание привлекла рекламка, мерцающая сбоку.
«Ищете вдохновения, мистер писатель?..» - хитро улыбался ему оживлённый нейросетью Марк Твен в помятом костюме, с вислыми усами и дымящейся сигарой, на фоне широкой улицы с особняками в викторианском стиле. Он был такой настоящий, будто окошко рекламы и впрям пробило дыру в американский или британский девятнадцатый век, и Матвей, как заворожённый, ткнул курсором.
Что-то стукнуло, звякнуло, у горе-писателя на секунду помутилось в голове, а когда он распахнул недоумевающие глаза, обнаружил, что сидит на ковре, а в его кресле вальяжно развалился тот самый, с рекламы - усатый и с сигарой.
- Мама... - хрипло прошептал Матвей.
- Боюсь, вы ошибаетесь, молодой человек, - ответил вальяжный, с наслаждением затянулся, выпустил струю густого дыма, отчего у Матвея сразу зачесалось в носу. - Как бы ни было это забавно и для фельетончика вполне годится, но я не ваша мама.
- А кто... а как...
- Матюша! Пора ужинать!
- Идите, мистер Матюша, - ухмыльнулся Твен, и в его умных глазах под кустистыми бровями зажглись весёлые огоньки. - Кушайте свою курочку, а я пока наслажусь сигарой - позже поговорим. Приятного аппетита.
В свою комнату после ужина Матвей не вошёл, а вполз аки змей. Нет, он уже не верил в то, что видел - это просто мозг у него поехал от перенапряжения, но почему-то всё равно не смог заглянуть в комнату без внутренней дрожи.
В комнате клубами плавал дым, хотя, принюхавшись, Матвей понял, что табаком не пахнет, слава всем богам - что бы на это сказала мама! - кресло было развёрнуто к окну, а над ним торчало облако пышных седых кудрей, золотящихся в вечернем закатном солнце.
Матвей замер, не в силах пошевелиться, а кресло неторопливо развернулось.
- Ну что вы, присаживайтесь, молодой человек, - Твен указал на стул рядом. - Вы же хотели поработать над книгой, я прав?.. Так пора приступать, а то мне ещё отчёт писать этим бюрократишкам...
- Каким? - шалея, выдохнул Матвей.
- Эх, милый мой, - вздохнул писатель. - Вы думаете, мне так уж приспичило с вами возиться?.. Работа у меня такая - он скосил глаза в экран, где сейчас крутилась световая закорюка, - помогать с вдохновением по запросу... Вы в рекламу ткнули? Ткнули. Ну вот я здесь. И видимо, я и в самом деле великий грешник, потому что попадаются мне одни психологи... Паршивый, надо признаться, контингент. Давайте, располагайтесь и излагайте суть проблемы.
- Я очень люблю ваши книги, - вдруг сказал Матвей. - Особенно Тома Сойера и Гека Финна. Я на них рос...
- Вот поэтому вы и увидели в рекламе именно меня, - невозмутимо отозвался пришелец, хотя глаза его довольно блеснули. - Но благодарю, мне всё равно приятно. Правда, времени у меня - час, так что давайте приступим.
Матвей бочком подкрался к стулу и притулился с самого краешка.
- Я книгу пишу... э-э-э... о межличностных отношениях, потому что я... консультирую именно в этой сфере. И вот добрался до выстраивания границ, ну, понимаете...
- Понимаю, - Твен взглянул на Матвея так пристально, что у того зачесалась переносица, - теперь перед вами тридцать ярдов дощатого забора в девять футов вышиной.
Матвей от неожиданности захлопал глазами, оторопело кивнул, а потом широко улыбнулся. Образ мальчишки, стоявшего у забора с задумчивым видом и старым выщербленным ведром с извёсткой в руке вдруг засиял перед глазами так явственно, что захотелось протянуть руку и коснуться его светлой растрёпанной головы. Матвей всегда отчаянно завидовал весёлому находчивому Тому и даже его другу-оборванцу Геку, потому что у них не было того, что было у него.
Границ...
Точнее, они были, но... они определяли их сами.
Эти мальчишки были вольны и счастливы, весь мир лежал у их ног.
Некрашеный забор Тома Сойера был нудной обязанностью, но хитрый пацан немного подумал и сделал так, что обязанность превратилась в доходное предприятие, а он стал его руководителем. Школа для него была не тюрьмой, а местом свидания с Бекки, а тётя Полли несмотря на кажущуюся строгость, любила его только больше с каждой новой шалостью.
Том был восхитительно живым, хотя никогда не существовал в реальности, а вполне реальный Матвей больше походил на дохлую лягушку, упавшую в колодец и испортившую всем воду.
На этой мысли у Матвея защемило в груди, и, выйдя из оцепенения, он успел заметить, как писатель прячет в усах улыбку.
- Вы мне уже очень помогли, мистер Твен, - медленно сказал Матвей, растирая грудь и подавляя рвущийся наружу всхлип. - Не во вдохновении ведь дело. А в том, что я сам не умею выстраивать свои личные границы. А в детстве я читал вашу книгу под одеялом с фонариком и больше всего на свете мне хотелось стать Томом Сойером...
- Более того, друг мой. Вы своими же руками замуровали себя внутри границ, которые даже не вы выстроили. Признайтесь, вы ведь больше всего на свете боитесь, что вашу книгу прочитает мама.
Матвей вздрогнул и совсем сник.
- А тем временем... - продолжал неумолимый сатирик, у Матвея перед глазами опять всё поплыло, и он увидел других мальчишек...
- Как думаешь, папа завтла нас повезёт в луна-палк, как обещал? - спросил один, рисуя что-то в большом блокноте.
- Не слишком-то надейся, - фыркнул второй, постарше, и глаза у него были сердитые и грустные. - Опять, небось, скажет, что не сможет, потому что у него работа... Скажет, пусть мама нас к бабушке приведёт.
- Не хочу я к бабушке, - слезливо сказал младший. - Она вечно ко мне плидилается - то букву «р», - он попытался правильно произнести, но вышло странное хриплое сипение, - не так говолю, то ем плохо, то голос у меня гломкий слишком...
- Я тоже не хочу, но что делать...
- Мальчики, пора ложиться, мои хорошие.
В комнату заглянула симпатичная полноватая женщина и ласково улыбнулась им.
- Холосо, мам, ложимся. Ты почитаешь сказку?
- Конечно... Зубки только почистите и ложитесь, я приду и почитаю.
Видение рассеялось, а Матвей сидел, уткнувшись в сложенные руки, и плечи его мелко подрагивали.
- Да, я знаю... - прошептал он, наконец. - Я плохой отец - трус и лицемер. И мамкин пирожок. Всегда такой был, с детства, у меня и кличка в школе была «паинька». Какой из меня психолог, а уж тем более, писатель...
- Ну, не так всё плохо, молодой человек. У вас отличные мальчишки, они вас ПОКА ЕЩЁ любят, и время у вас есть. Я вот схоронил троих детей... - глаза его померкли, и лоб прорезала глубокая морщина, похожая на каньон среди выжженной земли. - Так что вы счастливчик, мистер психолог, и не вам писать жалобы на небеса.
- Конечно, вы правы, мистер Твен,- Матвей тяжело вздохнул. - Я глубоко сочувствую вам... но и себя знаю. Я пробовал как-то изменить жизнь, но все мои попытки жалкие - не хочет жена меня обратно принять, требует, чтобы мы в другой город переехали, подальше от матери, но я не могу оставить мать - сердце у неё больное...
- Любезный мой, я не душеспаситель, в отличие от вас, - Твен мягко и печально улыбнулся. - Я пришёл вам помочь с вдохновением. Такова теперь моя миссия - и не то, чтобы она мне не нравилась - лучше так, чем болтаться в небытие. Если вы напишете эту книгу, и её признают полезной, у меня сократится срок до следующего воплощения. Как вам такой мотивчик - помочь старому грешнику Клеменсу? Соскучился я по хорошему виски!..
- Я бы очень хотел вам помочь... но теперь понял, что мне нельзя писать эту книгу, - с досадой сказал Матвей. - Вы же сами мне показали, что всё это лишь словоблудие и лицемерие!
- Отчего ж нельзя?.. Просто пишите правду - и вы напишете отличную книгу, которая даст прикурить вашим лицемерным собратьям по перу. Или вы думаете, вы один такой?.. И, по секрету, - он лукаво подмигнул, - нас посылают только к талантливым людям, у которых есть потенциал, да-да.
- В смысле, правду? - оторопел Матвей. - Правду про что?
- Про себя, - нетерпеливо махнул рукой писатель. - Про психологию, но через свой опыт. Честно пишите, молодой человек, что не умеете выстраивать личные границы и исследуйте этот вопрос с юмором, правдой и философией - как вы, безусловно, умеете -не зря же вы так любите моё творчество.
- Но тогда я растеряю остатки клиентов, - сокрушённо пробормотал Матвей.
- Вы их и так теряете, - фыркнул собеседник. - Милый, сейчас и ваша книга, и ваша жизнь — как американский Дикий Запад: ни оград, ни смысла. Но я вам вот что скажу, - он наклонился вперёд, и Матвей невольно сделал то же самое. - Когда меня преследовали неудачи, я просто садился и писал, как мне казалось, всякую чушь, перед этим хорошенько заправившись «антикризисным виски». Хотите рецепт?
Его лицо преобразилось, даже усы распушились задорно, и он, постукивая пальцем по столу, продекламировал:
- Итак, первое. Хороший бурбон - основа любой демократии - одна рюмка. Мёд - чайная ложечка - чтобы подсластить правду - читатель, он такая ско... животина, без сладкого не может. Капля лимонного сока - хорошая сатира всегда должна немного кислить. И последнее - лёд, но помните, молодой человек, лёд, как и совесть, должен растаять к третьему глотку.
Матвей, сначала удивлённо хлопавший глазами, не выдержал и рассмеялся.
- Ну вот, - удовлетворённо заметил писатель. - Огоньки в глазах зажглись, значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день.
- Это, вообще-то, из Цоя, - заметил Матвей, всё ещё смеясь.
- Ну и что - отличный парень этот ваш Цой, и мой виски тоже уважает. - Твен поднялся, расправил плечи и тоже усмехнулся в усы. - Мне пора, молодой человек, я вижу, что свою работу сделал. Позвольте только один совет напоследок: когда вам кажется, что весь мир против вас, вспомните, что пароход плывёт против течения только вверх по реке. Вниз — его несёт само течение. Так что проверяйте иногда направление, Матвей Антонович. И передайте мой поклон мальчишкам... чёрт, опять я шляпу оставил на работе.
Он учтиво склонил голову и с мягким хлопком исчез.
Матвей ещё долго стоял у окна, провожая последние лучи солнца, укатившегося за многоэтажки, и глядя, как город обнимают ночные сумерки.
Он, конечно, ещё не мог знать, что через два года цикл остроумных и ярких заметок Матвея Антоновича Штерна под названием «Записки практикующего горе-психолога» будет издан в крупнейшем издательстве, а к его кабинету будут выстраиваться очереди.
Он только знал, что завтра поедет с мальчишками в луна-парк и оторвётся с ними на всю катушку. И напишет потом пост о том, как важно просто быть рядом со своими детьми, а не писать бесконечные жалобы в небесную канцелярию.
А где-то там, наверху, спрячет улыбку в усы пожилой писатель с умными усталыми глазами.
Мой ТГ-канал со всеми историями и заметками - подписывайтесь!