IIIyTHuK40

Сколько лет прошло с той поры, я уже и не вспомню. Но грусть и тоска, что кошкой скреблись из нутра моего наружу, не покидала меня и по сей день. В этот серый осенний день я снова стоял на берегу черного пруда, который некогда блистал сине-зелеными красками и жизнью. Ещё бы… Тонкая нежно-голубая гладь привлекала взор своей чистотой, нарушаемая лишь редкой рябью, охотившихся на комаров, маленьких рыб, стрекоз и оголтелых лягушек. Сейчас от этого практически не осталось ничего.

Вдруг среди порослей камыша, что рос подле воды, я заметил камень совсем обычной формы. Но не сам камень привлек мое внимание, а то, что находилось на нём. Это была небольшая с серебряным отливом рыбка, чье тельце уже практически усохло, и стало мало отличимым от очертаний самого камня. Подойдя ближе, я заглянул в палый, практически полностью помутневший рыбий глаз. И я понял, что в чем-то мы сродни с этой дохлой сухой рыбёхой – столько грусти, печали и отчаяния я увидел в её застывшем взоре.

Через несколько мгновений я почувствовал, как что-то застыло, замерло в груди. Меня охватила тревога. Я обернулся и побежал стремглав от страшного пруда, который когда-то принадлежал моим родителям. Я бежал к ним, я вспомнил зачем пришел. Я бежал так, что ноги едва касались, поросшей бурьяном, земли. «Мама, здравствуй, я пришел! Привет, отец!»

Родители смотрели на меня так, как и много лет назад – мама с любовью и едва заметной улыбкой, отец – со строгим прищуром. Всё осталось, как прежде. Лишь годовая пыль на их гранитных плитах была новой.