Artur2RossDON

1 глава

«В 21»

"И гореть нам в синем пламени,

Всем ублюдкам нашего времени."

«Не суди людей, да не судимым будешь.» 

Стоял теплый майский день. Ни одной тучи на небе, ни одной тройки в зачетке, я с гордо поднятой головой иду в общежитие после моего предпоследнего экзамена сданного на отлично. Предвкушая о нескольких банках хмельного напитка, которые были заслужены мной за почти сданную сессию. Ничто не могло мне испортить день... ничто.

Ничто. Если бы я оказался более удачливым в этот день.

Ничто. Если бы я подошел к общежитию немного позже.

Ничто. Если бы я подошел к общежитию немного раньше.

Во всех перечисленных случаях, я был бы жив и здоров; в альтернативной вселенной, скорее всего так и случилось - через 5 дней я сдал последний экзамен и уехал домой. Все было бы отлично, но я был в нашей вселенной, и все произошло по другому.

Около продуктового стоял тип, бритая голова, невидимые светлые брови, рваные, но чистые джинсы и серая рубашка поверх белой, с пятном от кофе, футболки. На вид ему было около сорока лет, прислонившись об столб он курил. Когда я поравнялся с ним он окинул меня отстраненным взором и выпустил колечки дыма. Набрав несколько банок пива я подошел к кассе, взглянул в окно, его уже не было перед магазином. На улице я закурив двинулся в сторону общежития.

Солнце припекало...

Не успел я сделать пару затяжек, как из-за угла магазина вышел тот тип с пятном на футболке. Его лицо было красным, как переспевшая брусника лишь эту деталь я успел разглядеть, прежде чем его кулак прилетел мне по темени, искры полетели из моих глаз, как в самых интересных моментах, детских рассказов. Мир перед глазами несколько перевернулся, меня отбросило на асфальт.

Асфальт был сухой и твердый. И шершавый, я ободрал ладонь.

Голова закружилась, все звуки на миг исчезли; человек что-то кричал, звенело в ушах, спустя секунд десять до меня долетели его слова.

– Ах ты гнида недобитая, – кричал мужик, – да из-за ваших я пять лет отсидел, урод, семью потерял, сейчас ты за все ответишь, ты землю жрать будешь!

Я смог подняться лишь на четвереньки, мужик достал из кармана складной нож, и это стало хорошей мотивацией, чтобы встать на ноги и взять оборонительную позу. Он размахнулся, на что я сделал шаг назад, удар пришелся на руку.

Отсюда я понял, что нож хорошо наточен. Рука саднила, чудом, увернувшись от второго удара, меня посетила мысль:

Что если это конец? Конец моей жизни. Я ничего не успел сделать, ничего великого, ничего такого, что могло бы остаться после меня; разве что вонючие носки под кроватью.
Эта мысль проскользнула моментально и затерялась в других моментальных мыслях. Желание жить перебороло страх. Я хотел побежать, сделал шаг и тут же почувствовал боль на левой ягодице, ноги заплелись, я свалился на асфальт..
– Думал улизнуть! – мужик, держа в руке нож, нависал надо мной. Ягодица онемела и была вся в крови.
– Что с тобой? – закричал я. Меня сложно было вывести
из себя, но, когда тебя режут ножом, поневоле не контролируешь свое поведение.
– Ты как? – услышал я чей-то взволнованный голос. Похоже, кто-то увидел мои истязания и прибежал; Мои мокрые глаза раскрылись в надежде увидеть над собой моего спасителя. Но рядом все еще стоял тот мужик. Он был один. В этот момент мне ужасно захотелось спать.
Спать…
Спать…
Казалось я уже не спал несколько дней.
Я потерял сознание.
– Браток ты чего, ты чего а? Ты меня так не пугай, братан, – взволнованно тараторил он, – меня Толиком зовут, прости меня браток, прости. Я не видел его лица. Я не видел ничего.
– Браток. А, Браток?
Он начал меня трясти и бить по лицу шершавой ладошкой.
Он стоял надо мной, из ярко красного его лицо сделалось бледно-белым, как не испеченное Бизе.
Чертик с деревом на обратной стороне его руки - татуировка. Его ошалелые, красные, цвета карри, глаза; ветвистые капилляры вырастали из под век и заканчивались на темно зеленых, как гнилое брокколи, глазах.
Мне захотелось поесть.
И поспать.
А он был напуган.
– Ты как?
– Ты меня порезал и спрашиваешь как я? – прохрипел я переворачиваясь на левый бок так, чтобы правая ягодица не касалась земли, он убрал нож в карман и сел рядом.
– Теперь меня опять посадят, – потупив взгляд он уставился на асфальт. – и опять из-за чурки.
– Я не чурка, мать твою. – он посмотрел на меня, с немалым удивлением и разочарованием.
Разочарование?
Он наверно подумал, что я лгу. Ведь мои густые черные волосы и черные брови, да и неслабый загар говорили об обратном.
Моей физиономий не хватает лишь бороды, чтобы, как он тонко подметил считать меня кавказцем.
– Помоги мне встать! – рявкнул я.

Пока он тащил меня к общежитию, мы молчали. Я был занят своей ягодицей, он думал, что опять залетит за решетку. Когда мы дошли до дверей, я оттолкнул его и прихрамывая побежал.
Как можно быстрее.
Уже через минуту я сидел у себя в комнате. Благо никого не было, мой сосед по комнате уехал домой еще неделю назад.
Обработать пятую точку было делом затруднительным, но через несколько часов мучений я лежал с перевязанной ногой и пил теплое пиво в темной комнате.
Отвратительный вкус.
Вкус козьей мочи, как сказал бы мой старший брат.
Он пробовал козью мочу?
Клонило ко сну, я не стал, противится, алкогольная анестезия утолила боль и я уснул. Следующий день был жутким; нога ужасно ныла. Я проспал весь день, время от времени просыпаясь в поту, мне снились кошмары, и каждый сон был связан с моей ногой, в каждом сне появлялся лысый мужик и гнался за мной с ножом и неизменно догонял. Окончательно проснулся я только к шести вечера. Перебинтовав себя я открыл окно и закурил, к счастью для меня во время курения и к несчастью в случае пожара, дымовые датчики были не исправны, затягиваясь сигаретой и запивая остывшим чаем, я сидел и не знал, как быть.
Связываться с полицией было глупо, не связываться было еще глупее, рана затянется за несколько недель, но у меня экзамен через пять и после этого ехать домой. Хотелось чего-нибудь поесть, боль утихала, но быстро возвращалась с новой силой, ходить я мог и хотел через час сходить в магазин. Докурив, я подошел к окну, выкинул бычок и выглянул на улицу. Около продуктового стоял Он, рассматривал здание моего общежития, отпрянув от окна я задвинул шторы и забрался в постель.

С самого раннего  детства я не верил в волшебство, считая это глупостью. Но мое мнение изменилось.  Пусть волшебство начнется.

Мой отец всегда говорил одну фразу, эти слова были переданы мной моим потомкам: «Смерти жди всегда сегодня». Эти слова, услышанные мной в первый раз еще в пятилетнем возрасте, так врезались в мозг, что я с самого детства спешил жить и каждый день ждал смерти, как и наказал отец.

Уже к десятилетию я понял, что оставаясь дома, добиться чего-то важного невозможно. Благодоря таким мыслям мной был разработан план побега. А именно - уплыть по нашей широкой реке из отчего дома, чтобы увидеть дальние страны, где можно было бы каждый день показывать смерти язык и говорить, что сегодня она меня не догонит. Первому серьезному плану не суждено было сбыться. Три тяжелых месяца, в которых мне пришлось в поте лица конструировать свой плот, оказались потрачены впустую благодаря глупой служанке. Она увидела меня за строительством "Дюна" (именно так я назвал его), служанка рассказала все моим родителям. Думаю отец даже гордился, но мать устроила такой скандал, что пришлось на время забыть о путешествиях, а отцу навсегда оставить при себе слова похвалы в адрес своего сына за хорошую работу.

Произошли некоторые изменения: за мной начали наблюдать более пристально, заставили дружить с соседскими близнецами и чаще обращаться к книгам, особенно к библии, это должно было выбить из моей головы дурные мысли. Все шло к тому, что мне пришлось бы жить при матери до совершеннолетия. Так долго ждать было нельзя, но ничего другого не оставалось, я ждал. В любом случае человек сделает то, что намеревается сделать, ему лишь нужно созреть для этого дела.

Ждать пришлось четыре года. За эти годы я не придумал ничего лучше, кроме как забрать деньги из сейфа отца, оставить записку, или обойтись без нее, и отправиться на железнодорожный вокзал. Я мог осуществить эту задумку, но это было слишком просто и скучно. Меня тянуло к реке, в самых узких местах шириной она достигала двадцати метров. По ней я хотел добраться до моря. До моря, огромного и глубокого моря. Чувство того, что моя судьба это мореходство не отпускало ни на секунду. К сожалению все шло к тому, что я навеки остался бы на суше. В один день все изменилось. Во время вечерней прогулки по берегу реки, во время которых я представлял себя капитаном корабля, раздавал команды и вел свой парусник прямиком на шторм. Около большого валуна на берегу, его я часто использовал, как смотровую вышку на своем корабле, на глаза попался предмет. Кусок деревяшки. Почудилось, что деревяшка манит меня к себе, мне стало не по себе, закружилась голова. Приблизившись я подобрал ее.

Это была прямоугольная дощечка, двадцать на тридцать сантиметров. Дощечка была поцарапанной и обгрызенной, скорее всего собаками. Коричневая краска была основной, из желтых овальных линий на центре была изображена морда барана с огромными рогами. Как только я его коснулся появилось ощущение, что между мной и этим куском деревяшки образовалась крепкая нерушимая связь. Огромная сила захватила меня, и я почувствовал блаженство. Прижав дощечку к груди я свалился на землю. Стало спокойно, чувство счастья вырывалось из сердца расплываясь по всему телу. Ощущения были столь яркими, что я забыл ход времени и осознал себя лишь глубокой ночью, вокруг было темно, пальцы крепко сжимали дощечку. Из ступора, в который вогнал этот волшебный предмет, меня вывел крик моего отца в самое ухо, обернувшись, я увидел его прямо перед собой, он смотрел на меня круглыми от волнения глазами, держа в руке керосиновую лампу. Я встал и кажется выглядел странно, потому что отец смотрел на на мое лицо с удивлением.

– Ты что тут делаешь, марш домой, мать с тебя три шкуры спустит!

Я уже собирался ответить, протянул дощечку так не аккуратно, что ударил лампу, оба предмета полетели на землю. Тьма вновь окутала все вокруг, но не на долго. Лампа от удара о землю разбилась, на нее сверху упала моя находка, керосин из бака залил изображение барана, дощечку охватил огонь.

Дальше произошло что-то невообразимое. Я сошел с ума или уснул в этот момент, только так можно объяснить то, что мне пришлось увидеть. Яркий свет, исходящий от дощечки, освятил все вокруг. В следующую секунду из него пошел дым, словно горел хворост, белый дым, который поднимаясь выше, становился черным, с оттенком красного цвета.

Сердце в бешеном ритме колотилось в груди, появилась мысль удрать отсюда, но ноги и все остальное тело онемело.

Представление стало еще красочнее и ужаснее, из дощечки вылетел дух, огромный в три метра, белоснежно-белый. Он воспарял над землей, его белое одеяние прикрывало все тело, лицо и голова, закрытые капюшоном, из-под которых выглядывали два красных глаза, длинное тело заканчивалось в полуметре от земли заостренным концом. Дух оглядел нас и перешел к действиям: он протянул руки к отцу. Отец неистово завопил, я слышал, как разрываются сухожилия, как ломаются кости, тошнотворные звуки смерти. Мои попытки посмотреть на останки отца были тщетны, да и не было особого желания, паралич не проходил, и я мог смотреть лишь на убийцу. Сомнений не было оно убило моего родителя, но в сердце не нашлось места сожалениям и горю. Тело вновь заполнило чувство блаженства и удовлетворения. От внезапно накрывшего счастья я закрыл глаза, ненадолго. Вдали послышались вой и лай собак со всех сторон, это заставило открыть глаза.

Паралич исчез, ноги не смогли удержать и я плюхнулся на землю. Взглянув на Душу, я увидел, что он осматривается, будто ожидая нападения. Он заметил мой взгляд и уставился на меня, он улыбался, клянусь богом этот Дух ехидно улыбался. Одна его рука медленно поползла наверх, и по всему выходило, что участь отца настигнет и меня.

Я не стал жмуриться и смотрел прямо в глаза своей смерти, волшебство кончилось, за любое удовольствие приходится платить. Прошло десять секунд, двадцать, тридцать, я все еще был жив, а дух так же стоял, подняв одну руку. Он указывал, куда-то позади меня. Хочет, чтобы я отвернулся от него, чтобы ударит в спину; так он и без этого мог убить меня так же, как разорвал отца. Проследив за его рукой туда, куда он указывал, я оглянулся. На берегу нашей речки стоял корабль, самый настоящий трехмачтовый фрегат. Этого не могло быть, я точно сплю. Наша река была широкой, но не на столько, чтобы на ней мог уместиться фрегат.  Посмотрев еще раз на Духа, я вновь увидел на его лице лыбку, он дарил мне корабль, Дух кивнул, говоря, что это действительно мой корабль, на котором я могу уплыть, как и мечтал все эти годы. Не было нужды просить во второй раз, ноги сами понесли в сторону моей мечты. И пока я бежал, не смея оглянуться, молитва слетала с моих губ, о том, чтобы это был не сон, чтобы это было наяву, хотя бы подольше не просыпаться, не смотря на то, что все походило на кошмар.

За спиной послышалась возня, лай и рычание собак, я в спешке взобрался по тросу на палубу. Огромный корабль вблизи оказался еще прекраснее. Белоснежные парусы были собраны, по палубе бегали люди в чистых, синих комуфляжах. Это моя команда. Она занималась отправкой от берега. Я посмотрел на рулевое колесо, оно было прекрасно. Из белого дерева, лакированный, лак переливался разными цветами и блестел. Боцман отдавал приказы, встретившись со мной глазами, он отдал честь. Корабль быстро продвинулся к центру реки, где нас подхватило течение и понесло вперед к морю. И только теперь я решился оглянуться. Свора собак атаковала Духа, тот отбивался, как мог, но псы не унимались и бросались на него каждый раз с новой силой. Через пару секунд этого боя Дух свалился на землю, вновь округу озарил яркий красный свет. Меня отбросило на палубу, где я потерял сознание. Когда я открыл глаза, то решил, что это был сон,  кошмар подошел к концу. С минуты на минуту ко мне войдет отец и начнет читать лекцию о вреде долгого сна.

Я был в каюте, стены и потолок качались. Лежал я на гамаке, голова сильно болела. Меня внезапно затошнило, пришлось вскакивать с гамака, это оказалось делом не простым. Выбравшись наружу, я чуть не свалился за борт. Господи, я действительно был на корабле. На моем корабле. Мы шли на высокой скорости и вокруг простиралось море. Море, господи, море.

– Что скажете капитан? – послышался голос сзади.

– Волшебство началось, нахрен!

Рассказ постарался написать в лавкрафтском стиле.

"Если Стивен Кинг - это Король Ужасов, то

Говард Лавкрафт - это Бог Ужасов."

За окном моросил дождь, небо закрывали черные тучи, и время от времени их разрезала белая полоска — молния, за ним следовал раскат грома, который на несколько секунд прерывал устоявшуюся тишину.

Петр Павлович сидел на кресле-качалке, то и дело каждую минуту вскакивал и принимался за мелкую работу по дому. Несмотря на свой преклонный возраст, ему уже шел восьмой десяток, он легко ухаживал за собой. В силу привычки, которая пристала к нему за тридцать лет семейной жизни, он время от времени звал свою супругу, спрашивал у нее совет или жаловался на погоду. Ответом ему была лишь тишина. Его любимая Елизавета Алексеевна шесть лет назад ушла из жизни. Петр Павлович не думал, что она ушла навсегда, скорее она уехала на несколько недель на дачу или в гости в другой город и вскоре должна была вернуться.

Стрелка старинных, настенных часов добралась до восьми — время ужина. Рука привычным движением достала баночку пюре из полки и вылила содержимое в тарелку, следом шел порошок с питательными веществами, все это заправилось кипятком; из-за отсутствия зубов старик не ел твердую пищу, на протезы не хватало денег, и приходилось довольствоваться детским питанием.

Накрыв для себя стол и разложив салфетку на коленях, он перемешал свой «суп» и хотел уже отправить первую ложку в желудок, как в дверь начали стучаться. Гостей в столь поздний час Петр Павлович не ждал, жил он в простеньком, деревенском, частном доме на отшибе города, перед домом проходила трасса, обычно никто не останавливался, так что гости в его доме были явлением редким. Небольшое удивление застыло на его морщинистом, худом лице. С места он не сдвинулся: «Может, послышалось?». Секунду погодя стуки возобновились.

Выйти из-за стола было непростой задачей, справившись, на больных ногах он приблизился к двери.

– Кто? – прозвучал вопрос.

– Откройте, пожалуйста. Я… мне нужно, чтобы вы открыли. Умоляю! – взмолился голос с другой стороны принадлежавший юноше. Мне нужна помощь.

Хозяин повесил дверную цепочку, провернул замок и приоткрыл, чтобы разглядеть стучавшего. Это действительно был юноша, лет двадцати, в черной куртке с капюшоном, верхнюю часть лица не было видно, юноша весь промок: кеды и брюки были облеплены толстым слоем грязи.

– Здравствуйте, вы не могли бы впустить меня переночевать? – не поднимая головы, заявил он. Следом добавил, – я был бы очень благодарен вам, идти мне некуда, пожалуйста.

– Нет! – ответил старик и хотел было захлопнуть дверь, но не успел. Появилась палка, которая не позволила до конца закрыться.

– Ты чего старый? Впусти хоть погреться, – голос юноши стал грубым.

Сердце Петра Павловича забилось сильнее и заболело. С такими людьми нужно быть по жестче, нащупав зонтик, он потянул дверь на себя и отправил его прямо в лицо молодого человека. Тот увернулся и на секунду убрал палку, чем старик и воспользовался, закрылся и провернул замок.

Бродяга закричал от досады и начал барабанить еще сильнее, чуть погодя в дело пошли ноги, дверь была крепкой, даже атлетического телосложения человек вряд ли смог бы её разломать. От нападавшего нужно было избавится. «Скорее всего, это БОМЖ, бродяга, принимающий тяжелые наркотики», – подумал Петр Павлович. Давление от волнения резко подскочило, надо принять лекарство, но для начала позвонить в полицию.

Дрожащими руками он поднял трубку телефона, гудков не было, многократное нажатие на кнопку сброса – не дало результата, предположение, что где-то в доме оборвался провод, не подтвердилось, все было в порядке.

Сердце уже совсем разболелось, чуть не падая, на шатающихся ногах Петр Павлович добрался до полки, где стояла коробка с лекарствами, он потянул её, руки дрожали, все содержимое вывалилось и разлетелось по полу.

Бродяга совсем распоясался и уже бил по окнам, выкрикивая гадости о возрасте Петра Павловича. Последний в это время был не в силах найти на полу нужное лекарство и почти без чувств упал на свое любимое кресло.

Послышался звук разбитого стекла. Бродяга уже пробрался внутрь дома. Смирившись со своей участью, старик ждал того, что будет дальше. Молодой человек, уже не шумел и не кричал, он медленно вышел в зал. Посмотрел на старика, его лица все еще не было видно.

– Привет Петя, как ты? – с не большой ухмылкой спросил он.

– Убирайся вон из моего дома! – еле проговорил Петр Павлович. Удивившись тому, что бродяга знает его имя.

– Ты хочешь, чтобы я ушел, так же как ты ушел, когда я умирал? Ты помнишь меня? Ты точно помнишь меня, – молодой человек снял капюшон.

Глаза старика широко раскрылись, лицо побелело, руки начали дрожать еще сильнее – и выбивали что-то наподобие азбуки Морзе. Перед ним стоял человек, которого он знал очень давно. Разум старика наполнился воспоминаниями.

«Это был его лучший друг, студенческих лет, с которым Петр, начиная с первого курса, проводил время: помогая друг другу в учебе, советами о дамах, и в борьбе с врагами. Все закончилось очень резко и печально. В один из осенних дней, они решили воспользоваться маршрутным транспортом и при этом не платить. Зайцев никогда никто не любил, но Петя любил риск, и поэтому уговорил отпирающегося Дмитрия. Найдя нужный трамвай, они зацепились и разместились сзади, кондуктор их не увидел – так что план сработал безупречно. За трамваем, в котором сидели друзья, шел второй, где то на полпути машины разъезжались в разные стороны, но пока он шел следом»

– Ты? Ты ведь мертв! – Петр Павлович был бледен, сердце сильно болело.

– Да я мертв, из-за тебя, я надеюсь, ты помнишь, как ты убил меня, как из-за тебя я остался под трамваем, как ты бросил меня! – взревел бродяга.

«Друзья уже не думали о безопасности, вовсю веселились и смеялись. Внезапно нога Дмитрия соскользнула – на его лице появилась гримаса страха, но уже в следующую секунду он лежал на рельсах весело смеясь. Оператор идущего следом трамвая отвлекся, из-за спорящего кондуктора с гражданином который потерял билет, когда он вновь посмотрел вперед, было уже поздно. На глазах Петра махина в несколько тонн задавила его друга, машинист не заметил этого, трамвай проехал над телом не останавливаясь, оставляя кровавую кашу и обрубки тела молодого студента...

Петр не смог заставить себя слезть и вернутся обратно, на первой же остановке он выпрыгнул и на не гнущихся ногах убежал в другом направлении, так быстро как мог, от этого ужасного места...» 

– Ты бросил меня Петя, бросил!

– Но как? Как ты здесь оказался? Ты молод!

Услышав эти вопросы, парень рассмеялся.

– Я вернулся за тобой Петя, ты пойдешь со мной! – прошептал Дмитрий. Его взгляд устремился на кухню. – Хотел поужинать? Бедный Петя, а друг из прошлого помешал ему это сделать, так? Сейчас я накормлю тебя! – он снова засмеялся и направился на кухню.

Петр Павлович услышал, как его давно усопший друг рылся в тумбочке со столовыми приборами.

– А вот и нож Петенька, сейчас мы порежем тебя, так же как трамвай изрезал меня, – сказав это, он появился в дверях держал в руке нож. Раны, полученные много лет назад от трамвая, вновь появились у него на теле,  белки глаз были красными, лицо искажало ужас, переломанная нога была повернуться в сторону, а из глубокой раны живота свисали кишки. Бродяга прохрипел, – Не бойся Петя, ты будешь умирать медленно, очень медленно.

Ноги Петра Павловича наконец ожили, он вскочил с кресла и побежал к входной двери, не чувствуя боли в ногах. Звать кого-то на помощь было бесполезно, по соседству никто не жил. Погода набирала силу, разыгралась сильная гроза. Выбежав во двор, старик не придумал ничего лучше чем выбежать на трассу и вышел из калитки. Из дома послышались крики и брань. Не думая ни о чем Петр Павлович вышел на проезжую часть, и не заметил от страха мчащегося грузовика.

Водитель дал по тормозам, старик скрылся под ним, проехав еще пару метров грузовик остановился.

—Око за око, зуб за зуб...

Прошло время, Петру Павловичу повезло, машина лишь задела его, зацепила за одежду и протащила несколько метров. Он выжил, но вел не лучший образ жизни – теперь Петр Павлович преклонных лет старик коротает время в комнате с мягкими  стенами стал не общительным, перестал звать свою Елизавету Алексеевну. Еще он не любит гулять, ведь каждый раз, когда он выходит на прогулку, за высоким забором психиатрической больницы стоит бродяга.

Я сжег все письма, которые получал от нее последние полтора года, потому что не хочу, чтобы их кто-то увидел. Она не дождалась меня, не смогла. Я очень хотел увидеть ее снова, услышать ее милый голос, но не успел. Не успел… Она была моим лучшим другом с детства, мой ангел, самый родной человек в моей жизни.

Сейчас нам обоим по двадцать, но наши жизни уже оборвались. Я еду домой, в то место, куда я мечтал вернуться все полтора года моей службы, но сейчас, я не хочу возвращаться. Только не сегодня.

Наши судьбы сплелись еще, когда нам было по три. Жили по соседству, ходили в один сад, закончили одну школу. Помню, как увидел ее впервые. Она, маленькое милое создание, ругала свою маму, топала своей маленькой ножкой и, словно взрослая, говорила что-то с очень серьезным видом. Прошло всего семнадцать лет, а я еду, чтобы придать ее земле. Она мне нравилась, всегда нравилась. Я ей симпатизировал еще в яслях, давал ей лучшие свои игрушки, дарил вязанные моей мамой куклы. Она улыбалась той улыбкой, которая переворачивала все внутри меня. Я не могу представить ее улыбку, как только я представляю ее, слезы наворачиваются на глаза.

Я приехал в родные места, как же я скучал по ним, но не за что не хотел возвращаться сюда по такой страшной причине. Я вышел из такси, не доезжая до дома, около огромного пня. Раньше здесь стоял наш дуб.После девятого класса я собрался с силами и признался ей в своих чувствах, под этим дубом. Она себя странно повела, глаза ее стали мокрыми от слез, я не понимал, почему она плачет. И обняв меня, прошептала, что я ей то же нравлюсь.

Я медленно пошел дальше по улице, пытаясь вытащить воспоминания из глубины сознания. Два последних учебных года, которые я провел с ней, пролетели как один день. И вот пришел счастливый день выпускного бала, я был безумно рад, ведь мы решили поехать учится в одно место. Помню ,как мы с ней отстав от всего класса, прогуливались по нашей улице, держась за руки. Мы были счастливы...

Издалека я увидел машины около наших домов. Погода была пасмурная. Она понимала, что сегодня грустный день. Самый страшный день в моей жизни. Именно такая погода была, когда я сообщил ей, что после первого курса ухожу в армию. Мы были в институте, она не сдержалась, заплакала и обняла меня. Я начал ее успокаивать.

Наш год. Лучший год в моей жизни. Мы вместе снимали квартиру целый год. В тот день мы всю ночь пролежали и разговаривали. Не знаю, почему она не хотела засыпать, хотела видеть меня, хотя был еще месяц до моих проводов. Месяц пролетел быстро, мы старались больше быть вместе: ходили в кино, часто гуляли по паркам. Как же не хватает её сейчас…Она обещала дождаться, она не сдержала слово.Я вхожу в ее дом. На моих глазах слезы, а сердце разрывается от горечи. Помню, как поцеловал ее впервые в их доме, мы сидели на перилах прихожей, она говорила о чем то, я внимательно посмотрел на нее, она замолкла и спросила, почему я приблизился, и в ответ я поцеловала ее. Мы чуть не упали, но смогли удержаться. Она обняла меня и мы долго сидели молча.Меня никто не встретил. Я прошел в зал. Она лежала посередине, моя родная, моя кровиночка. Вокруг сидели ее родные с каменными лицами. Я не выдержал, заплакав, упал перед ней на колени и обнял всем телом. Я начал плакал, так же как она в день моих проводов, она плакала весь день, я успокаивал ее, говорил, что приеду, что два года не так уж много и потом мы сыграем красивую свадьбу, что она будет в красивом белом платье, что мы поедем куда-нибудь далеко за границу. Она перестала плакать и обняла меня, говорила, что бы я вернулся, только вернулся и тогда все будет. А она дождется. Не дождалась…Я плакал, меня кто-то поднял с двух сторон и начал оттаскивать, но я не хотел уходить, я хотел остаться, с ней с моей любимой. Я не верил в то, что случилось. Меня вывел на улицу ее отец, был он сам не свой: бледный, на глазах выступали слезы. Он дал мне прикурить. И мы начали, молча курить. У нее нашли рак, в двадцать один. Она сообщила эту новость на восемнадцатый месяц моей службы. Написала, что у нее опухоль не злокачественная и что еще может вылечиться. Когда я узнал об этом, я не находил себе места, уже следующее письмо пришло от ее отца.Я сжег все ее письма кроме первого, которое она мне передала перед тем, как я сел в автобус, который должен был разлучить нас на два года, а разлучил навсегда. Она сказала, чтобы я прочитал его только, когда доеду. Она написала две страницы о нас, а в конце написала, что умрет без меня. Если не вернусь, то я не увижу ее больше никогда. Я вернулся, но где же ты? Где ты, моя родная? Ее придали земле двадцать второго сентября. Я не верил всему, что происходит. Все ушли, а я не спешил, остался. Ее похоронили на нашем кладбище, на том самом, где будет лежать и мое тело. Я смотрел на ее фото. Родная, мое чудо, которая меня научила жить и ценить жизнь. Больше никогда не быть вместе в этом мире, но я верю, что где-то там мы встретимся, ведь не может быть, чтобы я потерял тебя навсегда. Я упал, заревел. Моя жизнь оборвалась, не смотря на то, что я жив. Теперь я один со своими воспоминаниями и время, что я провел с ней - лучшее время в моей жизни. Прости меня моя  милая...