Волшебное снадобье из погибшего мира, принесенное тающими айсбергами к берегам архипелага, на котором живут последние люди на планете. Иллюстрация к маленькой книжке "Дар Льдов", по мотивам которой создан большой графический роман "Дары бродячих льдов". Сама картинка нарисована в стареньком PaintToolSAI, который до сих пор меня радует.

+ Мой телеграм (пишу, иллюстрирую и перевожу фантастику)

За иллюминаторами бушевала плазма. Это был не огонь в человеческом понимании, а нечто более фундаментальное и страшное – сама ткань реальности, распавшаяся на ядерный синтез. Корабль, чудо инженерной мысли, обёрнутый в силовые поля и отражающие сплавы, напоминал хрупкое стеклышко, брошенное в доменную печь. Он должен был выдержать. Расчёты говорили, что выдержит. Но расчёты не учитывали катастрофического отказа системы криогенного охлаждения в шестом контуре за два часа до максимального сближения.

«Температура корпуса в секторе „Альфа“ превышает критическую. Силовое поле дестабилизируется. Расплавление обшивки начнётся через 43 минуты», — голос корабельного ИИ звучал леденяще спокойно на фоне рёва перегруженных систем.

Капитан Элис Вейн сжала руки на спинке кресла, её костяшки побелели. На мониторах перед ней прыгали аварийные маркеры, окрашивая лицо в багровые тона. Цель всей миссии – взятие проб с гелиосферы, изучение солнечных пятен вблизи – превращалась в шутку. Теперь был лишь один вопрос: выживание.

«Варианты?» — её голос перекрыл гул.

«Дистанционный ремонт невозможен. Шестой контур находится в сервисном шахте, куда не пролезет ремонтный дрон. Излучение и температура убьют человека за 12 секунд», — отчеканил ИИ.

Взгляд Элис метнулась к двум фигурам, застывшим у пульта инженерии. Марк и Лия. Члены команды, биологи-физики, тихие, сосредоточенные, блестящие специалисты. И идеальные кандидаты.

Они не знали. Никто, кроме неё и корабельного ИИ, не знал. Они были не совсем людьми. Вернее, они были людьми – их плоть и кровь вырастили из клонированных клеток, их личности, воспоминания, страхи и мечты были тщательно сконструированы и загружены. Но в их мозг, в момент «рождения», были вживлены нанокристаллические чипы – квантовые процессоры, содержащие не только энциклопедии знаний по физике звезд, инженерии и медицине, но и целые пласты искусственных, но абсолютно реальных для них воспоминаний. Марк верил, что вырос в Ванкувере и боится пауков. Лия помнила, как в шесть лет упала с велосипеда в Сан-Франциско и разбила коленку. Они были живыми, чувствующими существами, но также и совершенными биороботами, чья истинная цель могла проявиться только в экстремальных условиях. Как сейчас.

«Марк, Лия, ко мне», — скомандовала Вейн. В её голосе не дрогнул ни один мускул.

Они подошли, их лица выражали тревогу, но не панику. Хорошо. Протоколы работали.

«Шестой контур. Нужна ручная перезагрузка и физическая замена термоблока. Это займёт не более пяти минут. Но условия…»

Она показала на данные на экране. Лицо Марка побледнело. Лия стиснула зубы.

«Это самоубийство, капитан», — пробормотал Марк.

«Нет. Это шанс. Ваши скафандры нового поколения. Автономное охлаждение. Вы справитесь. Это приказ». В её глазах горел холодный огонь. Огонь человека, который готов принести в жертву всё ради долга. Даже то, что не принадлежало ему по праву.

Марк и Лия обменялись долгим взглядом. В их чипах, в глубинах искусственного сознания, сработали скрытые триггеры. Страх остался, но его затмила чёткая, железная логика миссии. И что-то ещё… глубокое, неосознанное чувство долга, вшитое в саму основу их личности.

«Поняли, капитан», — сказала Лия, и её голос звучал удивительно твёрдо.

Процесс облачения в усиленные скафандры занял три минуты. Элис смотрела, как шлюз поглощает их фигуры. В её ушах звучал ровный голос корабельного ИИ: «Активирован протокол «Прометей». Нейронные интерфейсы синхронизированы. Запуск боевых алгоритмов анализа и ремонта».

На экране показалось внутреннее пространство сервисной шахты. Камера на шлеме Марка передавала картину ада. Металл стен светился багровым свечением. Датчики зашкаливали. Но голоса в её наушниках были спокойны, почти механистичны.

«Вижу блок управления. Повреждён плазменным всплеском. Приступаю к демонтажу», — доложил Марк. Его движения через камеру были быстрыми, точными, лишёнными лишней суеты. Слишком точными для человека в панике.

«Термоблок деформирован. Устанавливаю новый. Лия, проверь соединения на магистрали», — его голос был лишён эмоций.

«Проверяю. Соединение 4-А ослаблено. Затягиваю. Температура в скафандре… приемлемая». Голос Лии тоже изменился. В нём слышалась концентрация мощного процессора, фильтрующего боль, страх и обрабатывающего тысячи параметров среды одновременно.

Элис смотрела, как её команда, её «особенная» команда, работает в самом сердце солнечного шторма. Они не просто выживали. Они действовали с эффективностью хирургических роботов. Марк, который «боялся пауков», ловко орудуя горевшими докрасна инструментами. Лия, которая «разбила коленку в Сан-Франциско», хладнокровно перепаивала расплавленные контакты.

«Блок заменён. Подаю питание», — сказал Марк.

На главном мониторе Элис увидела, как кроваво-красная полоска температуры шестого контура дрогнула и поползла вниз, к жёлтой, а затем к зелёной зоне. Гул корабля из напряжённого рёва перешёл в ровное, мощное урчание.

«Система охлаждения перезапущена. Стабилизация полей. Целостность корпуса восстановлена», — объявил ИИ.

«Возвращайтесь», — выдохнула Элис.

Когда шлюз открылся, и двое фигур в обгоревших, дымящихся скафандрах ввалились внутрь, Элис бросилась к ним. Она помогала им снять шлемы. Под ними были лица Марка и Лии. Бледные, в поту, с пульсирующими венами на висках. Их глаза сначала были стеклянными, пустыми, но затем в них медленно вернулось осознание. Страх, усталость, облегчение.

«Мы… мы сделали это?» — прошептала Лия, её руки дрожали.

«Вы сделали. Вы спасли корабль», — твёрдо сказала Элис, глядя им в глаза. И в этот момент она видела не биороботов, не инструменты. Она видела двух героев, которые прошли через ад. Пусть их воспоминания были сборкой, а смелость – алгоритмом. В этот миг их страх был реален. Их истощение было реальным.

«Я… я помню, как там всё светилось. Как будто сам Бог сердился», — сказал Марк, содрогнувшись, и в его глазах промелькнула тень того самого «мальчика из Ванкувера».

Элис положила руку ему на плечо. «Отдохните. Оба. Мы на обратном пути».

Она отвернулась к иллюминатору. Солнце, теперь уже удаляющееся, пылало своей вечной, безразличной яростью. Миссия была провалена, но жизни спасены. Вернее, две жизни, которые были больше, чем просто жизнь, и две судьбы, которые были искусней, чем судьба, выполнили свою работу.

Корабль «Икар-1», не опалённый, повернул прочь от светила. А в его глубине двое существ, наполовину плоть, наполовину код, наполовину память, наполовину программа, засыпали беспокойным сном, где сплетались воедино тени сосен Канады, калифорнийское солнце и ослепительная, всесжигающая ярость звезды, которой они посмотрели в лицо и выжили. Не зная, что их бесстрашие было вшито в схемы, а их человечность – самый сложный и не поддающийся расчёту протокол из всех.

Всем удачи от артиста ИГОРЯ ПИКСАЙКИНА.

Капитан Леон Герберт, человек с лицом, изрезанным морщинами ответственности больше, чем годами, проверял показания. До цели — три месяца искусственного сна. Его цельь отдохнуть от текущих дел. Рядом замирали капсулы, одна за другой, погружая в ледяной покой специалистов. Последней, как всегда, шла Маруся Ильина, микробиолог. Хрупкая, с живыми глазами, она казалась ребенком рядом с исполинским Гербертом. Ее мир был не звездами, а невидимыми царствами бактерий и спор, которые предстояло изучать на новых мирах.

— Спокойных снов, капитан, — улыбнулась она, занимая свою капсулу напротив его. —И вам, доктор. Увидимся у Инкатазо.

Герметичные крышки закрылись с мягким шипением. Жидкий азот побежал по трубкам, замедляя пульс, останавливая время. «Ковчег-88», управляемый ИИ, лег на финальный курс.

Катастрофа пришла тихо. Где-то в глубине системы жизнеобеспечения сектора «Альфа» лопнула микротрещина в магистрали хладагента. Не фатальная сама по себе. Но она капля за каплей подтопила соседний энергораспределительный узел. Произошло короткое замыкание. Молния тихого безумия пробежала по нейронным сетям корабля. Искусственный интеллект, пытаясь локализовать ущерб, совершил единственную логичную, с его точки зрения, и роковую ошибку: он перераспределил энергию, на мгновение обесточив криогенные установки в пяти из шести отсеков.

Мгновения хватило. Термошок. Ледяные кристаллы, рвущие клеточные мембраны. Мозг, не выдержавший перепада. Пять тысяч спящих и сорок восемь членов экипажа ушли в небытие, так и не проснувшись. Их капсулы стали саркофагами.

Отключился лишь отсек «Эпсилон». Тот, где спали Герберт и Маруся.

Система пробуждения сработала исправно, но не через три месяца. Через шесть суток. Капитан очнулся от кошмара, в котором он тонул в ледяной воде. Реальность оказалась хуже. Экран статуса экипажа пылал багровыми крестами. Тишина, давящая гулом систем, была громче любого взрыва. Он, с трудом двигая одеревеневшими конечностями, вывалился из капсулы и увидел Марусю. Она сидела на холодном полу, обхватив колени, и смотрела на ряд темных капсул. В ее глазах стоял ужас осознания.

— Все? — прошептала она. —Все, — хрипло ответил Герберт, уже проверивший данные. — Только мы.

«Ковчег-88» плыл дальше, гигантский катафалк, везущий двух живых в царство мертвых. Первые дни были адом. Герберт, солдат до мозга костей, пытался наладить связь с Землей, оценить ущерб. Ответа не было. До дома — семнадцать лет. Сигнал дойдет лишь через тридцать четыре. Они были бесконечно одиноки.

Маруся погрузилась в молчание. Потом она сделала то, что умела лучше всего: начала исследовать. Но не далекие планеты, а свой собственный, крошечный мир. Она взяла пробы воздуха, воды из системы, мазки с поверхностей. И обнаружила нечто.

— Леон, посмотри, — ее голос впервые за неделю прозвучал не безучастно, а с дрожью странного волнения.

На микроскопе был ее планшет. Герберт, не понимая, вгляделся. В капле корабельной воды, помимо ожидаемых инертных частиц, копошились, делились и образовывали тонкие, паутинистые колонии какие-то бактерии. Они не значились в базе данных корабельной экосистемы.

— Это… не земные штаммы, — сказала Маруся, и ее глаза встретились с его взглядом. — Их структура… иная. Они появились уже здесь, в полете.

— Контаминация? Откуда? — спросил Герберт, чувствуя, как леденящий холод одиночества сменяется другим, более острым страхом.

— Нет. Не контаминация. — Она перевела взгляд на темный иллюминатор, за которым клубилась цветная дымка туманности Инкатазо, все ближе. — Они попали на борт с межзвездной пылью. Через системы фильтрации. Микроскопические автостопщики. И они… эволюционировали. В условиях радиации, невесомости, наших систем. Все эти годы, пока мы спали.

Она замолчала, а потом добавила почти беззвучно: —И они не одни. В воздуховодах, в вентиляции… есть споры. Растительности. Чужой.

Герберт молча смотрел на экран, где рядом с картой мертвого корабля теперь пульсировала другая карта — термо- и биосканов. И она показывала слабые, но четкие очаги жизни. Не в капсулах. В стенах. В глубине рециркуляционных туннелей. В темных отсеках, куда уже годы не ступала нога человека.

«Ковчег-88» не был просто катафалком. Он стал инкубатором. Колыбелью для чего-то нового, что родилось в темноте за его бортом и проросло сквозь сталь, пока его законные обитатели спали вечным сном.

Туманность Инкатазо занимала уже полнеба. Первая из планет-целей, голубая и манящая, была всего в двух неделях пути. Но теперь у капитана Герберта и микробиолога Маруси была другая миссия. Им предстояло исследовать не новый мир, а свой собственный корабль, который уже перестал быть их домом и стал чужим, дышащим лесом из неизвестных форм жизни. Они были не просто последними выжившими. Они были первыми контактерами. И контакт этот уже состоялся — тихо, незаметно и необратимо.

Подпишитесь на Пикабу канал артиста Игоря Пиксайкина, чтобы прочитать новые фантастические истории.