Оборотень⁠⁠

Прошлая глава:Оборотень

Глава 29

Лепёшка была безвкусной. Она была не едой, а лишь идеей еды, воплощённой волей тех, кто отчаянно хотел есть. Я жевал серую массу, и она не приносила ни насыщения, ни удовольствия. Только топливо. Свет Дерева позади меня пульсировал ровным, тёплым ритмом — наши новые часы. Восемь циклов света до следующей вахты.

Я нашёл угол в одном из домов, который ещё пах свежесозданным камнем. Сна не было. Было только тяжёлое, вязкое забытьё, похожее на погружение в холодную воду. Я проваливался в него, и багровые шпили Каэля тут же вставали перед моими закрытыми глазами. Я чувствовал, как таран его воли снова и снова бьётся о мой хрупкий щит. Я просыпался от собственного хрипа, хватая ртом воздух, и снова проваливался.

Казалось, прошло всего мгновение, когда я почувствовал, как кто-то трогает меня за плечо. Я открыл глаза. Надо мной стояла Эйра. Её лицо в мягком свете Дерева казалось высеченным из слоновой кости.

— Время, — сказала она.

Я сел. Тело ломило, словно я не спал, а таскал камни. В голове стоял гул.

— Восемь циклов? Уже?

— Уже, — кивнула она. — Бран и Лина ждут.

Я поднялся, пошатываясь. Площадь изменилась. Она стала более… настоящей. Появилось больше домов. Они всё ещё были кривыми и грубыми, но в них был смысл. Люди двигались по площади, выполняя какую-то работу. Несколько человек чистили кристаллы, принесённые из тумана. Другие, под руководством Эйры, собрались небольшой группой у подножия Дерева.

— Что они делают? — спросил я.

— Пытаются, — коротко ответила Эйра. — Пытаются держать.

Я увидел, как молодой парень — тот, что был в смене Эйры, — стоял с закрытыми глазами, его лицо было мокрым от пота. Он пытался представить стену. Рядом с ним стоял тот самый циник, которого я видел раньше. Он не пытался. Он просто смотрел на свои руки с выражением ужаса и отвращения.

— Не у всех получается, — сказал я.

— Они научатся, — отрезала Эйра. — Или мы все умрём. Иди.

Я нашёл Брана и Лину у башни. Они выглядели не лучше меня. Лина была бледной, как бумага, а Бран тяжело опирался на стену, массируя виски.

— Снова на стену, — пробормотал он.

— Это наш дом, — тихо сказала Лина, но в её голосе не было уверенности, только упрямство.

Мы молча поднялись по ступеням. Ветер на вершине был таким же холодным, но теперь он казался личным врагом. Он нёс на себе запах той, другой стороны.

Мы заняли свои места. Бран положил руки на парапет. Лина всмотрелась в серую мглу. Я встал между ними. Ничейная земля была спокойна. Слишком спокойна. Багровые огни на горизонте не пульсировали, а просто горели — два холодных, злобных глаза в бесконечной тьме.

— Он там, — прошептала Лина через некоторое время. Её голос дрогнул.

— Я не вижу дороги, — сказал Бран, напряжённо вглядываясь. — Туман чист.

— Он не строит, — сказала Лина, её пальцы вцепились в камень. — Он… он поёт.

Я прислушался. Звука не было. Но я почувствовал его. Это была не та вибрация, что трясла башню. Это была другая частота. Низкая, скорбная, ползучая. Она проникала не в камень, а прямо в разум.

«Зачем?»

Я вздрогнул. Голос прозвучал у меня в голове, но это был не голос. Это была мысль. Чужая мысль.

«Всё это — насмешка. Это Дерево — гниль. Ваша башня — надгробие».

— Нет, — пробормотал я.

— Я… я вижу… — Лина пошатнулась. — Я вижу наш мир. Тот, что был раньше. Он горит… Всё горит…

— Башня! — хрипло крикнул Бран. — Камни… они… они становятся мягкими! Они теряют форму!

Я посмотрел на свои руки, лежащие на парапете. Камень под ними словно оплывал, как воск. Воля Каэля больше не давила тараном. Она разъедала. Она не пыталась построить своё, она пыталась убедить нас, что наше — нереально.

Это был яд. Яд отчаяния.

«Вы уже мертвы. Вы просто ещё не поняли этого. Сдайтесь. Это будет милосердно».

Давление было невыносимым, но это было не то давление, что ломает кости. Это было давление, что ломает дух. Тёплый свет Дерева за спиной вдруг показался тусклым, фальшивым.

— Он лжёт! — крикнул я, сам не веря своим словам. — Бран! Держи башню! Это не просто камень, это — Оплот! Вспомни!

— Лина! — я схватил её за плечо. Она смотрела в туман не видящими глазами, по её щекам текли слёзы. — Не смотри на то, что он показывает! Смотри на нас! Мы здесь! Мы живые!

Я понял, что не могу быть просто «стеной». Стена бесполезна против яда, который просачивается сквозь неё. Мне нужно было стать… огнём.

Я закрыл глаза, отворачиваясь от багрового ужаса. Я повернулся спиной к туману и мысленно посмотрел на наше Дерево. Я вцепился в его свет. Я представил не просто его тепло, а его упрямство. Его иррациональную, слепую жизнь, которая проросла посреди небытия.

«Мы здесь», — мысленно прокричал я в пустоту. — «Мы есть».

Я схватил руки Брана и Лины.

— Вместе! — выдохнул я. — Не против него. За нас.

Бран зарычал сквозь зубы. Камень под его ладонями перестал оплывать. Он снова затвердел.

— Это. Мой. Дом, — процедил он.

Лина глубоко вздохнула. Она открыла глаза, и слёзы высохли.

— Я вижу, — сказала она твёрдым голосом. — Я вижу вас. Я вижу площадь. Я вижу Эйру.

Чужеродная, скорбная «песня» в голове захлебнулась. Холодный яд отчаяния начал отступать, словно его выжигало наше тройное, отчаянное пламя. Туман снова стал просто туманом. Давление в голове сменилось острой, пульсирующей болью.

Мы стояли, держась друг за друга, не в силах пошевелиться. Мы снова победили. Но эта победа ощущалась иначе. Она не принесла облегчения.

— Он… он пытался нас… развоплотить, — прошептал Бран, отнимая руки от парапета.

— Он пробовал сломить наш дух, — сказала Лина, глядя на горизонт.

Я кивнул, не в силах говорить. Я посмотрел на багровые огни Каэля. Теперь они, казалось, насмехались над нами.

Первый раз он атаковал наш камень. Второй раз он атаковал наш разум.

Мы отбили две атаки. Но ночь только начиналась, и теперь мы знали, что у нашего врага много имён. И самое страшное из них — отчаяние.

(Продолжение следует...)