Глава 10. Димка⁠⁠

Темнота вентиляционного туннеля была абсолютной, густой и физически давящей. Димка полз, отталкиваясь локтями и коленями от шершавого, холодного металла. Фонарь, зажатый в потной ладони, высекал из мрака лишь жалкий луч, в котором кружилась пыль, похожая на пепел. Воздух был спёртым, пахнущим озоном, ржавчиной и чем-то ещё — сладковатым, как разлагающаяся изоляция.

Он полз, не думая ни о чём, кроме одного: вперёд. Шаги за решёткой остались позади, но в ушах всё ещё стоял их мерный, нечеловечески точный стук. Тук. Тук. Тук. Словно огромный метроном, отсчитывающий последние секунды его старой жизни.
Туннель раздвоился. Димка, не раздумывая, свернул влево — тот путь, что вёл, как он помнил по схемам, к техническому блоку «Б». Он прополз несколько метров и замер. Справа, в стене, была вентиляционная решётка, за которой должен был быть коридор второго этажа. И сквозь её перекрестия, в полумраке коридора, на него смотрело лицо. Женское. Секретарша Маша. Её лицо было прижато к решётке, щёки расплющены прутьями, губы растянуты в ту же шутовскую, неестественную улыбку. Но глаза… глаза были полны такого немого, бездонного ужаса, что Димке показалось, будто его собственное сердце остановилось. Она не двигалась. Просто смотрела. Из её приоткрытого рта сочилась тонкая струйка слюны, блестящая в отблеске фонаря.

Димка отшатнулся, ударившись затылком о верх туннеля. Он зажмурился, прошептал: «Этого нет, этого нет…». Когда открыл глаза — решётка была пуста. За ней виднелся лишь тёмный пустой коридор. Но на металлических прутьях осталось влажное, матовое пятно — отпечаток лба и щёк.

Он пополз дальше, теперь уже дрожа всем телом. Его разум, заточенный под логику и диагностику, начал давать сбой. Он фиксировал аномалии, как ошибки в коде, но не мог их исправить.
Туннель, который по всем схемам должен был быть прямым, начал сужаться. Сначала едва заметно, потом всё сильнее. Стены словно дышали, медленно сжимаясь и разжимаясь в такт какому-то неведомому ритму. Металл издавал тихий, скрипучий стон. Димка прополз участок, где пришлось двигаться почти плашмя, чувствуя, как холодная сталь давит на грудь и спину. Потом туннель так же внезапно расширился, открывшись в небольшой технический отсек.
Отсек был заполнен серверами — старыми, гудевшими блоками, от которых исходил знакомый, почти уютный жар. На одном из мониторов, встроенных в стойку, горел экран. На нём — интерфейс внутренней сети «Вектора». Димка машинально бросил взгляд. На экране был открыт лог доступа. Он видел свою фамилию: СОЛОВЬЁВ Д.А.. Строка мигала. Статус: «НЕ АКТИВЕН. МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ: НЕ ОПРЕДЕЛЕНО». А ниже, другой записью, шла строка, от которой кровь стыла в жилах: «СОЛОВЬЁВ Д.А. МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ: ТЕХ. СЕГМЕНТ В-7. СТАТУС: АКТИВЕН. ПРОТОКОЛ НАБЛЮДЕНИЯ: АКТИВИРОВАН».

Две противоречащие друг другу записи. Система видела его мёртвым и живым одновременно. И отмечала, что за ним наблюдают.

Внезапно курсор на экране, без чьего-либо участия, переместился. Он подъехал к строке с его именем, выделил её и нажал «Delete». Строка исчезла. Потом курсор переместился ко второй строке. Нажал «Edit». Статус сменился с «АКТИВЕН» на «КАЛИБРОВКА. УРОВЕНЬ АССИМИЛЯЦИИ: 17%».

Димка вырубил монитор, ударив по нему кулаком. Экран погас, оставив послеimage — зелёные буквы, плывущие в темноте. Калибровка. Ассимиляция. Слова из тех самых секретных логов, которые он считал бредом. Теперь они были про него.
Он выбрался из отсека в низкий, затхлый коридор технического этажа. Трубы вдоль потолка, покрытые конденсатом, мерцали в свете фонаря. И тут он услышал голоса. Не через динамики. Они доносились из труб. Шёпот. Много голосов, мужских, женских, переплетающихся в неразборчивый гул. Иногда проскальзывали знакомые слова: «…отчёт…», «…образец нестабилен…», «…субъект показывает резистентность…». Голоса учёных «Вектора». Но они звучали искажённо, как старая магнитная лента, замедленная и ускоренная одновременно. Это было не записью. Это было эхом, застрявшим в самой инфраструктуре здания. Институт помнил. И теперь вспоминал вслух.

Димка прижал ладони к ушам и побежал, спотыкаясь о кабели, валяющиеся на полу. Шёпот следовал за ним, нарастая, превращаясь в навязчивый звон в ушах. Он свернул в очередной проём и очутился перед массивной металлической дверью с табличкой «ЛАБОРАТОРИЯ №1. ДОСТУП КАТ. «А»».

Дверь была приоткрыта. Из щели лился неестественный, морозно-синий свет.
Любопытство, долгие годы руководившее им, пересилило страх. Он толкнул дверь. Лаборатория была огромной, похожей на операционную. В центре, под куполом из зеркал и камер, стояло кресло, обвешанное датчиками. Вокруг — пульты с мёртвыми экранами. Но на стенах… на стенах двигались тени. Не отбрасываемые ничем. Самостоятельные, угловатые, они повторяли чёткие, ритуальные движения: один «вносил» в комнату невидимый ящик, другой «подносил» что-то к креслу, третий «записывал» показания. Беззвучный балет призраков. А в самом кресле сидела полупрозрачная, мерцающая фигура человека. Его голова была запрокинута, рот открыт в беззвучном крике. Над ним, в воздухе, висела огромная, сложная тень — не человеческая, больше похожая на клубок спутанных проводов, щупалец и невыразимых геометрических форм. Она медленно пульсировала, и с каждой пульсацией фигура в кресле становилась всё призрачнее.

Это был не просто призрак. Это была запись. Запись того, что здесь произошло. Первый контакт? Первая жертва? Димка понял это не умом, а нутром. Институт показывал ему свою первородную травму.

Внезапно все тени замерли. И разом повернулись к нему. У них не было лиц, но он почувствовал взгляд. Фигура в кресле тоже медленно повернула голову. Её пустые глазницы уставились прямо на Димку. Она подняла руку и указала на него дрожащим, полупрозрачным пальцем.

Дверь позади него с грохотом захлопнулась.

Димка вскрикнул, рванулся к двери, дёрнул ручку — та не поддавалась. Он оказался в ловушке с призраками прошлого. Мерцающие тени начали медленно приближаться, их движения стали плавными, угрожающими. Воздух стал леденящим.

В панике он ударил фонарём по ближайшему пульту. Искры, короткое замыкание. Огни в лаборатории мигнули и погасли, оставив только морозное свечение теней. Но дверной замок с щелчком отключился. Димка рванул ручку, вывалился в коридор и, не оглядываясь, помчался прочь. За его спиной, из-за закрытой двери, донёсся тихий, многоголосый смех — тот самый, цифровой, что он слышал в рации.
Он бежал, не разбирая пути. Его часы на запястье, обычные электронные, показывали 04:10. Они застыли на этом времени ещё в серверной. Но теперь он заметил нечто новое. Цифры иногда дрожали, раздваивались. На секунду ему казалось, что он видит 15:30, потом 21:17, потом снова 04:10. Времена разных Изломов, просачивающиеся друг в друга. Головокружение охватило его. Он прислонился к стене, пытаясь перевести дух. Стена под ладонью была… тёплой и слегка пульсирующей, как живая плоть. Он отдернул руку, увидев, что на штукатурке остался влажный отпечаток.

Он больше не мог доверять своим чувствам. Реальность глючила, как плохо собранная программа.
В конце коридора была уборная. Дверь была открыта. Димка, движимый жаждой, зашёл внутрь, чтобы умыться ледяной водой и привести себя в порядок. Он подошёл к ряду раковин, включил кран. Вода полилась густая, мутная, с лёгким запахом меди. Он наклонился, плеснул себе в лицо.

Поднял голову и посмотрел в зеркало.

Его отражение сделало то же самое. Но… с задержкой в секунду. Оно стояло, смотрело на него. И на его лице медленно, очень медленно, начала расползаться улыбка. Та самая. Широкая, неестественная, доходящая почти до ушей. Глаза оставались широко открытыми, полными паники, которую чувствовал сам Димка. Но рот улыбался.

— Нет, — прошептал Димка. Его отражение повторило движение губ, но беззвучно.
— Прекрати! — крикнул он.
Отражение не кричало. Оно просто продолжало улыбаться. Потом подняло руку и указало пальцем куда-то за спину Димки, в сторону выхода из уборной.

Димка обернулся. В дверном проёме, в свете его фонаря, стояла фигура. Низкая, сгорбленная. Уборщик дядя Миша. Его лицо было скрыто тенью, но плечи дёргались в беззвучных рыданиях. А затем он поднял голову. Лицо было залито слезами, но рот был растянут в той же жуткой, радостной улыбке. Он плакал и улыбался одновременно.

Димка выбежал из уборной, сшибая фигуру с ног (та упала беззвучно, как тряпичная кукла) и помчался дальше. Он больше не смотрел в зеркала.

Путь к выходу. Последний рубеж.
Он знал маршрут. Чтобы выбраться, нужно было пересечь главный холл — огромное, двухсветное пространство с мраморным полом и бюстами основателей. Холл был виден на многих камерах. И он знал, что там могут быть они. Те, кто смотрел.

Он подкрался к дверям, ведущим в холл, и приоткрыл одну из створок на сантиметр.

Главный холл института «Вектор» был полон людей.

Все сотрудники, которых он видел по камерам, а может, и больше, стояли в идеальном, геометрическом порядке. Рядами. Они не двигались. Все были повёрнуты лицом к центральному входу — к огромным стеклянным дверям, за которыми виднелась ночная тьма. Они стояли спиной к Димке.

Его сердце бешено заколотилось. Возможно, это был шанс. Пока они смотрят туда, он мог бы пробраться вдоль стены, к боковому служебному выходу, который был в дальнем углу.

Он, затаив дыхание, выскользнул из-за двери и прижался к стене, начал двигаться, ступая как можно тише. Его взгляд скользил по застывшим спинам. Вот Петрович. Вот охранник Володя. Вот учёный Андрей. Все неподвижны, как статуи.

Он прошёл уже половину пути, когда один из бюстов основателей — бронзовый старик с усами — медленно повернул голову на скрипучем, металлическом шее. Пустые глазницы уставились на Димку.

Димка замер. Потом посмотрел на ближайший ряд сотрудников.

Все они, синхронно, не поворачивая корпус, повернули головы на 90 градусов. Десятки лиц. И на всех — одна и та же пустая, шутовская улыбка. Они смотрели на него. Внимание. То самое внимание, которого он так жаждал, когда сидел в своей конуре. Оно обрушилось на него сейчас — тяжелое, удушающее, безумное.

— Н-нет… — выдавил он.
— НЕТ! — закричал он уже во весь голос, и его крик разнёсся эхом по мраморному залу.

В ответ тишина. Только лёгкий, массовый скрип шеек, когда все головы повернулись ещё чуть больше, почти неестественно, чтобы не упустить его из виду.

А потом, стоящий в первом ряду Петрович, не меняя выражения лица, поднял руку и указал на Димку.

Это был сигнал.

Все фигуры в холле разом, с механической чёткостью, сделали шаг в его сторону. Не бежали. Шли. Медленно, неумолимо. Их улыбки казались ещё шире.

Димка рванулся к боковой двери, до которой оставалось метров двадцать. Его ноги подкашивались от ужаса. Сзади нарастал гул — не голосов, а скрипа сотен подошв по мрамору, тяжёлого, размеренного дыхания толпы.

Рука уже тянулась к ручке двери, когда из-за угла, из служебного помещения, вышел он сам. Нет, не он. Его двойник. В той же замасленной рубашке, с таким же фонарём в руке. На его лице была та же улыбка, но в глазах — пустота. Двойник преградил путь.

Димка в ужасе отпрянул. Оглянулся. Толпа замерла в десяти метрах, окружая его полукругом. Двойник стоял впереди. Тупик.

И тут Димка вспомнил. Флешка. Данные. В его панике мозг выхватил обрывок из тех самых украденных логов. Фраза, выделенная красным: «В зонах первичного контакта наблюдаются кратковременные флуктуации реальности в моменты экстремального эмоционального выброса субъекта, особенно — ярости или абсолютного отвержения происходящего.»

Отвержение. Он должен был не просто испугаться. Он должен был отвергнуть всё это. Не принять правила их игры. Не убегать, как жертва. Это была не логика, а животное озарение.

Он перестал отступать. Выпрямился. Посмотрел на своего улыбающегося двойника, на толпу пустых лиц. И вместо страха, в нём, впервые за эту ночь, вспыхнуло что-то другое. Чистая, белая, беспредметная ярость. Ярость на этот бред, на эти улыбки, на этот институт, который украл у него жизнь, чтобы сделать его невидимкой, а теперь предлагал стать клоуном в этом цирке.

— НАХРЕН ВСЁ ЭТО! — заорал он, не своим голосом. — НАХРЕН ВЫ ВСЕ! НАХРЕН ВАШИ УЛЫБКИ! Я НЕ ХОЧУ НА ВАС СМОТРЕТЬ! И НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ СМОТРЕЛИ НА МЕНЯ!

Он не кричал на монстров. Он кричал на систему. На само понятие этого места.

И случилось то, чего не должно было случиться по их правилам.

Пространство вокруг дёрнулось. Воздух затрещал, как разрываемая ткань. Лица в толпе на мгновение поплыли, исказились, улыбки слетели, сменившись гримасами замешательства и… страха? Двойник перед ним замигал, как плохая голограмма, и рассыпался на пиксели, которые угасли в воздухе.

Стеклянные двери главного входа, за которыми была тьма, с грохотом треснули сверху донизу. Но не разбились. В трещинах заиграл тот самый, багрово-чёрный свет, что он видел в серверной на экранах.

Это был не выход. Это была щель. Разлом.

Толпа замерла в нерешительности. Их программу сбило. Димка, не раздумывая, рванул к главным дверям. Он не видел улицы. Он видел только эту трещину, заполненную пульсирующей тьмой. Он ударил плечом в стекло рядом с трещиной — оно вывалилось наружу без звука, рассыпавшись на алмазную пыль.

Он вывалился в ночь.

Эпилог сцены.
Он бежал. Бежал по асфальту, потом по гравийной дорожке, потом просто по земле. Он не оглядывался. Когда силы окончательно оставили его, он упал на колени где-то в промзоне, за забором институтского городка. Воздух был холодным, свежим и… беззвучным. Слишком беззвучным. Ни машин, ни ветра, ни даже сверчков.

Он поднял голову. Над ним висело небо цвета грязного синяка. Ни звёзд, ни луны. Ровное, бестелесное свечение. Вокруг были здания, но их окна были темны и слепы. По улице вдалеке двигались размытые, неясные фигуры.

Он был снаружи. Но это был не его мир.

Димка поднялся на ноги. Его тело трясло мелкой дрожью. Он ощупал себя — цел. В кармане — флешка. Он был жив. Он выбрался.

И тогда он почувствовал, как мышцы его лица сами по себе начинают двигаться. Щёки напряглись, уголки рта потянулись вверх. Он попытался сдержать это, но не смог. Его губы растянулись в широкую, неестественную улыбку. Ту самую. В его глазах стояли слёзы ужаса и опустошения, а на лице сияла маска внимательного, радостного интереса.

Он получил то, чего хотел. Его заметили. Теперь внимание было с ним навсегда, вшито в саму гримасу его лица. Он стал и жертвой, и вестником. Сломанным передатчиком, излучающим в мир сигнал о том, что видел.

Он засмеялся. Тихим, хриплым, неровным смешком. Потом ещё раз. Смех перешёл в истерические рыдания, но улыбка с лица не сходила.

Димка Соловьёв, бывший сисадмин, пошёл вглубь серого, беззвучного города. Он шёл, периодически вздрагивая и замирая, будто прислушиваясь к чьим-то шагам за спиной. А на его лице, как клеймо, плакала и смеялась одновременно одна и та же нестираемая улыбка.

Он был свободен. И он был окончательно сломлен. А в кармане у него лежала флешка — кривое зеркало, в которое однажды посмотрел целый институт и не смог отвести взгляд.

Продолжение пишется...

Там, где треснул мир (Пролог)

Глава 2. Лера и Сергей

Глава 3. Последний патруль

Глава 4. Эхо

Глава 5. Обратная сторона холста

Глава 6. Наблюдатель

Глава 7. Молчание между ударами сердца

Глава 8.Фрагменты протокола (Из оперативного архива группы «ВЕКТОР»)

Глава 9. Вечный разговор