Серия «Шёпот Морфея»

Дальше мы отправились уже вчетвером. Мужчина извинялся передо мной, заглядывая сбоку красным заветренным лицом. Его имя – Олег Рой. Наш путь пролегал через двор – самый обычный, заросший кустами сирени. Её аромат мешался с нагретым вечерним солнцем деревом лавочек. Я  как истинная леди, свернула с тропки, и, ухватилась за проволоку, на которой сушилось забытое кем-то бельё. Перехватывая руками, а впоследствии подтянув ноги, я перебиралась с одной  проволочинки на другую. Момент и я зависаю, прислушиваясь к внутреннему чутью. Оно никогда меня не подводило, как и в этот раз. Моё внимание привлёк сначала один кот, затем другой. Они, шедшие по своим котячьим делам, напряжённо замерли, а спустя мгновение, прижав уши к спине, начали красться, шипя в одну точку. Холодком по спине я ощутила опасность, ту, которая была моей специализацией - тотчас вытянулась в струнку – охота начиналась. Из-за угла, хитро морщась, выглянула человеческого роста котоподобная фигура – «бабка Федосеева», - выдохнув, подумала я, узнав. Сердце выровняло свой бег. Опасность миновала, а охота, кажется, сорвалась.

Хотя, знаешь, коты…почуявшие опасность, были правы и тут уже я, ощерившись, мягко опустила на землю сначала одну лапку, а потом другую. Выгнувшись дугой, я распахнула в шипении пасть, демонстрируя ряды обелоснежненных ядом колючих зубов. Охоте быть - сузилась в предвкушающем удовольствии, вертикальность зрачков. Прыжок. Со шкурки, шорохом на землю осыпался розоватый пепел цветов, а в зубах забилось, трепещущее, прощающееся с жизнью тело.

Смеркалось и пустынилось, а я шла и шла. Пути, раскинувшись, поблескивающими в темноте рельсами, ветвились, уползая вглубь ночи. Знаешь, я была ровно в той фразе, исполненной философского смысла, вещающей, что у самурая нет цели, а есть только путь. В моём случае не было самураев, а как всегда у себя была лишь я, а путь…их было такое количество, что глаза хотели разбежаться, если б не моя уверенность и знание того, что ни один из них не мой.

Следующее сновидение являло собой страх исполненный. Лаборатория. Пауки. Вероятно, тут занимались их разведением и хранением. Я - сотрудник, допустивший ошибку, дав им волю. В считанные мгновения, оборачиваясь, я наблюдала, как пол и стены заполняются, кишат паучатами, а оплетает углы,  паутина свисает лохмотьями. Парализованное ужасом тело молчало, разевая рот, и топочась на одном месте носочками, словно танцуя. Таким образом, я надеялась задавить хоть кого-то, но попадала только мимо. Это классика – танец, движение не потому, что ты хочешь, а потому что замирание уничтожит тебя быстрее, а так, у тебя есть хоть какой-то шанс на спасение - изначально всегда максимально призрачный. Спустя пару мгновений я бросилась к защитным костюмам, начала одеваться, но это уже было напрасно. Как говорят на аэросудах – сначала обеспечьте безопасностью себя, а потом уже и остальных, от вас зависящих. Никто не говорит: натворите беды, создайте раздрай, а потом, ополумев, ищите защиты – так не надо, но именно так и получилось.

Холм, выходящий на море, а я на него – так началась история эта. Я шла, любуясь высотой и своей маленькостью в сравнении, быть малышкой приятно, пусть даже на мшистых коленях холма. Слева, куда хватало взгляду всюду тоже плескалось море. И в нём, неприлично далеко плескались люди. Конечно, я им не поверила, записав их сначала в мираж, а потом в русалок. Не суть важно, что они были реальны, важно то, что не было доверия им.  Моё всё нарастающее недоверие перебила подруга, подошедшая тотчас и мы отправились купаться. Я зашла в воду и тут же волна, подхватив меня, понесла всё дальше и дальше от берега. Я видела как от ужаса расширяются глаза подруги и со спокойствием понимала, что это – конец. Но, если бы действительно так, то это было слишком просто. Поэтому море, раздумав брать грех на водянистую душу свою вернуло меня обратно. Подруга, подбежав, сказала, мол, что думала, я уже не вернусь, я тоже так думала, но, видимо, пока я нужна была здесь. Уходя от берега я оглянулась, увидев, что меня уносило не вглубь, а на другой берег, находившийся словно через дорогу. «Не в этот раз», - шепнула я, подмигнув.

После неудавшегося потонения, отправились гулять. Беседуя, обговаривали тему того, что надо съездить поставить уколы дедовой жене. Услышав нас, женщина, торговавшая цветами на углу, замерла и, прислушавшись, поблагодарила, сказав, что мы делаем благое дело. Возможно. На уколы должна была ехать подруга, но я ей не доверяла, волновалась, что не справится, просто… поводы были, да и знаешь, ведь когда море меня уносило, никто не бросился помочь. Никто. Поэтому, доверие? Да, была такая слабость.

Продолжая брождение по узким улочкам, усыпанными цветами вышли к роскошному кусту пионов. Подруга тут же влилась в него, восторгаясь и прося запечатлеть момент. Меня долго уговаривать не пришлось и поэтому, вооружившись камерой телефона, я приступила. Каждое фото было хуже предыдущего, качество страдало, мешая лицо с пионами. Возможно, это было вкусно. Приятного, если пожелаешь.

Мои попытки исправить неисправимое прервались звонком – мама. Несколько пропущенных до и смс, что человек, лицо которого я видела измученным в начале приехал. Я ухожу от подруги, дабы говорить между двумя, без лишних ушей. Набираю вновь. Голос мамы дрожит от волнения, она говорит, шепча в трубку, что он приехал. Я интересуюсь целью визита, мама заминается, а на фоне я слышу его деликатные покашливания. Мама говорит, что  он привёз богатства, я думаю о том, что, вроде, ничего своего у него не оставляла, а подарки…их я люблю и приняла бы в удовольствие, особенно кольца. Так же продолжая шептать делится тем, что ей он привёз коробку конфет. Я продолжаю допытываться о цели, мам напряжённо дышит в трубку, кляня, как я уверена, мою упёртую недогадливость. Меня ждут там. Он приехал ради меня. Нет, я не бросаюсь, сломя голову к ним. Нет, меня не прельщает ни шёпот мамы, ни подарки, хотя, не факт. Поздно. Такое бывает, когда случается поздно. Конечно, есть фраза об обратном, мол, лучше поздно, чем никогда. Хорошо. В другой жизни сделай так, что бы никогда между нами не наступило.

Молча кладу трубку, взрываясь реальностью.

Достигнув конца, а он тут был, я упёрлась в стену. Её созерцание от каждой секунды всё больше и больше дышало мне из-за спины отчаянным ужасом. Это как «Последний спуск» только мой финал обещал быть счастливым. И он стал. Живительный рывок за ноги и я свободна, причём настолько, что и ото сна в том числе. Это было поистине красиво, среди сновидений, полнящихся ужасом, мучительной болью и брызжущим сюром как восхитительно было просто понюхать цветы…Лёжа. В узком проходе. Без права на обратный ход.

Следующий эпизод начинается в коридоре полутёмном и с высоченными потолками. Я в большой девчачьей компанией, часть из которых одноклассницы, готовлюсь, шмыгая из коридора в комнату, предназначенную под гримёрку. Весёлый щебет летает между, пока мы, готовясь, красимся. У меня в наличии есть 2 тинта (устойчивые губные помады). Я, дабы посмотреть их цвет наношу по мазку на тыльную сторону ладони. Чёрные. Пепельно. Не припомню, что бы я подавалась в готы или из удовольствия носила на губах цвет вороньего крыла, но суть остаётся сутью. Задумавшись, переключаюсь на одноклассницу, ранее близкую. Ей на руку наносим голубой лак, который красиво переливается крупными блёстками на коже. Да-да, абсолютно верно, лак был  не на ногтях, он покрывал всю кисть. На пальцы накладываем жидкое серебро, завершая образ белоснежной пушистостью ногтей. Ей определённо идёт. В это время в помещение заходит черногубая девушка и столь серьёзно смотрит на меня, что волей неволей я делаю комплимент цвету её губ. Честно говоря, неволи тут было больше, но рот гипнотизировал, выпрашивая, а мне как бы и не особо было жалко. Следом за ней протискивается другая одноклассница, одна из тех, с кем была близка когда-то тоже. Губы у неё выкрашены серебром – это мне нравится гораздо больше. Я тоже так хочу, особенно, если нарисовать подтёки, то можно загадочно катя глаза под веки, говорить, что-то типа: «а, ой, размазано? Как неловко вышло. Я тут давеча кровь единорога пила для своего Лорда, наверное, вытереть забыла…» (привет фанатам и любителям «Ты волшебник, Гарри!») и невинно моргать. Фантазируя, я сделала опрометчивый шаг, выйдя на улицу. Там помаду у меня отбирает мужчина, некогда близко-человечный. Говорит идти за ним. А как будто у меня есть выбор, помада-то у него в руках, к тому же, чужая. Улица, по которой он мечется то взад, то вперёд неширокая и людная. Глядя на его метания, мне становится смешно, я присаживаюсь на бордюр и прошу вернуть помаду, так как мы привлекаем излишне много внимания. Да и идти пора тоже. Он в ответ на мою просьбу психует и голый (не знаю, когда успел раздеться), заскакивает в автобус. Выбегает обратно. Подскакивая ко мне, начинает сыпать угрозами. Мол, он всё знает про меня, что за мной следят, и каждый шаг просчитан наперёд. Он срывается на крик, угрожая, что лицо моё может познакомить с асфальтом! Я неистово хохочу в ответ. Мне не страшно ни капельки. Мне настолько всё равно, что… «Прекрасный мой, хороший, я знаю, что ты меня любил, вопрос, любишь ли сейчас – прозаичен, ведь ты признаёшься в этом, выливая на меня деструктивно-обличающую тебя же речь. Это сколько-то взаимно. Но, да! Ты любишь больше! Доволен?».

На солнечном побережье, где песок, поднимаясь, заносит свои частички в самые потаённо-нежелательные части тела я, гуляя, приближаюсь к мужчине, сидящему на лавочке и с любопытством разглядывающим что-то на дне картонного ящика, стоящего у него на коленях. Он, замечая, что я обуяна таким же интересом подзывает меня ближе. Уже сгораемая и даже сгоревшая до этого мордашка, украшенная россыпью веснушек, наклоняется ниже, вглядываясь. Дно коробки уставлено сваленными друг на друга маленькими иссохшими животными, приглядываясь, я узнаю в них вомбатов. Все до одного голенькие, прозрачные, с дырой на спине, через которую виднеется такая же ссохшаяся внутрянка. Горошинками темнеют почки, тряпочками застыли, словно в момент порыва лёгкие, краснеет маленькое сморщенное сердечко – над всем этим шипастая дуга позвонков. В немом изумлении я поднимаю взгляд на мужчину и он, усмехнувшись, рассказывает историю, которая прозаична абсолютно как настолько же и абстрактна. Орёл, охотящийся на зверьков в поле, увидев, хватает их за спину, что бы унести подальше и расправиться с добычей, но, вомбаты, существа хитрые, как пчёлы, поэтому, когда орёл поднимается ввысь, то он попросту вырывает кусок спины животного и оно падает вниз, умирая и ссушиваясь в полёте. Всё просто, если бы не…вотофак?!

Море балует прозрачностью воды и золотом песка, а я в нём хочу порадовать маму. Поэтому, цепляясь за ржавую металличность турника овладеваю стойкой на руках, прогибаясь, в ярко-красных галошах с длинными носками. Я балансирую для мамы, демонстрируя себя во всей красе. Демонстрирую. В море. На турнике. В галошах. А могла бы быть нормальной и не таскать родительницу в свои экзистенциальные поиски физического реализма посредством телесных практик. Но, если я не буду собой, то кто тогда будет мной?