Серия «Что издаётся в России»

8

Выходит пятый двухтомник фэнтези цикла Романа Суржикова «Полари» — можно сделать предзаказ

Завершаются работы над пятым двухтомником «Люди и боги» из цикла «Полари» Романа Суржикова. Книги будут напечатаны до конца года. Продажи и рассылка стартуют или в конце декабря или в первой половине января. Издаёт книги серии сайт Лаборатория Фантастики в содружестве с автором. Желающие могут оформить предзаказ.

Иллюстрация на обложке А. Провоторова; внутренние иллюстрации Д. Алексеева, О. Бабкина, А. Немова. В онлайн-дополнении (со страниц доступно по QR-коду) представлен новый эксклюзивный рассказ "Пассажир", а также ЖД-карта Полари. В первом томе 561 страница, во втором — 582 страницы. Разделение внутренних иллюстраций по художникам идёт согласно сюжетным линиям книги. Всего в издании ~50 иллюстраций.

В каждое издание мы добавляем какой-то эксклюзивный материал. В предстоящий двухтомник войдёт (в онлайн-формате) абсолютно новый рассказ «Пассажир», посвящённый системе железнодорожных путей Полари, а также ЖД-карта. Рассказ написан автором специально для нашего издания.

Примерные планы на будущее

В начале 2025 года должен выйти доп.тираж третьего двухтомника «Кукла на троне». Весной — доп.тираж четвёртого «Янмэйская охота». В начале лета — доп.тираж первого «Стрела, монета, искра». Заключительный шестой двухтомник «Тень великого древа» (основной тираж) выйдет ближе к концу лета 2025. Велик шанс того, что напечатан будет также цикл рассказов «Фантазии», напрямую относящийся к циклу Полари. И, вероятно, с тем же оформлением.

Что касается 1-4 двухтомников, то в наличии только 2-й «Лишь одна звезда». 1-й, 4-й — только в уценочном варианте. 3-го вообще нет, ждём доп.тираж.

Всем добра и хороших книг! Ваша Лаборатория Фантастики.

Показать полностью 25
23

«Стивен Кинг не успевал писать с той скоростью, с которой мы переводили» — Интервью с Вадимом Эрлихманом, переводчиком Кинга в 1990-е годы

Историк и писатель Вадим Эрлихман переводил романы Стивена Кинга в 1990-е годы, когда сотрудничал с издательством «Кэдмэн», чьим главным проектом была знаменитая серия «Мастера остросюжетной мистики».

Валерия Давыдова-Калашник в рамках цикла материалов о традиции отечественного литературного перевода поговорила с ним о книжной индустрии тех легендарных времен и о том, легко ли переводить книги американского автора, если твое знание английского оставляет желать лучшего. Предлагаем ознакомиться с расшифровкой их беседы.

После распада СССР издательская индустрия резко изменилась. На что, как вам кажется, был похож этот процесс в 1990-е?

— У меня возникает сравнение с вымиранием огромных и грустных динозавров от нехватки еды. А между ними бегают маленькие шакалы, хищные млекопитающие — новые издательства. Эти «зверьки» еще ничего не умели, но благодаря своей юркости всегда находили какую-то пищу. И вот советские гиганты так же рухнули, как вымерли динозавры, я сам был этому свидетелем — печальная картина. Из них по разным причинам выжила только «Молодая гвардия», где я много лет работал уже позже. На их место пришли сотни, может быть тысячи маленьких предприятий, таких как «Кэдмэн».

Нашу литературу тогда презирали, потому 1990-е годы в книгоиздании — это прежде всего огромный вал переводов разного качества. Все кинулись вдруг выпускать иногда хорошую, иногда просто ужасную зарубежную литературу — фикшн и нон-фикшн. Перед «Кэдменом» встала проблема, что печатать. Советские книги, которые заполняли магазины, мало кто покупал, они не годились. Самые недалекие стали издавать то, что было дефицитом в советское время. Старики помнят так называемую макулатурную серию — это книги, которые обменивали на макулатуру. Сюда входили произведения Дюма, Дрюона, Пикуля, — приключенческие романы, фантастика, детективы. Но оказалось, что рынок довольно быстро наполнился. Во-первых, люди стали гораздо меньше читать, в основном потому, что было некогда — надо зарабатывать копеечку. Во-вторых, все стали издавать одно и то же.

Нужно было печатать что-то другое, но что? Детективы, фантастику, приключения — прежде всего переводные, потому что в советское время они были недоступны по идейным причинам или из-за жесткой квоты на иностранных авторов. И все кинулись это переводить — благо в то дикое время за права не надо было платить.

Вставал следующий вопрос: кто будет переводить? Тогда этим занимались по знакомству абсолютно все, кто хотел. Результат был печальным. Сейчас эти неудачные книги уже вымыты потоком новых. Некоторые из переводчиков советского времени тогда ушли на покой, но кто-то еще долго работал. Новые издатели часто и не знали про них, поскольку были невежественны. Поэтому часто привлекали людей с улицы — вроде меня. Другое дело, что те профессионалы были капризны, они не могли работать в таких темпах, они требовали если не денег, то каких-то особых условий. С ними было сложно работать. А с нами просто.

— В вашей книге о Стивене Кинге под названием «Король темной стороны» вы писали, что в 1990-е английский у вас был не очень хорошим. Расскажите, пожалуйста, как так вышло, что вы вообще начали переводить.

— Тогда многие занялись вдруг не своим делом, совершенно не тем, чему их учили. Я один из миллионов таких людей.

Как раз в 1991 году я переехал из родного Воронежа в Москву — хотел жить здесь, где были интересы, друзья и, можно сказать, зачатки семьи. Появилась комната в коммуналке, а работы не было. И тогда, как у нас обычно и решается, я нашел ее через знакомых. Один из моих товарищей, ныне, к сожалению, покойный, затеял с друзьями издательство «Кэдмэн».

Английский я действительно знал очень плохо — на школьно-институтском уровне, причем не профильном. Зато хорошо знал русский, а переводчик должен прежде всего знать родной язык. Замечательные советские поэты вообще переводили по подстрочнику — они просто не знали этих экзотических языков, скажем аварского или чукотского. Английский, конечно, не чукотский, но я очень старался. Могу сказать, что мои переводы были не лучшими, конечно, но далеко не худшими по тем временам.

— Почему «Кэдмэн» остановился именно на Стивене Кинге?

— Получилось так, что «Кэдмэн» после поисков решил издавать новые для всех романы ужасов, а это прежде всего Стивен Кинг. Он уже тогда был королем этого жанра во всем мире. Печатался он и раньше — сначала, еще в СССР, вышел роман «Мертвая зона» в переводе Сергея Таска и Олега Васильева, потом, уже в 1992-м, вышли «Сияние» и еще несколько произведений. Но все равно это направление было новым.

Я прекрасно помню, как встречал новый, 1993 год. Мой товарищ Борис Самарханов, главный редактор «Кэдмэна», пришел в ту же компанию, где отмечал праздник и я, и сказал: «Ты что здесь сидишь? Капитализм не терпит лени, иди переводи!» Он так меня затуркал, что я за две недели закончил первый для меня роман Кинга — «Кладбище домашних животных», до сих пор мой любимый. Даже и название это придумал я, хотя сейчас жалею, потому что «Кладбище любимцев» — точнее. Даже лучше было бы с ошибками, ведь у Кинга оно написано с ошибками, как писали дети, — это тоже важно. Потом были и другие переводы, тоже далеко не идеальные, и только через много лет появился перевод Татьяны Покидаевой — вполне пристойный, лучше моего.

Так за несколько лет я перевел шесть романов и несколько рассказов. А потом Кинг вдруг закончился. Он не успевал писать с той скоростью, с какой мы переводили. К тому же с его произведениями работали не только мы, но и несколько других издательств. Такая тогда была практика. Платить за права мы еще не начали, но налоги с нас уже требовали. И чтобы от этого как-то избавиться, юрлица стали регистрировать в соседних странах. У «Кэдмэна» тоже было такое — называлось оно «Сигма».

После Кинга взялись за других писателей, тоже в жанре хоррор: Клайва Баркера, сейчас подзабытого, но тогда очень известного, Питера Страуба, соавтора Кинга, которого в этом качестве в основном и знают, Роберта Маккаммона, тоже известного. Новые книги находил Борис Самарханов, человек образованный и интересный. Он и сам что-то пописывал, много читал, был в теме.

Но оказалось, что новые авторы все-таки не могут соперничать с Кингом. Потом возникли проблемы с правами. Я не следил за финансовой частью, потому не знаю, что у них там происходило. В общем, издательство разорилось и прекратило существование.

Но к тому времени Кинга уже начало прибирать к рукам издательство «АСТ» — монстр, которого сейчас уже съело «Эксмо». Но тогда он был большим молодым хищным динозавром, который все подгребал под себя. К концу 1990-х он окончательно подмял под себя короля ужасов. Тогда, кстати, я участвовал в кастинге переводчиков — когда выбирали, кто будет главным переводчиком Кинга. Я довольно быстро сошел с дистанции, а победу одержал более опытный и лучше знающий язык Виктор Вебер, который с тех пор и переводил, пока процесс не остановился в связи с решением самого писателя не давать нам свои книги.

Расскажите про «Кэдмэн»: что это было за издательство, как в нем была устроена работа и реализация готовых книг?

— Таких, как «Кэдмэн», в то время были сотни. Некоторые из этих предприятий постепенно цивилизовались и дожили до наших дней, обрели свою нишу на рынке, пусть и достаточно скромную. Сейчас книжный рынок России — это на семьдесят процентов «Эксмо» и «АСТ», процентов двадцать в основном занимаются учебниками, кулинарными книгами и прочей прикладной литературой. А оставшаяся часть — несколько сотен издательств, которые существуют на дотации. Или же ориентированы на определенную небольшую читательскую базу и печатают узко специальную литературу.

В 1990-е все было иначе: тогда эти миниатюрные издательства заполняли почти весь рынок. Где-то еще догнивали советские «монстры», пока окончательно не загнулись, подрастали «АСТ» и «Эксмо», быстро набирая обороты, но в целом рынок был похож на броуновское движение молекул. И «Кэдмэн» был типичным на этом фоне. В нем работали пять человек: директор, главный редактор по творческим делам — тот самый Борис Самарханов, еще экспедитор и двое ребят на складе. Я был одним из наемных переводчиков. Хотя потом я и на складе работал какое-то время, и торговал их книгами, но уже как частный предприниматель.

Процесс был простым: договаривались с типографией, главный редактор раздавал заказы переводчикам. Постоянных было несколько, в том числе я и Алексей Медведев, очень способный киновед, кинокритик, трагически погибший, к сожалению. Он тоже не лучшим образом знал английский, но прекрасно владел русским.

Художник издательства А. Миронов иллюстрировал книги — перерисовывал картинки из старых фантастических журналов. Получалось как получалось. Главное было — сделать красивую обложку, потому что секрет успеха книг 1990-х именно в ней. У нас были яркие, красивые суперобложки, это гораздо дешевле, чем делать переплет самой книги. До сих пор многие помнят эту серию — «Мастера остросюжетной мистики». У серии был шикарный логотип — скелет, сжимающий в объятиях обнаженную женщину, его тоже нарисовал Миронов.

Типографии тогда переживали сложные времена и сидели на голодном пайке, потому что советские издательства прекратили заказывать у них свою продукцию. Поэтому они были рады любой оказии за достаточно небольшие деньги. Откуда-нибудь из Костромы поступал готовый тираж, но его везли не в книжные магазины, потому что те тоже находились в сложном положении — не знали, что им продавать. Были какие-то рецидивы советских времен, что такими книгами, как у нас, — с такими картинками, — вроде как торговать не надо. Лучше ставить на полки Пушкина или хотя бы Дюма.

Наш тираж обычно в магазины не поступал, нам это было просто невыгодно — магазин брал товар на реализацию, то есть не платил сразу. У них книга простоит полгода, и тебе ее возвращают, потому что не смогли продать. Поэтому книги прямо из типографии везли в спорткомплекс «Олимпийский». Сейчас он на ремонте, уже не все помнят, но в 1990-е это был огромный книжный рынок. Там торговали и издатели, и перекупщики, и букинисты. Это был огромный центр безналоговой торговли. Мы даже не заходили внутрь, чтобы не платить за точку, а торговали с грузовиков у входа. Люди знали, что наши книги будут продаваться там, — и сразу выстраивались в очередь.

Первое, что вы перевели для «Кэдмэна», — это рассказ Кинга «Давилка». Расскажите про работу над ним и над переводами Кинга вообще.

— Еще до «Кладбища» издательство выпустило сборник рассказов Кинга, для которого я перевел «Давилку». Это маленький, но хороший рассказ, которым писатель меня и зацепил. Дело в том, что я тогда свысока относился к его творчеству, как и вообще к литературе популярных жанров, — это был снобизм, свойственный молодым гуманитариям. Потом я стал думать иначе и сейчас считаю, что Кинг — один из лучших писателей-реалистов современной Америки. О чем и попытался написать в своей книге о нем, вышедшей под названием «Король темной стороны», не раз переизданной.

В те годы у меня даже компьютера не было, собственный компьютер был роскошью, я все писал от руки. Потом это набирали с листа. Компьютерщики очень ругались, потому что почерк у меня не очень хороший. Многие слова в книги так и попадали. Допустим: «Мы будем оборонять этот торт до конца» — вместо «форт». Компьютер у меня появился позже — его мне подарил Самарханов уже на закате издательства.

Рассказ «Давилка» маленький, и работа заняла всего два дня. Я всегда прочитываю вещь, предназначенную для перевода, выделяю для себя важные смысловые моменты, на которые надо сделать упор: имена героев, их характеристики, чтобы не путаться. Иногда даже выписывал на бумажку, кто есть кто. Это важно особенно при сокращении. Некоторые романы приходилось сокращать — они не лезли в стандарт, у нас все книги, по крайней мере сначала, были примерно одной толщины. Наше руководство считало, что так лучше покупают, и было по-своему право. Действительно красиво, когда томики одной толщины стоят на полке. Поэтому Кинг страдал, сам того не зная.

 

 

Еще вы переводили «Жребий Салема» (вы его локализовали как «Судьбу Иерусалима»). Расскажите, пожалуйста, как вы работали с ними. И где брали оригиналы, кстати?

— «Судьба Иерусалима», конечно, неудачное название. «Жребий Салема» лучше, не помню, кто так перевел. В советское время в библиотеках Кинг был в спецхране. В Библиотеке иностранной литературы, моей любимой, где я в молодые годы просиживал целые дни, были произведения Кинга, как многие другие запрещенные ранее книги, их перенесли в открытый доступ. То есть в 1992 году его уже можно было взять.

«Кладбище домашних животных» мне дали в виде ксерокопии — где-то ее достали. То же было со «Жребием Салема», но случилось страшное: не хватало пяти страниц. И что делать? В «Иностранке» этого романа не было, мне пришлось домысливать самому. И пока не появились новые переводы, лет двадцать все читали полу-Кинга, полу-Эрлихмана. Причем там драматическая была сцена — убийство главного вампира. Потом оказалось, что мы с Кингом почти одинаково ее написали. Было понятно по смыслу, что отважные герои убили вампира Барлоу, воткнули в него кол, отрезали голову — все как полагается.

— Чем завершилось ваше сотрудничество с «Кэдмэном» и как закрылось издательство? Чем вы стали потом заниматься?

— Началась вся эта эпопея году в 1992-м, а где-то к 1997 году уже все кончилось — потому что больше нечего было переводить. Закончился Кинг, а других авторов покупали хуже. Потом директор издательства, который отвечал за все финансовые вопросы, разбился на машине. Без него уже никто ничего организовать не мог. Самарханов был человеком творческим, но никак не организатором. Довольно быстро «Кэдмэн» покатился под гору. Я стал искать работу, и тут Самарханов дал кому-то перевод книги рассказов Страуба. А человек взял аванс и исчез. Борис мне сказал: если найдешь его, забери себе заказ, вот и будет тебе работа. В 1990-х везде продавались краденые милицейские адресные базы данных жителей Москвы. Я такую купил и по ней этого человека нашел. Поехал к нему домой, какое-то время там дежурил, пока он не появился. Говорю: «Отдавай перевод!», и ему пришлось отдать. Это и была моя последняя работа в издательстве.

Самарханов потом продавал другим издательствам права на наши переводы. Вы спросите: как же так, ведь мы их не покупали? Но дело в том, что примерно к 1995 году мы поняли, что за них все-таки надо было платить. Тогда появились международные агентства, и мы стали с ними заключать договоры. Цены были божеские, поэтому у «Кэдмэна» появились права на переводы и издание, которые Самарханов потом и продавал — тому же «АСТ». Нам, конечно, ни копейки за это не платили, потому что нашему договору с «Кэдмэном» все права принадлежали издательству.

Сначала я мыкался по случайным заработкам, а потом с 1998 года стал плавно втекать в журналистику и несколько лет занимался ею. С 2006 года вернулся в издательское дело и работал в «Молодой гвардии», с которой сотрудничаю до сих пор.

— Расскажите про ваш перевод недавнего романа Кинга «Сказка».

— Кинг запретил издавать свои книги в России в 2022 году. Я читаю не все его романы — он довольно быстро пишет, но до многих добираюсь. И тут у него вышла «Сказка», я прочитал ее и захотел это произведение перевести. Чтобы не работать вхолостую, я стал разговаривать с разными издателями, не издадут ли они его. Они отвечали неопределенно. Я собрался и за месяц его перевел. Роман толстый, но мне интересно было тряхнуть стариной — не работал с произведениями Кинга уже лет тридцать.

В итоге перевод никто не захотел издавать, все побоялись. Это не 1990-е годы, сейчас всякие агентства — обладатели прав — держат руку на пульсе. В итоге я выложил итог своей работы в открытый доступ, чтобы люди его читали. Хотелось, чтобы те, кто не знает английского, могли ознакомиться с романом. Я решил, что он достоин внимания. К тому же было приятно снова обратиться к творчеству Кинга в качестве переводчика.

Источник: https://gorky.media/context/stiven-king-ne-uspeval-pisat-s-t...

Показать полностью 14

5 нон-фикшн книг, на которые стоит обратить внимание

Обряд перевода костей в иудаизм, настоящий граф Дракула, метафизическая связь восточного массажа с большим умом и другие интересности.

1. Юзеф Чапский. Про/чтение. Эссе

Российскому читателю Юзеф Чапский (1896–1993) известен в первую очередь как автор мемуаров о своем лагерном опыте («Старобельские рассказы», «На бесчеловечной земле»). В 1939 году офицер запаса польской армии был призван на фронт, попал в советский плен и чудом выжил в Катыни. В 1941 году Чапский вступил в армию генерала Андерса и занимался поиском пропавших польских офицеров. После войны он продолжал исследовать Катынский расстрел, стараясь спасти память сослуживцев от забвения. В коммунистическую Польшу по понятным причинам он вернуться не смог.

Сборник статей «Про/чтение» представляет Чапского с другой стороны: как выдающегося художника, тонкого эссеиста и интересного историка искусства. В книгу вошли главным образом тексты, посвященные литературе. Заметное место помимо польских авторов занимают портреты французских писателей — Пруста, Мориака, Валери; Франция стала для Чапского вторым домом. Кроме того, Чапский пишет о Ремизове, Достоевском, Розанове, Толстом — глубина и доброжелательность суждений человека, пострадавшего от советской власти, в отношении этих авторов может кого-то удивить. Но, пожалуй, главное, что подкупает в его текстах, безусловно важных для понимания путей польской культуры в XX веке, — это обаятельная открытость интонации и пылкость. Остается лишь посетовать, что в издании маловато комментариев, которые помогли бы лучше понимать контекст.

«Говорят, первые ученики Франциска Ассизского, нищие безграмотные монахи, в годы гражданских войн, вражеских набегов и разрушений прилежно и богобоязненно собирали то, что оставалось от книг, даже обрывки страниц, на которых было несколько предложений, потому что из букв на этих страницах можно было составить слово ИИСУС. Карпатские уланы на линии фронта из разбомбленного дома далеко в горах спасли старые французские журналы с дагеротипами, иллюстрирующими смерть Шопена и восстание шестьдесят третьего года. Подобно им и мы с той же нежной заботой должны собирать по миру осколки нашего наследия, собирать обрывки литературы и поэзии нашей, потому что из них можно составить слово ПОЛЬША».

2. Михаэль фон Альбрехт. Между музыкой и словесностью

Книга воспоминаний немецкого филолога-классика Михаэля фон Альбрехта (р. 1933) впечатляет по многим причинам, и на первом месте среди них то, что родившийся в семье русского немца Георга фон Альбрехта, который вынужденно эмигрировал в Германию в 1923 году, он умудрился приобрести и пронести через всю жизнь вторую, русскую идентичность — в мягко говоря не лучших для этого обстоятельствах.

Казалось бы, зачем крупному европейскому ученому (его фундаментальная и безо всяких преувеличений великолепная «История римской литературы» остается одним из наиболее широко признанных трудов по этой теме) трястись из-за русской культуры, от которой он был насильно отторгнут, однако в прежние времена на свет появлялось немало людей, чье целеполагание сегодня вызывает удивление и уважение, и в результате теперь мы можем ознакомиться с этими мемуарными заметками, написанными на прекрасном русском языке. В качестве характерного примера историй, во множестве рассыпанных по страницам книги, можно привести такую: как-то раз автору довелось присутствовать на столетнем юбилее Гадамера, который выслушал множество поздравительных речей, встал и произнес одну-единственную фразу: «Самое главное в человеческой жизни...» — однако конца ее Альбрехт не расслышал и поделился с читателями надеждой дожить до того же возраста и самому во всем разобраться. От души ему этого желаем.

«В конце второго года фотограф, приглашенный сделать снимок класса, увидав мои длинные черные волосы в полном беспорядке, взял гребенку и любезно предложил провести мне „красивый пробор, как у фюрера“. На что я огрызнулся: „Не хочу прически Гитлера“, чем сдуру навлек крайнюю опасность на родителей и бабушку. Фотограф пришел к нам домой и заявил, что донесет; папа с трудом успокоил его, купив вместо одного — десять снимков».

3. Руту Модан. Туннели

Отправились как-то женщина-археолог, еврей-ультраортодокс и палестинские контрабандисты на поиски Ковчега Завета. Цели у каждого из них разные: археолог хочет завершить раскопки, начатые ее отцом и прерванные первой интифадой, верующий гражданин готов на все, чтобы «спасти от Пелиштимлян» легендарную святыню, а палестинцам же вообще не до того, но у них есть инструменты и навыки проведения подземных работ там, где работать нельзя.

Как водится, за авантюрным сюжетом в графическом романе Руту Модан скрываются веселые и не очень веселые размышления о судьбе клочка земли, который можно было бы объехать за день на велосипеде, если бы не сложная система стен, блокпостов и арабо-еврейских, если можно так выразиться, отношений.

Руту Модан — большая оптимистка. Она верит, что даже на Ближнем Востоке возможны мир, дружба, любовь, а вражда и ненависть должны когда-нибудь себя исчерпать. При этом проблемы региона она не сводит к «палестинскому вопросу», указывая, что евреям хорошо бы разобраться и с внутренними израильскими противоречиями.

Визуально роман выдержан в развесело-«примитивном» стиле в духе журнала Mad, с которым довелось работать Руту Модан, или «Тинтина», с которым художницу неизменно сравнивают. Юмор соответствующий — местами на грани фола, местами не для слабонервных. Такой почерк делает особенно искренним общий посыл книги, который можно свести к простому императиву: «Будьте же вы людьми, все ж мы люди».

«— Если это останки иноверцев, их нельзя перезахоронять на еврейском кладбище.

— А как я это узнаю?

— Никак. Поэтому нужен обряд перевода костей в иудаизм».

4. Бен-Чхоль Хан. Метатеория развлечения. Деконструкция истории западной страсти

Актуальных философов можно для удобства разделить на две большие группы: одни создают философские селфи, другие — концептуальные дикпики. Ну а мы, благодарные читатели, их получаем и сосредоточенно исследуем.

Актуальный философ Бен-Чхоль Хан вырывается из этого круговорота информации, о которой не просили, занимая в «Метатеории развлечения» своего рода метапозицию, ухитряясь одним кадром сделать философское селфи, которое одновременно является концептуальным дикпиком.

В этой книге он прежде всего замахивается на Канта, комментируя, с одной стороны, его моральные императивы, которые, по мнению Бен-Чхоль Хана, не выдерживают схватки с мифологической повествовательностью развлечений, а с другой — на его же, Канта, критику способности суждения, сетуя, что немецкий философ отказывал развлечению в когнитивных способностях и будто специально не замечал метафизической связи между восточным массажем и большим умом.

Есть в этом скорбном труде и бес-ценные (un-wertvoll) наблюдения по поводу Хайдеггера:

«Книга — это свидетельство. Фильм, напротив, махинация. „Кувшин“ и „плуг“ указывают на происхождение. Они не „машины“. Радио и телевидение, напротив, ведут к бездомности. Хайдеггер конструирует собственный мир посредством слишком произвольного различия. Хайдеггеру не хватает как раз безмятежности перед лицом мира. Его язык как страсть в том смысле насильственен, что он работает очень выборочно и исключающе. Его язык не дружелюбен. Миру принадлежат не только цапля и олень, но и мышь, и Микки-Маус».

5. Курт Трептов. Влад III Дракула. Жизнь и эпоха настоящего графа Дракулы

В марте 2003 года суд румынского города Яссы признал американского историка, основателя «Центра румынских исследований» Курта Трептова виновным в растлении и насильственных действиях сексуального характера в отношении группы мальчиков и девочек в возрасте от 7 до 14 лет.

На суде Трептов признал себя виновным только в сексе с одной из потерпевших, которой на момент преступления было 13 лет. Подсудимый при этом заявил, что не знал о возрасте пострадавшей. Судья признал его виновным по двум доказанным эпизодам и приговорил ученого к семи годам лишения свободы.

Из тюрьмы Курт Трептов вышел в феврале 2007 года. На слушаниях по условно-досрочному освобождению адвокат сообщил, что в заключении его подзащитный написал книгу «Влад III Дракула. Жизнь и эпоха настоящего графа Дракулы», и попросил учесть это как общественно полезную работу. Ходатайство было удовлетворено, а теперь эта монография доступна и на русском языке.

«Коммунистическая историография создала образ Дракулы как классового героя, который изо всех сил пытался обуздать злобных бояр. Этот тезис повторялся так часто, что обычно воспринимается как нечто само собой разумеющееся, без понимания политических мотивов, его создавших. Именно по этой причине отношения между Владом III и его боярами должны быть пересмотрены — особенно в свете политических изменений в Румынии и Восточной Европе, которые освобождают этот вопрос от каких-либо идеологических ограничений».

Источник: https://gorky.media/reviews/ne-hochu-pricheski-gitlera-knigi...

Показать полностью 5

Что почитать из фантастики — 16 новых книг августа 2024-го

Последний месяц лета, похоже, получится довольно насыщенным в плане выхода интересных книг. Особенно фэнтезийных.

Тут и возвращение Лоис Макмастер Буджолд в шалионский сеттинг. И плутовское фэнтези Уолтера Йона Уильямса, мастера историй про обаятельных авантюристов. И ориентальная эпопея Девин Мэдсон. И мистический детектив Ксении Хан. И много чего ещё…

НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА

1. Роберт Сойер «Неандертальский параллакс. Люди»

Случайный портал между двумя параллельными мирами привёл к контакту разных цивилизаций — потомков кроманьонцев (то есть нашей) и неандертальцев. И если в первом романе «Гоминиды» в наш мир случайно попал один неандерталец, то во втором томе контакт принимает гораздо более масштабный характер.

Что нас ждёт: второй роман трилогии «Неандертальский параллакс» в лучших традициях достоверной НФ.

Издательство, серия: «Эксмо: Fanzon» / «Роберт Сойер. Образы будущего»

2. Александер Дарвин «Кровь гривара»

Далёкое будущее, возможно, даже не земное. Вместо того чтобы воевать по старинке, применяя оружие массового уничтожения, человечество решает споры в поединках профессиональных бойцов. Причём в таких битвах участвует лишь специально выведенная раса могучих воинов, которых называют гривары. Их готовят в Лицее, эдаком бойцовском Хогвартсе. Выросший в трущобах юный Сего упорно изучает методы и приёмы рукопашного боя, пытаясь стать лучшим…

Что нас ждёт: второй роман цикла «Кодекс Боя» про бойцов ММА будущего.

Издательства, серия: «Азбука», «Азбука-Аттикус» / «Звёзды новой фантастики»

3. Хао Цзинфан «Скитальцы»

В начале XXIII века человечество расколото — в результате жестокой войны более ста лет назад марсианская колония добилась независимости от Земли. Однако сейчас марсиане и земляне пытаются договориться по-хорошему. Группа марсиан отправляется на Землю, чтобы изучить культуру праматери человечества и познакомить недавних врагов со своими нравами и обычаями.

Что нас ждёт: внецикловый роман китайской писательницы, номинант Премии Артура Ч. Кларка.

Издательство, серия: «Эксмо: Fanzon» / «Звёздные короли. Мастера современной фантастики»

ФЭНТЕЗИ

4. Лоис Макмастер Буджолд «Пенрик и Дездемона. Книга 1»

Дворянин Пенрик кин Юральд случайно стал вместилищем демона, которого он назвал Дездемона. И теперь Пенрику придётся выполнять обязанности чародея ордена Бастарда — самого своенравного бога пантеона. Впрочем, Дездемона — демон довольно оригинальный, состоящий из десятка личностей. И Пенрику предстоит со всеми уживаться...

Что нас ждёт: четыре начальные повести цикла «Пенрик и Дездемона», примыкающего к романам условной Шалионской серии. Всего про Пенрика Буджолд написала семь повестей и один роман.

Издательство, серия: «АСТ: Neoclassic» / «Хроники Шалиона»

5. Девин Мэдсон «Мы воплотим богов»

Кульминация конфликта вокруг Империи наступает. И у каждого из героев свои цели.

Императрица Мико пытается стать истинным правителем, а не коронованной марионеткой. Рах э`Торин стремится вернуть потерянные земли своего народа. Кассандра просто хочет сохранить свою душу. А Лео Виллиус жаждет стать возрождённым богом… Кто добьётся своего, а кто потеряет всё?

Что нас ждёт: четвёртый роман цикла «Возрождённая империя», эпического ориентального фэнтези на основе истории средневековых Китая и Японии.

Издательство, серия: «Эксмо: Fanzon» / «Fanzon. Наш выбор»

6. Уолтер Йон Уильямс «Квиллифер»

Студент-юрист Квиллифер, очаровательный, безобидный и влюбчивый щёголь, внезапно и помимо воли оказывается в центре разнообразных приключений. Разбойник. Придворный интриган. Солдат. Какие только личины ему не приходится примерить. И самое удивительное, он вполне жизнеспособен и добивается успеха благодаря уму и толике везения...

Что нас ждёт: первый роман трилогии «Квиллифер», приключенческого фэнтези о герое поневоле.

Издательство, серия: «Эксмо: Fanzon» / «Fantasy World. Лучшая современная фэнтези»

7. Брайан Макклеллан «В тени молнии»

Аристократ Демир Граппо отказался от семьи, богатства и власти, отправившись в добровольное изгнание. Однако, узнав об убийстве матери, Демир возвращается, чтобы занять подобающее ему место во главе семьи. Ему придётся столкнуться с политическими кознями и раскрыть опасность, угрожающую Империи.

Что нас ждёт: заглавный роман и повесть «Монтего», входящие в цикл авантюрно-интриганского фэнтези «Божественное стекло». Больше в цикле произведений пока нет.

Издательство, серия: «Азбука», «Азбука-Аттикус» / «Звёзды новой фэнтези»

8. Ксения Хан «Лисы округа Хансон»

Полицейский детектив Кван Тэун расследует серию убийств, в процессе знакомясь с подозрительной девушкой по имени Шин Харин, которая оказывается… кумихо (оборотнем-лисой с девятью хвостами). Выясняется, что мифические существа живут и в современном мире — демоны, оборотни, мстительные духи.

Что нас ждёт: внецикловый роман на основе корейской мифологии от автора цикла «Дракон и Тигр».

Издательство, серия: «Эксмо: Черным-бело» / «Охотники за мирами»

9. Ханна Николь Мерер «Ассистентка Злодея»

Эви Сейдж позарез нужны деньги, поэтому она, скрепя сердце, становится ассистенткой местного Тёмного Властелина. Работа не сахар, хотя Злодей оказывается гораздо лучше, нежели его репутация. И вообще, герои в этом мире не столь добродетельные, так что ещё неизвестно, кто на самом-то деле настоящий злодей…

Что нас ждёт: первый роман одноимённой трилогии — комедийного ретеллинга «Красавицы и чудовища» в духе сериала «Офис».

Издательство, серия: «Эксмо» / «Ассистентка злодея. Бестселлер Ханны Николь Мерер»

МИСТИКА И ХОРРОР

10. Ричард Лаймон «Дом Зверя»

Спустя год после кровавых событий в городке Малкса-Поинт несколько людей вновь решают отправиться в таинственный Дом Зверя. Романтичные библиотекарши, автор хорроров и его ассистент, двое жаждущих оттянуться бывших морпехов… Им предстоит встреча со Зверем, и мало кто вернётся…

Что нас ждёт: второй роман одноимённого цикла, продолжение «Подвала», который стал визитной карточкой автора.

Издательство, серия: «Феникс» / «Архивы Лаймона»

11. Дэниел Краус «Леденцы со вкусом крови»

В канун Хэллоуина в полуразрушенном доме монстр вынашивает ужасный план, орудием которого должны стать трое неприкаянных подростков… В маленьком городке происходит серия жестоких убийств, и это не просто деяния маньяка — древнее зло вышло на охоту…

Что нас ждёт: два романа в жанре хоррор в традициях Стивена Кинга и Роберта Маккаммона.

Издательство, серия: «Феникс» / «Короли ночи»

12. Дэниел Чёрч «Во тьме безмолвной под холмом»

В горах в окрестностях занесённой снегом английской деревушки нашли мертвеца. И это только преддверие пришествия Живодёров, древних существ из забытых легенд. Под прикрытием снежной бури они уничтожают всё живое…

Что нас ждёт: внецикловый мистический хоррор британского писателя..

Издательство, серия: «Феникс» / «Короли ночи»

МАГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ

13. Владимир Березин «СНТ»

СНТ — так на указателях сокращают садовое некоммерческое товарищество, или просто «дачу», которая может быть и виллой в четыре этажа, и ветхой времянкой посреди огорода. В садовом товариществе не действуют городские законы, там возникает особое братство или лютая вражда. А ещё на даче возможно всё: в лесу бродят ожившие мертвецы, в подвале хранится магический предмет, а милые соседи выращивает тыквы, которые оказываются тюрьмой для человеческих душ...

Что нас ждёт: роман в рассказах известного прозаика и литературоведа, лауреата премий журнала «Новый мир», премии Стругацких, финалиста «Большой книги».

Издательство, серия: «Азбука», «Азбука-Аттикус» / «Азбука.Голоса»

ДЕТСКО-ЮНОШЕСКАЯ ФАНТАСТИКА

14. Эми Кауфман, Джей Кристофф «Сияние Авроры»

Команда 312, составленная из отбросов Космической Академии, оказалась на удивление эффективной в решении самых сложных задач. Но как так вышло, что за этими непутёвыми ребятами охотится чуть ли не половина Галактики? Приключения продолжаются — погони, разоблачения, ограбления, перестрелки… Скучать не придётся!

Что нас ждёт: второй роман цикла юношеской космооперы «Аврора».

Издательство, серия: «АСТ: Mainstream» / «Миры Джея Кристоффа»

ПУБЛИЦИСТИКА, АРТБУКИ

15. Сборник «Семь жизней Алехандро Ходоровски»

Сборник эссе разных авторов, где исследуются творческие начинания знаменитого творца. Детство в Чили. Несостоявшаяся попытка экранизации «Дюны». Обращение к комиксам и работа с Мёбиусом. Литературное творчество. И многое другое.

Что нас ждёт: иллюстрированная биография легендарного кинорежиссёра и автора комиксового цикла «Метабароны», которая содержит более двухсот фотографий и иллюстраций.

Издательство, серия: «Эксмо: Fanzon» / «Fanzon. Графический роман. От создателей Метабаронов»

16. «Досье “Провиденс”: К вопросу о генезисе лавкрафтианских химер»

Путеводитель по загадочным расам и жутким существам, которые были рождены фантазией «затворника из Провиденса» — главного основателя жанра хоррор Говарда Филлипса Лавкрафта. Книга приоткроет завесу тайны над мирами, которые порождены самыми жуткими ночными кошмарами.

Что нас ждёт: бестиарий по мирам Лавкрафта с иллюстрациями Виктории Хрусталёвой.

Издательство, серия: «Феникс» / «Хроники Некрономикона»

Источник: https://www.mirf.ru/book/chto-by-pochitat-iz-fantastiki-knij...

Показать полностью 17
7

5 нон-фикшн книг, на которые стоит обратить внимание

Золотой век детской книги, фильмы киноклассика Белы Тарры, лексикон русской лирики, Пушкин в 1830-х и воспоминания гитлерюгендовской пропагандистки.

1. Жак Рансьер. Бела Тарр: время после

Блестящее, неожиданно ясное и понятное эссе политического философа Жака Рансьера о всех фильмах Белы Тарра и киноискусстве вообще. В лентах венгерского режиссера, который, по собственному признанию, всю свою жизнь снимал один-единственный фильм, Рансьер обнаруживает зачатки того кинематографа, который еще не существовал, пока не существует, но которым должно быть это искусство по самой своей сути.

Это кино, которое не документирует, но передает реальность, не рассказывает историю, но упорядочивает поток бессмысленных деталей в попытке наделить их смыслом — абсолютным и самодостаточным.

Рансьер в своей критике обращает внимание на несколько распространенных мнений, ведущих к ошибочной, на его взгляд, трактовке сложного киноязыка Тарра. Одно из них — автор «Туринской лошади» пытается вернуть кинематограф к его немым истокам. В действительности, как справедливо указывает Рансьер, немое кино вовсе не было немым, оно, напротив, непрерывно говорило языком знаков. Тарр же уходит от этого языка, его картины наполнены ничего не выражающими взглядами и неподвижными телами (или, что одно и то же, водящими хороводы).

Другой крайне важный момент — не совсем верное считывание апокалиптических образов Тарра как реакции на крах социалистического строя. Режиссера, а вслед за ним и Рансьера в данном случае занимает не столько идеологическая составляющая конца коммунистической (анти)утопии, сколько последовавшая за ним смена онтологического регистра. Больше нет линейного времени, идущего вперед, к непрерывно отдаляющемуся, но неизменно светлому будущему. Отныне есть только последовательность материальных событий, набор вещей и ситуаций. Осталось ли здесь место времени? Таков главный вопрос, ответить на который способна только пленка, бегущая от монтажных ножниц.

«Дождливая и ветреная повседневность, каждодневный материальный упадок и умственное бездействие; обещание ускользнуть от их повторения, какую бы форму оно ни приняло (корыстные темные делишки, неожиданный аттракцион или идеальное сообщество),  —  этой простой канвы будет достаточно для развертывания радикального материализма зрелых фильмов Белы Тарра. Дьявол  — это движение, которое кружит по кругу. В счет идет не его урок отчаяния, а все те богатства света и движения, что кружатся вместе с ним».

2. Ирина Сурат. Лексикон русской лирики

В новой книге доктор филологических наук, выдающийся пушкинист Ирина Сурат читает стихи русских поэтов совершенно разных эпох и течений, объединяя их тематически. Если взглянуть на корпус избранных тем, выстраивается сам по себе поэтичный образ не только русской литературы, но и русской истории — общей (коллективной) и частной (локальной, индивидуальной): «Дерево», «Соловей», «Гроза. Буря. Туча», «Прогулка», «Ласточка», «Бабочка», «Август», «Бессонница», «Сон», «Голос женский», «Братья и сестры», «Бегство в Египет», «Голгофа» и, наконец, «Расстрел».

От главы к главе Ирина Сурат показывает не только интеллектуальное единство русской поэзии от Гаврилы Державина и Федора Глинки до Леонида Губанова и Ольги Седаковой, но и напоминает, как все-таки читать поэзию — через форму приближаясь к пониманию содержания и наоборот.

Почему, например, в известном восьмистишии Мандельштама бабочка вдруг стала мусульманкой? Потому что одиннадцать восьмистиший, неспроста объединенных в цикл, нужно читать именно как цикл со своей внутренней логикой, а не как набор самостоятельных вещей. Тогда обнаружится, что образ бабочек «с бесчисленным множеством глаз» возникает в другом месте, где речь идет о подкупольной росписи Айя-Софии — похожие на бабочек многоокие серафимы и в самом деле, очутившись не в христианском храме, но в мечети, стали походить на женщин в мусульманских одеяниях.

Скроенный из таких мельчайших наблюдений «Лексикон русской лирики» — хрустящее вафельное полотенце, которым так и хочется усердно растереть щеки иным интеллектуалам, неспособным сказать двух слов о том же Мандельштаме без десятка цитат из классиков шизоанализа.

«Расстрел — лишь один из видов государственного, узаконенного насилия, в советское время их было много разных, но именно расстрел стал поэтической темой, стал лаконичным символом огромного зла, которому противостоит поэзия как воплощение самой жизни. Это сформулировал в „Четвертой прозе“ Мандельштам, цитируя Есенина:

„...не расстреливал несчастных по темницам...

Вот символ веры, вот подлинный канон настоящего писателя, смертельного врага литературы“».

3. Мелита Машманн. Итог. Мой путь в гитлерюгенде

Пятнадцатилетняя Мелита Машманн вступила в женское крыло гитлерюгенда по собственной инициативе, семья была против, проявила на новом месте исключительное рвение и за 12 лет работы достигла в организации заметных позиций. В 1945 году ее интернировали, после денацификации Машманн работала журналисткой. Прошло еще почти два десятилетия, когда она решила написать о своем опыте автобиографическую книгу: жест тем более значимый и редкий, если учесть, что в ее поколении люди в основном предпочитали подобный опыт скрывать и забывать.

«Итог», опубликованный в 1963 году, выдержал в Германии восемь переизданий и считается классикой в жанре «злодей рассказывает о злодеяниях», хотя на фоне прочих пособников режима зло Машманн банальнее самой банальности (в качестве приложения в книге опубликована переписка автора с Ханной Арендт). По форме книга представляет собой послание еврейской подруге — этот прием выглядит почти надуманным, хотя подруга вполне реальна и автор была с ней очень близка в школьные годы.

В своей безыскусности этот мемуар о напрасной юности почти предстает примером литературы янг-эдалт; наивная открытость может даже раздражать и казаться способом себя извинить, что Машманн прекрасно осознает. Однако при прочтении чаще вспоминается строчка из текста, который не обращен ни к какому конкретному возрасту, а именно — молитвенная просьба «не ввести нас во искушение».

«После слушания мне на шею с плачем бросился один из заседателей. Старый человек был на грани психического истощения. Я думала, что он коммунист. На его вопрос, не говорила ли мне моя мама, что Хорст Вессель был сутенером, я ответила: „Моя мама вообще не знала, что такое сутенер“. Мне показалось, что с того момента он стал относиться ко мне как к классовому врагу — из-за моего буржуазного происхождения.

Этот мужчина, рискуя жизнью, прятал своего сына дезертира. В день, когда отец и сын радостно приветствовали вступивших американцев, парня убила шальная пуля из винтовки чернокожего солдата.

Пытаясь успокоить старика своими бессмысленными словами, я ощутила всю тяжесть политической беспомощности, в которую был ввергнут наш народ».

4. Виктор Есипов. Пушкин. Тридцатые годы

Все, кто увлекается Пушкиным, как и те, кто не увлекается им, вольно или невольно знакомы с подробностями его взаимоотношений с Николаем I, Бенкендорфом, Фаддеем Булгариным, а также в курсе, что Александр Сергеевич думал относительно польского вопроса и почему его стихотворение «Памятник» было напечатано гораздо позднее, чем было написано. Все это, однако, не отменяет того, что вникать в перипетии пушкинской биографии раз за разом не надоедает, особенно если они хорошо изложены, а речь идет о позднем периоде творчества поэта, в котором, как принято сегодня говорить, «не все так однозначно».

Новая книга известного литературоведа Виктора Михайловича Есипова, посвященная 1830-м годам, подкупает своим, так скажем, минимализмом: автор пишет просто и ясно, не зарывается в обсуждение аргументов других специалистов, даже по возможности избегает обращения к мемуарным источникам как не самым надежным и старается со всей отчетливостью показать окончательно сформировавшиеся к тому времени взгляды Пушкина, освободив эту тему от мифических напластований советского времени, когда наше все принято было до крайности революционизировать, в то время как само оно было, ничего не попишешь, консервативно-государственническим.

«Став женихом, Пушкин оказывается вовлеченным в новые проблемы. Дед его невесты, Афанасий Николаевич Гончаров, испытывая недостаток в средствах накануне замужества своей внучки, решил получить деньги за бронзовую статую Екатерины II, хранившуюся в принадлежавшей ему усадьбе Полотняный Завод. Статуя была приобретена его отцом Николаем Афанасьевичем в Берлине в честь посещения Полотняного Завода императрицей Екатериной II, случившегося в 1775 году. Не надеясь продать статую как произведение искусства, А. Н. Гончаров решил пустить статую в переплавку, чтобы потом выручить деньги хотя бы за бронзу, из которой была отлита скульптура. Для этого необходимо было разрешение царя. И дед Натальи Николаевны попросил будущего зятя получить такое разрешение, рассчитывая на его связи при дворе».

5. Дмитрий Фомин. Золотой век детской книги

Оценить все великолепие этого издания можно только взяв его в руки: иллюстративный материал занимает в нем едва ли не больше места, чем тексты статей, что особенно ценно, поскольку большинства детских книжек, о которых идет речь в статьях Дмитрия Фомина, никому из нас с вами полистать не доведется. Работа автором была проделана впечатляющая — наследию раннесоветских книжных художников-оформителей и их шедеврам до сих пор уделяется недостаточно внимания, а изучение его держится на энтузиазме немногих.

Все статьи Фомина посвящены отдельным художникам (Конашевич, Лебедев) и художественным объединениям, кроме одного большого очерка, в котором рассматриваются ранние годы журнала «Мурзилка». Основной мотив автора — понять, как все это вообще стало возможным, поскольку даже на общем фоне послереволюционного авангардистского взрыва детская книга выделяется особым буйством идей, фантазий и красок.

«Стоит отметить, что к выбору литературного материала плодовитый иллюстратор [Конашевич] подходил достаточно щепетильно, никогда не брался за оформление произведений, совершенно чуждых его вкусам и взглядам. Как явствует из самых откровенных и доверительных писем, он был невысокого мнения о советской литературе в целом: „Так забыто или так старательно замалчивается то, что писатель вовсе не тот, кто красно и складно пишет, обо всем сумеет рассказать, а тот, кому есть что сказать, сказать свое, никем не увиденное. За то мы и ценим Гоголей и Толстых, что они нам открыли глаза на мир, помогали нам заглянуть в будущее (не политическое, конечно, а человеческое). А нынче писатели пишут о том, что мы и без них, из газет знаем. Пишут не для нас, а для высокого начальства и комитета по Сталинским премиям. Пусть их там и читают“».

Источник: https://gorky.media/reviews/dyavol-eto-dvizhenie-kotoroe-kru...

Показать полностью 5
8

Вышел двухтомник «Полари. Янмэйская охота» Романа Суржикова

Вышел четвёртый двухтомник из цикла «Полари» Романа Суржикова — "Янмэйская охота". Это официальное издание цикла силами Лаборатории Фантастики в содружестве с автором.

Об издании:

Роман Суржиков. Полари. Книга IV. Янмэйская охота. Том I и II

Издательство: Планета Земля: Лаборатория фантастики, 2024 год, 500 экз.
Формат: 60x90/16, твёрдая обложка, 1200 стр.
ISBN: 978-5-6051465-2-0, 978-5-6051465-3-7
Серия: Полари

Иллюстрация на обложке А. Провоторова; внутренние иллюстрации Д. Алексеева, О. Бабкина, А. Немова. В онлайн-дополнении (со страниц доступно по QR-коды) представлены иллюстрации Священных Предметов мира Полари (илл. Д. Алексеева) с описанием от автора. В первом томе 588 страниц, во втором — 612. Разделение внутренних иллюстраций по художникам идёт согласно сюжетным линиям книги. Всего в издании ~60 иллюстраций.

Аннотация:

Будущее всей империи зависит от ответа на единственный вопрос: кто Кукловод? Тот, кому удастся поймать злодея, получит славу, власть и кое-что ещё, превосходящее любые мечты. Теперь не только Агата, но и Янмэй выходит на охоту.

Содержание:

  • Священные Предметы мира Полари (QR-ссылка на онлайн-дополнение)

  • Врата доверия (интерлюдия)

  • Глас Зимы (интерлюдия)

  • Хочу пони (интерлюдия)

  • Янмэйская охота (роман)

PS: Немного предыстории и информации. Договор с автором на издание цикла Полари был заключен в августе 2021 года. Тогда же и куплены права на N-ный тираж. После событий февраля 2022 года стали невозможными ни товарные, ни финансовые отношения. А по договору нужно было отправлять авторские экземпляры книг. Тогда мы пришли к решению, что автору отправляются файлы (макеты, обложки, форзацы и пр) и автор сам по ним печатает книги у себя. Так, по соглашению сторон, договор исполняется в полном объёме, без взаиморасчётов и физической отправки книг.

Показать полностью 25
3

5 книг, на которые стоит обратить внимание

Латиноязычные видения в переводе Бориса Ярхо; монография о том, как американцы устроили шоу в зарождающейся Стране Советов; очередная, но толковая история будущего; роман, от которого в России все диву давались еще в XVIII веке; и отмечающий столетие «Бунт».

1. Средневековые видения от VI по XII век

Средневековые видения — жанр церковно-латинской литературы, процветавший в те века, с литературой которых широкий читатель практически незнаком по вполне объективным причинам, а не из-за лености и нелюбопытства: читать такое сложно и не вполне понятно зачем. Видения в этом смысле выгодно отличаются от многих древних текстов тем, что эта почтенная традиция, укрепившаяся в европейской культуре благодаря «Божественной комедии» Данте, но не только, при всей своей дидактичности гораздо проще для восприятия. Галлюцинаторный опыт различных людей, которые сами не могли облечь его в надлежащую форму, обрабатывали образованные люди, а сам материал их со всевозможными чертями, ангелами, огненными пропастями и запредельного размера сияющими горами в силу его образной конкретности вполне привлекателен.

Данное издание представляет собой публикацию архивной рукописи, подготовленной Борисом Ярхо (переводы видений плюс комментарии к ним) в конце 1910-х годов, но так и не увидевшей свет тогда, когда эти тревожные апокалиптические тексты максимально соответствовали происходившему вокруг. Впрочем, и в наши дни они по понятным причинам наверняка найдут отклик во многих душах.

«Предшествуемая ангелом, пошла она по длинной, извилистой и очень трудной дороге. Совершив путь во мраке и очень утомившись, увидела она невдалеке от них зверя величины невероятной и ужаса невыносимого. Зверь тот громадою своею превосходил все горы, какие она когда-либо видела. Глаза же его подобны были холмам огненным; а пасть была раскрыта и широко разинута и, казалось ей, могла вместить девять тысяч мужей вооруженных. Во рту у него помещались два нахлебника, весьма различно расположенные: у одного голова была обращена кверху, к верхним зубам означенного зверя, а ноги книзу, к нижним (зубам); у другого же голова была внизу, а ноги наверху, у верхних зубов. Так они стояли, подобно столпам, в пасти его и разделяли пасть эту на нечто вроде трех ворот. Из пасти извергался огонь неугасимый, разделенный натрое этими тремя воротами, и осужденные души должны были входить навстречу этому огню. Ни с чем не сравнимое зловоние исходило изо рта его, а также плач и рыдание множества (душ) доносились через рот из чрева его, и неудивительно, ибо там помещались многие тысячи мужей и жен, терпящих свирепые муки».

2. Бертран Патенод. Большое шоу в стране большевиков. Деятельность Американской администрации помощи в Советской России во время голода 1921 года

В 1921 году на Советскую Россию обрушился чудовищный голод. Соединенные Штаты Америки деятельно отреагировали на эту трагедию: была организована работа Американской администрации помощи, которая вела масштабную кампанию спасения. Невозможно посчитать, сколько жизней сохранились благодаря этому вмешательству, достаточно лишь упомянуть, что к лету 1922 года американские кухни ежедневно кормили около одиннадцати миллионов советских граждан. Сегодня об этом жесте доброй воли мало кто вспоминает.

Книга является исчерпывающим изложением деятельности АРА и читается как эпический роман — довольно душераздирающий, но в общем и целом скорее духоподъемный. Автор изучил все доступные архивы ― от коллекций документов самой АРА и государственных хранилищ до личных собраний, включающих дневники, письма и мемуары сотрудников организации. Первая часть описывает обстоятельства катастрофы и помощь пострадавшим. Дальнейшие главы посвящены историям спасателей и их подопечных, конфронтации между американскими посланниками и большевиками и, наконец, культурному сотрудничеству между двумя сторонами.

«Один сотрудник АРА сказал мне, что в прошлую зиму, когда он только приехал, его взбесило, что тысячи детей засунуты в грязные здания, практически без одежды, немытые, покрытые паразитами, без отопления, без еды. Но больше всего его встревожило, что после того, как их помыли, накормили и хотя бы частично одели, дети часами, нет, целыми днями сидели на краю кровати, закрыв лицо руками, безразличные, в них не было ни духа, ни жизни, чтобы обращать на что-то внимание или играть... Это было чересчур».

3. Роб Данн. С нами или без нас. Естественная история будущего

Судя по названию и аннотации, от книги можно ждать очередного описания планетарных бед, которые навлекает на себя возгордившееся человечество, и в некотором смысле о них тоже пойдет речь. Однако основная тема книги — это биологические законы, которые управляют неподвластной людям жизнью, и если последние их игнорируют, то тем хуже для последних.

Некоторые из этих законов — вроде естественного отбора — самоочевидны; его действие Данн иллюстрирует на примере повышения резистентности микробов к антибиотикам, которая способна изменить медицинскую картину ближайшего будущего. Другие законы — вроде закона зависимости — менее очевидны («Чтобы выживать и процветать, нам требуются сотни, а возможно, и тысячи разнообразных биологических видов, живущих внутри и снаружи наших тел. И в этом мы вполне заурядны, ибо все виды животных зависят от других видов»), но автор иллюстрирует их неизменно доходчивыми примерами (в данном случае передачей материнской микробиоты младенцу при «нормальном» рождении). Книга вообще блещет яркими кейсами, но при этом не сваливается в сборник анкедотов, а тянет на доступно написанный учебник по экологии.

«Предположим, люди обеспечили себе возможность колонизировать Марс. Среди обсуждаемых вариантов покорения этой планеты выделяются две главные линии. В рамках одной мы колонизируем Марс, закладывая на нем нечто вроде гигантской космической станции. В контексте другой — мы колонизируем Марс, пытаясь с помощью разнообразных микробов воссоздать на нем атмосферу, близкую к земной. Для человечества оба сценария сродни перерождению или, по крайней мере, линьке. Ведь они требуют, чтобы мы захватили на новую планету все необходимые для нашего выживания биологические виды. Эта задача намного труднее любой другой, с какими сталкиваются те или иные виды на Земле. Когда матка муравьев — листорезов улетает, чтобы основать новую колонию, она берет с собой грибок, который ее потомки будут лелеять на собираемых ими листьях; обратим внимание, что ей не приходится брать с собой сами растения, на которых эти листья растут. А вот нам придется взять с собой и растения, и много чего еще».

4. Поль Тальман. Езда в остров любви. Панегирик, или Слово похвальное

Французский аббат Поль Тальман даже не подозревал, каким эхом отзовется его необязательный труд в далекой России через половину с четвертью века после публикации на исторической родине. Без «Езды в остров любви» не представить русского сентиментализма. Без русского сентиментализма можно представить русский романтизм (но не нужно), а без русского романтизма уж точно никак не родился бы русский реализм, а затем русский фашизм, погромы и тому подобные эксцессы, никак в естественных условиях не свойственные русскому народу. В общем, во всем виноват француз Тельман.

Но мы его за это не виним.

Злые шутки злыми шутками, а книга и правда своевременная, несмотря на вроде бы анахронизм. Казалось бы, зачем в 2024 году читать перевод романа XVII века, выполненный оплеванным современниками Тредиаковским? Отвечает замечательный автор замечательного послесловия Кирилл Осповат:

«Аллегория эротических практик совпадает здесь с описанием моделей общительности и специфического, галантно-абсолютистского политического консенсуса. „Ярость“ и „смятение“ — оно же политическая смута, troubles — уступают место монархии, которая отменяет действие „жестоких законов“ (самодержец им неподвластен) и вместо того предлагает подданным „радость“ и „любовь“ как новые основания общественного порядка. Его воплощает персонификация Любви как „царицы сердец“: в этой формуле эротическая любовь понимается как отношения господства (и, точнее, — господства женщин над мужчинами), а царская власть обосновывается любовью подданных, понятой как политический принцип. В отличие от традиционного христианского и республиканского морализма Фенелона и Щербатова галантный абсолютизм предлагает подданным свободу личных наслаждений, роскошей, в обмен на упразднение законов:

Все роскоши здесь многи,
всем свободны дороги».

5. Владислав Реймонт. Бунт. Сказка

В 1924 году Владислав Станислав Реймонт получил Нобелевскую премию по литературе, а год спустя умер. Затем случилось немало событий, которые лучше бы не случались, и он их, слава богу, не увидел.

А если б увидел, то поразился бы тому, как точно он все предсказал — будто речь шла не про общечеловеческие вещи и жизни, а про исход футбольного матча между «Легией» и «Лехом». В свои чудовищные предсказания поляк Реймонт втягивает животных: вождем пролетариата здесь оказывается пес Рекс, поднимающий кровавое восстание. К нему прислушиваются всевозможные свиньи и даже ласточки. Речи его верны, правдивы, но приводят к еще большему кошмару, чем могли себе представить звери, рожденные на убой.

В этому году «Бунту» исполнилось ровно сто лет. Читается эта предтеча «Фермы» Джорджа Оруэлла как книга не менее реакционная и, увы, во многом справедливая.

«Что же ждало их дальше? Бедность, голод и смерть. Они ведь уже выглядели как скелеты, обтянутые ободранной обвисшей шкурой, едва держащиеся на ногах. Смертельная усталость и апатия валили тысячи из них на землю, так что они предпочитали сдохнуть с голоду, чем вновь заниматься поисками скудного пропитания. Протяжные стоны умирающих раздавались днем и ночью. Табуны редели с поразительной быстротой. Передох весь молодняк. Одни волки ведали, куда так быстро пропали овцы. И свиней оставалось немного. А сколько погибло рогатых — не сосчитать, и количество их таяло с той же быстротой, с которой гасли в них надежды на лучшее».

Источник: https://gorky.media/reviews/i-svinej-ostavalos-nemnogo-knigi...

Показать полностью 5
Отличная работа, все прочитано!