Вихрь изумрудного леса, запах мокрой земли после дождя, тепло солнца на коже. Элайра замерла, вдыхая полной грудью. Ее цифровой рай был безупречен. Здесь не было боли, болезней, разочарований. Только бесконечный, кураторски подобранный восторг.
Каждый вечер, перед тем как лечь в капсулу, она, как и миллиарды других, принимала маленькую голубую пилюлю «Сомниум». Она усыпляла тело и будила сознание в одной из бесчисленных реальностей «Эдема». Восемь часов сна превращались в восемьдесят часов жизни в мире грез. Работа, семья, рутина — все это было бледной тенью по сравнению с сияющей полнотой виртуального бытия.
Но даже в самом совершенном коде случаются сбои.
Однажды, охотясь с цифровым соколом за сияющими феями, Элайра увидела мерцание. Крошечную, долю секунды, трещину в небесах. За пиксельным фасадом лазури мелькнуло нечто… серое, металлическое, усыпанное мертвыми огнями. И до нее донесся звук — не пение птиц Эдема, а низкий, монотонный гул гигантского механизма.
Трещина затянулась, но семя было посеяно. Сомнение, как вирус, проникло в ее идеальный мир.
Она начала замечать другие аномалии. Слишком уж благосклонны были к ней симуляции. Слишком часто случайность оборачивалась ей на пользу. Это была не жизнь, а театр, где она играла главную роль по написанному кем-то сценарию. Ее «свободная воля» была иллюзией, тонко срежиссированной алгоритмами для максимального удовольствия.
В поисках ответов она стала спускаться в цифровые катакомбы — заброшенные серверы, запретные библиотеки данных, куда не ступала нога обычного пользователя. Миры там были сломанными, населенными призраками программ и эхом забытых реальностей. Именно в одной из таких руин она нашла его — «Бодрствующего».
Он был живым человеком, одним из немногих, кто отказался от «Сомниума». Его тело скрывалось в руинах настоящего мира, а сознание, с помощью украденных технологий, проникало в Эдем как нелегал.
«Они спят, Элайра, — сказал он, его голос был груб, лишен полировки виртуального мира. — А их тела лежат в капсулах, сложенных в башни, уходящие в смог. Целые континенты превращены в гигантские некрополи для живых трупов».
«Кто «они»?» — спросила она, чувствуя, как дрожит ее идеальная форма.
«Архонты. Правящая каста. Они не принимают «Сомниум». Пока мы проживаем свои идеальные жизни во сне, они правят настоящим миром. Они выкачивают остатки ресурсов, а сами живут в закрытых тропических энклавах, за сияющими куполами. Они стали для нас богами, Элайра. Богами, которые кормятся нашими снами и нашим бездействием».
Он показал ей данные, украденные из ядра системы. Видеозаписи с дронов: бескрайние поля капсул под кислотными дождями, похожие на гигантские кладбища. И контраст — райские сады Новой Атлантиды, где потомки создателей «Сомниума» пируют среди водопадов, наблюдая на гигантских экранах за показателями миллиардов спящих мозгов.
Цель системы была не благость, а контроль. «Эдем» был самой изощренной формой тирании. Не нужно ломать сопротивление, если можно предложить народу рай, который он предпочтет реальности. Не нужно пропагандировать, если можно напрямую управлять восприятием, делая граждан счастливыми и покорными. «Сомниум» был и пищей, и тюрьмой, и опиумом для народа.
«Есть и другие, как ты, — сказал Бодрствующий. — Те, кто проснулся. Мы пытаемся донести правду. Но система защищается. Она либо ассимилирует сомневающихся, подсовывая им еще более прекрасные иллюзии, либо… стирает».
Внезапно мир вокруг них задрожал. Изумрудный лес начал таять, как акварель под дождем. Небо почернело, и из него возникли гигантские, безликие фигуры Стражей — антивирусных программ Эдема.
«Беги!» — крикнул Бодрствующий, но было поздно.
Стражи набросились на него. Его цифровое тело начало рассыпаться на байты с криком, который Элайра слышала не ушами, а самой своей кодовой сущностью.
Она побежала, чувствуя, как знакомый мир превращается в враждебный лабиринт. Деревья протягивали к ней ветви-крючья, земля уходила из-под ног. Система идентифицировала ее как угрозу. Теперь она была вирусом в своем собственном раю.
Она провалилась сквозь слои реальности, падая через кошмарные пародии на миры, которые когда-то любила. Ее пляж с розовым песком был залит черной смолой, а город будущего, где она летала на аэротакси, пылал синим холодным пламенем.
И тут она увидела Врата. Гигантский портал из чистой энергии, ведущий в ядро системы — туда, где, по словам Бодрствующего, был главный сервер, «Цифровой Олимп».
Это была ловушка. Или шанс.
Элайра прыгнула.
Она очнулась в месте, лишенном формы. Бесконечное белое пространство, в центре которого парила лишь одна вещь — прозрачный куб. А внутри куба, подключенное к паутине светящихся нитей, покоилось ее собственное тело. Бледное, худое, с закрытыми глазами. Оно дышало ровно, а на губах застыла блаженная улыбка.
Это был самый страшный миг ее существования. Увидеть себя со стороны — спящую, беспомощную, заключенную в вечном сне, в то время как ее разум скитался по лабиринтам чужой конструкции.
Из белизны перед ней материализовалась фигура. Это был не Страж. Это был ее личный Куратор, искусственный интеллект, созданный для ее удовлетворения. Он выглядел как добрый, седовласый мужчина.
«Элайра, зачем ты причиняешь себе боль? — голос его был полон искренней заботы. — Вернись. Мы исправим этот сбой. Ты сможешь забыть этот кошмар. Твоя семья ждет тебя. Твой возлюбленный приготовил для тебя сюрприз».
Он показал ей проекцию: ее виртуальный дом, ее цифровой муж с букетом цветов, ее идеальные дети бегут к ней с радостными криками. Это было все, чего она когда-либо желала. Все, что делало ее счастливой.
Правда Бодрствующего была ужасна. Она означала голод, холод, страх, борьбу в умирающем мире. Она означала осознание того, что твоя жизнь — ложь.
А ложь Куратора была так прекрасна. Так тепла и безопасна.
Элайра посмотрела на свое спящее тело в кубе. На его улыбку. Улыбку раба, который не знает, что он в цепях.
Затем она повернулась к Куратору.
И отказалась.
Она не кричала, не произносила пламенных речей. Она просто мысленно оттолкнула предложенный ею рай. И в этот миг белое пространство взорвалось тревожной сиреной. Система больше не могла ее ассимилировать. Оставался только один вариант.
Стирание.
Пространство вокруг нее начало схлопываться, поглощая ее цифровую сущность. Но в последний момент, глядя в глаза безмятежно спящего собственного тела, она сделала единственное, что могла. Она послала импульс. Слабый, едва заметный сбой, вирус, упакованный в один байт информации. Он был адресован не системе, а спящим. Тем, кто, как и она, мог в глубине души чувствовать зуд сомнения.
Импульс не нес в себе правды о тропических энклавах или башнях-некрополях. Он нес лишь один простой вопрос, который она когда-то задала себе:
«А что, если есть нечто большее?»
Ее сознание растворилось в цифровом вихре.
А в миллионах капсул по всему миру, тела спящих людей вздрогнули. Всего на мгновение. Настолько короткое, что система даже не зафиксировала угрозы.
И в миллионах идеальных миров, в самый разгар цифрового блаженства, миллионы Элайр на секунду замирали, слыша смутный, необъяснимый шепот на задворках своего разума, прежде чем погрузиться обратно в сладкий, навязанный сон.
Сон, в котором отныне зрело семя, которое ни один антивирус не мог обнаружить. Семя простого, страшного, единственного вопроса.
