darkraccoon

Я наверное живу в другой реальности. Может Эрнест Рудяк действительно голодает.

Владелец торгового центра «Атриум» Эрнест Рудяк рассказал Forbes о том, как государство забыло о торговых центрах, почему уже в мае могут быть заблокированы счета компании и когда люди вернутся в магазины
Юлия Титова, 20 апреля 2020
Торговые центры не включили ни в список системообразующих компаний, ни в перечень наиболее пострадавших отраслей. Такое ощущение, что про нас просто забыли.

«Я не знаю, что делать»
У чиновников есть мнение, что мы сидим на потоке денег и капризничаем. Видно, такое отношение к нам сформировалось из-за специфики бизнеса. На первый взгляд кажется, что сдача центров в аренду — это очень легкий бизнес. Порой, когда я рассказываю о том, что я владелец «Атриума», мне отвечают: «А, на аренде сидишь». Но никто не учитывает, сколько приходится тратить ресурсов на модернизацию, поддержку и увеличение трафика, привлечение лучших арендаторов.

Так как торговый центр постоянно приносил денежный поток даже в кризис 2014 года, мы не формировали серьезной финансовой подушки. Ведь никто не мог предположить, что в один день вся работа будет практически парализована. Если до кризиса у нас был трафик 40 000-45 000 человек в будний день и 55 000-60 000 в выходной, то к концу марта он снизился до 18 000 человек, а после ввода режима строгой самоизоляции — 150-300 человек в день. В «Атриуме» продолжает работать «Перекресток» на минус первом этаже, салон сотовой связи и оптика. Это все.

Если май пройдет в таком же режиме, как и апрель, то наши небольшие финансовые запасы быстро истощатся, и я просто не знаю, что мне делать. Конец апреля — самый тяжелый месяц, так как он несет с собой три квартальных платежа, по которым у нас нет никаких льгот от государства. Это налог на прибыль, который компании выплачивают авансом за будущий квартал, налог на имущество и плата за аренду земельного участка.

Эти три платежа съедят всю нашу подушку. Я надеюсь, что в апреле мы соберем от аренды 10% от среднего ежемесячного показателя за 2019 год. Но этого хватит лишь на то, чтобы выплатить зарплату сотрудникам в мае. Я хочу отметить, что никого из 420 сотрудников мы не увольняли и всем сохранили зарплату в полном виде. Эти сборы покроют лишь 15% платежей, которые нам нужно сделать в конце апреля. Если государство не пойдет нам навстречу и не перенесет налоговые платежи, то до 6 мая налоговая имеет право заблокировать счета компании и списать деньги. Тогда наступит коллапс.

У нас есть обязательства перед банками, перед контрагентами и перед сотрудниками. Сбербанк, у которого мы кредитуемся, ведет себя очень по-партнерски. Представители банка выслушали наши просьбы, вникли в ситуацию и перенесли платеж, который должен был быть в июне, на конец срока кредита. Я думаю, что Сбербанк прекрасно понимает, что он выдавал кредит профессионалам, которые управляют бизнесом лучше банкиров, и банк не ставит перед собой цель скопить на балансе непрофильные активы из-за дефолта по процентам.

«Некоторые арендаторы не выдержат кризиса»
Есть мнение, что после отмены строгого режима самоизоляции восстановление экономики будет легким и быстрым. Но это вовсе не соответствует действительности, особенно в отношении торговых центров. Я боюсь, что мы вернемся к показателям начала 2020 года только к концу 2022 — началу 2023 года. Почему восстановление будет медленным? Во-первых, некоторые арендаторы не выдержат этого кризиса и не откроются после окончания нерабочего месяца. В торговом центре образуется пустое помещение, уйдет погода-год на поиск клиента, который готов инвестировать в реконструкцию площади под свой бренд. Также скажется глобальное падение индустрии fast- и high-fashion — миллионы людей уволены, некоторые марки могут уйти из России, если для них присутствие будет нерентабельным.

Во-вторых, я подозреваю, что после возвращения к нормальной жизни поведение людей претерпит изменения — они долгое время будут с опасением ходить в кинотеатры, ездить в общественном транспорте, посещать магазины. Возможно, первое время клиенты будут интенсивнее заказывать вещи онлайн, на который до этого приходилось 3-5% от покупок. Также есть риск, что Роспотребнадзор введет ограничения на расстояния между столиками в ресторанах и оставит разметку в магазинах для покупателей в 1,5 м. А экономика многих ресторанов и магазинов сходится только при определенном количестве клиентского потока.

Нельзя даже сказать, что нам перекрыли воздух. У меня сейчас ощущение, словно у поезда, мчащегося со скоростью 320 км/ч, нажали стоп-кран, пассажиры от резкого торможения переломали руки, нос, ноги — а когда поезд поедет, скажут — вставайте, все хорошо! Но сколько людей пострадает от пандемии на самом деле, мы увидим только через месяцы.

https://forbes-ru.turbopages.org/s/forbes.ru/biznes/398475-d...

Осторожно мат!!!

Понадобилась мне справка о том где я прописан, зачем не помню уже может паспорт менять, может еще зачем. Поплелся я в паспортный стол, думал все будет легко и просто, я же тут всю жизнь живу, ага сейчас…

Пришел, отстоял ОЧЕРЕДЬ. Захожу к тете, отдаю паспорт, мне справочка такая нужна.
Тетя посмотрела паспорт, пошуршала там, поскребла тут. Закрыла окошко, молча ушла. Пришла в сопровождение еще одной тети, стоят молчат и смотрят на меня. Я естественно напрягся, в чем дело говорю многоуважаемые?
- А вы где были 5 лет?
- Медведей в тайге ебал. В армии служил.
- А чего так долго?
- На второй год, блядь оставили. Контракт у меня, прапорщик я. И в конце концов вот штамп о прописке в паспорте.
- А вот и нет у тебя в паспорте штампа, сказала вторая тетя и с ловкостью Фокуса Покуса шлепнула мне в паспорт штамп о выписке и отдала его мне.
Я честно говоря знатно припух от сложившейся ситуации, нормально за справочкой сходил. Теперь я получается я бомж.
Дамы, а чего теперь делать?
- Езжай в военкомат, там тебе должны штамп поставить что ты встал на учёт, потом будем дальше разбираться. Прямо сейчас езжай, у них сейчас приёмные часы.
Забежал домой, схватил военник. Добрался до военкомата, у дежурного на воротах узнал куда идти. Поднялся, захожу в кабинет. Сидят тети делают вид что работают.
- Здравствуйте. Мне бы штампик в паспорте поставить, что я на учёт встал. Вот паспорт, вот военный билет.
Забрали военный билет, сказали ждать в коридоре. Через полчаса вызвали в кабинет. И началось шоу.
- По нашим данным вы не служили и являетесь уклонистом. Военный билет подделка. Сейчас вас заведут личное дело, сопроводят на мед.комиссию и по результатам поедите служить.
У меня ШОК. Как такое может быть? Я же служил.
Что-то говорю, мямлю пытаюсь доказать. Ступор, все в пелене.
И тут чувствую за рукав дергают, стоит боец, дергает меня за рукав и что-то говорит.
-Пошли долг родине отдавать, бегунок.
И планка рухнула)) Я вспомнил что служил не детском саду и хоть и в отставке, но прапорщик и рядовые не должны дергать меня за рукав.
Что я орал я не помню, но орал я хорошо поставленным командирским голосом. Боец сбледнул и свалил за дверь, тетки сидели с выражением ужаса на лица.
Прервал мое сольное выступление окрик: «Отставить! Что происходит?»
Поворачиваюсь стоит подпол который меня в армию.
- Тащ полковник разрешите обратиться?
- Обращайтесь.
- Тащ. полковник в веренном Вам подразделении творится хуйня. Вкратце рассказываю свою ситуацию.
- Тащ. полковник с какого хуя банька сгорела? Вы меня сами отправляли в армию, а теперь Ваши козы вислоухие говорят, что я не служил!
Он молча взял мой военник, полистал. Взял трубку, позвонил куда-то. Поговорил.
- Такая такая-то Вы его ВУС (военно-учётную специальность смотрели)? У них личные дела отдельно хранятся. Поставьте ему отметку в паспорт.
И выходя из кабинета сказал мне «Извини, бардак».
Вопросов ко мне больше не было.
Вот так я и не служил.
Извините за ошибки и опечатки, пишу с телефона.
Текст сумбурный, но я не писатель.
Пост по просьбе @bqelepd

Генерал-полковник Владимир Рубан уже больше трех месяцев занимается освобождением людей, попавших в плен на востоке Украины. Недавно он основал специальный центр, куда могут обращаться все, чьи близкие оказались в заложниках.

Рубан для многих уже стал легендой. Он единственный в Украине профессиональный переговорщик, которым, поговаривают, восхищается сам "Бес" – горловский командир боевиков ДНР Игорь Безлер.
Именно Рубану удалось договориться об улучшении условий содержания, а затем вытащить из плена 17 человек – военных из 72-й и 25-й бригад и нескольких гражданских, в том числе Василия Будика, которого Безлер в мае показательно "расстреливал".

Генерал Рубан редко улыбается. Он похож на человека, у которого стальные нервы и безупречная выдержка. Его невозможно расколоть. Кажется, будто в голове у него выстроен план на много шагов вперед, и каждый его ответ – это лишь верхушка айсберга.

Корреспондент "Украинской правды" поговорила с генералом о том, что происходит с задержанными в плену, гуманности выкупа и о том, кто воюет на территории востока Украины.

– Сколько людей вы уже освободили?

– Больше ста. Мы перестали считать после сотого.

– А сколько вам поступает звонков в день от людей, которые ищут пропавших?

– Около трехсот.

– Вы сами на них отвечаете?

– Нет, у нас есть отдел, где специалисты на них отвечают. Раньше у нас освобождением заложников занимался Офицерский корпус – десять человек, которые накапливали информацию, – но не было системности.

– Какова сейчас ваша роль в этой структуре? Я знаю, что вы единственный профессиональный переговорщик, и на вас все держится. С вас, собственно, все началось. Как это будет работать теперь?

– Так же и будет работать. Я возглавляю этот центр.

– Но ведь все держится на вашем авторитете?..

– Нет другого способа там, за линией фронта. Все держится действительно на человеческом авторитете. Если человек держит слово, с ним работают. Если не держит, – выказывают недоверие.

– Те люди, которые с вами в центре работают, – им там доверяют? Они работают автономно?

– Нет. Каждые переговоры провожу я лично. Есть ключевое слово-пароль, после которого считается, что мы пожали руки – и теперь начинается работа. Это слово офицера. Если я даю слово офицера, значит, мы уже договорились. Та сторона знает, что я и офицеры сделают все возможное, чтобы слово сдержать. Мы так и делаем, независимо от обстоятельств. Слово нарушить мы не можем.

– Это же огромный объем работы. А в последнее время ведь стало больше пленных...

– Да, намного больше. Но теперь уже работу ведет и администрация президента, и лично президент понимает необходимость этой работы, и Служба безопасности, и Министерство обороны. Они увидели, что так можно работать. Они увидели пользу от этой работы.

– А раньше они этой пользы не видели?

– Не осознавали до конца. Необходимо было какое-то время. Это все-таки большинство новых людей. Новый министр обороны, новая АП, новый президент.

– Тем не менее, проблема появилась еще в марте в Крыму. Тогда всю эту работу пришлось выполнять волонтерам, журналистам. Мы ездили, пытались вызволять людей. Это было непросто, поскольку у нас нет подготовки, и мы наверняка делали что-то не так. В то время реально не было ни одного человека, который мог бы выступать в этой роли.

– У нас в академии СБУ была кафедра, которая готовила переговорщиков. Я не знаю, где они. Никто не знает. В милиции есть... (поправляет себя – авт.) должно быть – специальное управление по работе с заложниками и по переговорам в сложных ситуациях. Наверное, не было необходимости, и нет этих специалистов.

– То есть таких людей готовили, но до сих пор структуры такой нет?

– Возможно, она есть, но хорошо прячется.

– И результатов работы мы тоже не видим.

– Да, потому что найти мы их не можем. Но сейчас уже хороший результат в том, что обе стороны поняли, что надо освобождать. Попутно это решает многие задачи: такие, как содержание в плену.

Когда людей обменивают, я на них смотрю. Привожу людей с этой стороны, и мы критически смотрим на то, как содержатся пленные. Мы договорились до того, что с пленными будут обращаться удовлетворительно.

Начиналось с того, что их босиком не будут передавать, что им будут давать какую-то обувь. Потом мы смотрели уже по условиям содержания, кого кормили, кого нет. Договорились: их должны кормить. А дальше – лечение. Пленным, которым необходимо медицинское лечение, обе стороны нужную помощь оказывают.

В Луганске было такое: чтобы спасти офицеру руку, доктора рекомендовали немедленно его госпитализировать на стационар. У него началась гангрена, необходимо было сложное медицинское вмешательство. Я не успевал приехать из Киева, чтобы его срочно доставить, и его перевезли в Россию. Спасли жизнь человеку, пленному.

– А потом его вернули?

– Его еще не вернули. Там сложное медицинское вмешательство, длительное. Я не знаю, какова его дальнейшая судьба, вернут или не вернут, но главное, что пленных не расстреливают – их готовят для обмена.

– Есть же разные виды пленных. Есть пленные гражданские, есть военные. Есть разные причины, по которым берут в заложники. Со многих просто выбивают деньги. Как вы работаете с теми бандами, которые забирают людей ради прибыли, которым не нужен обмен?

– Нужно искать деньги и выкупать этих людей.

– Но по международным принципам это не совсем гуманно, поскольку на эти деньги они покупают оружие, которым продолжают убивать людей...

– Здесь надо воспользоваться опытом Израиля. Израиль не ведет переговоров с террористами, и в подобных ситуациях людей не выкупают за деньги. Они хвастались этим довольно длительное время. Сейчас же они поняли ошибочность этой тактики и создали у себя центр переговорщиков, где рассматривают разные ситуации по освобождению пленных, в том числе выкуп за деньги. Этот вариант должен быть страховочным.

Если со стороны тех, кто удерживает, это позиционные торги – они заявляют, что отдадут человек только за деньги, – то необходимо идти с ними на контакт и работать с деньгами.

Но если они подчиняются хоть каким-то образом общему руководству Донецкой и Луганской республик, то в таких случаях я нахожу этих пленных, вступаю в торги, сообщаю руководству – и они сами отдают этих пленных, меняя их, разрушая схему продажи людей.

Мы изначально договорились, что за деньги людей не выкупаем и не торгуем. Такая возможность у нас есть.

– А чем это выгодно руководству ДНР и ЛНР?

– Они таким образом показывают заботу о своих людях, которые попали в плен или содержатся в тюрьмах – так же, как это выгодно президенту (Украины – прим. авт.). Он показывает заботу о своих гражданах. Это правильно. Ему это доверили избиратели, они находятся в плену, и он должен вытянуть их оттуда.

Так же поступает и луганская и донецкая стороны со своими соратниками. У них вообще идея всех своих освободить. Это нормально, это по-человечески.

– А это возможно?

– Да, это возможно.

– То есть конечная цель – обменять всех?

– Это идея-максимум. Моя работа – освободить людей со всех сторон.
Фот УКРИНФОРМ

"Комбайнеры шли с работы, их приняли за разведчиков, прострелили каждому колено"

– Объясните мне, в чем разница и сложность в освобождении военнопленных и гражданских. Насколько я понимаю, с гражданскими сложнее?

– Особой разницы нет. Просто в одно время было больше гражданских активистов среди пленных. С военными проще, потому что к военным никаких вопросов не возникает, идешь и освобождаешь.

Если же пленный гражданский, мне требуется перепроверить, стоит ли освобождать этого человека, или менять его, или нужно уговорить сторону, чтобы его просто отпустили.

Недавно позвонила супруга одного из пленных, рассказала, что три комбайнера шли с работы вечером через блокпост, их приняли за разведчиков и начали допрашивать. Прострелили каждому колено. А в плену с простреленным коленом многие соглашаются "быть разведчиками". Даже местные жители.

– Да даже без простреленных колен...

– Да, даже без простреленных. В общем, выяснилось, что они все-таки просто комбайнеры, и отпустили. Такие случаи происходят с обеих сторон. Это ненормально. Это надо прекратить.

– А что касается идейных людей, которых задерживают в ДНР и ЛНР? С ними сложнее работать? Гражданского активиста, который выступает за единую Украину, сложнее вытащить, чем комбайнера?

– Сложнее. Он подлежит обмену. Если он просто волонтер, который привозил продукты питания, это проще. Если привозил бронежилеты, литературу, ездил сам с оружием, то сложнее.

– Есть один такой тонкий момент: когда пропадает какой-то человек, как должны вести себя СМИ и блогеры, чтобы не навредить? Многие уже советовали, что если предавать историю сильной огласке, это усложняет работу.

– По-разному. Да, бывает, что это усложняет работу и переговорщику, и самому пленному. Информацию нужно давать дозировано, без каких-либо неточностей.

Например, пишут, что забрали активиста "Правого сектора" – а парень не знает, что такое "Правый сектор", ну, был у него флаг черно-красный, но это не значит, что он активист. Для той стороны это будет аргументом держать его дольше, пытать жестче.

Ну, и пленным надо себя аккуратно вести. У меня был случай, когда человеку, которого приехали менять, сказали, что его отпускают на свободу, и попросили рассказать, чего он все-таки наделал. И он наговорил много лишнего. В результате я его уже три недели не могу забрать.

– Это такая уловка у них была?

– Они не готовились к этому. Случайно спросили, а он случайно наговорил на себя. Очень много пленных наговаривают, создают себе ценность, чтобы выжить. Им кажется, что сейчас их расстреляют, и надо показать какую-то важность. Они говорят, что они корректировщики, например. Я знаю с десяток "корректировщиков", которых держат в Донецке. Они не корректировщики, они не знают, что это.

– А как они должны были себя повести?

– Мне сложно сказать. В каждой ситуации в плену пусть к