Мое беспечное настроение сохранялось относительно недолго – буквально день-два после госпитализации. Про саму госпитализацию много рассказывать не буду. Единственное, я еще больше укрепилась в мысли, что бесплатная медицина в Украине – это не более, чем конституционный постулат. При чем, начиная от оформления карточки стационарного пациента до обеспечения расходниками во время операции.
В чем-то мне повезло – у меня были шикарные компаньонки по палате. Кроме меня в палате было еще три человека: две [у меня не поворачивается язык так их назвать] бабушки 70+ и еще женщина в возрасте 55-60 лет. Бабули лежали после удаления родинок с подозрением на меланому, а женщина – со злокачественным образованием в легких и уже проходила химию.
Бабули оказались какими-то дальними родственницами, несмотря на то, что до больницы никогда не встречались. Они обе живут в поселках, вот только одна в достатке, а другая – менее обеспеченная. Последняя очень любит читать, и в силу того, что дома на это не хватало времени (на тот момент она содержала три хозяйства), она взяла штурмом больничную библиотеку. Очень боялась, что выпишут раньше, чем дочитает какой-то детектив :-) . За это «подружка» называла ее Профессором.
Перед большим обходом с зав.отделением они наводили полный марафет – рисовали брови, наводили тени. И с недоумением глядели на меня – как это, я не буду красить губы к обходу ?! По ночам одна из них спала плохо. Я несколько раз просыпалась от того, что вокруг меня ходит кто-то. Оказывается, бабуля гоняла тараканов. Признаюсь честно, за неделю в торакальном отделении не видела ни одной букашки. Наверное, хорошо гоняла :-) .
Периодически они ссорились. В основном, на фоне денег: кто больше себе накопил, кто больше в детей вложил. Апогеем стало выяснение отношений, у кого больше денег на химиотерапию – на четвертый день моего пребывания там у одной из них меланома подтвердилась.
Я считала, что я случайный человек в онкодипансере. И даже после пальпации увеличенного лимфоузла и грустного взгляда хирурга я продолжала считать, что здесь ненадолго. Уже сейчас я понимаю, что мое беспечное поведение в диспансере было ничем иным как страхом. Страхом, что это рак. Я боялась даже посмотреть на тех, кто вокруг. На тех, кто уже пребывал в статусе «онкопациент».
Операцию назначили на следующий день на 11. Бабули решили, что будут засекать ее длительность, а заодно рассказали мне, что неделю назад сразу после операции умерла девочка, которая лежала в этой же палате. «Такая же молодая как ты». Оптимистки, чего уж. Утром была сделана компьютерная томография с контрастом, которую я тогда посчитала бессмысленной тратой денег. На биопсию меня забрали аж в 2 часа дня, голодную и уставшую от ожидания.
Операция длилась недолго и проходила под местным наркозом – удалили надключичный лимфоузел слева с наложением шести швов. Хирург сказал, что биоптат был диаметром в 3 см и возмутился, что я его так «выкохала». Врач, заполняя бумаги, решил озвучить мне результаты КТ – еще обнаружен конломерат лимфоузлов 6 х 4 см в средостении (что?! где это вообще?!). По «счастливой» случайности в этот момент я пыталась самостоятельно перелечь с операционного стола на каталку, поэтому решила не вдаваться в подробности, отложив всякие уточнения на завтра. Я даже слово «средостение» не запомнила.
На следующий день лечащий врач изрек свой вердикт: «Это или лимфома (я думаю, что он имел в виду неходжкинскую), или лимфогранулематоз. Но ты не переживай. Вот [ФИО] лечился от лимфогранулематоза еще в Советском Союзе, и потом двадцать лет прожил». Через 20 лет мне исполнится 46, и такие доводы, мягко говоря, звучали неутешительно.
До результатов биопсии оставалась еще неделя и я не буду скрывать, что за это время извела себя. Я боялась. Сейчас это звучит смешно, но я боялась не возможной смерти, а химии и облысения. Я не боялась, что в 26 у меня нет детей и есть рак, но думала о том, что скажут люди. Мне было стыдно быть онкопациентом.
Эта неделя однозначно была самой сложной в моей жизни. Я отрицала правильность КТ, я сомневалась в результативности биопсии, рыдала и не представляла, как жить дальше. Этих душевных перипетий мне хватило для того, чтобы взять себя в руки и с трезвой головой начать изучать информацию: от статьи на Вики до клинического протокола лечения лимфом, утвержденного МОЗ Украины. Я перечитала десятки историй таких же, как и я, и к получению результатов биопсии уже знала, что за лечением нужно ехать в столицу.
Биопсия показала, что лимфоузел содержал злокачественные клетки. Иммуногистохимия (ИГХ) это подтвердила – классическая лимфома Ходжкина, вариант с нодулярным склерозом. С учетом результатов КТ, была диагностирована 2А стадия, т.к. зоны поражения только с одной стороны диафрагмы, а буковка «А» указывала на отсутствие симптомов интоксикации (усталость, температура, беспричинная потеря веса, кожный зуд).
Я обрадовалась диагнозу. Найдя множество примеров, когда результаты биопсии и иммуногистохимии показывали разные варианты заболевания, я действительно обрадовалась тому, что у меня именно ходжкинская форма лимфомы. На следующий день после получения результатов ИГХ со всеми документами мы поехали в Национальный институт рака в Киев, а оттуда – в Минск на ПЭТ-КТ.
