MadamKrivosheeva

Утром 8 марта Евгения Михайловна встретилась в прихожей с мужем. Он спал как младенец и пах тюльпанами. Страшная вещь эти корпоративы. Приходится пить до тех пор, пока весь слабый пол не станет прекрасным.

Бабуля не стала будить супруга. Она грохнула входной дверью и ушла с подругами на карусели! Очень прогрессивно, на мой взгляд. Дамы хотели качаться, кружиться и хохотать. Гордо и независимо. Так, чтобы сама Клара Цеткин позавидовала.

Все три работали хорошими поварами. Могли сделать колбасу из чего угодно. Хоть из члена коммунистической партии. За это их немного боялись, но больше любили. Как первое, второе и компот.

Дамы выбрали «Пещеру страха» из чистого любопытства. Никто не собирался пугаться всерьез. Тем более после аттракциона «Проверка из Москвы» им уже нечего было бояться.

В вагонетки загружали по двое. Три подруги поделились на целое число с остатком в виде Розы Марковны. Ей в пару выдали во всех отношениях трезвого мужчину. Последнего в это время года. Но Роза к мужикам была принципиально равнодушна, даже к таким крошечным. Один из них ушел на рыбалку, а через неделю дал телеграмму, что к ужину не вернется, потому что новая жена против их общения. С тех пор Роза Марковна предпочитала котиков.

Прозвучал сигнал, и поезд медленно покатил в темноту. Приключения начались внезапно: Евгения Михайловна почувствовала, как кто-то обнял ее и представился упырем. Это сразу произвело впечатление. В следующую секунду она лежала на полу вагонетки, визжала и хватала подругу Нину за лаковую туфлю. В ответ Нина Петровна издавала сигналы точного времени. Свободной ногой она пыталась остановить этот увлекательный аттракцион, но только стерла каблук и поставила на колготках стрелку.

Наташкин папа остался на хозяйстве. Ему, как военному, чётко обозначили три задачи: накормить дочь, заплести ей косички и сводить в зоопарк.

Задача номер раз заключалась в том, чтобы залить молоком гречку. Сан Палыч успешно с ней справился. Наташка повозила ложкой по дну, окунула в тарелку косички и решила, что наелась.

Со вторым пунктом было чуть сложнее — прическам Сан Палыча в армии не обучали. Там либо стриглись под ноль, либо носили фуражки. Дочь под ноль не хотела, поэтому согласилась спрятать лохматые косички в панамку.

Оставался пункт номер три. Вообще Сан Палыч зоопарки не любил. Он считал, что крокодилов в жизни и так хватает. Но маленькая Наташа крокодилов еще не встречала. Поэтому смотрела на них с аппетитом.

У ларька с мороженым к папе с дочкой пристал фотограф. Он держал на цепочке галантного примата в галстуке и предлагал снимок на память. Наташке жених не понравился. Он чесался и сильно вонял. Так что пока мужики торговались, девочка отошла подальше. Туда, где, сидя в подозрительной луже, пускали пузыри бегемоты.

Наташа пришла вовремя — из воды как раз поднялся здоровенный бегемот! Медленно, поигрывая подбородками, он двинулся вдоль вольера. Поравнявшись с Наташкой, бегемот остановился, потом, все так же не спеша, развернулся на 180 градусов и застыл.

Над Наташей нависла огромная попа. Она заслонила собой солнце. В ее тени Наташка зачарованно капала на себя мороженым. Казалось, ничего масштабнее в этой жизни ей видеть еще не приходилось. Даже соседка, Клавдия Петровна, чья корма внушала Наташке неподдельное уважение, только что уронила пальму первенства к ногам этой зверюги.

Святочные гадания — деревенский топчик! В рейтинге зимних активностей они стояли сразу после катания с горы на пузе.

Но дед Тихон давно вышел из возраста молодежных игрищ. Всё, что волновало его престарелый организм, — это самогон. Тихон гнал его сам, а потому товар получался эксклюзивный. С танинами табака и куриного помета. Такой не стыдно было и продавать, но рука не поднималась, да и масштабы производства не позволяли.

То, что успевал выгнать сельский бутлегер, им же и уничтожалось. Напрочь. И жизнь играла бы ежедневно синими красками, но жена деда Тихона этого мещанского увлечения, мягко говоря, не одобряла. А потому пасла его денно и нощно. Иначе она не могла. Ведь поклявшись однажды перед Богом и людьми, баба Клава решила, что не даст покоя мужу ни в болезни, ни в здравии, пока смерть не разлучит их.

Тихон Валерьяныч давно поплыл от такой заботы. Он тайком утащил самогонный аппарат в сарай, и с тех пор поправляет ментальное здоровье среди ветоши и огородного инвентаря. После процедур дед обычно шел в баню. Та всегда принимала на грудь чуть теплого хозяина, чтобы тот проспался. Вот отсюда, из-за угла за печкой, и начинаются интересные подробности.

Отполировав собой горку до блеска, сельские барышни в возрасте 8-13 лет решили, что пора бы им погадать, и устроили спиритический сеанс. В деревне принято задавать покойникам сложные вопросы про урожай, погоду и перспективы замужества.

Любезная старушка, баба Клава, сдала для этих целей невестам свою баню на вечер. А чтобы атмосфера была более расслабленной, хозяйка подкинула дровишек в печку, за которой в это время тихо кемарил ее муж.

В детстве я думала, что девчонки уже рождаются с дырявыми ушами, чтобы носить украшения. И только когда бабуля подарила мне на 5 лет золотые серьги, я обнаружила, что их некуда вставлять.

Мама повела меня в Дом быта. Там на втором этаже был единственный на весь военный городок притон для местных красавиц, где легально давили прыщи, красили волосы и пилили ногти всем желающим. В очереди за сережками перед нами сидела девочка с отстриженной под корень чёлкой. Пока я любовалась её смелой причёской, вынесли специальный пистолетик. Парализованная от счастья жертва красоты растерянно улыбнулась. После «выстрела», в ухе девочки заблестела серьга, сама она завыла в чье-то платье. А я сразу ушла.

Уши мне в итоге прокалывала мама. С помощью кляпа и цыганской иглы. Именно тогда я поняла, что близкие люди могут делать больно не хуже пистолетика. После первой дырки я задумалась, уж не приёмная ли я.

Сидя у зеркала в слезах с дырявым ухом, я размышляла вслух, можно ли вернуть в магазин лишнюю серёжку? Мама сказала, что нельзя, и что второе ухо колоть уже не больно. И вот я снова шепчу детскую молитву «У собачки боли», а на меня из Зазеркалья смотрит зареванная девочка в бабушкиных серьгах. Красивая! Но не до конца. В тот же день я отстригла под корень чёлку.

Всем, кто в детском саду замечал перемены и спрашивал, что со мной случилось, я отвечала, что такой родилась. Если разобраться, так оно и было.

Однажды дядя Гриша покинул мир иной и вернулся в свою двушку на пятом. В показаниях наш сосед путается: каждый раз выдает противоречивые подробности, но мы уже привыкли и смиренно киваем.

Совсем рядом с нами раскинул свои палаты больничный городок. Чуть в стороне белеет мрамором морг, где упаковывают и отправляют на тот свет всех, кому не помог аспирин.

31 декабря погода стояла мерзкая. Третий день на улице лило, мыло, полоскало. Дороги развезло еще сильнее, чем дядю Гришу. Но, буксируя и чертыхаясь, перла по выбоинам старенькая скорая. В ней помирал наш Григорий Иваныч. Моторчик в груди пациента трепыхался в похмельной тахикардии.

Больница встретила новобранца приемным непокоем. Кругом царила суета, далекая от праздничной. Дядя Гриша имитировал лицом сердечный приступ и стонал. Выслушав его жалобы на отечественный алкоголь, усталый доктор сдал старика студентам, чтобы те учились спасать людей капельницами.

Молодежь живо накачала дядю Гришу физраствором. Пациент от такого сервиса окончательно осоловел и стал дремать. Но как только дед захрапел, белые халаты придумали такую штуку: они укрыли сопящее тело с головой и угнали его в морг. Там они сдали еще теплого дядю Гришу однокурсницам на хранение и сказали, что клиент совсем недавно созрел, но оформлять пока некогда, пусть постоит в холодке и не портит праздник.