LadZep

  К моменту оккупации Польши немецкими войсками 26-летний потомственный врач Евгениуш Лазовский был уважаем коллегами, не знал отбоя от пациентов и жил в счастливом браке, воспитывая дочь. К докторам немцы часто были весьма лояльны, так что вряд ли жизнь Лазовского круто изменилась бы, продолжи он медицинскую практику в своем кабинете в Варшаве во время оккупации. Однако он выбрал иной путь: вступил в добровольческий отряд, борющийся с оккупантами.

Медицинский поезд, к которому он был приписан, вскоре был уничтожен немецкой авиацией. Уцелевшие при бомбежке медперсонал и пациенты попали в плен, но Евгениушу вскоре в числе немногих удалось бежать. В Варшаве он стал бесплатно лечить всех нуждающихся, параллельно вступив в ряды польского Сопротивления. В какой-то момент, установив контакты с подпольщиками Варшавского гетто, Лазовский организовал узникам бесперебойную поставку жизненно важных лекарств.

В это время, к слову, родители Евгениуша прятали в своем доме еврейскую семью, которой удалось сбежать из гетто. Вот почему Лазовский был отлично осведомлен о всех бесчинствах, насилии и убийствах, совершаемых немцами. Знал он и о том, как расправляются с теми, кто пытается узникам помогать. Когда очередная партия лекарств, переданных Лазовским в гетто, была перехвачена полицией, он принял решение покинуть город вместе с семьей. В 1942 году они осели в небольшом селении Розвадов на юго-востоке Польши: Лазовский возглавил медицинский пункт местной железнодорожной станции — в рамках миссии Красного Креста.

В Розвадове тоже было свое гетто, хоть и небольшое — для евреев, обнаруженных в близлежащих деревнях. Узников там держали обычно совсем недолго — отправляли дальше в крупные концлагеря. Из-за этого и охраны там было поменьше. Поселившись в доме прямо на границе с гетто, Лазовский смог познакомиться с несколькими его обитателями. Затем, условившись с узниками о месте встреч и тайных знаках, он принялся их тайно лечить. Происходило это следующим образом. Ежедневно после основной работы Лазовский прогуливался у забора гетто. Если кому-то из его обитателей срочно требовалась медицинская помощь, на заборе вывешивалась полоска белой ткани. Ночью Лазовский пробирался в гетто, лечил заболевших узников, а израсходованные при этом медикаменты списывал на пациентов поездов, проезжавших через станцию Розвадова.

Впоследствии Евгениуш признавался, что часто испытывал неконтролируемую ярость к нацистам и готов был броситься на каждого из них чуть ли не со скальпелем в руках. Останавливала его только мысль, что он может сделать что-то куда как более полезное — и в один из дней он наконец придумал что. Идея озарила его во время разговора с коллегой — доктором Станиславом Матулевичем, помогавшим Евгениушу лечить евреев в гетто. Матулевич тогда рассказал, что еще до войны он проводил эксперименты с тестированием пациентов на тиф по методу Феликса — Вейля. Что происходило: он вводил людям в кровь бактерию Proteus OX19, и она приводила к положительной реакции на тиф, хотя и не причиняла никакого вреда здоровью. К концу этого рассказа у Лазовского был готовый план: создать видимость эпидемии тифа как в самом Розвадове, так и в близлежащих деревнях — и добиться закрытия их всех на карантин. Матулевич идею оценил и взялся помогать во всем. Друзья решили, что прививки с бактерией, имитирующей тиф, они будут делать только полякам: «больных» евреев немцы стали бы не лечить, а тут же расстреливать.

Вакцина от тифа в то время уже была изобретена, но вот с лечением уже заразившихся дела обстояли намного хуже. Болезнь часто заканчивалась смертью, и на фоне военной антисанитарии немцы боялись ее, как огня. Вспышки тифа находились на постоянном контроле: кровь пациентов предписывалось сдавать только в контролируемые Германией лаборатории. Вот Лазовский и Матулевич и принялись отправлять в эти лаборатории пациентов, которые приходили к ним с симптомами, похожими на тиф: отсутствие аппетита, сильные головные боли, слабость, недомогание, лихорадку, диарею и состояние апатии. То есть они их сначала выслушивали, потом делали «витаминный» укол с бактерией Proteus OX19, а уже потом отправляли сдать кровь. Все образцы крови, как один, давали положительный результат на тиф с общей географией распространения.

Через несколько месяцев, в середине 43-го, в 12 населенных пунктах вблизи Розвадова появились таблички: «Ахтунг, флекфибер!» Это значило: «Осторожно, тиф!» Немцы перестали заходить в эти населенные пункты — а значит, перестали депортировать оттуда рабочих в Германию и искать там евреев. Помимо Лазовского и Матулевича об этой операции знали лишь несколько человек из местного движения Сопротивления. В подробности не посвящали даже тех евреев, которых специально направляли в «зараженные» деревни, чтобы спрятать от нацистов.

«Конечно, мне было страшно, — признавался позднее Лазовский. — Я знал, что могу быть арестован и подвергнут пыткам в гестапо. На этот случай я всегда носил с собой таблетку цианида». Загвоздка была лишь в одном: прививка, дававшая положительный результат на тиф, действовала не больше десяти дней. Дальше приходилось констатировать чудесное исцеление. Пациенты, может, что-то и подозревали, но в основном молчали: еще за два года до окончания войны их населенные пункты уже были свободными от немцев. Если кто-то из пациентов и задавал вопрос о быстром выздоровлении, Лазовский округлял глаза и говорил, что тот — просто счастливчик.

Евреев из гетто в Розвадове Лазовскому спасти не удалось. Но в близлежащих к Розвадову деревнях нашли приют порядка восьми тысяч евреев, бежавших в провинцию из крупных городов. Большая часть из них остались в живых благодаря введенному карантину. Гестапо, конечно же, заинтересовалось эпидемией с низким уровнем смертности: в список погибших от тифа Лазовский заносил только умерших от естественных причин — больше было некого. В итоге в карантинную зону нагрянула медкомиссия, сплошь состоявшая из немцев.

Предупрежденный о «гостях», Лазовский разместил в медчасти несколько десятков больных, предварительно привив каждого. Проверять их доверили самому юному члену медкомиссии, потому что все остальные неделю были в стельку пьяны: Лазовский организовал для них настоящий пир во время чумы, водка лилась рекой. Ну, а недавний выпускник германской медакадемии, напуганный рассказами Лазовского о заразности тифа, даже не думал проверять фактические симптомы болезни у каждого пациента — он лишь осторожно взял у них образцы крови. Как и предполагалось, все они дали положительную реакцию на тиф. Режим карантина в населенных пунктах с общим числом жителей в 60 тысяч человек действовал вплоть до отступления немцев, а после сразу же сошел на нет.

О своей роли в эпидемии тифа Евгениуш Лазовский молчал долгие годы. После войны он работал в Институте матери и ребенка в Варшаве, а в 1958-м эмигрировал в США, где стал профессором педиатрии в Иллинойском государственном университете и написал более 100 научных работ.

Лишь в 1980-м, когда Евгениуш Лазовский уже оставил практику, они вместе со Станиславом Матулевичем издали книгу о жизни в Польше во времена немецкой оккупации. Лишь после этого широкая общественность узнала все подробности масштабной операции по спасению человеческих жизней. При этом героем Лазовский себя не считал и очень смущался, когда его так называли. «Я просто делал то, что от меня требовала моя профессия, — говорил он. — Ведь основная обязанность врача — сохранить жизнь человека. В то время это был мой способ спасения жизней людей».

Барокамеры в концлагере, из которых «выросла» космическая медицина

Авиационный врач Зигфрид Руфф был одним из тех, кто предстал в качестве главного обвиняемого на Нюрнбергском процессе над врачами. Ему было предъявлено обвинение в проведении экспериментов над людьми в концентрационном лагере Дахау.

В частности, по заданию люфтваффе в концлагере изучалось, что происходит с пилотом подбитого самолета, когда тот катапультируется с большой высоты и попадает в ледяную морскую воду. Для этого в концлагере была смонтирована камера, в которой можно было смоделировать свободное падение с высоты в 21 тысячу метров. Также заключенных погружали в ледяную воду. В результате из 200 подопытных погибло 70−80.

В качестве директора Института авиационной медицины при Германском научно-исследовательском центре авиационной медицины Руфф оценивал результаты эксперимента и, возможно, планировал их лично. Однако суду не удалось доказать причастность врача к этим опытам, ведь официально он всего лишь работал с данными. Так что его оправдали, и он продолжил работать в институте, пока в 1965 году боннская студенческая газета не опубликовала статью под названием «Эксперименты в барокамере. О критике профессора Руффа». Спустя пять месяцев Руфф покинул свой пост «в интересах университета».

Так как Руфф не был осужден, он не попал (по крайней мере, официально) в число завербованных во время операции «Скрепка» (программу Управления стратегических служб США по вербовке ученых из Третьего Рейха для работы в США после Второй мировой войны.). Но вот его коллега по институту, Хубертус Страгхолд (Hubertus Strughold), в 1947 году был доставлен в Штаты и начал свою трудовую карьеру в Школе авиационной медицины ВВС США неподалеку от Сан-Антонио, штат Техас.

В качестве уже американского ученого Страгхолд ввел термины «космическая медицина» и «астробиология» в 1948-м. В следующем году он был назначен первым и единственным профессором космической медицины в недавно созданной Школе авиационной медицины ВВС США (SAM), где проводились исследования по таким вопросам как контроль атмосферы, физические эффекты невесомости и нарушение нормальных временных циклов. Также с 1952 по 1954 годы Страгхолд наблюдал за созданием тренажера космической кабины и герметичной камеры, куда испытуемые помещались на длительные периоды времени, чтобы увидеть потенциальные физические, астробиологические и психологические эффекты полета вне атмосферы.

Страгхолд получил гражданство США в 1956 году и был назначен главным научным сотрудником отдела аэрокосмической медицины НАСА в 1962 году. В этом качестве он сыграл центральную роль в разработке скафандра и бортовых систем жизнеобеспечения. Ученый также руководил специальной подготовкой летных хирургов и медицинского персонала программы «Аполлон» в преддверии запланированной миссии на Луну. В его честь в 1977 году даже была названа библиотека.

Страгхолд ушел со своего поста в НАСА в 1968 году и умер в 1986 году. Однако в 90-х всплыли документы американской разведки, где имя Страгхолда указывалось среди других разыскиваемых военных преступников. Так что в 1993 году по просьбе Всемирного еврейского конгресса портрет ученого был снят со стенда выдающихся врачей в Университете штата Огайо, а в 1995 году переименовали уже упомянутую библиотеку.

В 2004 году было представлено расследование Исторического комитета Немецкого общества воздушной и космической медицины. В его ходе были обнаружены доказательства экспериментов по депривации кислорода, которые проводил институт, где с 1935 года трудился Страгхолд.

Согласно этим данным, шесть детей с эпилепсией в возрасте от 11 до 13 лет были доставлены из нацистского центра «эвтаназии» в Бранденбурге в берлинскую лабораторию Страгхолда, и помещены в вакуумные камеры, чтобы вызвать эпилептические припадки и сымитировать последствия высотных заболеваний, таких как гипоксия.

Хотя, в отличие от экспериментов в Дахау, все испытуемые выжили в процессе исследования, это открытие привело к тому, что Общество воздушной и космической медицины отменило крупную награду, носящую имя Страгхолда. До сих пор неизвестно, руководил ли ученый планированием экспериментов, или же он работал исключительно с полученной информацией.

«Отряд 731» и разработка бактериологического оружия

Если вы слышали ранее об «Отряде 731» в Маньчжурии, то знаете, что там проводились поистине бесчеловечные опыты. Согласно показаниям на послевоенном суде в Хабаровске, этот отряд японских вооруженных сил был организован в целях подготовки бактериологической войны, главным образом против Советского Союза, а также против Монгольской Народной Республики, Китая и других государств.

Однако на живых людях, которых японцы называли между собой «марута» или «бревна», испытывалось не только «бактериологическое оружие». На них также проводились жестокие и мучительные эксперименты, которые должны были предоставить врачам «беспрецедентный опыт». В числе опытов была вивисекция живого человека, обморожение, опыты в барокамерах, введение в организм подопытного отравляющих веществ и газов (чтобы изучить их токсическое действие), а также заражение различными болезнями, среди которых были корь, сифилис, цуцугамуши (переносимое клещом заболевание, «японская речная лихорадка»), чума и сибирская язва.

Кроме того, в отряде имелось специальное авиаподразделение, которое в начале 1940-х годов провело «полевые испытания» и подвергло 11 уездных городов Китая бактериологическому нападению. В 1952-м китайские историки оценили количество жертв от искусственно вызванной чумы приблизительно в 700 человек с 1940 по 1944 годы.

По окончании войны ряд военнослужащих Квантунской армии, причастных к созданию и работе отряда, были осуждены в ходе Хабаровского процесса в местном Доме офицеров Советской армии. Однако позднее некоторые сотрудники этого в прямом смысле слова ада на земле получили ученые степени и общественное признание. Например, бывшие начальники отряда Масадзи Китано и Сиро Исии.

Особенно показателен здесь пример Исии, который в конце войны бежал в Японию, перед этим постаравшись замести следы и уничтожить лагерь. Там он был арестован американцами, однако в 1946 году по ходатайству генерала Макартура власти США предоставили Исии иммунитет от преследования взамен на данные об исследованиях биологического оружия, основанных на тех самых экспериментах над людьми.

Сиро Исии так и не предстал перед Токийским судом и не понес наказания за военные преступления. Он открыл собственную клинику в Японии и умер в 67 лет от рака. В книге «Кухня дьявола» Моримура Сэйити утверждается, что бывший начальник отряда посещал США и даже продолжал там свои исследования.

Опыты с зарином на военных

Зарин был открыт в 1938 году двумя немецкими учеными, пытавшимися получить более мощные пестициды. Это третье по токсичности после зомана и циклозарина ядовитое вещество G-серии, созданное в Германии.

После войны влияние зарина на человека стала изучать британская разведка. С 1951 года британские ученые набирали добровольцев из числа военнослужащих. В обмен на несколько дней увольнения им давали дышать парами зарина или капали этой жидкостью на кожу. Причем доза определялась «на глазок», без медикаментов, купирующих физиологические признаки отравления. В частности, известно, что один из шести добровольцев, человек по имени Келли, подвергся воздействию 300 мг зарина и впал в кому, но впоследствии выздоровел. Это привело к снижению дозы, которую использовали в экспериментах, до 200 мг.

Рано или поздно это должно было плохо закончиться. И жертвой стал 20-летний Рональд Мэддисон, инженер Военно-воздушных сил Великобритании. В 1953 году он умер при испытании зарина в научно-технической лаборатории Портон-Даун в Уилтшире. Причем бедняга даже не знал, на что идет, ему сказали, что он участвует в эксперименте по лечению насморка. Видимо, он начал что-то подозревать только когда ему выдали респиратор, приклеили к предплечью два слоя ткани, используемой в военной форме, и нанесли на нее 20 капель зарина по 10 мг каждая.

В течение десяти дней после его смерти следствие велось в тайне, после чего был вынесен вердикт «несчастный случай». В 2004 году следствие было возобновлено, и после 64-дневного слушания суд постановил, что Мэддисон был незаконно убит «воздействием нервно-паралитического яда в бесчеловечном эксперименте». Его родственники получили денежную компенсацию.

Радиоактивный человек, который ничего не знал об эксперименте над собой

Этот эксперимент был проведен в 1945 году, и его жертвой стал один человек. Но все равно цинизм опыта потрясает. Альберт Стивенс был обычным маляром, но в историю вошел как пациент CAL-1, который пережил самую высокую из известных накопленных доз облучения у любого человека.

Как это произошло? Стивенс стал жертвой правительственного эксперимента. В то время в разгаре был «Манхэттенский проект» по разработке ядерного оружия, и графитовый реактор Х-10 в Ок-Риджской национальной лаборатории производил значительное количество недавно открытого плутония. К сожалению, одновременно с ростом производства возникла проблема загрязнения воздуха радиоактивными элементами, отчего участились случаи производственных травм: сотрудники лаборатория случайно вдыхали и проглатывали опасное вещество.

В отличие от радия, плутоний-238 и плутоний-239 чрезвычайно трудно обнаружить внутри организма. Пока человек жив, самый простой способ — это проанализировать его мочу и кал, правда, этот метод тоже имеет свои ограничения.

Так что ученые решили, что им нужно как можно скорее разработать программу для надежного способа обнаружения этого металла в теле человека. Они начали в 1944 году с животных, а в 1945-м одобрили три испытания на людях. Альберт Стивенс стал одним из участников.

Он обратился в больницу по поводу болей в животе, где ему поставили страшный диагноз «рак желудка». Решив, что Стивенс все равно не жилец, его приняли в программу и, по некоторым сведениям, взяли согласие на введение плутония. Правда, скорее всего, в бумагах это вещество называлось по-другому, например, «продукт» или «49» (такие названия плутоний носил в рамках «Манхэттенского проекта»). Нет никаких доказательств, будто Стивенс имел какое-либо представление о том, что он стал объектом секретного правительственного эксперимента, в ходе которого подвергался воздействию опасного вещества.

Мужчине вводили смесь изотопов плутония, которая, как полагалось, должна была стать смертельной: современные исследования показывают, что Стивенсу, который весил 58 килограммов, ввели 3,5 мкКи плутония-238 и 0,046 мкКи плутония-239. Но, тем не менее, он продолжал жить.

Известно, что однажды во время операции по удалению «рака» у Стивенса были взяты образцы мочи и кала для радиологического тестирования. Но когда патологоанатом больницы проанализировал материалы, удаленные у пациента во время операции, то оказалось, что хирурги устранили «доброкачественную язву желудка с хроническим воспалением». У пациента не было онкологического заболевания.

Когда состояние Стивенса улучшилось, а его медицинские счета увеличились, его отправили домой. Чтобы не потерять ценного пациента, Манхэттенский округ решил платить за его образцы мочи и кала под предлогом, будто его «раковая» операция и замечательное выздоровление изучаются.

По воспоминаниям сына Стивенса, Альберт хранил образцы в сарае позади дома, и раз в неделю стажер и медсестра их забирали. Всякий раз, когда у мужчины возникали проблемы со здоровьем, он возвращался в больницу и получал «бесплатную» помощь радиолога.

Никто так и не сообщил Стивенсу, что у него не было рака, или что он стал частью эксперимента. Мужчина получил приблизительно 6400 бэр через 20 лет после первой инъекции, или около 300 бэр в год. Для сравнения — сейчас ежегодная доза для радиационных работников в США составляет не больше 5 бэр. То есть, годовая доза Стивена превышала это количество примерно в 60 раз. Это словно постоять 10 минут рядом с только что взорвавшимся Чернобыльским реактором.

Но благодаря тому, что Стивенс получал дозы плутония постепенно, а не одномоментно, он умер лишь в 1966 году в возрасте 79 лет (хотя его кости стали деформироваться из-за радиации). Его кремированные останки в 1975 году отправили в лабораторию для изучения и так и не вернулись в часовню, где лежали до тех пор.

История Стивенса была подробно описана лауреатом Пулитцеровской премии Айлин Уэлсом в 90-х годах. Так, в 1993-м она опубликовала серию статей, в которых подробно описала истории CAL-1 (Альберт Стивенс), CAL-2 (четырехлетний Симеон Шоу) и CAL-3 (Элмер Аллен) и других, выступивших подопытными в экспериментах с плутонием. После этого тогдашний президент США Билл Клинтон приказал сформировать Консультативный комитет по экспериментам с радиацией на человеке для проведения расследования. Всем пострадавшим или их семьям должны были быть выплачены компенсации.

Государственная дума приняла в третьем чтении законопроект о массовом расселении и сносе жилых домов в Москве по программе реновации. За документ проголосовали 399 депутатов, против — двое, один депутат воздержался. Трансляция заседания ведется на сайте Думы.

В ходе обсуждения в Думе законопроект был значительно изменен, поправки были приняты во втором чтении 9 июня. Так, из документа исключили положение о том, что собственники квартир в сносимых домах не могут оспаривать решение о расселении в суде.

Помимо этого собственникам предоставили право выбора между равнозначным (по жилой площади) и равноценным (по рыночной стоимости) жильем в новых домах. Предусмотрена возможность получения денежной компенсации взамен квартиры в сносимом доме.

Федеральный законопроект также закрепляет порядок включения домов в список на снос по итогам голосования собственников квартир. При этом само голосование началось 15 мая, еще до одобрения законопроекта.

Перед голосованием за законопроект в третьем чтении около здания Госдумы началась акция протеста, полиция задержала 11 человек. Среди задержанных оказался лидер московского «Яблока» Сергей Митрохин.

В начале 2017 года мэр Москвы Сергей Собянин заручился поддержкой у президента Владимира Путина на проведение программы массового сноса домов, которые, по мнению главы города, скоро придут в аварийное состояние. В предварительный список на снос попали 4,5 тысячи домов. Стоимость программы оценивается в 3 триллиона рублей.

Программа реновации вызвала массовые протесты со стороны москвичей, самая масштабная акция против сноса прошла 14 мая. После этого в рассматриваемый Думой законопроект были внесены изменения.