Жертва на крови⁠⁠

У вас были дни, когда все наперекосяк?

Капитан полиции Михаил Кривошеев хотел забыть этот день - встать с утра и прожить его заново. Без суеты, без двух трупов в грязной квартире, в которой из живых к моменту прибытия правоохранителей остались только многочисленные не ведающие страха тараканы. Михаила потом долго преследовал хруст хитиновых панцирей, которые лопались у него под кроссовками. А еще запах… он настойчиво бился в ноздри, проникал в самые потаенные уголки мозга и прятался там, чтобы пытать сладковато-зловонным кошмаром.

- Травниковы. Допились, - вклинилось в размышления монотонное бормотание участкового Тушина. – Говорил им, что пора взяться за голову, что сына не вернуть. Но горбатого только могила исправит. Сначала пили с горя, а потом жили только по заданному водкой вектору: гоняли каждое утро за алкоголем, словно белки в колесе.

- С чего запили? – Кривошеев знал, что не стоит спрашивать, но вопрос вырвался сам, вопреки здравому рассудку.

Тушин оживился, словно только и ждал возможности рассказать кому-нибудь о судьбе двух пьяниц.

- Они жили сыном. Из тех родителей, которые на своего ребенка надышаться не могут. Мальчишка подавал большие надежды – щелкал словно семечки городские и региональные олимпиады по математике. Считай, в любой вуз дорога перед ним открывалась. Но судьбу не умаслишь, если у нее на тебя другие планы. Помнишь, лет пять назад школа у автовокзала из-за поножовчины на весь город прогремела? Мерзкая история на выпускном.

- Дело вели соседи – их епархия. Но история резонансная. Кто о ней не слышал… Это родители зарезавшегося спьяну мальчишки? – Михаил кивнул на два тела, которые уже подготовили к выносу из квартиры.

- Они самые. Так и не смогли справиться с утратой, - Тушин выразительно замолчал.

Чутье подсказало капитану полиции, что история еще более сволочная, чем помнилась. Он обреченно вздохнул. Сам виноват – нечего было лезть с расспросами. А участкового уже было не остановить, словно интерес капитана открыл ящик Пандоры и страшные секреты полезли наружу.

- В постановлении из материалов уголовного дела все просто - парень напился, поплыл, распсиховался, зарезался. Всадил себе нож почти в сердце. Версию состряпал двоечник с ограниченной фантазией. Но выводы следствия всех устроили – дело закрыли и отправили в архив. В действительности, детки на выпускном с размахом отпраздновали билет во взрослую жизнь. Сначала пили с учителями, потом еще разлили по пластиковым стаканам премиальную водку на задворках школы. Родители у выпускников - не последние люди в городе, расстарались и купили дорогую выпивку. Подростки не были тяжеловесами в алкогольном спорте: быстро опьянели и принялись выяснять прямо во дворе школы, кто царь горы. Особенно ярились местные звезды - Сашка Снитько и Леха Крутицкий. Сцепились как бешеные псы. Никто не рискнул их разнять. Но один миротворец на свою беду нашелся – сунулся и нарвался на нож. Случайной безвинной жертвой был умница и отличник Никита Травников. Но вот незадача - у Травниковых не было связей, как у родственников Сашки и Лехи, поэтому фамилии последних не фигурируют в деле, а убийство во время драки переквалифицировано в суицид - одиночный психоз поехавшего от непомерной учебной нагрузки и напившегося до чертиков ботана.

Тушин помолчал, странно поморгал рыбьими глазами. Потом наклонился чуть ли не к самому уху Кривошеева и жадно зашептал.

- Травниковы только один раз в году пробуждались от беспросветной пьянки. Драили квартиру, выносили мешками затаившиеся по углам и подоконникам шкалики и фунфырики. Смывали с себя всю мерзотность, накопившуюся за год запоя. Чистенькие и счастливые сновали по магазинам, скупали самые свежие фрукты. Ровно два дня жили по-людски: тихо и благостно. А потом вновь выходили в крутой пьяный пике на целый год. Превращения поражали и озадачивали соседей. Понятно, когда пьяница по накатанной ухает вниз, но Травниковы выбивались из представления о нормальных (Тушин нервно натужно хохотнул) алкоголиках, выделывая каждый год странное коленце с двумя днями кристальной трезвости. Соседи ко мне пришли с требованиями разобраться. Мол, непорядок, мало ли чего натворят.

- Разобрался? – раздражение Кривошеева нарастало.

- Не сразу. Но сложил два плюс два и сообразил. А как понял, то приструнил соседей, чтобы отстали от бедолаг. Травниковы возвращались к нормальной жизни за сутки до дня рождения сына, а потом опять уходили в беспросветный запой. Кстати, до ключевого события остался день. Но круг превращений двух осиротевших родителей завершился естественным путем – смертью.

- Да, смерть случается, - в сердцах Кривошеев пнул валяющуюся на полу грязную фоторамку и тут же зашипел от боли. – Твою ж городскую полицию!

- Миш, ты что? – озадаченно спросил судмедэксперт Александр Трофимов.

- Да, кажись, ногу занозил, - бросил капитал полиции, вынимая из носка кроссовка вонзившийся в большой палец ноги острый тонкий осколок стекла.

- Ну, ты даешь! – взвился Трофимов. – Антисанитария страшная. Будь моя воля, осмотр вел бы исключительно в болотных сапогах и перчатках сварщика. Здесь полная экипировка химзащиты не лишняя. А ты ходишь по квартире, суешься носом в каждый вонючий закуток, трогаешь голыми руками что ни попади, на грязные стекла напарываешься. Пошли, в машине обработаю порез.

- Да, чего ты завелся, - отбивался от коллеги Кривошеев. – Заживет как на собаке. Не в первый раз.

- Даже не возражай! Идем.

В автомобиле, щедро смазывая зеленкой рану, Александр грустно качнул головой.

- Ты что вскипел? Давно же работаешь, научился отстраняться.

Кривошеев сначала хотел отделаться от друга дежурным «все в порядке». Но Александр спрашивал не из праздного любопытства, а действительно беспокоился.

- Не знаю, Саш. Ты видел их лица на фотографиях? До того, как они превратились в живых мертвецов. Одухотворенные, светлые. Оба русоволосые, сероглазые, с обманчиво знакомыми чертами. Похожие, словно кровные брат и сестра. И почему многие пары неуловимо одинаковые? Как подумаю, что они любили друг друга, сына растили… У мальчишки впереди открывались необозримые перспективы. На выпускном не только сына зарезали, одним ударом всех троих порешили. А потом еще потерявших единственного ребенка родителей носом ткнули, кто здесь хозяин жизни.

Трофимов неопределенно повел плечом, опустил глаза.

- Миш, мертвым - мертвое, а живым - живое. Боже упаси, еще фотографии покойников рассматривать. Нет, спасибо! Тебе хочется мазохизмом страдать – скатертью дорога, но без меня, пожалуйста. И мой тебе совет: если не собрался пополнить ряды покойников, то прекрати пялиться на фотографии на месте преступления и лезть всюду без разбора, смотри лучше внимательно под ноги, - судмедэксперт ворчал на друга, а сам не сводил озадаченного взгляда с царапины. - Вроде пустяковая рана, а кровь никак не унимается. Придется наложить повязку.

Тела Травниковых погрузили в спецтранспорт. Злополучную квартиру в присутствии понятых опечатали. Опергруппа, завершив следственные действия, уехала с места происшествия.

На грязном полу квартиры продолжали деловито сновать тараканы, чуть поблескивая глянцевыми панцирями спинок в неверном свете, который пропускали давно не мытые окна. Фотография в стеклянных осколках, которую в сердцах носком кроссовка неловко отбросил Михаил, лежала на линолеуме, впаянная в жирное месиво из пыли и гнили. На изображении Никиты Травникова алело пятно свежей крови - ровно в том месте, куда вошел оборвавший жизнь юноши нож.

От стены отделились две тени. Дневной свет, робко проникавший в квартиру, казалось, отшатнулся от мрака, исходящего от силуэтов.

- У нас получилось? – грубый мужской голос.

Вторая тень скользнула по кухне. Она то ли прислушивалась, то ли принюхивалась к чему-то. Наконец, беспорядочное кружение второй тени остановилось у окропленной кровью фотографии Никиты. Яростный вопль, преисполненный ненависти.

- Все придется начинать с начала.! Эту тварь нужно срочно убить.

***

Кривошеев уехал с места происшествия в подавленном состоянии, мечтая с головой зарыться в рутинные дела. Но у судьбы и руководства были на опера другие планы. Начальник отдела, только фигура Кривошеева замаячила в служебном коридоре, с плотоядным задором сунул Михаилу в руки стопку папок.

- Ты мне и нужен! Толик Борщов ушел в отпуск. Займись его делами. И помни, - подполковник выразительно замолчал и выжидательно уставился на подчиненного.

- Да-да! Знаю. Никаких висяков, - ворчливо продолжил Кривошеев, не в первый раз за день чувствуя глухое раздражение. Угораздило же нарисоваться именно сейчас в отделе и попасть под ясны очи Порлицая (так с легкой руки Михаила прозвали горячего на выволочки и прилюдную словесную порку руководителя).  

Остаток дня прошел под знаком нервозности и задавливаемой ярости. Рана больше не кровоточила, но напоминала о себе противной ноющей болью и легким жаром, что тоже не добавляло человеколюбия и благостности. Фигуральным контрольным выстрелом в голову стал звонок от любимой.

- Миш, меня отправляют в командировку на три дня. Наши фигуранты, за которыми гоняюсь которую неделю, засветились в соседнем регионе.

Кривошеев мысленно вынес всех святых и от души припечатал гнусный день с пакостными сюрпризами. Его молчание затягивалось.

- Миш, ты закончил материться? – осторожно спросила Настя. – Можешь теперь вслух что-то хорошее пожелать мне на дорожку?

Раздражение улетучилось, и капитан полиции почти улыбнулся - невеста знала его как облупленного.

- Как раз, родная, заканчиваю внутренний диалог на ненормативном русском, - проговорил он. – Легкой дороги, и помни, что квартира без тебя превращается в логово, а я становлюсь злым и колючим. Приедешь, а тебя встретит обросший и одичавший опер, изголодавшийся по женской ласке. Зацелую и исколю.

- А я тебя побрею, обниму и, как в русских сказках, спать уложу. На утро проснешься добрым молодцем.

Закончив разговор с невестой, Кривошеев задумчиво провел рукой по подбородку с уже наметившейся щетиной.

- Настя еще уехать не успела, а я уже колючий и зверею на глазах. Никуда не годится, пора выкручивать ситуацию на светлую сторону.

Спортивная сумка, в которую когда-то кинул полотенце и плавательные шорты для бассейна, ждала своего часа в кабинете. Михаил посмотрел в угол, где на стуле грудился увесистый баул.

- А не сходить ли в бассейн сегодня? Как ты умеешь уговаривать! Ну, поплавать, так поплавать!

Бассейн встретил привычной влажной прохладой и еле уловимым, но настойчивым запахом хлорки. Михаил нырнул в воду с трамплина, набрал скорость и на пределе сил и дыхания неистово замолотил руками и ногами. Несколько кругов ни о чем не думал, чувствуя только все более нарастающий стук крови в висках. Позволил себе остановиться только, когда начал судорожно хватать ртом воздух и оглох от «набата». Поплыл медленнее, восстанавливая дыхание и утихомиривая ток крови. И в это мгновение почувствовал странное касательное движение вдоль правой ноги. Удивленно обернулся, уверенный, что его обгоняет не замеченный ранее пловец. Но дорожка оказалась пустой. Михаил продолжил движение и вновь по правому бедру ощутил настойчивое холодящее прикосновение. В недоумении оглянулся. Никого!

Не сделал и двух гребков, как накатил сильнейший приступ головокружения, из глубин желудка к горлу рванул тошнотворный комок, жестокой судорогой свело правую ногу. На мгновение почудилось, будто мощная рука с острыми когтями впивается в кожу, пытается утянуть на дно. Боль пронзила до самого бедра. Забился сильнее, выталкивая тело вверх и помстилось - вывинтился из «капкана». Михаил опустил глаза – рваная царапина прорезала ногу до лодыжки, вода рядом интенсивно окрасилась в розовый цвет.

- Что за день такой - все кары небесные на одну несчастную ногу! На сегодня отплавался.  

Тошнота нахлынула с новой силой, картинка перед глазами расплылась. С трудом, словно продираясь сквозь вязкое болото, Кривошеев подгреб к бортику и рывком выдернул тело из воды. К нему уже спешил один из тренеров, дежуривших в бассейне.

- Что случилось?

- Сам не пойму. Похоже на порез. Может на дне острый предмет?

Сотрудник бассейна озадаченно помял подбородок.

- Странно, чистим чашу бассейна каждый день. Приношу извинения от имени клуба. Сейчас попрошу врача подойти и продезинфицировать рану. А по поводу постороннего предмета в бассейне… Вы сегодня последний посетитель. Мы как раз закрываемся. Скажу, чтобы тщательно проверили чашу.

Удивительное дело, но разговор подействовал на Михаила благотворно: спазм окончательно отпустил, тошнота исчезла, зрение восстановилось.

- Странный порез, словно хищник когтем полоснул, - врач (молодая женщина со строгими глазами) осмотрела рану. – Порез неглубокий, хотя и неприятный - края раны рваные., поэтому крови так много. Нужно обработать.

- Не стоит беспокоиться, - невесело усмехнулся Кривошеев. – Одной царапиной меньше, одной больше. С моей профессией учишься не обращать внимание на такие пустяки. Сегодня этой ноге досталось дважды – сначала повредил на месте происшествия, теперь у вас. Не мой день!

Он даже не подозревал, насколько пророческой окажется последняя фраза.  

***

Михаил шел домой тихими улочками, неосознанно обходя стороной людные места. Раздражала забинтованная и увеличившаяся до размера полена нога. С каждым шагом жар в области пореза становился сильнее, но Кривошеев из-за чистейшего упрямства решил добраться до дома пешком, а не на такси.

- Вот еще – на такси ездить! Силу воли вырабатывай. Болевой порог повышай - бормотал по дороге. - Бред какой-то: иду и почти хромаю из-за незначительного пореза. Да, старею. Скоро песочек посыплется. Начну разваливаться на ходу. А однако не смешно – на ногу с каждым шагом все неприятнее наступать.

Спешащая навстречу девушка в кумачовом платке на голове невольно отвлекла от внутренней сосредоточенности на пульсирующей боли в ноге. Прохожая поразила одухотворенным и совершенно нездешним выражением лица. Словно героиня советского оптимистичного кинематографа шагнула на улицы города. Еще чуть и казалось, что она по закону жанра под бравурную маршевую мелодию запоет неудержимо мажорное про вольный ветер.

- Качественный косплей под комсомолку, умницу и просто красавицу, - отметил про себя Кривошеев.

Красная косынка, простенькая блузка в невзрачный рисунок, широкая серая юбка с молоткасто-серпастым принтом, белые носки, босоножки на устойчивом невысоком каблуке только добавляли сходство с героинями пролетарской эпохи. Михаил невольно отметил ладность крепкой фигуры: рельефные икры сильных массивных ног, не обремененная бюстгальтером грудь, перетянутая потертым военного образца ремнем тонкая талия. Незнакомка двигалась свободным размашистым шагом, иногда резко останавливалась, вглядывалась в адресные таблички на зданиях, шевелила губами, читая надписи.

Внезапно картинка мира опять стала дробиться, делиться на множественные фракталы: улица расплылась, потеряла четкость архитектурных линий. На Кривошеева вновь нахлынул приступ тошноты. Михаил прислонился правым плечом к холодящей стене старого здания.

- Товарищ! - окликнула его девушка. – Я все никак не могу сыскать фабрику-кухню. Чай, ты дорогу сможешь показать? Ну, что стоишь тенятом, словно пень глухой. Как дойти-то? А то бабайку взяла, а фабрику никак не найду.

Кривошеев, борясь с одолевавшей его слабостью, оторопело застыл. Незнакомка мило окала и сыпала дорогими сердцу диалектизмами, которые он не слышал с далекого детства. С тех счастливых нежных времен, когда голоногим мальчишкой проводил все лето в деревне у бабушки. Родители Михаила трудились на двух, а то и трех работах, заколачивали каждую копейку. Пытаясь обеспечить себе и ребенку достойную жизнь, они переложили воспитание мальчика на плечи бабушки и упустили самое главное – момент перерождения трогательной детской любви в болезненную обиду и принудительную отчужденность. Бабушка стала для маленького Миши всем – родителем, другом и потрясающим рассказчиком увлекательных и порой страшных сказок перед сном. Благодаря ее сказаниям мальчик узнавал о затаенном мире духов и иных сущностей, заново учился прощать и любить.

Звонкий настойчивый голос незнакомки вернул Кривошеева в действительность. Он не сразу сообразил, о чем его спрашивает девушка. Фабрика-кухня? Любительница костюмированных вечеринок еще и пошутить не прочь. На заре становления народной власти в городе появилась одна из первых в Стране Советов фабрик-кухонь. Тогда одержимо верили, что женщине нового времени не место у плиты, она должна стать соратницей, а не старорежимной женой и матерью. К делу формирования свободной женщины подошли широко, с размахом: выделили на двух этажах помещения, где разделывали, чистили, готовили, парили и варили тысячами сытные обеды для строителей будущего коммунизма.

Девушка задорно и громко рассмеялась.

- Да, ты совсем не бололо!

А Михаил вдруг подумал, что уже видел такие волосы с медово-медным отливом, орехового цвета глаза в опушке светлых ресниц и характерное «азиатское» скуластое и круглое лицо. Только никак не мог припомнить, где. Накатывающие приступы тошноты мешали сосредоточиться.

- Что уставился? – продолжала заливаться энергичным колокольчиком незнакомка. – Глазами дырку на мне прожег. Чай, понравилась? А я тебя что-то не припомню на собраниях. Я бы такого точно заприметила. Приходи, на Негорелую улицу в бывший дом купца Потемкина. Мы там уже месяц квартируемся всей ячейкой. Спросишь Нину Пряхину. Это я. Дело каждому найдется!

Картинка мира мелко дрожала, плыла и кружилась в хаотичном танце. Слабость усилилась. Ноги налились свинцовой тяжестью и подкашивались – Кривошеев уже всем телом навалился на стену здания, стремясь найти опору, чтобы не рухнуть.

- Что-то ты квелый. Пойдем вон в проулок, там большая лавка пристроена. Посидишь, отдохнешь, в себя придешь, - наплывал издалека голос Нины Пряхиной.

Она настойчиво тянула Кривошеева за собой, пытаясь увлечь его в один из многочисленных переулков города. Вибрация телефона в кармане джинсовки встряхнула мужчину, подступившая к горлу тошнота чуть ослабила хватку. Кривошеев достал аппарат. Рука Нины Пряхиной соскользнула с запястья.

- Миш, ты куда пропал? – Настя была явно встревожена и говорила громче, чем всегда. – Битых два часа до тебя ребята из отдела пытаются дозвониться, а ты трубку не берешь. У них появились какие-то новые вводные по делу, на которое сегодня выезжали. Перезвони Саше Трофимову!

Кривошеев не мог ответить любимой - язык превратился в пудовую гирю, которой никак не пошевелить, во рту стоял металлический привкус, Он лишь выдавил нечленораздельное бормотание.

- Что ты сказал? Ничего не поняла, только голос угадывается сквозь шум и треск. Связь пропадает. Надеюсь, ты меня слышишь. Миш, позвони прямо сейчас Саше. Он что-то важное нарыл. Хочет с тобой обсудить. Я уже скучаю. Родной, поберегись, если не ради себя, то для меня. Люблю! (последнее слово девушка прошептала и нажала на отбой)

Чем дольше звучал любимый голос, тем лучше становилось Кривошееву. Странный морок потихоньку отпускал, липкая слабость отползала, а тело вновь наливалось молодостью и силой. На последнем слове Насти Михаил почти почувствовал, как теплая невесомая ладонь девушки мягко погладила по щеке.

Если бы капитан полиции во время разговора с любимой посмотрел на лицо Нины Пряхиной, его бы поразили происходящие на глазах превращения. По нежному лицу девушки прошла странная рябь и сквозь чистые юные черты проступила грубая маска: нежная пухлость губ сдулась, превращаясь в жесткую недобрую прорезь рта, ореховый цвет глаз выцвел, наливаясь злой желтизной. Метаморфозы длились мгновение, когда Михаил завершил разговор с Настей и поднял глаза на Нину, перед ним вновь стояла девушка-комсомолка.

- Пойдем, провожу до лавочки, - настаивала она. В напористом голосе появились нотки нетерпения.

Кривошеев растерянно посмотрел на собеседницу, словно только сейчас вспомнил о ее существовании. Он не успел ответить, как в кармане куртки вновь настойчиво задергался телефон. Аппарат истошно разрывался, словно пробудился от коматозного состояния и спешил донести до капитана полиции всю информацию, о которой умалчивал в течение последних двух часов. Пришло несколько оповещений о непрошедших звонках от коллег, эсэмэски от Саши Трофимова, раздраженное голосовое сообщение от Порлицая, который искренне негодовал, что подчиненный в свое законное свободное время имел наглость пропасть с его вездесущих радаров и не спешил ответить на начальственный призыв. Капитан понял очевидное - у него совсем нет времени на приступы странной слабости и нет времени рассиживаться на лавке под присмотром незнакомки. Обозначились неотложные дела: предстояло узнать, что накопал умница Саша, почему так взъелся Порлицай и что понадобилось остальным коллегам.

- Спасибо, Нина, не стоит. Мне уже хорошо. Простите, не смогу вас проводить до здания, где когда-то размещалась фабрика-кухня. Но вы уже почти дошли – стоит лишь завернуть в соседний переулок, - Кривошеев запнулся, внезапно осознав, что последние несколько минут девушка его тянула именно в нужном направлении. – Впрочем, думаю, вы сами знаете, куда следует идти.

Он двинулся в сторону отдела, гоня прочь мысли о странной встрече и подозрительном поведении девушки. Другие дела настойчиво напоминали о себе. Отдых и сон, как часто бывало, отложились на неопределенный срок.

Нина угрюмо смотрела вслед стремительно удаляющемуся полицейскому. Из переулка, в который девушка упорна влекла Кривошеева, вышел крепкий молодой человек. Все в его одежде и манере поведения навевало на мысль о неспокойных и лихих девяностых: аляповатый и лоснящийся синтетическим блеском спортивный костюм с традиционной олимпийкой на молнии, широкая золотая цепь, внушительных размеров печатка, кожаные туфли с металлическими «подковами» на острых носах. Он подошел к девушке и ядовито усмехнулся.

- Гляжу и у тебя не срослось! А так таращилась, мол, плевое дело заманить лоха в наши лапы.

- А у тебя лучше получилось? – брызгая слюной, яростно зашипела вмиг постаревшая и подурневшая Нина Пряхина. – Это я в бассейне с Кривошеевым справиться не смогла? Нет, это ты его не одолел! Так что нечего на зеркало пенять, коли рожа кривая.

Они ненавидяще сверлили друг друга белесыми глазами.

- Как пройти на фабрику-кухню... Ты совсем квелая? Еще бы спросила, как пройти в библиотеку – он бешено выплевывал каждое слово, угрожающе нависая над собеседницей. - И зачем ты напялила доисторический платок на голову и дурацкую юбку.

- А сам чем лучше? – враждебно засипела та в ответ. - Ничего посовременнее, кроме допотопного дешевого спортивного костюма не нашел? И еще эта приметная татуировка на руке. Она выдает тебя с головой! Многие в городе помнят, какой показушник чванился татуировкой в виде колеса.

Они снова замолчали. Казалось, воздух утратил легкость и прозрачность, наливаясь свинцовым цветом и приобретая вязкость. Потом Нина провела по лицу рукой с длинными хищными ногтями, вновь меняясь на глазах.

- Оба не справились. Пока ни у тебя, ни у меня не получилось довести дело до конца. Что дальше? Времени у нас осталось совсем ничего. Скоро день рождение паршивца. Коли вместе не одолеем, каждый вернется к своему не солона хлебавши.

- Не учи ученого. Салага ты в решаловых вопросах по сравнению со мной, - неприязненно выдавил Крутицкий, зримо матерея на глазах, но потом примиряюще добавил. – Лады, оба тормоза. Давай охолонем чуток. Для начала дерябнуть беленькой нужно. Но не до автопилота. С ней, родимой, дела пойдут как по маслу. Еще бабы хорошо думать помогают. Но здесь бесперспективка. С тобой баунти у нас не завяжется, мне нравятся модельки, а ты больше на кобыздоха похожа. (мерзенько дробно засмеялся) Так что бабы отметаются. Чарку бухну и буду думу думать. Почапали на хату. Только по дороге заскочим в магаз. Лавэ есть, чтобы купить водочки-селедочки.

И странная парочка, заигравшаяся в комсомолку из тридцатых годов и гопника из мутных девяностых неспокойного двадцатого века, нырнула в один из многочисленных запутанных переулков.

***

Ничего не подозревающий о странных персонажах Кривошеев широким шагом отмахивал расстояние до отдела полиции. Нога, как ни странно, больше не болела. Телефон, будто разбуженный звонком Насти, исправно разрывался новыми оповещениями, подгоняя капитана.

Кривошеев проскочил знаменитый городской овраг. В первые годы становления советской власти на этом месте в неприметном двухэтажном домике с толстыми кирпичными стенами разместился НКВД. Только посвященные люди знали, что неказистое строение уходит в землю разветвленной сетью подвалов. В них сметливые и скорые на расправу слуги народа оборудовали казематы для несогласных и неугодных. Здесь же в закрытом глухим забором дворе расстреливали без суда и без особого следствия. Столько народа положили, столько крови пролили, столько душ сгубили; и место впитало в себя беззаконие и боль, долгие годы оставаясь черным пятном на карте города. НКВД расформировали, выехали из старого здания очередные борцы за советскую власть, переселившись в нарядное с каменными барельефами строение на главном проспекте, а горожане все отводили взгляд и прибавляли шаг, проходя мимо оврага. Место пребывало в запустении, буйно зарастая сорным кустарником, колючим репейником и жгучей крапивой.  

В девяностые ни один здравомыслящий человек близко не совался. Местные рэкетиры приноровились прикапывать здесь трупы. Оскверненная земля вновь принялась собирать страшную жатву в виде человеческих душ. Пустырь превратился в зловещее кладбище неуспокоенных душ и смердел, распространяя тошнотворное зловоние на ближайшие кварталы.  Когда отвратительный дух доплыл до близлежащих многоквартирных домов и полчища жирных, отливающих зеленым мух настырно полезли в окна, город не мог больше делать вид, что оврага не существует. Народ потребовал смести позорное пятно с лица города, и властям пришлось реагировать. Вскоре спецы из группы криминальной милиции протоптали тропинки по оскверненной земле и извлекли из недр нехорошего оврага дюжину тел разной степени разложения.

После завершения эксгумаций власти не нашли ничего более умного, как навезти к городской «достопримечательности» несколько самосвалов с землей и щебнем и засыпать овраг. На образовавшейся площадке инициировали активное шевеление строительной и прочей техники. Место по всему периметру обнесли высоким глухим забором. Но горожане вскоре прознали, что на костях возводится храм. Люди набожно крестились, потрясенные грядущими преображениями, но примирились - лучше пусть белокаменный храм сияет золотом куполов и строго смотрит на грешников святыми крестами, чем место вновь зарастет и превратится в стихийное кладбище несчастных и обездоленных, численность коих продолжала множиться.

Двадцать лет спустя никто не вспоминал о дурной славе места, от которой и сохранилось только название «Чурилов овраг». Храм высился доминантой, являя городу двенадцать золотых маковок, увенчанных изящными витыми крестами. Площадь замостили аккуратными дорожками, разбили сквер, засадили серебристыми тополями и декоративными яблонями.

Михаил почти пересек площадь, когда вновь почувствовал прилив слабости, во рту появился противный металлический привкус. Усилием воли он погасил накатывающее волнами головокружение и продолжил идти, почти не снижая темпа. С площади свернул в переулок, сокращая путь до отдела полиции. Под ногами бугрилась дореволюционная мостовая из выглаженного не одним поколением горожан природного камня. Вдоль дороги пучились невзрачными оконцами низенькие дома, построенные в начале двадцатого века и вросшие со временем до середины первого этажа в землю. Кривошеев все же вынужден был остановиться, чтобы перевести дух. Он прислонился пылающим лбом к шершавой стене приземистого старого здания. Небольшая табличка, размещенная на стене на уровне глаз, привлекла внимание. Михаил похолодел, когда прочитал выгравированную на гранитной поверхности информацию.

«Дом купца Емельяна Потемкина. Построен в 1905 году. В 20-ые годы XX века экспроприирован и передан народной власти. В 30-ые годы XX века здесь проводила свои заседания трагично знаменитая комячейка города».

Далее аккуратным столбиком перечислялись тринадцать фамилий и имен – состав комячейки. Третьей значилась Нина Пряхина.

- Чехарда какая-то. Многовато Нин Пряхиных нынче развелось в нашем неприметном городишке. Нужно с Ириной проконсультироваться.

Не откладывая в долгий ящик, он достал из кармана куртки телефон и набрал номер Ирины Крутовой – доброй знакомой, профессионального историка. Кривошеева с первого взгляда покорила ее выразительная русская красота. Ирина была на десять лет старше, поэтому молодой человек и после нескольких лет знакомства испытывал почти юношеский пиетет перед эрудированностью и внутренней интеллигентностью историка, знающего самые потаенные секреты родного города. Они приятельствовали много лет, и Михаил часто обращался к талантливому краеведу за консультацией.

Ирина приняла вызов на втором гудке.

- Миша, рада вас слышать. Но вынуждена предупредить, не смогу долго говорить. Нахожусь на встрече. Пяти минут будет достаточно?

- Ирина постараюсь не задерживать. У меня нет определенного вопроса. Пока только, как говорится, полицейская чуйка сработала. Не расскажите мне о Нине Пряхиной.

продолжение рассказа:

Жертва на крови (1)

Жертва на крови (2)