P.S. Запущено новое закрытое NSFW сообщество Отборная хламина от фу до вау! для истинных аристократов и ценителей отборного хлама. Пока на стадии наполнения...

– Анкл Бобби, – говорит Денис. Он упорно зовёт меня анклом Бобби. – А помнишь, как в «Дерьмовом приключении – 2» толстяка Фрэда стошнило джаст прямо на шляпу сэра Молли. Май гад! Это было чертовски неплохо, не так ли?.. Клянусь печёнкой дьявола, это было сыграно не хуже, чем у самого неповторимого Джима Керри.

– О господи!.. Дениска, а по-русски, дядей Вовой, меня нельзя называть? – морщусь я. – И потом, ты ведь знаешь: я не смотрю никакие «Дерьмовые приключения»… И никакого Джима Керри я не знаю.

(Здесь я слегка слукавил. Старший сын в своё время заставил меня просмотреть от начала до конца фильм «Маска». Честное слово, на протяжении всего фильма мне было чисто по-человечески неловко за этого самого Джима Керри.)

Дениска изображает крайнюю степень удивления, точно копируя удивление по-американски: голова чуть набок и покачивается, брови сдвинуты, рот приоткрыт. Потом из приоткрытого рта доносится глубоким проникновенным шёпотом:

– Уау!

Затем: два указательных пальца направлены в мою сторону, большие пальцы вверх:

– Ты (пауза) не знаешь (пауза) Джима (пауза) Керри?! Я джаст не ослышался?

Дениска щёлкает пальцами вокруг моего лица, как бы приводя меня в чувство.

– Нет, – говорю я, – не знаю. Что же мне, извини за грубость, весь этот кинопонос так и смотреть? Кстати, руки вымой. Небось чипсы с запахом бекона ел?

Денис со стандартным голливудским ироничным удивлением смотрит на меня.

– Ты не отдаёшь себе отчёта в своих словах, анкл Бобби. При чём здесь бекон? Тем более что чипсы были со вкусом сёмги. Это чудовищно! Джим Керри – это классика. Ты не знаешь Джима Керри? Это проблема. Ты должен разобраться в этой ситуации… О’кей? – следует знак «о’кей» обеими руками.

– Ты бы, Дениска, лучше книжку какую-нибудь почитал… «Собачье сердце» там или…

– Моё имя Дэн. О’кей? Все в этом городе зовут меня Дэн. Было бы неплохо, дружище, если бы ты звал меня так же. Это будет джаст неглупо с твоей стороны. Я был бы тебе очень благодарен, старик, если бы ты оказал мне эту услугу.

– Охламон ты, а не Дэн. Ты учиться-то когда начнёшь, а?

– О нет! – восклицает Дениска, заученно растопырив согнутые пальцы, как будто обнимая невидимый шар перед собой и покачивая им. – Только не это! Если бы ты не был анклом Бобби, я бы сказал: заткнись, детка! Я уже знаю эту ситуацию. Такой эпизод был в «Родителях из преисподней – 3». Ты…

– Нет, не смотрел.

– Это проблема. Ты должен обязательно посмотреть «Родители из преисподней – 3». Там родители-вампиры – о’кей? – уговаривают детей-вампиров пить кровь людей, а дети-вампиры – о’кей? – не хотят её пить. Это их выбор.

– Почему?

– Потому что они хотят… как это?.. Джаст э момэнт…

Дениска, подбирая слова, задумывается и долго, чисто по-американски, делает круговые движения указательными пальцами около висков. Наконец он вспоминает и, ткнув в меня указательными пальцами, говорит:

– Йе!.. Клянусь последним чипсом в моей жизни, я вспомнил!

– Ну и что ты вспомнил, макака ты голливудская?

– Дети-вампиры сделали свой выбор. Йе… Они не хотят пить кровь людей. Они сменили свой майнд. Они хотят заниматься с ними дружбой.

– О господи!

– Это их выбор. Там есть такой момент. Отец-вампир Джек предлагает сыну-вампиру Чаку почитать «Великую вампирскую книгу», чтобы поступить в школу вампиров. Но Чак говорит «нет». Он говорит: о’кей, я сделал свой выбор, решил эту проблему и нашёл выход из ситуации. Я буду заниматься дружбой с людьми. О’кей! И тогда другие дети-вампиры сказали Чаку: отличная идея, Чак! Ты настоящий герой, Чак! Ты справился с этим! Это было непросто. Мы гордимся тобой, Чак!.. А потом они устроили вечеринку. Жарили сосиски, дули на торт и всё такое. Это сильный момент, анкл Бобби, не так ли? Этот момент у них получился не хуже, чем у самого Роберта Паттинсона, клянусь задницей Джулии Робертс…

– Слушай, Дениска, честное слово, я не смотрел это «Дерьмо из преисподней» и не буду, я не видел ни одной задницы из этого зоопарка и я не знаю ни этого Паттинсона Робертса, ни Роберта Джулио. Они у меня все на одно лицо, вернее, на одну задницу. (Насчёт задниц я душой уж точно не покривил.)

– Это проблема…

– Сомневаюсь… По мне весь этот звёздный обезьянник одного, к примеру, незвёздного Евгения Евстигнеева или, скажем, Вячеслава Тихонова не стоит. Не говоря уже о Фаине Георгиевне Раневской.

– Кто эти люди, анкл Бобби?

Я начинаю тихонько звереть и неожиданно для самого себя говорю:

– Это проблема, Дэн, о’кей?

– О’кей, анкл Бобби… – растерянно отвечает Денис.

– Может быть, ты ещё не знаешь и Рину Зелёную? Клянусь полосатой жилеткой Глеба Жеглова, это чудовищно, Дэн!

– Кто это – Рина Грин? Я не знаю эту леди.

– О нет!.. Нонна Мордюкова? – я выставил по-англосаксонски в качестве начала отсчёта большой палец.

– Нет.

– Анатолий Папанов? – большой плюс указательный.

– Нет.

– Уау! – визгливо кричу я и направляю на Дениску два указательных пальца (большие оттопырены вверх). – Ты (пауза) не знаешь (пауза) Анатолия (пауза) Папанова?! Это проблема!

Я смотрю на Дениску с чисто голливудским ироническим удивлением.

– Мне очень стыдно, анкл Бобби, – говорит неожиданно смущённый Денис, – но я не знаю этого славного парня. Уверен: он крутой гай. Но я не знаю этого джентльмена. Сорри, анкл Бобби. Где он снимался? В «Дьявольских трусах – 7»? Или, может быть, «Мумия хочет секса – 12»? С кем снимался этот гай? С Джонни Деппом? Или джаст с Брэдом Питтом?

Я по-голливудски мудро-безнадёжно качаю головой.

– О нет! Только не это… У тебя серьёзные проблемы, мой мальчик. Сделай необходимые выводы, детка. Клянусь носом Фрунзика Мкртчяна. Какой Питт с его бредом? Тысяча чертей! – я делаю американские круговые движения пальцами у висков – такие движения помогают этой нации хоть как-то думать. Потом долго покачиваю перед собой воображаемый шар, наконец щёлкаю пальцами вокруг Денискиного лица. – О’кей, гай. Я принял решение. Это мой выбор. И мы – одна команда. Не так ли, детка?.. Сначала ты должен посмотреть «Место встречи изменить нельзя».

– С Ричардом Гиром?

– Факин шит! Уот даз ит мин – «гир»? С самим Арменом Джигарханяном. Потом ты должен посмотреть «Москва слезам не верит».

– С Пенелопой Крус?

– Шитин фак! Какая ещё Пенелопа? С самим Алексеем Баталовым. Клянусь банным веником Жени Лукашина. Затем – «Мимино».

– С Дженнифер Лопес?

– Фак ё шит! Лопес-Пенелопес… Какое джаст убожество… Наоборот – с самим Вахтангом Кикабидзе. Уау! И, наконец, «Ёжика в тумане».

– Это блокбастер, анкл Бобби?

– Шит ё фак! Моё имя Вова. О’кей? Все в этом городе и за его пределами зовут меня Вова. Я был бы тебе очень признателен, дружище, если бы ты называл меня дядей Вовой. Как Скрипач зовёт Станислава Любшина в «Кин-дза-дза!». Ты смотрел? Нет? Это проблема. И вообще: о’кей, ты упал не в ту реку, ёжик Дэн. И она не вынесет тебя… Клянусь миелофоном. У тебя проблема, Дэн, и ты должен её решить. Ку? Или не ку?

Дениска конкретно обалдел. Он во все глаза смотрел на меня. Рот у него был приоткрыт. Но по-нашему, а не по-американски.

Дениска по-рязански шмыгнул носом, по-вятски почесал в затылке и совершенно по-человечески сказал:

– А что такое это «ку», а, дядя Вова?

С тех пор, как человек заговорил, он должен был понять, что язык - это великое благо и великое зло. "Язык мой - враг мой" - гласит народная мудрость. Но я скажу иначе: язык - вообще враг всего человечества.
Как человек заговорил и зачем? Ну, представьте, лежит в пустыне носорог. Умер. Вокруг него толпятся львы, гиены и все прочие и ждут, когда он начнет разлагаться. Кожа ведь у носорога толстая, вот и ждут, когда она под палящим солнцем разложится и его можно будет съесть. А человек в самом конце пищевой цепочки: ему достанется то, что оставят львы и гиены. И вот бежит человек к племени, надо же сообщить, что такое богатство в пустыне померло. В этой ситуации язык просто необходим, ведь он помогает одному человеку привести с собой целое племя с оружием, отогнать львов и получить своего замечательного почти не начавшего тухнуть носорога. Хотя я на их месте не ела бы мертвого носорога, а напала бы на льва, тем более, что со мной было бы целое племя с оружием (так, наверное, появились охотники), а носорога бы по частям выменивала на оружие у голодающих (так, наверное, появились евреи).
А то, что язык не только благо, но и беда, человек должен был понять, когда заговорила первая женщина, а вслед за ней и все остальные женщины (дочери Евы, как известно, вообще быстро учится всему интересному). И первобытным женщинам было неинтересно говорить об охоте и прочих важных для мужчин вещах. Женщины, как известно, болтливы, а болтливыми они стали именно после появления языка. И женщине, настоящей женщине, не так уж важно, о чем говорить. Для нее важен сам факт разговора. Мужчине этого не понять, его это утомляет. Поэтому и стал женский язык самым страшным бытовым врагом мужчины.
Ну а в наш век, в век упразднения гендерных различий, все стало еще хуже. В наш век вообще приятнее всего быть немым. Или даже не самому быть, а пребывать в окружении. Человек без языка - золотое создание. Он не шумит, потому что не говорит и даже телевизор смотрит без звука, а кино по субтитрам понимает или по сурдопереводу, он читает много книг (хороших или нет - уже не суть, все мы знаем, ведь на каждом углу нам говорят, что читать надо, а что именно не уточняют), он вряд ли выдаст государственную тайну (взять "языка" - счастье для разведчика, но если "язык" без языка, то и взять с него нечего).
Учебник обществознания утверждает, что главная функция языка - коммуникативная. Психологи вторят: общение - важнейшая стадия становления личности. Общение важно, не спорю. Но почему же тогда все более популярным становится образ молчаливого мизантропа, не выходящего из депрессии и из дома? Не потому ли, что за тысячелетия люди пресытились общением, хорошим, правильным, умным общением? О чем говорят сейчас люди? О политике (о ужас, только из-за таких разговоров следовало бы запретить всякие проявления речи), о моде (сплошные глупости, только порочащие высокую роль языка в человеческой жизни), о других людях (сплетни-сплетни-сплетни, фу! думаю, не стоит объяснять, почему язык, распускающий слухи, является врагом всего разумного). Хотя, признаюсь, мне встречались люди, даже молодые, которые не разбазаривали язык впустую: они обсуждали спорные моменты истории, проблемы, поднятые классиками литературы, вели долгие дискуссии на умные околофилософские темы. Это, конечно, прекрасно. Но, если уж на чистоту, странные они. Вырастет из такого умника второй Ницше и что мы будем делать с плодами его мыслительной деятельности?
Ну, с устной речью и звуковыми проявлениями языка все понятно: сжечь, как любил говаривать Торквемада. А как быть с теми, проявлениями языка, которые принято считать вечными, с литературой? Про музыку я промолчу: уберите из нее слова и она станет прекрасна вся без исключения, даже "О боже, какой мужчина!". Но литература… Что ж, разведем костер святой инквизиции (для розжига возьмем Донцову, ведите ее сюда). Нам не в чем винить Александра Сергеевича Пушкина, Льва Николаевича Толстого, Фёдора Михайловича Достоевского (и всех моих любимых писателей), но вот вас, Иван Сергеевич Тургенев, прославлявший великий могучий язык, просим первым подняться к костру. Ведь язык это что? Правильно, враг! Ну да ладно, кроме шуток. Произведения классических и даже современных писателей (повторюсь, кроме Донцовой) ни в чем не повинны. Это достояние культуры и, если уж мы (в идеале) откажемся от речи устной, единственный способ донести до будущих поколений мудрость веков.
Я не против языка, который старше меня минимум на тысячу лет и ровно на столько же мудрее и богаче. Я против того состояния, в котором он существует. Я против тех целей, для которых он используется. В конце концов, топором можно рубить дрова, а можно - соседей. И, думаю, не надо объяснять, что рубить соседей как минимум нехорошо. А наших лучших соседей: умные мысли, передовые идеи, правильные суждения - просто глупо. Топор языка был придуман, чтобы рубить им гранит науки и через тернии прокладывать себе путь к звездам. Ну так, господа лесорубы, нам вперед или можно в кустах посидеть, о моде поговорить?