Иллюстрация Ксюши Хариной
В один из воскресных дней после очередного раздора отец сказал маме, что пойдёт со мной погулять в парк. Мне в то время было три или четыре года.
— Пожалуй, пришло время покатать его на аттракционах, — папа погладил меня по голове.
— Вот молодцы! — сказала мама и впервые за несколько дней улыбнулась.
Меня нарядили в лучший костюмчик, тщательно умыли, причесали и подвели к зеркалу.
Отражение мне понравилось. Отец тоже надел новую рубашку и праздничные брюки. Он взял меня за руку, и мы пошли к двери. Мама поочерёдно чмокнула нас в щеку и помахала вслед.
Семейная идиллия, да и только! Однако на самом деле всё обстояло не так уж хорошо…
Парк находился недалеко от нашего дома; мы пробыли там совсем недолго. Папа покатал меня на карусели, купил мороженое, и пока я его ел, мы сделали круг на колесе обозрения.
Затем он, явно торопясь, остановил такси, и мы куда-то поехали через весь город. Остановились около многоэтажного дома и поднялись в лифте на восьмой этаж. Отец нажал кнопку звонка.
Дверь открыла красивая светловолосая женщина. Она улыбнулась и пригласила нас в квартиру.
— Ну, давай знакомиться, Василёк, — хозяйка присела передо мной на корточки и протянула руку: — Света.
— Тётя Света, — поправил её папа.
Я пожал её мягкую тёплую ладонь и отчего-то смутился.
— Перекусить хочешь, Василёк? — Тётя Света кивнула на стол, уставленный пирожными, конфетами и фруктами. В середине высились несколько бутылок лимонада и одна шампанского.
— Светлана, зря ты думаешь, что он ничего не понимает, — отец скосил глаза в мою сторону.
— Ну, и что же мы будем делать? — жалобно спросила хозяйка.
— Зови своего соседа… Как там его, Николай, что ли?
— Так он шампанское не пьёт, — тётя Света посмотрела на стол.
— Пусть сходит в магазин за водкой, — отец достал из кармана бумажник и вынул из него деньги.
— Думаю, подобное предложение не будет ему в тягость.
Я не совсем понимал, о чём идёт речь, но был уверен, что папа, как всегда, прав.
Вскоре появился жизнерадостный «Колёк», и мы шумно уселись за стол. Отец открыл шампанское; пробка ударилась в потолок и, срикошетив, угодила соседу в голову.
— Ох, не любит меня этот шипучий напиток, — сказал Колёк, наливая себе водку. — Я ему отвечаю тем же. Пучит меня от шампанского… — он тяжело вздохнул.
Папа и тётя Света рассмеялись. Мне стало жалко Колька. Отец наклонился к нему и что-то зашептал на ухо.
— Дык понимаю… — Сосед кивнул, широко развёл руками и, подмигнув, посмотрел на меня. — Сам когда-то в этой школе учился. А щас, — он указательным пальцем постучал по водочной бутылке и снова печально вздохнул, — у нас другая ориентация.
Вскоре Колёк заметно повеселел и несколько раз попытался громко кричать. Но тётя Света сердито сказала, чтобы петь песни он шёл в свою квартиру. Так оно и случилось: отец взял его под руку и отвёл домой.
— Василёчек, а ты отдохнуть не хочешь? — спросила меня тётя Света. — Ты днём спишь?
— Спит, спит, — поспешно ответил за меня папа. — Куда мы его положим?
— Думаю, на диване будет лучше всего, — решила хозяйка.
Я лежал на мягких разноцветных подушках, рассматривая картинки на стенах и книжном шкафу: спать совершенно не хотелось. В соседней комнате перешёптывались отец и тётя Света. Я сполз с дивана и хотел спросить, не могу ли я посмотреть мультики, но дверь оказалась запертой. Вздохнул и вернулся на своё место.
Видимо, всё-таки я заснул и очнулся, когда папа теребил меня за плечо.
— Сынок, просыпайся скорее, нам домой ехать пора, — он поспешно собирал мою одежду. За окном было уже темно.
В такси отец несколько раз повторил мне, что мы были в гостях у дяди Коли, а его жена угощала нас чаем. С вареньем, — добавил папа, хотя никакого варенья не было и в помине.
— Тётя Света — жена дяди Коли? — спросил я.
— Конечно, — папа удивился моему вопросу. — Разве ты не заметил? — отец ещё раз напомнил мне, что надо говорить маме. — Ты всё понял, сынок?
— Да, папа, — ответил я. Это обещание было легко выполнить, казалось мне. Но я ошибся.
— Где ты шлялся?! Посмотри на часы! — мама с порога накинулась на отца. — Ещё и ребёнка за собой таскал!
Но, увидев, что он трезв, она несколько успокоилась.
— Где вы были, сынок? — Мама прижала меня к себе. — Ведь уже почти ночь на дворе…
— Мы были в гостях у дяди Коли, — глядя на отца, затараторил я. — Пили чай с вареньем и шампанским. Потом Колёк стал пьяный, и папа отвёл его домой.
Отец нахмурился и полез в карман за сигаретами.
— Тётя Света уложила меня спать на диван, — я чистосердечно восстанавливал в памяти хронологию недавних событий, — а сама легла с папой в другой комнате.
Папа опустился на стул и сунул сигарету в рот.
— Папа, переверни сигарету, снова фильтр прикуришь, — подсказал я.
Он взглянул на меня. Глаза были печальные-печальные. Как у нашего кота Пеле, когда его побили за то, что он съел мамину любимую канарейку.
В тот поздний, злополучный для него вечер, отец снова ушёл от нас. Как впоследствии я понял — отнюдь не добровольно.
Ежедневно я выглядывал в окно, всматриваясь в проходящих мимо мужчин, желая увидеть среди них лишь одного человека. Подходил к входной двери и прислушивался к шуму на лестничной клетке. Но ничьи шаги не походили на знакомый шустрый топот.
Я возвращался в комнату и останавливался возле мамы.
— Где папа? — теребил её за платье и заглядывал в лицо.
— Отвяжись, — она пуще прежнего гремела тарелками и тыльной стороной ладони прикасалась к повлажневшим глазам. — В командировке он, — наконец отвечала мама, видимо, что-то решив для себя. — Скоро вернётся.
Спустя несколько дней отец действительно вернулся домой. Он был очень спокоен, невероятно ласков со мной и с мамой и с работы приходил непривычно рано.
Моя жизнь снова наполнилась приятными событиями: папа читал мне на ночь книжки, объясняя непонятные моменты, обучал игре в шахматы и в морской бой. Он очень любил футбол и смотрел по телевизору практически все матчи. Я забирался к нему на колени, вглядывался в экран, стараясь понять смысл этого спортивного состязания, и почему папа так сильно переживает. Обнимал его и хотел, чтобы он успокоился. Отец одной рукой прижимал меня к себе, а другой время от времени постукивал по подлокотнику кресла.
— Ну кто так пас отдаёт?! — Он заглядывал в мои глаза, но увидев там пустоту, с удвоенной горячностью посылал очередной вопрос небу. — И кто этого придурка на поле выпустил?
От отца пахло табаком, шампунем и чистой рубашкой. Подобного аромата я больше нигде и никогда не вдыхал.
— Нет, тебя определённо нужно взять на футбол, — обращаясь ко мне, говорил папа после окончания трансляции матча. — Такое испытание не выдерживает никто: человек непременно становится болельщиком.
— Я выдержала, — подавала голос мама.
— Ты не в счёт. Женщина… Что с неё взять? — отмахивался отец. — Правда, сынок?
— Правда, — соглашался я.
— Пусть в доме хоть один нормальный мужчина останется, — мама едва сдерживала улыбку.
Но нормальных мужчин в нашей квартире не осталось, ибо в ближайшее воскресенье мы отправились на футбол.
Меня пугало невероятное количество людей, которые заполнили общественный транспорт, близлежащие магазины и подходы к стадиону. В условленном месте отец встретился со своими друзьями, и мы зашли в небольшую кафешку.
— Не, не, — папа решительно отодвинул предложенный ему стакан вина. — Мы только сок, — он поправил шапочку на моей голове. — Правда, сынок?
Я энергично закивал, хотя по цвету напитки казались мне одинаковыми. Очевидно, разница ощущалась во вкусе.
— Что, Миша, боишься снова потерять ребёнка? — спросил папу один из приятелей.
Ничего не ответив, отец лишь многозначительно развёл руками.
Несколько лет спустя, уже после смерти папы, на поминках его друзья расскажут эту трагикомическую историю...
Однажды, когда мне было около года, мама отправила нас с отцом гулять. Папа выкатил детскую коляску на улицу и осмотрелся по сторонам. Собеседником в то время я был, надо полагать, никудышным, а отец всегда тянулся к компаниям. Он категорически не переносил одиночества.
Невдалеке, в увитой диким виноградом беседке, сражались местные шахматисты. Папа тоже являлся поклонником Каиссы и, естественно, подошёл к коллегам поближе. Время от времени любители мудрого состязания наклонялись за стоя́щей под столом бутылкой. Угостили и «Мишу», причём не раз. Когда спиртное закончилось, кто-то сбе́гал в гастроном. Вскоре стало темнеть, и дебаты о ферзевых гамбитах и сицилийской защите переместились в близлежащую «стекляшку».
Папа вместе со мной в коляске следовал за всей шахматной компанией. Через час чувство долга и любовь к семейному очагу сподвигли отца покинуть прибежище несостоявшихся гроссмейстеров. Правда, без меня. Папа «прозевал» этот ход — он просто забыл о моём существовании. Весьма довольный удачно проведённым вечером, весело насвистывая марш Мендельсона, отец неспешно поднимался по лестнице. Достал из кармана ключи, сунул их в замок и… вспомнил о любимом отпрыске. Значительно быстрее своей запоздалой мысли, перескакивая через три ступеньки, он бросился вниз и стремглав побежал к кафешке.
Увы, забегаловка оказалась закрытой. Папа, обхватив никчёмную голову руками, со стоном опустился на асфальт. Предполагаю, у отца это был самый острый приступ чадолюбия. Ещё раз с тоской взглянув на мрачно темнеющие окна пункта общественного питания, он увидел на дверях приклеенную скотчем бумажку. Уж неизвестно, что заставило папу ознакомиться с объявлением: безысходность или аналитический склад ума. Там было написано: «Идиоты! Кто забыл ребёнка, обращайтесь по адресу Коммунаров, 59. Спросить тётю Пашу».
— С тех пор твой отец при тебе никогда не употреблял спиртные напитки, — рассказчик похлопал меня по плечу. — Хороший был мужик, будет земля ему пухом.
Мы вышли из кафе и направились к стадиону. Это была любовь с первого взгляда! Рокочущие, словно море во время шторма, трибуны, освещённый мощными прожекторами изумрудный прямоугольник поля, осмысленно снующие по нему футболисты. Всё это выглядело сочно, интригующе, ярко. От полноты ощущений у меня перехватило дыхание.
Отец почувствовал моё состояние.
— Классно, — он заглянул мне в глаза. — Правда, сынок?
Противоборствующие команды, атакуя, волнами накатывались на ворота друг друга.
Болельщики, заполнившие трибуны до отказа, неистовствовали в диком рёве, когда атаковали облачённые в жёлто-зелёную форму «наши». И заходились в разбойничьем пронзительном свисте во время натиска соперника.
Отец мне на ухо выкрикнул, что подобный шум ему довелось слышать на концерте легендарных PINK FLOYD в Москве. Я ему что-то ответил, но не услышал своего голоса.
— Папа! — завопил я что есть мо́чи, но моё обращение потонуло в десятках тысяч других голосов.
— Как здорово! — Мне уже не требовался ответ. Я был счастлив; нет, пожалуй, наполнен какими-то волшебными, неведомыми ранее, ощущениями.
Однако немного смущали слова, которые болельщиками выкрикивали в адрес судьи. Некоторые из них мне приходилось читать на стенах в школьном туалете. Похоже, что рефери был самой отвратительной фигурой на поле. Человек в чёрной одежде невпопад свистел, останавливая игру на самом интересном месте, необоснованно придирался к нашим игрокам и, что самое страшное, потворствовал вопиющим безобразиям, которые вытворяли наши соперники.
Во время перерыва, когда мы с папой ели эскимо, а его приятели потягивали пиво, я поинтересовался:
— А кто такой пидарас?
Отец застыл с открытым ртом, не донеся до него мороженое. Папины друзья перестали чистить воблу. Их вопрошающие взгляды упёрлись в трезвенника.
— Почему ты спросил об этом, сынок? — осторожно поинтересовался отец.
— Так болельщики на судью кричали, — удивлённый повышенным вниманием к моему вопросу, ответил я.
— А… — облегчённо выдохнул отец и, помявшись, пояснил: — Это человек такой… Ну, не совсем обычный. — Он немного подумал и добавил: — Но ты старайся не употреблять это слово — оно чисто футбольное.
— А на стадионе можно? — не унимался я.
— Не сто́ит, сынок, — взглянув на своих приятелей, улыбнулся отец. — Не будешь говорить это слово, договорились? — Он протянул мне ладонь.
— Да, папа, — сказал я, стискивая его руку. Мне нравилась сила, которую я в ней ощущал.
Второй тайм мало чем отличался от первого: «наши» продолжали атаковать, но судья с настойчивой регулярностью подтверждал репутацию «необычного человека». Гости отчаянно защищались, оставляя свои ворота в неприкосновенности. Многие болельщики, потеряв надежду на победу их команды, потянулись к выходу. Но терпение самых преданных фанатов было вознаграждено: жёлто-зелёные всё-таки забили гол! Как это произошло, я не запомнил. Да, собственно, факт является не столь уж важным для истории отечественного футбола, но эмоции, выплеснувшиеся из игроков-триумфаторов и болельщиков, были неописуемы.
За игроком, который поразил ворота соперников, открыли охоту товарищи по команде. Они долго носились за ним по полю. Наконец поймали и, свалив на траву, принялись душить несчастного, причём каждому это хотелось сделать первым. Как ему удалось выжить, ума не приложу…
На трибунах происходило громогласное сумасшествие: болельщики обнимались и валтузили друг друга по чём попадя, умудряясь это делать одновременно. В воздух взлетали головные уборы, зонтики, сумки, о существовании и местонахождении которых их хозяева спустя мгновение забывали. Неземную радость тысяч людей прервал финальный свисток судьи, который оказался, по мнению многих, очень даже неплохим парнем.
Счастливые и охрипшие болельщики неспешно спускались с трибун.
Следует добавить, что это был один из матчей последнего чемпионата Советского Союза в июле 1992 года. Нашим соперником являлась команда тбилисского «Динамо». Габелия, Чивадзе, Дзодзуашвили, Шенгелия, Кипиани… Но это уже для гурманов кожаной сферы.
Редактор Янина Хмель