Жизненное пространство⁠⁠

Хельмут ощутил толчок в плечо, и сбросил газ. Фельдфебель, сидящий позади, давал понять, что не следует лезть на рожон. Потрёпанный мотоцикл свернул с просеки и остановился. Хельмут развернулся так, чтобы коляска с пулемётчиком смотрела на постройки. Пауль приготовился стрелять. Пойманная девочка забилась в угол коляски.
За невысокой редкой оградой стояла покосившаяся хата, сбоку темнел приземистый сарай. Чуть дальше, на окраине леса, зеленела тина. Заходящее июньское солнце разливалось по небу красным, било в глаза, мешало обзору.

На этот хутор им приказал наведаться лейтенант. Кто-то из гражданских донёс, что здесь живёт мать еврейского комиссара. Пересекая очередную деревню по пути сюда, Хельмут едва не сшиб девчонку, несущую ведро с водой. Фельдфебель велел остановиться.
Девочка шмыгнула во двор. Лет четырнадцати на вид, она напомнила Хельмуту сестрёнку. Всё портило красное родимое пятно на щеке. Фельдфебель прошёл следом и скоро вернулся, одной рукой таща беглянку за шиворот, в другой сжимая пёстрое полотенце, завязанное узлом.
Подойдя к мотоциклу, он посадил пленницу к Паулю и развязал полотенце. В свёртке была провизия: россыпь картошки, сваренной с кожурой и пяток варёных яиц. После возвращения с хутора, фельдфебель хотел показать девочку эсэсовцам. По его мнению, метка на детском лице наглядно демонстрировала вырождение славян.

– Расслабьтесь, парни! – фельдфебель слез с мотоцикла. – Там пусто.
– С чего ты взял? – Хельмут не выпускал руль.
– Дверь, – фельдфебель закурил. – Она заколочена.
Хельмут выдохнул. Дверь действительно была забита скрещёнными досками, как и ставни. Доски обветшали. На невысоком крыльце лежала труха.
– Осмотрите сарай! Прогуляемся, раз приехали. – Погрозив девочке пальцем, фельдфебель направился к хате.
Несколько ударов сапога и дверь слетела с петель, фельдфебель хозяйничал внутри. Повеселевший Пауль выбрался из коляски и, насвистывая бравурный мотивчик, пошёл к постройке.
– Аккуратнее! – Хельмут заглушил мотор.
– Всё нормально! – Пауль махнул рукой. – Сдавайтесь! – задорно крикнул он по-русски.

Хельмут поморщился. В начале войны он вёл себя также, французская компания посеяла в нём сомнения. Летом сорокового года, рота Хельмута вошла в деревушку, занятую частью СС. Бой только что кончился, нападавшие понесли большие потери. В ярости они вывели пленных к сельской церкви и расстреляли.
Расчёт пулемёта курил, вызывающе глядя на проходящих мимо солдат. Двое их собратьев волокли девушку, зажимая ей рот. Лейтенант сделал вид, что ничего не происходит.
Подъехали санитары. Лейтенант выделил Хельмута с несколькими солдатами на погрузку раненых эсэсовцев. Пока рота окапывалась на окраине, а Хельмут с товарищами помогал санитарам, эсэсовцы зачищали деревню.
Тут и там раздавались одиночные выстрелы: пленных они не брали. Хельмут работал молча, не поднимая глаз. Шум боя давно стал обыденностью, и он мог спокойно выспаться под колыбельную артиллерии.
В тот раз были другие звуки, звуки бойни. Любимцы фюрера мстили за своих. Один из них, ровесник Пауля с лицом, искажённым гримасой боли, хрипло подозвал Хельмута:
– Мне крышка, – белокурые волосы слиплись на грязном лбу. Окровавленные кисти прижаты к животу. – Пить, – стонал он.
– Тебе нельзя.
– Плевать!
Хельмут покосился на санитаров, возившихся неподалёку. Они перевязывали ноги одному из бойцов. Раненый скалился и шутил, что лягушатник, зацепивший его, пляшет сейчас в аду.
– Ну же! – мальчишка напомнил о себе.
Хельмут наклонился и прижал к его губам фляжку. Парень глотнул и закашлялся:
– Возьми, – он протянул Хельмуту часы на цепочке в массивном серебряном корпусе. – Добыл в бою, – ухмыльнулся он. – Передай моим при случае, адре…– он снова закашлялся, изо рта пошла кровь.
Французский истребитель промчался сверху, вспахивая землю, дома и людей свинцовыми трассами. Хельмут упал рядом с незнакомцем. На окраине застучали пулемёты, но вражеский ас растворился в солнечных лучах. Хельмут поднялся. Его собеседник замер с побелевшим лицом.
В нагрудном кармане мертвеца лежало пропитанное кровью письмо с едва различимым адресом. Хельмут не выполнил волю покойного. После Франции он воевал в Греции, а теперь – в России.

Распахнув дверь сарая, Пауль отскочил в сторону, Хельмут поднял пистолет-пулемёт МП-40, Девочка застыла между хатой и мотоциклом, обхватив плечи.
– Брось! – расхохотался Пауль. – Они не опаснее кроликов, которых разводит мой старик. – Он скрылся внутри и скоро вышел. – Там небольшая куча сена и всё! – Пауль сел на пороге.
Хельмут поманил девочку. Она приблизилась, робко, точно испуганный котёнок. Убедившись, что фельдфебель не видит, Хельмут присел перед ней на корточки и вынул кусок сахара. Девочка отстранилась и взволнованно что-то залопотала, указывая на хату.
– Я не понимаю тебя, – улыбнулся Хельмут. – Возьми.
Девочка замотала головой, волосы выбились из-под косынки и растрепались. Раздался треск, и ставня вылетела вместе с оконной рамой, следом высунулся фельдфебель:
– Что у вас?
Пауль доложил.
– Здесь тоже пусто, – он ухмыльнулся. – Но не совсем! Заходите!
– Уже темнеет, – возразил Хельмут.
– К чёрту!

Еврейское жилище поражало своей убогостью. На грубом дощатом столе красовалась бутыль мутной жидкости, назначение которой угадает любой вояка, и нехитрая снедь. Под лавкой темнела груда одежды и моток верёвки.
Мужские, женские и детские вещи валялись, как человеческие останки в медвежьей берлоге. Под столом грустил расколотый чугунок в засохшей бурой луже. В углу, возле печи, стояло грязное ведро с водой, за которым высилась груда хвороста и дров.
– Варвары! – усмехнулся фельдфебель, поводя рукой. – Но пойло приличное, – судя по блеску его глаз, дегустация прошла успешно.
Хельмут осматривал пол:
– Здесь кого-то прикончили. – он поднял черепок с прилипшими к нему волосами.
– Пропустим по глоточку и обратно, – фельдфебель, очищал ножом картошку. – Евреем больше, евреем меньше.
Девочка дёрнула Хельмута за рукав, и залопотала что-то, указывая на мотоцикл, потом согнула правую руку в локте и указательным пальцем левой постучала по кисти.– Ам, ам, ам! – закричала она, тыча в них пальцами, и клацнула зубами.
Фельдфебель расхохотался и бросил ей картофелину.
Овощ ударил подростка по плечу и закатился к стене. Пленница шмыгнула к двери. Хельмут одним прыжком настиг беглянку и схватил за шиворот.
– Ах ты, дрянь! – вскинулся фельдфебель. – Даже у кошки есть чувство благодарности!
Он швырнул девочку на лавку. Троица села ужинать.

…Солнце провалилось в близлежащий лес. Свет уже не проникал сквозь щели на крыше сарая, и дощатый пол казался почти чёрным.
Послышался приглушённый шорох, одна из досок скрипнула, приподнялась и провалилась.
Нечто выглянуло из дыры.
Повисший над верхушками деревьев месяц источал тусклый свет, мёртвый, как и то, что выбралось наружу…

Мы будем дома к сентябрю! – захмелевший Пауль расстегнул ворот. – Чёрт возьми, почему здесь так темно?
– Я где-то видел керосиновую лампу, – зевнул фельдфебель. – Хельмут, ты чего такой смурной, не берёт что ли?
Хельмут подошёл к печи, отодвинул заслонку, кинул в неё охапку веток, зажёг. Принёс лампу и поставил на стол, чиркнул спичкой. В центре хаты расплескалась бледно-жёлтая клякса. Девочка наблюдала за ним, прижав согнутые в коленях ноги к груди.

***
Хельмут очистил последнее яйцо и подсел к девочке.
– Поешь.
Она не шевельнулась. В оконный проём влетела большая муха и принялась неистово атаковать чадящую на столе лампу. Пленница вскрикнула, быстро перекрестившись.
– В-вот! - воскликнул Пауль, губы не слушались, а подбородок норовил встретиться с грудью. – Вот, что делает присутствие немецкого солдата.
Хельмут покрутил пальцем у виска. Фельдфебель расправился с очередной кружкой.
– Вы что не п-поняли? – удивился Пауль. – Мы только сюда пришли, а дети комиссаров уже поверили в Бога!
– Точно! – фельдфебель хлопнул собутыльника по плечу. – Пойду поссу.
– Я прогрею мотоцикл, – приподнялся Хельмут.
– Погоди. Тебе хорошо, ты почти трезвый, а мы с Паулем перебрали малость. – Фельдфебель взял с лавки пистолет-пулемёт.
– Зачем? – пьяно икнул Пауль.
– Затем, что мы на войне, приятель! – фельдфебель, вынул из-за ремня гранату и положил на стол. – Вот это, всегда держи в изголовье, а машинку – он тряхнул МП-40 – носи с собой, даже если на секунду выходишь. Думаешь, я пьяный? – фельдфебель вскинул на Пауля оружие. – Тра-та-та-та-та!!!
Пауль отшатнулся и опрокинулся на спину.
– Убит! – фельдфебель, покачиваясь, направился к выходу.

Нетвёрдой походкой он подошел к забору, со второй попытки расстегнул ширинку. Помедлил.
– Я же культурный человек. Ч-чёрт, комиссарские дети крестятся, а немцы на заборы ссут. Нет уж, полью кусты.
Вышел за ограду, откинул голову и посмотрел на звёзды. Они одинаковы, что во Франции, что в России. Скоро все звёзды будут немецкие. Он уже хотел извлечь прибор, намереваясь пометить территорию, но…
Сзади хрустнула ветка.
Потом ещё, чуть ближе.
Фельдфебель действовал не думая: он схватил МП-40 и развернулся. Что-то прыгнуло на него и отбросило на забор. Плечи сдавило плотницкими тисками, в лицо пахнуло таким смрадом, что лёгкие захотелось выплюнуть, немец нажал на спусковой крючок и погрузился в пучину безжалостных глаз…

Застолье затянулось. Если фельдфебель ещё контролировал себя, то Пауль напоминал кусок теста. Хельмут помог ему залезть на печь и услышал выстрелы. Длинная автоматная очередь. Допрыгались.
– Что за?! – Пауль грохнулся на пол и расквасил нос.
Девчонка юркнула под лавку. Спустя секунду Хельмут залёг с оружием у дверного проёма. Фельдфебель опустошил магазин и боролся с кем-то, придавившим его к ограде. Не иначе, какой-то отчаянный русский.
Хельмут выскочил из хаты, упал на землю, перекатился. Никого. Только двое замерли, прислонившись к забору, руки фельдфебеля повисли, русский вцепился ему в плечи. Хельмут подбежал, русский поднял голову и ухмыльнулся.
– Святая Мария…
Увиденное существо походило на человека не более, чем лягушка на паука. На его морде светились два глаза, в которых плясали языки пламени, лизавшие котлы преисподней. Неестественно широкий оскал рта словно разрывал череп на две части. Длинный и узкий язык свисал и шевелился.
Хельмут дал хорошую очередь, существо отстранилось, но пули не причиняли ему вреда, прошивая насквозь. Что-то горящее пролетело мимо, оставляя после себя дымный след, и попало в грудь хищной твари.
Она зашипела, отпрыгнув. Фельдфебель удержался на ногах и схватился за редкий забор. С Хельмута слетело оцепенение, он ухватил раненого подмышки и потянул через затрещавшую ограду, пара заострённых досок вылетела. Хельмут обернулся.
Сзади стояла девочка, сжимая в левой руке пылающую берёзовую ветку. Девочка крикнула что-то и показала на хату. Хельмуту не требовалось повторять дважды. Если бы фюрер устроил соревнования по переноске раненых, то Хельмут, несомненно, завоевал бы золото.
Существо за забором начало расплываться, его очертания таяли, лишь глаза оставались такими же яркими. Отважная девочка запустила вторую хворостину прямо в эти светящиеся колодцы и последовала за Хельмутом. Обернувшись в дверном проёме, Хельмут увидел неясный сгусток тумана над двумя тлеющими головешками.

Пауль забился в угол между печью и стеной. Он вцепился в МП-40 и пялился перед собой. Девочка подошла к столу, вылила из кружки самогон, зачерпнула воды из ведра и плеснула в лицо Паулю.
Немец вскочил, сграбастал девочку и толкнул к выходу.
– Это всё она! Она ведьма, еврейская колдунья, комиссарская сучка!!!
Ещё миг и он выстрелит. Хельмут схватил со стола забытую гранату и, не выдернув запальный шнур, метнул в голову геноссэ. Болванка рассекла Паулю лоб, он выронил МП-40 и согнулся, зажав рану.
Фельдфебель приподнялся, опираясь на согнутые в локтях руки.
– Что случи… – он не закончил фразу и снова обмяк.
Зыбкий свет месяца проникал через выбитое окно и проём двери, огонёк в лампе плясал на сквозняках, причудливые тени стелились по полу трупными пятнами.
– Нам крышка, крышка… – Пауль прислонился к печи.
Хельмут возражать не стал.


***
Девочка вернулась в свой угол. Хельмут присел возле фельдфебеля, разорвал промокший от крови китель и осмотрел аккуратную ранку на левой стороне груди. Плохо дело.
Старший брат Хельмута в тридцать втором году примкнул к штурмовикам. Вскоре он погиб в уличной потасовке с коммунистами. Тогдашние драки не уступали нынешним рукопашным: в ход пускалось что можно и что нельзя. Брата не донесли.
Не в силах поверить, что старший сын мёртв, мать сорвала с него коричневую рубаху, пропитанную кровью, чтобы перевязать рану. Ему шилом пробили сердце. Рана фельдфебеля походила на рану брата, словно их нанесла одна и та же рука. Тварь тоже целилась в сердце, но жертва дёрнулась, и удар пришёлся неточно.

– Дай перевязочный пакет, Пауль!
– Ранцы в мото... Нужно добраться до пулемёта! Тогда... – он поймал взгляд Хельмута и осёкся.
– Фельдфебель разрядил весь магазин в эту хреновину, мы живы только благодаря малявке.
– Она натравила на нас эту штуку!
– Остынь! – Хельмут поднялся. – Она предупреждала нас, как могла.
Прижимая к разбитой голове платок, Пауль приблизился.
– Что с ним?
– До утра не дотянет.
Пауль нервно хмыкнул.

Фельдфебель раскрыл глаза и хрипло вздохнул, словно вынырнул на поверхность. Скрюченные пальцы шарили по залитому самогоном и кровью полу.
– До скорого! – просипел он. Мышцы напряглись, тело выгнулось и застыло.
Хельмуту померещилось, будто в глазах мертвеца мелькнули красные искры. Наверное, лампа отразилась. Но лампа стояла на сраном столе, не освещая лицо трупа, да и человеческий глаз не отражает свет! Хельмут покосился на Пауля.
– Ты видел что-нибудь?
Пауль отнял ото лба платок подошёл к печи, открыл заслонку и швырнул его внутрь.
– Если ты о том, что фельдфебель умер, то да.
– А больше ничего?
– Что, чёрт возьми, я должен был видеть? Его больше нет, он мёртв! Меня нервирует эта лампа!!! Как можно воевать со страной, в которой даже электричества нет?!
–Успокойся, – Хельмут подошёл к Паулю и положил руки ему на плечи. – Надо собраться с мыслями, пока оно не вернулось.
– Оно? – вырвался Пауль. – Подходящее определение, а если оно никуда не уходило? – Пауль покосился на выход. – А если фельдфебель тоже стал оно?!

В темноте под лавкой раздался шорох. Немцы вздрогнули. В свете лампы стояла девочка, про которую все забыли. Помедлив в нерешительности, она выбрала из кучи хвороста ветку, с опаской приставила тонкий конец к груди трупа и начала имитировать нечто похожее на удары молотка. Пауль зашёлся в истерическом смехе. Он упёрся ладонями в колени, из глаз текли слёзы.
– Прекрати! – Хельмут встряхнул его. – Прекрати, я сказал!!!
Не церемонясь, Хельмут залепил в челюсть малахольному ублюдку. Сработало. Пауль отлетел к окну и саданулся башкой о стену. Рана на лбу открылась, несколько красных бусинок упали на подоконник.
– Нас заманили, – лицо Пауля исказилось. – Понимаешь?! Не было тут никаких евреев! Оно играет с нами…
Пауль заткнулся. Хельмут с девчонкой смотрели в окно. Окно, которое выбил фельдфебель и которое у него за спиной. Что там?! Инстинкты кричали об опасности. Оно приказывало ему повернуться. Солдаты обязаны подчиняться приказам. Сейчас всё кончится.
Глаза. В них ничего, кроме ненасытной, потусторонней жажды. Шаг, ещё шаг... Губы существа шепчут что-то, длинный тонкий язык слизывает бусинки, застывшие на подоконнике.

Хельмут кинулся на Пауля и повалил на пол, они сшибли со стола лампу, горящий керосин резвился на лавке. Пламя отражалось в голодном взгляде, усиливая его. Девочка сорвала с шеи алюминиевый крестик и подбежала к окну.
Существо отпрянуло. Погрозив пальцем, оно переместилось выше, перебирая по воздуху конечностями, будто карабкаясь по невидимой верёвочной лестнице. Спустя несколько долгих секунд тварь скрылась из виду. Девочка шагнула назад, споткнулась об ногу Пауля и выронила распятие.

Хельмут подобрал блестевший в свете месяца крестик и подал девочке. Пауль ещё не очухался, его зрачки расширились, как в наркотическом опьянении. Огонь с лавки перекинулся на стену, Хельмут сорвал одеяло с печи, плеснул на него воды, набросил на пламя и задушил.
В хату вползла ночь, пахнущая дымом, керосином и смертью. Покойник дёрнулся, словно через него пропустили электрический разряд. Хельмут подобрал оружие Пауля и опустошил магазин в труп. Треск, запертый в четырёх стенах, рвал барабанные перепонки.
Патроны иссякли, нашпигованное свинцом тело не шевелилось. Хельмут бросил пистолет-пулемёт, ножом фельдфебеля настрогал щепы из хвороста и развел огонь в кружке.

Пауль со стоном сел:
– Надо выбираться отсюда.
– Твои предложения?
– Скормим ему девку и сбежим, – Пауль безуспешно попытался подняться.
– Тронешь её хоть пальцем, и ты – нежилец.
– Башка трещит, – Пауль, наконец, встал и опёрся о стол. – Не глупи, втроём нам не выбраться! – он шатался и сам походил на монстра. – Сейчас он проснётся и всё! Хана!!! Или думаешь ты укокошил его?!
– Нельзя укокошить мёртвого. Во дворе есть несколько досок. У забора. Сойдут за колья?
– Да ты что? Скажи ещё, что вокруг полно наших!!! Как мы доберёмся до них?!
– У нас нет выбора. Эта малышка – наш талисман, – Хельмут притянул сидящую рядом девочку, она не противилась и обняла его.

Прижимая ребёнка, он ощутил что-то в своём кармане. Часы! Как он забыл про них? Хельмут взвесил находку на ладони. Серебро. Насколько он помнит, нечистая сила боится его и, хотя никто не произнёс слова «Вампир», столкнулись они именно с ним. Сомнений нет: их пронзают кольями, и они боятся распятий.

На крыше скрипнула доска. Пауль встрепенулся:
– Слышишь? – говорю тебе, надо отдать её! Забери крест!
– Возьми себя в руки! Если в эту тварь надо загнать кол, значит это вампир. Что может крест без веры? Бог защитит тебя, если ты отберёшь его у ребёнка?
– Она коммунистка, её отец взрывал церкви!
– Забыл, зачем мы сюда приехали?
Пауль с досадой ударил кулаком по столу, нож фельдфебеля подпрыгнул и слетел на пол.

Пламя в кружке разгорелось. Хельмут показал пальцем на платок девочки, потом ткнул себя в грудь, она протянула головной убор. Волосы рассыпались по плечам.
– Что ты задумал? – прищурился Пауль.
Хельмут разорвал платок:
– Сделаем два факела. В прошлый раз оно испугалось огня. Добудем колья, проткнём фельдфебеля и дождёмся рассвета. – Он обмотал две хворостины кусками платка и смочил самогоном. – Как думаешь, русские вампиры боятся серебра? Я совсем забыл про часы.
– Засунь их себе в зад!
Хельмут не смог сдержать усмешку.
– Конечно, это чертовски весело!
– Ты в церковь ходил?
– К чему ты клонишь?
– Да или нет?
– Да!
– Ну, вспомни библию: каждому по делам его.
Пауль закрыл глаза, вдохнул и выдохнул через сжатые зубы.

Хельмут взял девочку за руку, показал на себя и Пауля, затем – на дверь. Девочка схватила его за плечи и отчаянно замотала головой. Хельмут высвободился, изобразил пальцами бегущего человечка, махнул в сторону тела и повторил её пантомиму с забиванием кола. Девочка опустила взгляд и всхлипнула. Хельмут приподнял её за подбородок:
– Как тебя зовут?
Девочка смотрела ему в глаза.
– Хельмут, - он ткнул себя пальцем в грудь и показал на товарища. – Пауль.
– Ганна.
Хельмут протянул факел Паулю и взял второй. Девочка снова попыталась остановить его.
– Мы должны, – сказал Хельмут.

***
– Вижу мотоцикл, – лейтенант Зайцев прильнул к биноклю. – Пустой. Немцы на хуторе. Даже поста не выставили, падлы, – лейтенант сплюнул. – Эх, напрямки бы рвануть, за мной, – он убрал бинокль. – Обойдём болото.
Из отряда Зайцева, уцелели только он сам, да рядовой Кузнецов – вчерашний школьник недавнего призыва – он мало говорил и отлично стрелял. Сибиряки всегда этим славились.
Красноармейцы переоделись в штатское, найденное в одном из полу сожжённых домов, и выбирались из окружения. Зайцев надеялся дойти до города Ковель, там находился железнодорожный узел, наверняка его держали.
Каждый день лейтенант ожидал контрудара, но его не было. Передвигались они по ночам, днём отсиживались в окрестных лесах или оврагах. Рядовой заметил огонёк и Зайцев решил поверить, что там.

***
– Без фокусов! Выходим вместе. – Хельмут глубоко вздохнул, подошёл к дверному проёму и выскочил в темноту, рассеивая вокруг искры. – Всё спокойно!
Пауль перешагнул порог, словно корягу с гадюкой, свернувшейся под ней. Девочка у выхода, теребя крестик.
– Следи за домом! – приказал Хельмут и помчался к ограде.
Пауль обернулся и застыл. По крыше спускался упырь, головой вниз, точно матировавшая летучая мышь.
– Есть! – Хельмут схватил доску и услышал девичий крик.

Пауль рванулся к девчонке, выхватил распятие и толкнул её на середину двора. Тень пронеслась мимо, уродливое костистое существо прижалось в ребёнку. Хельмут подбежал, замахнулся пылающей веткой, но замер, наткнувшись на парализующий взгляд.
Пальцы разжались, факел догорал у ног. Упырь выбросил вперёд руки, когти порвали китель и расцарапали кожу, Хельмут повалился навзничь. В голове шумело, воздуху не хватало, мёртвые зрачки смотрели в упор. Затея провалилась.

Внутри Пауля затеплился огонёк надежды. Тварь не интересовалась им, она оседлала Хельмута. Длинный, отливающий чёрным язык, выпростался наружу, хлопнуло, словно разорвалась новогодняя шутиха, и существо отбросило на ограду, которая с треском сломалась.
Упырь валялся на спине, шевелясь как недобитое насекомое. Его пасть дымилась, из груди торчал обломок доски. Нечистый перевернулся на четвереньки, и быстро пополз к сараю. Пауль побежал к мотоциклу. Через минуту заревел мотор, земля сыпанула из-под заднего колеса.
Хельмуту обожгло грудь, он перевернулся на живот и поднялся. Столб света от передней фары удалялся, прыгая на ухабах.
– Пауль! Я убью тебя!!! – перед глазами замельтешили разноцветные пятна, и Хельмут упал ничком…

Фара освещала то, что русские называют дорогой: две колеи в поросшей травой земле. Несколько приличных дождей и здесь увязнет даже лошадь. Руки дрожали. Пауль гнал не в силах оглянуться, оставляя средневековье позади, что может случиться с мотоциклистом?
Аккумулятор, двигатель внутреннего сгорания, пулемёт на коляске. Гений человеческой мысли уничтожил и бога и дьявола. Рокот мотора вселял уверенность. Что-то ударило Пауля в плечо, он выпустил руль и кубарем покатился по земле.
Первое встречное дерево заглушило мотор. Пауль вдохнул и скорчился от боли: кажется, рёбра сломаны. Плечо горит. Что-то темное спешит к нему. Не может быть, Этого просто не может быть!!!
–Хенде хох!
Люди?
Когда Пауль был маленьким, они с отцом смастерили воздушного змея, ветер подхватил конструкцию, и мальчик с хохотом носился по лужайке. Счастье распирало его, сердце не помещалось в груди.
Люди…
Только сейчас, вдали от дома, валяясь на траве, с пробитым пулей плечом и лёгкими, разорванными собственными рёбрами, он понял, что такое настоящая радость. К Паулю приблизился красноармеец с винтовкой. Клацнул затвор.
– Нет!!! – Пауль выставил руку.
Выстрел Кузнецова разнёс ему голову.

***
Хельмут оклемался. Пахло палёным, левый карман кителя тлел. Часы. Его спасли часы. Он разглядывал расплавленный корпус с прилипшей порванной цепочкой. Кое-кто в третий раз остался без ужина.
Хельмут позвал Ганну, Звук его голоса казался лишним в тишине, царящей вокруг. Он подобрал обломок доски с острым краем и побрёл к хате. В дверном проёме клубилась тьма. Дверь, выбитая покойным фельдфебелем, валялась рядом и напоминала крышку гроба.
– Эй! – Хельмут замешкался на пороге.
Молчание. Потные пальцы сжимают шершавое дерево. Он вошёл и почти сразу увидел девочку. Ганна лежала на животе, прижав руки к груди. Что-то поменялось в обстановке, но соображать времени не было.
Хельмут подбежал к девочке и перевернул её. Удара он не почувствовал. Нож легко вошёл под рёбра. Девочка прошипела что-то и спихнула на пол обмякшее тело солдата. Хельмут опрокинулся на спину.
Глянув наверх, немец понял, что смутило его, когда он переступил порог: тело фельдфебеля не лежало на прежнем месте: он висел под потолком. Хельмут был ещё жив, когда узкое чёрное жало пробило ему грудь.

На востоке разливалась светлая полоса. Упырь лежал в сарае, в неглубокой яме под полом. Глаза закатились, рот приоткрыт, на груди рваная рана. Рядом была доска, на которую он напоролся. Хвала чертям, что это не осина. Он вздрогнул, когда из хаты донеслись глухие стоны.
Доски из ограды оказались хлипкие, они не выдерживали и одного удара обуха топора. Обращённая пошла в лес и срубила несколько молодых осин. Её руки окрепли, обоняние, зрение и слух обострились, она щедро раскидала сено внутри хаты и безучастно смотрела на горящий дом, через щели в стене сарая.
Слюна упыря изменила Ганну, но не сделала бессмертной. У неё появилось предназначение. Хозяин велел ей прибраться, и она прибралась. До неё служил другой, угрюмый мужик, живший тут же, на хуторе, но одна из жертв размозжила ему череп чугунком. Девочке будет легче добывать пищу хозяину. В лечу она почуяла биение двух сердец неподалёку. Ей поверят.

– Товарищ лейтенант! – Кузнецов тронул офицера за локоть.
– Не ори… – вижу. – Зайцев, старался не шевелить придорожные заросли.
Впереди громоздился дым, по дороге с металлическим лязгом ползла бесконечная вереница вражеских танков и машин с пехотой.
– Не пройдём, – Зайцев лёг на спину. – Надо вечера ждать.

С гусеничных траков сыпались комья засохшей грязи, временами, сквозь рёв моторов доносилась игра на губной гармошке. На горизонте вспыхивали зарницы. Группа армий «Юг» двигалась вглубь советской территории.