Проклятое призвание. 53. Розовый бутончик⁠⁠

Я пинал по скверу золотые листья.

«Чайф»

Искусство – это тысяча дорог, это ключи от всех тайных дверок, не все эти дороги ведут к успеху, а за дверями далеко не всегда сундук с золотом, но лучше рискнуть однажды, чем всю жизнь глядеть только на тот вид, что открывается только из твоего окна.

Искусство – это то, что оправдывает наше существование и делает его менее невыносимым.

Но все же, при всей самоотверженности и искренности моей страсти, хотелось в этой жизни чего-то еще.

Быть вечно одинокой в своем творческом поиске – пусть, на это я была уже согласна, я смирилась со своей участью.

Но быть не одинокой хотя бы по-человечески, иметь семью, детей – близких людей рядом – неужели я просила у Вселенной слишком многого?

В конце концов, я была единственной, кто мог оставить на Земле след любви моей матери и моего отца, продолжиться, продлиться в вечности…

Как же это было трудно в современном мире. Приходилось прилагать просто какие-то нечеловеческие усилия для того, что раньше получалось само собой.

Активная фаза болезни заняла три дня.

Я лежала в постели, пила чай с молоком, слушала аудиокниги. Пыталась заигрывать с нейросетями – на настоящее не было сил – получалось так себе. ИИ рождал какие-то скучные, типовые картинки, и поскольку я более-менее освоилась с принципами его работы, меня это раздражало. Хотелось сделать что-то оригинальное, что-то такое, что произвело бы эффект удара табуреткой по башке, как от картин Дали, но было очевидно, что сюрреализм может быть такой же профанацией, как и любой другой метод.

Ничто не радовало.

Наконец, на четвертый день вынужденной своей бездеятельности я поднялась с постели, выбралась на улицу. Холодный воздух остужал самые болезненные фантазии. С трудом преодолевая оэрвишную слабость, я, полная мрачных предчувствий, добрела до церкви святого Дамиана.

Маленькое белое здание в старорусском стиле на высоком берегу когда-то полноводной, а ныне обмелевшей, давно не судоходной реки было пусто. У тяжелых дверей с нелепым расписанием богослужений (как будто с Богом можно общаться по графику) росли давно лишившиеся листвы кусты роз. Я помнила, какие они были летом – ярко-алыми, развратно-прекрасными, назойливыми в своей грубой чувственности. Сейчас ничего не осталось от их вульгарной прелести, это были просто кусты – хрупкие и жалкие. Темные, почти черные ветки отбрасывали на белые стены сложные тени, но искренне любоваться всем этим мог только человек, привыкший к местному климату и не страшащийся простуды.

Я хотела зайти внутрь храма, даже потянула на себя ручку тяжелой древней двери, но было закрыто.

И тут облом. Да что ж такое-то.

Обозленная и понурая, я поплелась домой.

По узкому пешеходному мостику через реку, по холодному, остывшему от летнего солнца парку, мимо старых деревянных домов, стыдливо завешанных баннерами с изображениями архитектурных шедевров, мимо двухэтажек послевоенной постройки и четырехэтажек, которым лет двадцать-тридцать… По тихим пустым улицам, все дальше и дальше…

О мой город, прекрасный и древний, ты сидишь у меня в печёнках.

Я уже устала тебя писать. Рука отказывается вновь и вновь выводить эти известняковые стены, эти белые храмы, эти заброшенные статуи поэтов и политиков, о которых никто не помнит. Да хоть бы ты провалился, в самом-то деле.

Если мне плохо, я никого не люблю.

Пинаю пыль носками ботинок, засовываю озябшие ладони в карманы пальто.

Внезапно возникает желание сменить обстановку, оставить мой прекрасный, но надоевший город.

И я достаю из рюкзака смарт, и звоню крестной.

– Здравствуйте! Можно я съезжу к вам на дачу на пару дней? Хочу сделать несколько эскизов… Вы не будете против?

Конечно, крестная была удивлена. Но отказывать не стала. Голос ее показался мне озабоченным и отстраненным, как будто ей было не до меня.

Я спросила, не случилось ли чего-нибудь. Оказалось, из Питера звонил старший сын, просил совета. Он познакомился с девушкой, которая ему страшно понравилась, но у той был ребенок – это смущало.

– Если будет долго колебаться, так ни к чему и не придет, – заметила я. – Передайте, чтобы не тянул резину. Слишком долгосрочные проекты имеют свойство не осуществляться.

Сборы не заняли много времени. Купила в магазине продукты и отправилась на вокзал.

…Дом встретил меня тишиной и холодными стенами. Все было так, как когда я приезжала сюда в прошлый раз.

И в то же время все было совершенно не так.

Меня никто не встречал.

Никто не угощал чаем с печеньем и семейными легендами.

Я была совершенно одинока – нераспустившийся бутон на хрупкой ветви семейного древа. Встроенная в систему семейной иерархии и выламывающаяся из нее.

Такая, как они – мама, бабушка, тетя Соня.

И в то же время совсем, совсем другая.

Я принялась распаковывать продукты. Хлеб, чай, молоко, сыр, ветчина… Простые действия отвлекали от ненужных мыслей.

Простые действия примиряли с жизнью – и с той ролью, которую приходится в ней играть.