Плесень. Часть Вторая⁠⁠

День второй.

8:00.

Молодой человек, лет примерно тридцати, встал с кровати и на непослушных ногах подошел к компьютеру. Раздался легкий щелчок и внутри белого корпуса компьютера негромко заворчали вентиляторы. Будто пчелы на майском лугу…

Новый день. Он повторяется от каждого восхода и до очередного заката, но именно сегодня Андрей вдруг почувствовал, что к старым ощущениям прибавились новые. Еще маленькие, неокрепшие, но уже подающие тревожные знаки: что-то сегодня по-другому!

Кофе горький, но Андрей пьет его, толчками пропихивая напиток в себя. Ему нужно проснуться, потому что каждое утро пробуждение мучительно. Глаза не открываются, и даже с закрытыми веками на них незримый песок. Интересно, – подумал Андрей, – может лучше перейти на чай? А то каждый день кофе, кофе… Я скоро с ума сойду от него.

Пока он пьет горячий кофе, то невзначай рассматривает свои руки. Ногти гладкие, кожа вокруг них ровная и блестящая. Еще бы: Андрей с маниакальной педантичностью следит за своими руками. У него даже в кармане пиджака прячутся кусачки для ногтей, и где-то среди страниц его рабочего ежедневника вместо закладки спрятана пилочка, стыдливо украденная у супруги из косметички.

Она в этот момент спала на кровати. Ее черные, словно ночное небо, волосы разметались по белоснежной подушке. Медуза Горгона… Кто взглянет на нее – окаменеет, завороженный. Один глаз закрыт, а второй будто бы наблюдает за ним сквозь щелочку век, но всё обман и иллюзия – Даша видит сны, и зрачок недвижим. Она дышит ровно и спокойно. Тонкие губы плотно сжаты; кажется, дотронься до нее – она вскочит с кровати молчаливо разъяренная и расцарапает руки посмевшего разбудить ее. Суровая девушка. Наверное, ее предки покоряли на своих кораблях эти земли в рогатых шлемах, подумал Андрей.

– Я скоро пойду на работу. – Негромко произнес он и отпил из чашки.

– Ага. – Как-то не разжимая губ ответила Даша. Внезапно открывшийся дар чревовещания… Как так получилось, что они давно перестали разговаривать о каких-нибудь совершенных глупостях? Когда последний раз она говорила ему, что любит его? Черт возьми, это было настолько давно, что размылось в памяти Андрея.

Она была скупа на эмоции и совершенно не тактильна. Когда Андрей к ней прикасался невзначай, Даша вздрагивала, словно от неожиданности. «Ну, я сто раз тебе говорила, я не люблю, когда меня трогает кто-либо…»  А смысл тогда их совместной жизни? Андрей мог бы сто раз прервать эти отношения, да что-то не давало ему это сделать. Слабохарактерность, страх, черт его знает… Хоть бы раз сказала: Я тебя люблю! Но нет же, Андрею приходилось заслуживать это признание. Хочешь, чтобы тебя любили? Изволь быть таким, чтобы тобой можно было похвастаться перед подругами, словно редкой вещью. Чтобы пройтись с тобой за ручку в многолюдном месте, а женщины бы томно вздыхали, откровенно завидуя. Но пока ты не такой – будешь мерзнуть в странном одиночестве. И не забудь свои мечты засунуть поглубже в карман – они никому не интересны и лишь мешают создавать образ успешного мужчины.

Одиночество среди окружающих тебя людей – самое невыносимое.

– Ты замазала родинку что ли? – Его голос буднично тускл.

Она промолчала, медленно просыпаясь, и потом лениво ответила:

– Какая родинка?

– На щеке. – Он громко отхлебнул чай из чашки. – Я вчера тебе говорил о ней. Ты еще сказала, что она всегда там была…

– У меня никогда не было никаких родинок на щеках. – Она спрятала зябнущий нос под одеяло. – Иди на работу.

– Знаешь, я хочу сегодня пропустить… Просто никуда не пойти…

– Ну, здравствуйте… – Она бросила на него недовольный взгляд. – А кто в этой семье будет зарабатывать? Тем более ты, – ее палец словно копье уставилось на Андрея, – обещал дать мне на день рождения денег на подарок.

– А, может, я тебе сам куплю? – Робко запротестовал он.

– Ты как всегда купишь то, что мне не понравится. Нет уж. Давай я сама себе выберу. –  Её голова, словно сурок в своей норке, пропала в складках одеяла. – И ни в коем случае не покупай больше овсяное печенье. Я его ненавижу…

– Что-то сегодня не так. – Андрей слегка нахмурился и отвернул лицо в сторону. – Такое ощущение, что каждую ночь мне стирают память, и я каждый день проживаю одно и то же… Как будто настоящая жизнь проходит где-то в стороне…

13:00.

Прогресс не стоит, замерев на месте. Он словно любопытный ребенок, который вечно пытается залезть всюду, иногда получая за это оплеух, но никогда не сдающийся. Этот ребенок сначала придумал привязать камень к палке, и получившимся топором выстругать свое первое оружие и орудие. Со временем он научился совершенствовать свой каменный топор, и вот он уже держит своих слабых детских ручках разделенные ядра атомов, глядя на хрупкий мир чистыми незамутненными глазами. Он научился эффективно разрушать, но не научился беречь. Он создал искусственный интеллект, но увлекся и погряз в нем, и теперь смотрит на людей из мониторов, больших и маленьких, и пытается вспомнить кто они такие – люди…

Андрей нехотя проходит через турникет на проходной офиса, и, не глядя в будку охранника, бросает.

– Привет, Серег.

Оттуда звучит раздраженный голос дородной женщины:

– Какой я тебе Серега? Не выспался что ли?

Андрей на секунду замер.

– А Сергей заболел что ли?

Женщина в синей униформе молча посмотрела на него поверх очков, и, убедившись, что тот не пьян, ответила:

– Молодой человек, я работаю тут уже двадцать лет, и ни разу за все эти года на моем месте не работал ни один Сергей. Поверьте моему опыту, на этом месте ни один мужчина не смог бы удержаться – тут нервов у пяти Сергеев бы не хватило бы!

– Понятно. Извините. – Андрей поджал губы и прошёл дальше. За ним медленно, как тело гусеницы, двинулись такие же хмурые служащие.

Действительно, каждый день Андрей проходил через этот турникет и тут всегда сидела эта женщина, которая глядела на всех входящих и выходящих взглядом цербера, готовая разорвать любого, кто посмел бы на рушить стройные ряды очередей. Господи, откуда выплыло это имя? Здесь никогда не было никаких охранников-мужчин, теперь Андрей это отчетливо понимал, и неловко наклонив голову постарался скрыться за поворотом офисных помещений.

Чёрт бы побрал тех людей, кто придумал открытые офисные пространства. OpenSpace - звучит как название дезодоранта. Когда ты заходишь, все видят, что ты опоздал; когда ты заходишь – все видят в каком ты настроении, и будто ты весь на ладони и не скроешься от пытливого взгляда офисных обывателей. «Вот бы мне отдельный офис, – подумал Андрей, исподлобья смотря на работающих коллег, – никого бы не видел, и запретил бы заходить в себе по пустякам.

- Андрей! – Из другого конца зала прогрохотал голос начальника отдела.

– Да, Антон Карлович…

- Еще раз меня другим именем назовешь, я подам на развод! – Тот засмеялся, открывая дверь своего отдельного офиса. – Зайдешь ко мне, как будет свободная минутка?

– Я понял, Олег Николаевич!.. – Натянуто широко улыбнулся Андрей. Антон Карлович?! Антон?! Карлович?! Откуда в твоем залежалом мозгу эти имена? Олег Николаевич, старый друг твоего отца. Он приходил в гости к родителям, когда Андрей был еще школьником, и его глубокий, идущий от диафрагмы, голос пронизывал все этажи «хрущевки», и волей-неволей все соседи узнавали об этом визите. И именно по его протекции Андрей устроился сюда, в престижный бизнес- центр, на главной площади города. Его имя должно было отпечататься в подкорке, но… Антон Карлович… Надо бы сходить к неврологу, память стала совсем никудышной…

Андрей сел на свое рабочее место и глянул в окно: высотные здания, заправки, машины, люди – горизонта не видно. Мимо беззвучно прошли эко-активисты, держа в руках транспаранты. Чего они требуют? Хорошо, что стеклопакеты имеют хорошую звукоизоляцию – ни черта не разберешь, что они там кричат…

23:00

Андрей лежит на спине и смотрит в потолок. Мыслей нет. Даша отвернулась, и он чувствует локтем тепло её спины. Позвонки торчат под кожей и похожи на гребень дракона. Да и Даша, кажется, периодически может дышать огнем или источать яд.

– Ты спишь? – Андрей говорит, не поворачивая головы.

– Нет. – Ее голос будто обижен. Осталось только узнать, на что она обижена. Но Андрей привык и не заморачивается с поиском ответа. Он начинает говорить, потому что тишина в квартире оглушает его, вызывая тоску.

– О чём думаешь?

Даша молчит. Кажется, её что-то мучает, но она не может сказать. Она грызет кончиками зубов уголок одеяла, и тихо плачет, вытирая сочащиеся слезы тыльной стороной ладони.

– У меня проблемы с памятью. – Равнодушно говорит Андрей. – Я вспоминаю людей, которых не встречал. Имена, которых я не знаю. Иногда мне кажется я не знаю всех вас, и даже тебя. У меня такое ощущение, что все должно быть по-другому, а сейчас я смотрю какое-то глупое кино со своим участием.

– Дереализация. – Всхлипывает Даша.

– Ага. - Соглашается Андрей. – Или деперсонализация. В чем разница?

– Не знаю, Андрей. – Даша вздыхает, и резко добавляет дрожащим голосом:

– Андрей, я тебе изменяю! И уже очень давно…

– Я знаю. – Спокойно говорит Андрей, и равнодушно добавляет, так же не отрывая взгляд от потолка: – Я тебя простил.

– Какой же ты урод, Андрей! – Не выдерживает Даша.  – И какого чёрта ты меня прощаешь?

– А что мне делать? – Он наконец повернулся к ней.

– Избей меня, наори, поступи как мужик, а не вот это все! – Даша приподнялась на локтях и зло смотрит на мужа.

– Дура что ли? – Он усмехнулся. – Я тебя простил же.

– А вот я тебя не прощаю! – Она отвернулась от него.

– А за что меня прощать? – Андрей немного удивился.

– За то, что ты тряпка такая, и простил меня. Я не прощу тебя за то, что ты простил меня. Я больше не могу видеть в тебе мужчину…

Андрей посмотрел на гребень из позвонков Даши стеклянными глазами, и откинулся на спину.

– Спокойной ночи, Даш. Я люблю тебя…

– Пошел ты, домашняя тряпочка…