Иди к Папочке⁠⁠

Вы бы удивились, узнав, сколько человеческих тел затеряно в пустыне.

И удивились бы вдвое сильнее, узнав, как люди обращаются с этими телами. Хотя... кто вас знает? Мы же все наркоманы или просто неблагополучная молодёжь, обречённая повторить ошибки наших алкоголичек-мамаш и склонных к насилию папаш. Так что, может, вы бы вообще не удивились.

Очередной “труп дня”, который нашёл мой лучший друг Кэмерон, принадлежал старику в полуразвалившемся доме на колёсах. Длинная седая борода, слипшаяся от трупных выделений, свисала ниже его костлявых колен. Кэмерон купил ему рождественскую шапку в Dollar Tree (прим.: американская сеть магазинов фиксированных цен, аналогично российскому Fix Price) и провозгласил мертвеца “Сатан Клаусом”. Сатан Клаус стал популярным аттракционом среди узких кругов, но в какой-то момент Гиджет Гэнон донесла о нём своему брату — помощнику шерифа.

Кэмерона это не на шутку рассердило. Он был нездешний, и потому не понимал всей сути местных правил: всегда есть стукач, всегда есть нытик, всегда есть фрик. А ещё всегда есть тот, кто мечтает тебя прикончить.

Да и если бы понимал, то никогда бы не поверил, что я и есть тот самый фрик, который одновременно с этим мечтает его прикончить.

Мы с Кэмероном знакомы с тех пор, как вместе лечились в психиатрической клинике неподалёку. Это был первый раз, когда мы по-настоящему ощущали себя в безопасности. Если честно, я даже скучаю по этому месту.

При первой же возможности мы стали жить вместе. К слову, мы не были любовниками. И даже не экспериментировали: для меня секс был сопряжён с травмой, да и желания особого не было.

Кэмерону это нравилось. У него был комплекс мадонны и блудницы вавилонского размаха. Для него я была непорочной, безупречной принцессой. Именно поэтому он оплачивал половину моих счетов, оказывал эмоциональную поддержку и совершенно ничего не требовал взамен.

Это не значит, что у него не было секса. Он был тот ещё кобель. Единственной причиной, по которой Кэмерон таскался по всяким рейвам и тусовкам, были тёлки.

В ночь, когда я повстречала Папочку, мы как раз были на одной из таких вечеринок.

Она проходила в заброшенных складских помещениях, пропитанных запахом дохлых крыс и алкоголя. Какое-то время Кэмерон был со мной — видимо, следил, чтобы никто не низверг его мадонну с пьедестала. Но это продлилось недолго. Как обычно. Смутно знакомая мне длинноволосая брюнетка с тонной косметики на лице бесстыдно пялилась на Кэмерона.

Как-то невежливо. Всё-таки со стороны мы выглядим как парочка.

К этому времени Кэмерон был пьян. А когда он пьян, то начинает распускать руки — в том числе по отношению ко мне. Я приобняла его. Он был совсем не против пообжиматься: от этого я не перестаю быть его мадонной. Для Кэмерона это было чем-то особенным.

Но я всё испортила.

Мы устроились в уголке и стали обниматься. Он посмотрел на меня так, как не смотрел никто другой: сияющим, тёплым, полным восхищения взглядом — так, словно я самый важный человек на свете. Я чувствовала, что нахожусь у кромки пьедестала. Но затем он потянулся за поцелуем.

Я запаниковала, и, ничего толком не успев осознать, пустилась наутёк.

Казалось, будто я вот-вот взлечу: выбегу наружу и подпрыгну в воздух, а потом воспарю среди созвездий. Склады начнут отдаляться, и ночь остудит своей прохладой приставучий жар за моей спиной. Я даже почувствовала, как сквозь кожу пробиваются перья — мелкие и колкие — и всё зачесалось.

Но, выбежав на улицу, я вдруг остановилась. Ни перьев, ни полёта, ни ночного ветра, способного сдуть мои тревоги прочь.

К моменту, когда Кэмерон меня нашёл, я успела замёрзнуть и дрожала от холода.

Только с тем, как он тронул меня за плечо, я поняла, что рыдаю, и, небрежно смахнув слёзы, развернулась ему навстречу.

Темноволосая девица стояла в паре метров с непонятной улыбкой на лице, выражавшей что-то между беспокойством и удовлетворённостью.

— Эй, — Кэмерон говорил немного нечленораздельно. — Мы с Деметрией уходим. Ты сможешь добраться до дома?

— Её не Деметрия зовут, — заметила я настолько незаинтересованным голосом, насколько возможно, — а Бритни.

На секунду алкоголь с его лица как рукой сняло:

— Нет разницы, как её зовут. Ты же понимаешь?

Мы долго стояли, молча глядя друг на друга. Кэмерон чего-то ждал, и я знала, чего именно. Но я не могла этого дать. Даже если бы и могла, я бы в то же мгновение перестала что-либо для него значить.

— Не заставляй её ждать, Кэмерон.

Его лицо немного вытянулось, и затем расплылось в довольной улыбке. Небрежно махнув мне на прощание, он удалился вместе с Деметрией.

Я досчитала до тысячи и зашла обратно в здание.

Подобно волне, на меня обрушился влажный воздух, намешанный с потом, мочой и перегаром. Толпа, извивающаяся под гул музыки, напоминала гору опарышей. Свет от дешёвых прожекторов бешено скакал по помещению. Как же всё это бессмысленно. От этой ночи никакой пользы. Впрочем, как и от всех остальных.

Я опустила взгляд на пол. Там, среди жвачек, разлитых напитков, выбоин и пятен, чёрным маркером было написано:

“Иди к Папочке”.

Под надписью была нарисована стрелка, которая указывала направо.

Ещё раз окинув взглядом бестолковую вечеринку, я подумала о Кэмероне. О том, как он на меня смотрел. Должно быть, сейчас он так же смотрел на Деметрию.

Я пошла в указанном направлении.

Пройдя примерно половину склада, я увидела ещё одну надпись:

“Не останавливайся”.

Следующее сообщение ждало в конце помещения:

“Поторопись, Папочка ждёт”.

В этот раз стрелка была очень длинной. Она указывала на неприметную дверь, которую я в другом случае вряд ли бы заметила.

Стоило только её приоткрыть, как на меня дунуло холодным, затхлым воздухом. Я сделала глубокий вдох: это лучше, чем дышать потной взвесью.

Передо мной была слегка покосившаяся металлическая лестница, ведущая вниз. Я спустилась по ней и увидела очередную надпись:

“Папочка рядом”.

Я оказалась в коридоре с низким потолком, тускло освещённом люминесцентными лампами. В конце виднелось нечто иссохшее, скорченное и совсем небольшое.

Тело.

Головой оно упиралось в стенку, разевая отвисшую челюсть в потолок. На потолке размашистыми буквами было написано:

“ПАПОЧКА”.

Около Папочки стояла бочка. Приблизившись, я тут же отшатнулась, сдерживая рвотный позыв: на дне в прогорклой жиже лежали крысиные останки. По другую сторону от Папочки стояла небольшая тумба, а на ней — миска с шоколадными конфетами. Бумажка, лежавшая здесь же, гласила:

“Дай Папочке конфетку”.

Этого градуса безумия было достаточно, чтобы спасти незадавшуюся ночь. Ухмыльнувшись, я развернула шоколадку и положила её в разинутый рот Папочки.

Через секунду он вздрогнул и принялся жевать. Издав тяжёлый хрип, он склонился вперёд и уставился на меня своими глазницами. В них что-то мелькнуло всеми цветами радуги, как старое масло. Папочка проглотил конфету и заговорил:

— Чего ты от меня хочешь?

Ужас и интрига сплелись в бешеном водовороте.

— Что?

Папочка накренился вперёд и сухо повалился на грудь.

— Я могу исполнить твоё желание. Дать тебе что угодно. Что-то одно. Чего же ты хочешь?

Я задумалась. По-настоящему. Раз уж существует труп, исполняющий любые желания и любящий шоколадки, то почему бы что-нибудь не загадать?

Если бы только я знала, чего у него попросить.

Не хочу быть нормальной. Люди вроде Деметрии считаются нормальными.

Не хочу новую жизнь. Зачем, если мне и эту не охота доживать?

Не могу пожелать Кэмерона. Сперва нужно, чтобы он стал тем, кем не является.

Не хочу денег. Не хочу дом. Не хочу хорошую работу. Это перемены. А любые перемены рано или поздно начинают приносить боль. Хватит с меня боли.

— Я не знаю.

Тёмные глаза Папочки блеснули.

— Хм, пожалуй, это немного осложняет ситуацию, — он улыбнулся, отчего кожа на его лице растрескалась и начала осыпаться, как лак с фарфора. — Но так интереснее. Дай-ка мне крыску, — он указал на бочку с грызунами. — Мне нужен белок.

У меня и в мыслях не было противиться. Впервые за долгое время я чувствовала себя живой. Выловив в бочонке размякший хвост, я вытянула крысу. Вернее, половину крысы вперемешку с полупрозрачной гнилью.

Я швырнула зверька Папочке, и тот словил его на лету, как спаниель. Проглотив крысу целиком, он продолжил:

— Я могу рассказать тебе о самом сокровенном желании, что таит твоё сердце, и исполнить его.

— Но зачем?

— Потому что могу.

Наверное, это был единственный ответ, которому я была готова поверить и который имел для меня смысл.

— Тогда сделай это.

— Не так просто. Мне нужна энергия.

— Больше крыс?

— Ну… в каком-то роде, — усмехнулся он. — Но не совсем.

Папочка выжидающе на меня уставился. В его глазницах мельтешил блеск, который переливался всеми возможными и невозможными цветами. Сверху доносилась музыка, стряхивавшая отовсюду пылинки и эхом проносившаяся по логову Папочки.

— Не понимаю.

— Люди. Мне нужны люди. Точнее — части их тел. Кожа, глаза, волосы, печень…

Я начала с недоверием обегать его взглядом. Интересно, как быстро бегает этот мистер обезьянья лапа?

— Для этого тебе будет достаточно моего тела.

— Ты мой клиент. Клиенты платят исполнителю. Данный исполнитель в качестве оплаты принимает тела. Мне нужно два глаза, двое лёгких, один желудок, одна печень, одна кожа… — он продолжил, перечисляя чуть ли не каждый человеческий орган. — И все элементы списка должны быть от разных людей.

Я принялась обдумывать услышанное.

— Ты покажешь мне, чего я хочу… и сможешь мне это дать?

— Клянусь своим именем.

— А твоё имя…?

Папочка покачал пальцем.

— Прости, дорогуша. В именах — сила. Но уверяю: клятва моим именем, будь оно произнесено вслух или нет, непреложна.

Его рот растянулся в широкой улыбке. От мумифицированной кожи отвалилось несколько кусочков, как от мозаики. В подвальном освещении Папочка походил то ли на хэллоуинскую декорацию, то ли на неумелый графический эффект. Выделялись только его глаза: два тёмных омута и едва уловимое буйство красок где-то внутри.

Я развернулась и направилась обратно в зал.

Практически сразу мой взгляд упал на чьи-то тёмные длинные волосы. На секунду мне было показалось, что это Деметрия, что очень меня воодушевило, — но увы. Хотя того, что она напоминала Деметрию, было достаточно. Явно потерянная девочка-переросток нервно шаталась по складу.

Я пообещала подвезти её до дома и заманила в подвал. Папочка изогнулся, содрогнулся, и начал безудержно расти, закрывая собой лампы и превращаясь в нечто настолько жуткое, что я не выдержала и закрыла глаза. Оно проглотило девчонку не жуя.

Лишь дождавшись, пока Папочка откашляется, я осмелилась открыть глаза.

Он отрастил новую кожу — толстую и мясистую, неаккуратно обрамившую его губы — и стал похож на наспех обитый диван. Папочка сверкнул сточенными, растрескавшимися зубами:

— Принесёшь сегодня чего-нибудь ещё?

За ту ночь я успела добыть для Папочки желудок, два глаза и печень. Мой выбор пал на чумазых, неопрятных парней, которые выглядели так, будто из них высосали все соки. Бездомные торчки — люди, которые уже, считай, мертвы.

Да, я понимаю, насколько это бесчеловечно, но, прошу, попытайтесь меня понять. В моей жизни есть всего две эмоции — страх и паника, и чувствую я их только тогда, когда кто-то неожиданно ко мне прикасается. Вы представляете, каково это? Быть пустой и невозмутимой, как рептилия, за исключением тех мгновений, когда малейшее прикосновение заставляет меня вновь пережить самые ужасные события моей и без того далеко не сладкой жизни? Я готова была пожертвовать чем угодно ради того, чтобы обрести счастье.

Для этого я скармливала Папочке людей, по которым точно никто не стал бы скучать. Их несложно найти, если знать, кого искать. Мужчины, что ездят на детских велосипедах; женщины с подтянутой фигурой, но до жути старческим лицом; нанюхавшиеся подростки и старики, которые спят под брезентом посреди пустыни.

На всё про всё ушёл месяц.

За это время Кэмерон и Деметрия начали встречаться. Она проводила у нас дома больше времени, чем я. Как-то раз, придя после затянувшейся смены и увидев, как она отсасывает Кэмерону, я молча пошла к себе в комнату и принялась паковать чемоданы.

У меня было не сильно много вещей, так что это не заняло много времени. Кэмерон подошёл, когда я уже закинула последнюю сумку в машину. Он смотрел на меня мокрыми глазами.

— Это ничего не значит, — сказал он.

Я захлопнула багажник.

— Ничего не значит? В таком случае ты — мудак, Кэмерон.

— Скажи мне её бросить, и я брошу.

— Я тебе не мама.

Он в отчаянии провёл рукой по своим волосам. Его губы задрожали. Отвращение было всем, что я чувствовала в тот момент.

— Ты самый важный человек в моей жизни, — взмолился Кэмерон.

— Только потому, что не могу им стать.

Я села в авто и без лишних церемоний тронулась в путь.

В итоге, проведя в машине две жутко холодные ночи, я всё же решилась поселиться в складах вместе с Папочкой.

Он пел мне колыбельные и угощал конфетами из своей пластиковой чаши — и, сколько бы я ни съедала, миска всё не пустела. Папочка не требовал общения или какого бы то ни было внимания с моей стороны.

Так что, в целом, я чувствовала облегчение.

И, разумеется, я по-прежнему ходила на работу. Кэмерон каждый день меня на ней навещал.

В какой-то из визитов Деметрия увязалась за ним. Между ними разразился дичайший скандал. Кэмерону и Деметрии запретили появляться в здании, а на меня кто-то накатал жалобу.

Мне было как-то без разницы.

Тем вечером я нашла за рестораном грузного мужика в вонючей рваной одежде и сказала, что он может переночевать у меня. Он был медленным, неуклюжим и наивно поверил мне на слово.

Папочка вмиг его съел и выплюнул кости в бочку с крысами. Затем он рыгнул — его огромные щёки заколыхались, как паруса на ветру.

— Почти всё, — сказал он. — Осталось одно тело.

Я быстро пересчитала всё в уме:

— Два. Сердце и мозг.

Он рассмеялся.

— Мозг был у меня с самого начала. Нужно только сердце.

В момент этого разговора Папочка выглядел как что-то среднее между Носферату, монстром Франкенштейна и картиной Пикассо: белёсый, мясистый, чрезмерно мускулистый, с длинными волосами и толстыми ярко-красными губами, которые плохо сочетались с цветом остальной его кожи. Глаза его были разного цвета: зелёный и карий. Вместо белков, подобно масляным пятнам, продолжали неистовствовать всё те же немыслимые цвета.

— Найду его сегодня же.

Папочка выдержал театральную паузу.

— Для сердца есть особое правило.

Я напряглась.

— Мне нужно твоё сердце.

Чувствовалось, как пульс тяжело отдаётся в горле.

— Это против правил.

Он снова засмеялся.

— Да нет же. Не нужна мне эта, — он ткнул мне в грудь, — несчастная мышца. Мне нужно твоё сердце. Проблема в том, что оно… в другом человеке.

— Что это значит? — спросила я с облегчением в голосе.

— Твоё сердце — это сердце, которое тебя любит.

— Так ты о Кэмероне.

Он улыбнулся и кивнул.

Мне очень захотелось просто уйти оттуда.

Но почему? Кэмерон не любил меня по-настоящему. Он любил иллюзию, которую сам же и придумал. Свою безгрешную принцессу, которая слишком хороша для того, чтобы к ней прикасаться.

Парадокс. Как только он получит то, чего так вожделеет — он сразу это потеряет.

Но он может помочь мне получить то, чего хочу я. И, если он в самом деле меня любит, это сделает его счастливым.

Разве не так?

Я приехала домой и постучала в дверь. Открыл Кэмерон. От него пахло виски и нестиранным бельём. Как только он меня увидел, его глаза округлились, и он заплакал.

— Она ушла, — сказал Кэмерон. — Мне так жаль.

— Тебе не о чем жалеть, — я зашла внутрь и крепко его обняла. Он принялся меня раздевать, и я не стала сопротивляться.

Было неплохо. Может, потому, что в этот раз я была готова. Или потому, что на горизонте у меня наконец-то появилась надежда. Я не получала особого удовольствия: моё сердце колотилось как бешеное и мне было не по себе, да и Кэмерон был слишком пьян. Но он был очень нежен и осторожен.

Кэмерон получил, что хотел.

До того, как он осознал, что сшиб своего ангела с пьедестала — до того, как он забрал моё сердце — я убедила его поехать со мной.

Никогда ещё я не видела его таким счастливым.

Мы доехали до склада. Я вела его вперёд, и мы то и дело останавливались, обнимаясь или осыпая друг друга поцелуями. И я не возражала. Не было ничего плохого в том, чтобы сделать его счастливым: услуга за услугу.

Кэмерон понял, что что-то не так, лишь когда увидел Папочку.

Папочка приподнялся. Он выглядел отвратительно: его трёхметровая туша неуклюже сгорбилась под мерцающим светом флуоресцентных ламп.

— Беги, — сказал Кэмерон и оттолкнул меня к лестнице. В это мгновение я почувствовала, как он прикоснулся к моей спине, и ощутила биение его сердца сквозь запястье.

Затем Папочка стал расти и с громким хрустом костей заполнять пространство вокруг, обращаясь в нечто не от мира сего.

А после, как и все до него, Кэмерон пропал.

Мой пульс участился — то ли от волнения, то ли от горя.

— Мы закончили, — сказала я. — Где оно?

— Где что? — Папочка потянулся с сытым видом.

— То, чего я хочу. Моё желание, — у меня ощутимо росло давление.

— Ты о самой сокровенной мечте, которой пылает твоё сердце?

— Да!

Он улыбнулся и припал к полу, после чего извергнул прямо на меня содержимое своего желудка, состоявшее из дроблёных костей и перемолотой плоти.

Среди всего этого показалась голова Кэмерона.

Папочка отхаркнул остатки и откинулся на стенку.

— Вот оно.

В кожу как будто вонзили тысячу иголок. Словно перья — мелкие и жёсткие — прорастали из моего тела.

Я сбежала и полетела — нет, не сквозь воздух, а по песку. Мой путь озаряли звёзды — миллионы глаз, наблюдавших за пустыней в пепельной тьме.

Когда из-за горизонта показалось солнце и кромка неба окрасилась в оранжевый, я споткнулась и повалилась на песок. Помню, как смотрела на рассвет.

А затем — темнота.

Меня нашёл Кэмерон.

Когда мы вернулись домой, он помог мне принять душ. Я безучастно сидела, пока вода, смешанная с песком и кровью, стекала в водосток.

Через двадцать минут он уложил меня в кровать.

Я быстро уснула.

Проснулась где-то в середине дня. Из окна ярко светило солнце. Кэмерон спал рядом. Его футболка была задрана, и из-под неё виднелось что-то вроде татуировки.

Я подняла футболку, ожидая увидеть там имя Деметрии, и застыла. Не имя. Даже не тату.

А просто семь слов, написанные чёрным маркером:

“Милая, прояви к Папочке хоть немного благодарности”.

---

Оригинал

Переведено мной совместно с командой редакторов. Вот моя группа ВК. Если этот перевод вам понравился, то можете подписаться и почитать остальные.

More to come :)