Best New Horror⁠⁠

За месяц до сдачи очередного номера Эдди Кэрролл вскрыл бумажный конверт, и ему в руки выпал экземпляр журнала "Дайджест подлинной литературы Севера". Кэрролл привык получать по почте журналы, которые по большей части назывались как-нибудь вроде "Плясок смерти" и специализировались на литературных ужасах. Авторы присылали ему и свои книги. Кучи этих книг загромождали его бруклинский дом, лежали горами на тахте в кабинете, валялись рядом с кофеваркой. И все без исключения содержали в себе "ужастики".

Никто не смог бы прочитать все это, хотя когда-то Эдди — когда ему было немного за тридцать и он только-только вступил в должность редактора американского издания "Бест нью хоррор" — вполне сознательно пытался. Кэрролл выпустил в печать шестнадцать номеров "Бест нью хоррор", он проработал над этой серией уже треть жизни. А значит, тысячи часов были потрачены на чтение, на просмотр корректур, на написание писем — тысячи часов, которые ему уже не вернуть назад. Он начал испытывать особенную ненависть к журналам с ужасами. Издательства по большей части покупали самые дешевые краски, и он научился ненавидеть то, как эти краски пачкают пальцы, ненавидеть их пронзительный запах. Теперь он уже редко дочитывал до конца рассказы, за которые принимался, — читать их было невыносимо. Ему делалось дурно при мысли, что придется прочесть еще один рассказ о вампирах, занимающихся любовью с другими вампирами. Он устал продираться через подделки под Лавкрафта и при первом же пронзительно серьезном упоминании о Старших Богах ощущал, как какая-то важная внутренняя часть его немеет, — так теряет чувствительность рука или нога, отлежанная во сне. Он опасался, что этой немеющей частью может оказаться его душа.

В какой-то момент, последовавший за разводом, обязанности редактора "Бест нью хоррор" сделались для него утомительной и безрадостной повинностью. Он подумывал иногда, без особенной надежды, о том, чтобы отказаться от должности, но никогда не задерживался на этой мысли. Ведь должность означала двенадцать тысяч долларов в год, положенные на счет в банке, краеугольный камень совокупного дохода, полученного с других антологий, выступлений и лекций. Без этого двенадцатитысячного вливания в его жизни неизбежно наступил бы черный день: ему пришлось бы искать настоящую работу.

Этот "Дайджест подлинной литературы Севера" был ему не знаком, журнальчик в шершавой, зернистой обложке, на ней чернильная картинка со склонившимися соснами. Из размещенной на задней обложке информации следовало, что это издание университета Катадин, что на севере штата Нью-Йорк. Когда он раскрыл журнал, из него выскользнуло два скрепленных между собой листа, письмо от редактора, преподавателя английского языка Гарольда Нунана. Прошлой зимой, писал Нунан, к нему подошел работник из обслуживающего персонала университета, Питер Килру. Он слышал, что Нунана назначили редактором "Дайджеста", поэтому хочет воспользоваться случаем и попросить его взглянуть на один рассказ. Нунан пообещал взглянуть, больше из вежливости, чем по какой-то иной причине. Но когда он в итоге прочитал сочинение "Мальчик с пуговицами: история любви", он был поражен силой легко льющегося языка и ошарашен представленным сюжетом. Нунан был новичком в редакторском деле, он был назначен вместо Фрэнка Макдейна, проработавшего на этом посту двадцать лет, и хотел внести в издание свежую струю, опубликовать что-нибудь такое, что могло бы "сотрясти пару основ".

"И в этом я, судя по всему, преуспел", — писал Нунан. Вскоре после того, как "Мальчик с пуговицами" увидел свет, завкафедрой английского языка вызвал к себе Нунана на приватную беседу и буквально набросился на него с обвинениями, что тот использует "Дайджест" как площадку для "дебильных литературных розыгрышей". Около пятидесяти человек отказались от подписки — это совсем не смешно, учитывая, что журнал издается тиражом всего в тысячу экземпляров, — а одна бывшая выпускница, которая обеспечивала большую часть бюджета "Дайджеста", в гневе отказалась от финансирования. Сам же Нунан был снят с поста редактора, и Фрэнк Макдейн согласился снова курировать журнал в ответ на мольбы общественности вернуться.

Письмо Нунана заканчивалось так:

"Я остаюсь при мнении, что (какие бы в нем ни имелись изъяны) "Мальчик с пуговицами" замечательное произведение, просто поразительный образчик литературы, и я надеюсь, Вы уделите ему минуту внимания. Признаюсь, лично я был бы "за" обеими руками, если бы Вы решили включить рассказ в Вашу следующую антологию лучших работ в жанре "хоррор". Я пожелал бы Вам приятного прочтения, но, боюсь, это слово здесь неуместно. С наилучшими пожеланиями, Гарольд Нунан".

Эдди Кэрролл только что зашел с улицы, он читал письмо Нунана, стоя в прихожей. Потом пробежал глазами начало рассказа. И застыл, читая, минут на пять, пока не заметил, что ему сделалось неприятно жарко. Он набросил куртку на вешалку и отправился в кухню.

Эдди сидел на ступеньках ведущей на второй этаж лестницы и переворачивал страницы. Потом он развалился на тахте в кабинете, положив голову на стопку книжек, и читал в косом октябрьском свете, не помня, каким образом попал в кабинет.

Он дочитал до конца, затем сел, охваченный непонятным смятением. Эдди подумал, что это, возможно, самая грубая, самая кошмарная вещь, какую он когда-либо читал, что само по себе было примечательно. Он читал грубые и кошмарные произведения большую часть своей профессиональной жизни, и среди этой засиженной мухами, болезнетворной литературной гнили иногда попадались цветы невыразимой красоты, и он не сомневался, что сейчас держит в руках один из них. Рассказ жестокий, извращенный, и он обязан заполучить его. Эдди вернулся к началу и прочитал рассказ еще раз.

Продолжение в комментариях...