Всего лишь слова
Двадцать с лишним лет назад у меня, на съёмной квартире, на большой тумбочке, внутри которой ещё лежали книги по медицине, учебники, что были уже не нужны, ибо я бросил академию и ушёл в свободное плавание, стояла стеклянная банка. Небольшая, но полная десятикопеечных монет. И однажды настал момент ими воспользоваться. Я и сегодня помню эту сумму. Восемнадцать рублей. Чего мне хватило ровным счетом на булку хлеба и маленькую пачку майонеза “Байсад”. Я высыпал монетки на прилавок и терпеливо ждал, пока кассир посчитает их.
Я давно забил на учëбу. Тянуть деньги с родителей было стыдно. Я всячески скрывал, что из медакадемии я давно отчислен и искал любые возможности заработать. Сейчас, спустя почти четверть века, я знаю – попроси я родителей помочь – они бы не отказали. Но мне было стыдно, учитывая, как я поступил на эту учёбу, и даже не с первой попытки. По целевому. Всё моë враньё вскроется через пару лет, когда родители, в очередной раз приехав ко мне, скажут, что были в деканате сегодня и знают, что я давно не числюсь на курсе студентом. Я уже нашёл работу к тому времени и стал независим от родителей материально. Сам оплачивал съëмную квартиру. В тот день, сидя в салоне родительского авто, мы долго молчали. Я, мама, отец. Сестра тогда осталась дома, хотя она первой узнала, ещё в две тысячи четвëртом, что я уже не был студентом. Узнала от одной брошенной походу фразы. От одной из моих подруг. Тогда я ещё к чему-то стремился.
*******. Ты вкусно готовишь, и не раз меня выручала, попросту – кормила, приезжая с судочком на работу. Но вот твой язык иногда говорил страшные вещи. Одна из них – что девочка, которой я восхищался и которую любил – не для меня. Да, вот так, коротко. “Лучше забудь о ней. ******* – не для тебя.”
И вторая фраза, сказанная случайно, в присутствии моей сестры, на родительской квартире, куда я пригласил друзей, в соседний город, почти за шестьдесят километров, так как отец с матерью были в отпуске за границей.
Так сестра узнала,что я оставил учëбу, но родителям не сказала тогда ни слова. Она в то время училась в техникуме и отец с матерью, уезжая на отдых, попросили меня приглядеть за ней, приезжать в город, где я провëл детство, хотя бы раз в неделю, на выходные.
И я приехал. Утром. Рано. В пятницу. Или даже в четверг. За день до того, как приедут мои друзья. И первое, что я увидел – выходящую из квартиры сестру с пакетами пустых пластиковых полторашек из-под пива. От неë несло. Не алкогольным перегаром, нет, она никогда много не пила, даже напротив. Но по молодости курила. Я же не мог терпеть запаха сигарет, хотя ничего не имел против кальяна.
– Всë нормально? – вместо приветствия спрошу я.
– Да. – Было видно, что она не выспалась. (Слава богу, она была одна, успев до моего приезда выпроводить всю честную компанию далеко за порог. Иначе не знаю, что бы я сделал с этой толпой в то утро.)
– Помочь?
– Нет. Сама. – ***** всегда была самостоятельной. Да, чудила по малолетству, с кем не бывает… Но потом она вырастет, станет сильной. Я же, наоборот, растеряю остаток воли и начну падать в бездну, из которой мне уже не выбраться никогда.
– Вернёшься – ложись спать. Обед я приготовлю. Завтра приедут мои друзья, потусим.
Перейдëм к главному. Не к салату оливье, что я готовил с любовью. С отварной говядиной вместо колбасы и тем балансом сметаны и майонеза в заправке, которому научила меня мама. Ты уплетал за обе щëки, товарищ, нахваливал. Да что говорить, ****, я только ради тебя это и приготовил, и, честно сказать, ты в одно лицо и приговорил, считай, эту кастрюльку. Я и сейчас помню твоё довольное лицо и комментарии, как это вкусно. Лучший комплимент. Спасибо.
Вас было человек пять, но все настолько родные…
Перейдëм к главному. Моя сестра переболеет в будущем всей этой заразой. Я же только начинал растить в себе эту язву. Не скажу, что с детства, с младых, как это принято говорить, ногтей, но с какого-то определенного возраста я начал желать смерти. Самому себе. Но одновременно терпел. Я же должен быть примером. Думал, вот уйдут из жизни родители, и я, вслед за ними. Сестра поймёт. Простит – врядли. Мы оба не религиозны, но самоубийство… Но поймёт. Мамы нет. Отец жив, и, пусть он будет здоров, долгих лет ему. А ещë племяшка. Как ей объяснить? А я не могу больше. Я не знаю, зачем живу. У всех есть семьи, дети, жизнь, которой я завидую. Я один. Я устал. Отдавать, хотя и никогда не требовал ничего взамен. Но просить – сложно для меня. Пора заканчивать. Выговорился. Стало ли от этого легче? Сомневаюсь.
