Дела сердешные или Похищение алой нитки
Нитка скользнула между пальцев, оставив напоследок саднящий надрез, и исчезла с концами в узкой щели промеж половиц.
– Что за чертовщина такая? – недоумённо пробубнил Леший и прильнул глазом к этой самой щели, но оттуда в его глаз вперилась лишь тьма, непроглядная и будто зловещая.
«Тьфу ты, – вставая, хмыкнул он про себя. – Зловещая… тут из зловещего только я, ха-ха!»
И тем не менее, странность сия требовала от него скорейшего разрешения, а ввиду отсутствия в этой части дома погреба, единственным разрешением виделся демонтаж пола, чего Лешему делать ну очень не хотелось.
Он протопал на кухню, поскрипывая по пути половицами, сел за стол и пригорюнился. Подперев кулаком морщинистую щёку, густо покрытую жёсткой щетиной давно не стриженной бороды, он пытался выдумать какое-то более щадящее и менее разрушительное решение проблемы. Которая, к слову, его уже порядком достала.
За последние два… да что уж там – практически три дня он наблюдал странные явления, которым раньше в его берлоге места не было, раз эдак двадцать. То шёпот откуда ни возьмись, то пропадёт что-то, то скрежет али скрип. Или вдруг бахнет из-под полу, словно там упало что. А что там упасть может? Там же камни да коряги токмо, на которых дом стоит. Ну и земля-землица, само собой. Короче, дела странные, и Лешему они совсем не нравились.
И вот сегодня, как апогей всему этому безобразию, ускользнула куда-то под пол прямо из его рук алая нитка, которой он берёзки свои украшал! И вот этого он уже никак стерпеть не мог. Это же форменное кощунство! Помимо того, что терпеть эти издевательства стало невмоготу даже такому воплощению терпения, как он, так ещё и нитку алую спёрли! А что спёрли, Леший не сомневался, не знал только пока, кто. И как.
Решительно хлопнув широкой заскорузлой ладонью по столу, он поднялся и потопал в сени за топориком. Что поделать, если другим способом под пол не попасть? Значит постарается выворотить половицы аккуратно, чтобы потом на место вернуть без потери товарного, так сказать, вида.
Вооружившись инструментом, Леший вошёл в комнату, где исчезла нитка, и грозно навис над тоненькой щелью меж двух половиц, словно давая им последний шанс одуматься и вернуть похищенное. Но половицы стойко вынесли его немой укор и возвращать явно ничего не собирались. А значит!..
Леший замахнулся и… передумал. Присел и аккуратно сунул носок топора в щель, пошевелил, углубляя, и поднажал на топорище. Ничего не произошло, лишь издевательски скрипнула доска. Тогда он навалился на топорище грудью, не опасаясь его сломать, и вот половица заскрежетала и поддалась, приподнимаясь. Когда она, выгнувшись, оказалась выше уровня пола, он сунул под неё сильные пальцы и напряг мышцы, постепенно вырывая её, благо она была не длинной.
И вот, когда казалось, она вот-вот оторвётся, что-то ловко сковырнуло его пальцы, и доска с грохотом, достойным царь-пушки, вонзилась в своё законное место, а Леший со всей силы сел на пол, ошалело хлопая глазами и наблюдая, как половица, поскрипывая, продолжает втискиваться между соседками.
– Ах ты ж!.. – возопил он, вскакивая и хватая топор.
Вне себя от праведного гнева на то, что что-то в его доме ведёт себя неподобающе и вопреки хозяйским планам, он с медвежьим рёвом засадил топор в щель, уже не заботясь о сохранности внешнего вида, надавил, схватил вылезшую половицу сначала одной рукой, потом второй, и одним богатырским рывком вырвал её, швырнув в угол. Не останавливаясь и продолжая яростно реветь, он схватил и вырвал следующую; на третьей ему почудилось какое-то несмелое сопротивление, но он легко сокрушил все попытки противостоять его могучей воле и отшвырнул и третью, и четвёртую, и пятую, и даже шестую доски, хотя это и было уже лишним. Но бушующую внутри ярость не так-то легко угомонить, гораздо проще не давать ей выхода, но уж коли не уследил, выпустил, будь любезен – корми её, подпитывай пламя, пока она не расслабится и не позволит себя унять.
Уже схватившись за седьмую половицу, Леший наконец обратил внимание на довольно большую дыру в полу, открывающую вид на чернеющий влажной землёй неглубокий провал, из которого на него с ужасом таращились два здоровенных зелёных моргала. Точнее, сейчас совсем даже не моргала.
– Кикимора?! – удивлённо проревел он. – Етить твою налево! Ты какого леш… кхм… чего тут забыла, старая?
– Э-э-эхх… – облегчённо выдохнула снизу зелёная баба. Да, наверное, он действительно ужасно выглядел в момент, когда ломал пол… – Сам ты старый! – обиделась она, перетекая из испуганно-лежачего в успокоенно-сидячее положение.
Вся зелёная, словно обвешанная с головы до ног водорослями вместо одежды, она и впрямь не выглядела старой – стройная, привлекательная, с миловидным личиком, украшенным огромными зелёными глазищами, маленьким острым носиком и аккуратным ртом с тонкими губками, за которыми скрывался ряд острых зубов. А в густых зелёных волосах, помимо ряски и кувшинок, красовалась алая нитка. Его алая нитка!
– Вылазь давай, – велел он, отходя от дыры в полу. – И нитку мою отдай, воровка болотная!
– Ох, Леший, ты, я погляжу, манерами так и не обзавёлся, – легко выбираясь из провала, посетовала Кикимора.
– Сдались они мне, эти твои манеры. Ты вот сама-то где их забыла, когда вещи мои таскала?
– Мне просто ску-учно было, – поканючила зелёная, присаживаясь за стол вслед за хозяином дома.
– Нитку верни, – с нажимом повторил Леший.
– Но она мне так идёт!..
– Слышь, Кикимора, ты меня знаешь. Лучше не зли, итак дел понаворотила.
– Ладно-ладно, – тут же сдалась гостья и занялась выплетанием нитки, которая действительно на удивление гармонично смотрелась в её роскошных волосах.
– Итак! Это ты, выходит, от скуки под полом моим поселилась и три дня мне нервы изводила?
– Ну-у… – замялась Кикимора. Было видно, что она одновременно и смущена, и расстроена. Что-то её гложило, и она никак не могла решить, делиться своими проблемами с Лешим или просто отшутиться, как она часто делала.
– Не томи, подруга, – подбодрил её хозяин дома, разливая по деревянным стопкам свою фирменную настойку. – Мы с тобой не один век знакомы.
Кикимора одним махом опустошила стопку, тут же подставив её под вторую порцию, и выдохнула:
– Меня Водяной выгнал!
– Как выгнал? – удивился Леший, застыв с нависшей над рюмкой бутылью. – Во даёт? Это что ж ты натворила такого, что он тебя из дома выгнал?
Кикимора протянула руку и длинными пальчиками наклонила бутылку, чтобы из горлышка начало наконец течь в простаивающую рюмку.
– Да ничего я не делала, – пожала она плечами, следя за наполнением. – Поссорились мы просто.
– Ой-й, вы с Водяным по семь раз на неделе срётесь, – скептически хмыкнул Леший, убирая бутылку, а то он эту Кикимору знает – не уследишь, вообще без настойки останешься. – Но что-то он тебя отродясь не выгонял до сего разу. Он же душка. Темнишь ты что-то, подруга.
– Вот! Так и знала! Эта ваша мужская солидарность! – надулась гостья. – Он душка, а я, выходит, плохая! Так значит? Зачем я вообще тебе рассказала, знала же, что ты дружка своего выгораживать будешь!
– Эй-эй, не гони, зелень болотная, охолонись! Он мне такой же друг, как и ты, а ваши нездоровые отношения мне вообще побоку!..
– Ага, как же! Ты ж нас и свёл, старый хрыч, запамятовал что ли?
– Ну, свёл, каюсь, – несколько смущённо ответил Леший и тут же перешёл в атаку. – Что подтверждает тот факт, что я вас обоих как облупленных знаю! Так что колись, Кикимора, чем набедокурила?
Зелёная красавица надулась, аки жаба, и сердитым взором своим сверлила хозяина жилища, с довольным видом всезнайки ожидающего ответа.
«То же мне, умник нашёлся! – нашёптывала ей бабья гордость. – Всё-то он понимает, всех-то знает, прямо истина во плоти. Бесит!»
Так помимо того, что прав он был по всем фронтам, и спорить с ним было определённо нечем, так ещё и настойку свою волшебную убрал, дурень хитрожопый! В общем, подулась Кикимора, поиспепеляла взглядом корягу заумную, да и сдалась.
– Чёрт с тобой, Леший, твоя правда. Накосячила я, – вздохнула она, потупив грустные очи. – Ну так не со зла же…
– Ну, – подбодрил хозяин дома, подаваясь вперёд. – Чего накосячила-то?
– Да этих его русалок, девок распутных, повыгоняла…
– Да ты чё, мать?! – не поверил своим ушам Леший, обалдев настолько, что рука сама за настойкой потянулась. – Ну, дала жару! А чего выгнала-то?
– Так из ревности! Всё время вокруг него вьются, бестии полуголые!
– Ну и дура же ты, Кикимора, – покачал головой Леший, пододвигая ей рюмку. – Они ж для Водяного аки дочки, он их по-отечески любит-то!
– Да знаю я всё, а ничего поделать с собой не могу! Ревную, и всё тут!
Из глаз Кикиморы вдруг полились желтоватые струйки, красивое личико скуксилось, и она закрыла его ладонями.
– Он же тебя одну любит, – успокаивающе пробасил Леший. – Ну… как бабу. Ты уж мне поверь. Он почему столько лет все твои закидоны терпит? Как думаешь? Правильно – любит потому што зело сильно! Но тут ты палку перегнула, конечно… – Последовавший за этой фразой вой Кикиморы перебил его мысль, и он поспешил исправиться: – Но, я уверен, он тебе и это спустит! Он же отходчивый у нас…
– И что мне делать? – всхлипнула зелёная красавица. – Слышь, Леший, помоги, а!
– Вот те на, – всплеснул он в ответ руками. – Как же мне тебе помочь-то?..
Громкий, мясистый стук в тяжёлую входную дверь прервал разговор, и Леший, облегчённо выдохнув, поспешил к выходу. Не привык он к таким беседам, а уж лезть в чужие сердечные дела!.. Брр! Ну его, к лешему!
«Тьфу, блин, три раза!»
Дверь он распахивал с глубоким чувством признательности, готовый обнять и облобызать своего спасителя, но из дверного проёма на него уставились два ужасно грустных прозрачных блюдца, расположившихся на жалком отёкшем лице. Пухлые губы свисали вниз, нос раздулся до неприличных размеров и занимал пол-лица, волосы куда-то и вовсе пропали. Да и вообще, весь вид Водяного был настолько жалок, что захотелось захлопнуть дверь прямо перед его раздутым носом. Но нельзя, друг всё-таки…
А друг тем временем что-то прошепелявил своим обвисшим ртом.
– Что ты там шамкаешь? – возмутился Леший. – Губы-то хоть разлепи, размазня жидкая!
– Помоги, Леший… – тихо повторил Водяной, не отводя печальных глаз, наполненных тем не менее жадной надеждой.
– Сговорились вы сегодня что ли? – пробубнил хозяин дома, недовольно освобождая проход, а в душе его пели синички. – Ладно, проходи, помогу! Чего другу-то не помочь…
Водяной медленно переступил порог, оставив мокрый след, и замер, вперившись в глубь дома. Леший, уже собравшийся обругать друга за нерешительность, проследил его взгляд и увидел стоящую в сенях Кикимору, ломающую пальцы и мокрыми, полными надежды глазами глядящую на мужа.
– Кикиморка моя, – прошептал Водяной, преображаясь на глазах.
– Водяноюшка! – вторила ему Кикимора, снова пускаясь в тихий плач.
– Прости меня, душа моя!
– И ты меня, любовь моя!
Водяной, такой большой и сильный, каким Леший привык его видеть, шагнул вперёд, и Кикимора кинулась к нему, подпрыгнула и повисла на шее. Они ещё что-то жарко друг другу шептали, перемежая слова поцелуями, а хозяин дома уже весь извёлся.
– Ладно, помиловались и будет! Я вам помог, теперь проваливайте к себе. А то устроили тут мокрое царство, а вытирать кто будет?
Конечно же вопрос сей остался без ответа, а Леший его и не ждал. Помирившиеся любовнички покинули гостеприимный, но не очень, дом, даже не поблагодарив спасителя их брака, а спаситель был уже рад, что его наконец оставили в покое и больше не будет никакой чертовщины в его доме. Он стоял и смотрел вслед удаляющимся друзьям с лёгкой ностальгической улыбкой, пока в скрывающихся в лесной чаще густых зелёных волосах не мелькнуло что-то алое.
– Ах ты ж коза болотная!
Коханов Дмитрий, декабрь 2025 г.
Мои рассказы | Серия Монстрячьи хроники | Серия Исход | Серия Рассказы из фразы
Мой роман "Настоящий джентльмен"