Эта плоть зовётся крайней -
Надо звать ее бескрайней…
2021 год. Я стою в палате клиники пластической хирургии, смотрю на часы и жду приглашения в операционную. На мне больничные тапочки, трусы и плотный белый халат, во мне – легкое волнение и любопытство. Женщина-администратор приносит в палату терминал и счёт на 37 тыс. рублей: 25 - операция, 7,5 - анестезия, 4,5 - пребывание в стационаре. Помимо этого, около 8 тыс. ушло на анализы. Сумма несколько больше, чем ожидалось, но включать заднюю поздно, не правда ли?
- Готовы? - спрашивает зачем-то уже в лифте медсестра Ольга. У нее понимающая улыбка и глаза человека, знающего обо мне всё.
- Готов, - я улыбаюсь и пожимаю плечами, - Но от меня в общем-то ничего же не зависит сейчас.
- Ну, в общем-то да, - соглашается она.
Перед входом в операционную та же медсестра велит мне раздеться догола. Она забирает одежду, выдает взамен голубые х/б бахилы и такого же цвета шапочку. В костюме "голубой шапочки" захожу в операционную. На торжественное перерезание красной ленточки собралось четыре медика: три женщины и один мужчина – анестезиолог. Все они заняты какими-то приготовлениями («ножи точат булатные, хотят меня зарезати»), хирурга пока нет. Жаль, что анестезиолог - не женщина: я бы звал ее Анестезия Владимировна.
Я шуршу бахилами к хирургическому столу крестообразной формы; на моё парадной шествие голышом никто не обращает внимания. Похоже, тут как с тортом на свадьбе: он грустит в углу зала весь вечер, пока не приходит время его резать. Заходит Ольга и укладывает меня лицом вверх, фиксирует руки и ноги ремнями, вставляет в вену катетер, прикрепляет какие-то маленькие датчики на присосках. Я лежу распятый, голый, смотрю на яркие лампы под потолком и размышляю, не напомнить ли на всякий случай врачам, что надо сделать обрезание, а не кастрацию. Но врачам словно нет до меня никакого дела, они продолжают возиться вокруг и в разговоре обмениваются лёгкими шутками, пока не приходит хирург.
Ольга наклоняется ко мне и скорее предупреждает, чем спрашивает:
- Спим? Закрываем глаза, загадываем желание.
С этой женщиной трудно спорить. Я послушно закрываю глаза, загадываю, чтоб операция прошла хорошо. В горле появляется жар, лицо покалывает. Вспоминаю, что в шутку пообещал другу подарить брелок в машину из кожи, оставшейся после обрезания, - должно было хватить на небольшую боксерскую перчатку - но попросить сохранить сувенир не успеваю. Нет никакого щелчка, никакого плавного перехода, нет света в конце туннеля и самого туннеля тоже нет, ничего нет, включая меня. Просто находишься какое-то время нигде. Если наркоз – это маленькая смерть, то у меня плохие новости для тех, кто верит в бессмертие души, реинкарнацию и прочий феншуй.
Смена кадра: я лежу в палате под теплым одеялом, громко работает телевизор. Гляжу на часы - прошло 1,5 часа с начала операции. Болит и кружится голова, хочется пить, в горле першит, во рту привкус медикаментов, как после визита к стоматологу. В целом состояние очень похожее на похмелье, только ещё между ног болит, как после ожога. Затаив дыхание, приподнимаю одеяло – там засохшая кровь и бинты: этакий пожилой, улыбающийся раджа в белой чалме.
Первым делом выключаю телевизор - так голова болит гораздо меньше. Через пол часа головокружение проходит, и мне разрешают немного попить; ещё через час приносят ужин: запеканка со сгущёнкой, маленький йогурт, пирожное "Барни" и чёрный чай. Я сижу на больничной койке, смотрю на этот хэппи-милл после суток без еды (нельзя есть и пить перед операцией) и думаю, что после всего пройденного заслуживаю большего. Медсестра Ольга замечает эти раздумья и говорит понимающе:
- Вот такой у нас стандарт.
- Если хочешь, могу бутерброды сделать.
Она выходит, а я опускаю взгляд вниз я понимаю, что во время этой беседы сидел с распахнутым халатом, из-под которого врагам ухмылялся окровавленный солдат.
- Джон, в этом диалоге ты был лишний.
Я стыдливо прикрываюсь, потом объясняю сам себе, что, во-первых, эта же медсестра ассистировала во время операции, во-вторых, она тут каждый день и не такое видит, ну, и, в-третьих, она перешла со мной на «ты» после или во время операции. Так что целенаправленно демонстрировать раненого комиссара Каттани, может, и не надо, но и краснеть, как Наташа Ростова, из-за этого тоже не стоит.
Нежданный стояк в 2 ночи. Сюрприиииз! Никогда бы не подумал, что могу быть настолько не рад эрекции. Очень больно и поначалу страшно. Кажется, что вот-вот лопнет один из 15 швов. Об этом нюансе почему-то не упомянул ни один любитель обрезов на интернет-форумах. Приходится думать о работе, заниматься сложением и умножением простых чисел, чтоб отвлечься и успокоиться. Помогает. Я засыпаю, но ситуация повторяется ещё несколько раз за ночь, хотя мне совсем не до эротики. Увлекательная арифметика больше не действует, так что я кручусь от боли до рассвета.
Утром перед выпиской читаю назначение хирурга: антибиотики, противовоспалительное, обезболивающие и (внезапно) водка для обработки швов. Доктора рядом нет, а так хочется спросить, какой именно водкой рекомендуется угощать боевого товарища? Нужно запатентовать специальный бренд «Одноглазый зелёный змий». К обеду я прощаюсь с дежурной медсестрой, пообещав оставить хороший отзыв на сайте клиники, и гордой, но хромающей ковбойской походкой ухожу в суету города.
За пару последующих бессонных ночей я таки нахожу годный способ, как временно дать команду "вольно" сержанту - надо встать вместе с ним и начать ходить. Происходило это по 4-5 раз за ночь. Со стороны мои ночные прогулки, возможно, выглядели довольно странно, но в такие моменты в последнюю очередь думаешь об эстетике. Тело слегка наклонено вперёд, ноги широко расставлены - кто помнит, как в детстве обсирался на полпути к туалету, тот хорошо поймёт технику такой ходьбы.
Шовные нити были жёсткие, как леска, торчали во все стороны, цеплялись за одежду и многообещающе назывались "саморассасывающиеся". Название могло значить, что:
2) их предстоит рассосать самому.
Доктор легко убедил меня, что правильный вариант - первый, и через 7-10 дней угощения "беленькой" шовный материал распадется. Какое вероломство! Ждать пришлось 3 долгих недели, три недели боли и бессонных ночей. Но даже после них нити не растворились, как сахар в чае, чего я все это время ожидал, а просто начали лопаться от натяжения во время эрекции. Расстаться с ними получилось с помощью маникюрных ножниц и пинцета. Очень помогли навыки распарывания зашитых карманов пиджака.
В течение следующих полутора месяцев, пока шла притирка, ощущения во время ходьбы у меня были такие, что регулярно вспоминался стишок про ёжика, который по травке бежит и хохочет. Тем не менее, вскоре Робин Гуд привык ходить без капюшона и постепенно вернул себе контроль над Шервудским лесом.