RinaRi555

Какая разница, спустя столько лет, в течение которых мы, Слава Богу, счастливы, любили мы друг друга или нет?

И для чего эти мысли в целом?

Помнишь, раньше верили, что можно на расстоянии почувствовать друг друга? Интересно, у нас получалось хоть раз? Мне кажется, гораздо чаще нам удавалось проявить бесчувствие максимально близко друг от друга.

Мысли, не подкрепляемые общением, догадки на воспоминаниях, волна разочарования, волна раскаяния, волна любви, которая первая и не ржавеет.

Можно бы сказать, что это все от безделья. Но на самом деле это выстреливает.

Вот, например, в этот раз в плеере случайно проскользнула песня, под которую я впервые, робко и очень смущенно, прикоснулась к твоим волосам.

Иногда ностальгия настолько подминает под себя, что я пишу тебе, но тебя, такой, какой ты была, я больше не нахожу. Интересно, где-то в глубине души ты та же?

Надо признать, моя любовь была тебе так к лицу! Тебе очень шло стараться для меня. И мне было легко мечтать рядом с тобой. Наши мечты в прошлом, да и я до сих пор думаю, что от реальности они были очень далеки.

Можно ли полностью расторгнуть столь нежную и длительную привязанность, не вымарав воспоминания в грязи?

Иногда так хочется просто закрыть глаза, расслабиться и помечтать.

На кухне вскипела вода в чайнике. Я люблю другого человека, и ты, конечно, тоже.

Все равно – вспоминай хоть иногда. Хотя бы на секундочку будь прежней.

12.

- У меня больше нет сил. Нет желания бороться. Мною обуревает гнев, слабость и гнев. Разочарование, от которого нет сил прятаться.

Ты в командировке в нашем родном городе всего на два дня. Мы медленно бредем по главной пешеходной улице. Идет крупный, мокрый снег, липнущий к шарфам, шапкам, ботинкам и ресницам. Холодно и промозгло, но я этого почти не замечаю. У меня бешено колотится сердце от чувства, что в этот чудесный миг ты снова только и по-прежнему моя.

Мы входим в тихое и давно знакомое мне кафе.

- Две чашки черного кофе и бутылку красного сухого вина, пожалуйста – на ходу делаю я заказ.

За тягостной, полной бессилия и усталости беседой мы пьем кофе вперемешку с вином, потом переходим на хороший коньяк. Постепенно по телу разливаются тепло, уют и расслабление.

Мы не виделись много лет, и теперь ты постепенно рассказываешь мне о своей жизни. Муж, двое детей, успешная карьера – я и не сомневалась в тебе! Но – рутина, быт, отсутствие вдохновения, постоянная необходимость подстраиваться, выбирать ту деятельность, что приносит доход – в ущерб своим настоящим увлечениям… Когда ты последний раз писала что-то стоящее? Твой взгляд поблек, некогда прекрасные волосы потускнели, приобрели грязно-ржавый оттенок.

Мир оказался более шероховатым и неприступным, чем казался нам в юности.

Ты выходишь покурить – и я иду следом за тобой. Твои красиво очерченные мягкие губы обхватывают корпус сигареты. Дым струйкой устремляется наверх, в темноту.

Я уговорила тебя не возвращаться в гостиницу и провести этот вечер со мной. Хотелось обсудить что-нибудь, поговорить, окунуться в твое тепло, в былую, почти угасшую, нежность. Хотелось обладать тобой, подчинить себе, поглотить тебя без остатка, впитать твои жесты, интонации и запахи. Перед глазами плыли сцены из какого-то давно просмотренного мной кино, горящие щеки, искусанные губы и растрепанные волосы, разметавшиеся по шелковой подушке.

Хотелось дать шанс нам обеим. Ты согласилась.

В прихожей горел свет.

Мы зажгли на кухне свечи, снова курили, пили дорогой коллекционный коньяк, припасенный мной для особого случая, и говорили обо всем. Ты сидела на стуле, обняв колени руками, такая хрупкая, нежная и тонкая! Первые морщинки тронули уголки твоих глаз и губ, и я испытывала томящую, ноющую, невыразимую нежность, глядя на них. Старая, давно надоевшая волна желания шевельнулась во мне.

Мы вспомнили школу, посмеялись над твоей влюбленностью в Илью Михайловича…

- А ведь я тебя очень любила. Мне долго было стыдно за тот синяк на твоей руке.

Ты подняла на меня глаза. Мне показалось, что в них горит огонь, хотя это был всего лишь отблеск свеч.

Ничего не сказав, ты ушла в коридор за своим рюкзаком. Из него ты извлекла тубус и протянула его мне.

- Это небольшой подарок для тебя, я ждала подходящий момент, чтобы вручить его.

Я открыла тубус и развернула картину. Мое горло схватила железная рука эмоций. Я не могла произнести слова благодарности, сглотнуть, даже разомкнуть губы.

С портрета на меня смотрели две свежие, румяные, мечтательные девчонки.

Одна – рыжая и улыбчивая, а вторая темноволосая, с серьезным и немного грустным взглядом.

Ты молча наблюдала за мной, однако я не замечала этого. Время остановилось. Эмоции обрушивались на меня волна за волной, сокрушали, комкали, швыряли о берег, как марионетку – и в то же время отмывали комья грязи, налипшие за эти годы на мое сердце. Я стояла словно в оцепенении, и казалось, совершить хотя бы минимальное движение – это труд. Я бы опустила руки и рухнула на пол как мешок, если бы не усилие.

Я вспомнила все.

Не имеет значения, сколько времени прошло с нашей предыдущей встречи. Совершенно не важно, что мы так давно изменились, и от нас прежних почти ничего нет.

Я по-прежнему люблю тебя.

Я часто думала об этой встрече, временами казалось, что ты – плод моего воображения. Хотелось случайно увидеть тебя на улице, в транспорте, в магазине – где угодно, но этого не происходило. Не ослабевала надежда, что ты вернулась в этот город. Иногда воспоминания поглощали меня почти полностью. Я хотела и не могла выкинуть из памяти мягкость твоих волос, ощущение от прикосновения к твоей коже, запах твоего дома, тебя. Трудно было забыть, с какой легкостью мы фантазировали и мечтали – и все нам казалось по плечу! Иногда рядом с тобой я чувствовала себя волшебницей, избранной, в общем, кем-то особенным, исключительным! Ты разрешала все мои сомнения.

Постепенно я перестала искать тебя. Решила, что время окончательно развело нас по разные стороны, что мы слишком изменились, и больше нет старых точек «контакта».

И вот ты сидишь передо мной – и кроме прежней Жанны, со всеми любимыми и знакомыми чертами, я ничего не вижу.

Те же ямочки на щеках, тот же румянец. Та же искорка в серо-зеленых глазах.

Вуаль времени соскользнула с твоего лица. Ты снова стала той сияющей девочкой с нашего портрета.

Это действительно была ты.

Я медленно, тяжело подняла на тебя взгляд. Ты по-прежнему молча встала, подошла ко мне в упор и поцеловала, спокойно и уверенно. Я не ответила тебе на поцелуй, но ты продолжала целовать меня, нежно, не спеша прикоснулась губами к моей шее, плечам, заправила мне прядь волос за ухо, погладила по щеке тыльной стороной ладони…

Ох, как же много отдала бы за этот миг влюбленная школьница Аня!

Я аккуратно взяла тебя за руку и убрала ее от своего лица. А потом крепко обняла тебя и долго не разжимала объятий.

Я снова была собой. Я была дома. Меня пьянила внезапно возникшая неимоверная легкость, свобода движений, действий, мысли! Мои плечи расправились, жестокая рука отпустила мое горло. Тягота наших отношений, невысказанная боль, обида и злость наконец-то улетучились, исчезли без следа, покинули нас обеих. Ты не проронила ни слова, как ни в чем не бывало усаживаясь обратно за кухонный стол и прикуривая новую сигарету. Остаток вечера мы говорили обо всем, обнимались, смотрели старые и новые фото, много шутили, смеялись без умолку, и, вконец устав, довольные разошлись по разным комнатам.

Я была счастлива, по-настоящему спокойна и уравновешена. Больше мне не было больно. Любовь, свободная и щедрая, наполнила меня до краев.

Я чувствовала, осознавала, что ты всегда будешь со мной, как бы далеко не находилась. Я не убегу от тебя, бежать никогда не было смысла, не было смысла бороться со своими чувствами – их не забыть, не победить, их невозможно вычеркнуть. Ты живешь в моем сердце. Я тебя люблю, и ты меня – тоже.

Я знала, что вернувшись к себе домой, ты посмотришь на свою семью с еще большей нежностью и благодарностью, чем прежде, ведь ты чувствовала то же, что и я. Боль оставила тебя, отдав свое место любви и покою. Впереди было вдохновение, новые картины, мечты, планы и путешествия.

Неважно, что наши пути разойдутся. Важно только то, что как бы далеко мы ни находились друг от друга, я всегда буду знать – где-то ты улыбаешься, глядя на закат с чашкой ароматного кофе в руке.

Но это потом, а пока ты спокойно и легко спишь, и твои ярко-рыжие локоны красиво лежат на мятно-голубом шелке моих наволочек.

Наступает свежий, сияющий рассвет.

Ты пришла в нашу школу в седьмом классе рыжим лохматым котенком, и сразу же мне не понравилась – чересчур дерзкая, маленькая и вредная! Твое имя Жанна почему-то раздражало меня больше всего.

Не знала я тогда, что спустя три года это имя будет слетать с моих губ каждые несколько минут. Не знаю, каким чудом, но мы быстро поняли, что дружить нам гораздо полезнее, чем враждовать. С тех самых пор ты моя близкая подруга.

Хотя не настолько близкая, насколько мне хотелось бы этого…

Училась я неплохо, тоже каким-то чудом, потому что все уроки мелькали для меня светом твоих глаз. Не знаю, как ты  не замечала этого.

После урока литературы я пришла в себя только тогда, когда ты, взглянув на меня из-под ресниц, сказала:

- Пойдем ко мне на чай. Нужно поговорить.

2.

Я допивала второй стакан чая, крепкого и терпкого, как твое молчание, смотрела на кота, носившегося из угла в угол. Так прошло еще пару минут.

-Жанна? Говори.

- В общем, понимаешь… Илья… Михайлович. Он…

-Жанна.

-Он мне нравится. Вот уже два месяца как. Понимаешь, мне кажется, я его люблю! Не могу толком есть. Снится мне по ночам – знаешь, такие красивые, яркие сны! Читает мне стихи Блока, Тютчева, Есенина на полянах, усыпанных васильками…

-Жанна, брось, какие васильки, ты полевые цветы сроду не любила!

- Да что ты понимаешь! Я уже прочитала учебник на семь параграфов вперед...

Кошак перестал жевать фиалки на подоконнике и внимательно посмотрел на меня. Да, видимо, понять предстояло многое.

3.

10й класс, нам по 16 лет. Почти что взрослые люди, стоящие перед выбором жизненного пути.

Что касается будущей профессии, тут мне все было ясно. Я – дитя экономистов и инженеров, точность у меня в генах. Мои стопы были направлены в сторону технического ВУЗа. Тебя, рыжую дуреху, несло в ГОСунивер на журналистику, что было вполне предсказуемо.

А вот наш учитель литературы предсказуемым не был, как и твоя к нему симпатия.

А мне оставалось только скрипеть зубами в предвкушении дальнейших событий. Ну не входила твоя влюбленность в мои планы. По крайней мере, в него…

Я отложила спицы  с начатым шарфом мятного цвета. Мама третий раз заглядывала в мою комнату, напоминая про завтрашнюю контрольную по алгебре.

Через пару-тройку часов беспрестанного кручения-верчения на кровати без сна я встала, подошла к окну. Небо было таким ясным, тихим, снег поблескивал в ржаво-рыжем свете фонарей.

Рыжина эта показалась мне по-дурацки знакомой. Близкой. Своей. В моих ноздрях защекотало от аромата твоих духов, отвратительно сладких, ванильно-чернильно-апельсиновых. Удовлетворенно чихнув,  я  вернулась в кровать и спокойно уснула, без сновидений.

На кончиках твоих ресниц через пару домов от меня теплилось Завтра.

4.

Я не знаю, в какой момент это произошло. Наша дружба, казалось, будет вечной и чистой, как снег на вершинах гор, но вдруг (черт бы побрал это мгновение) что-то изменилось. Ты из своей в доску девчонки превратилась для меня в девушку, прекрасную, окутанную неуловимой тайной, владеющую какой-то магией. Мне невыносимо хотелось постичь тебя, ежечасно, ежесекундно этого хотелось. Нестерпимо было видеть, как ты точно так же мило, как и со мной, общаешься с другими подружками. Иногда я испытывала к тебе тяжелую, тупую, упрямую ненависть. В такие моменты требовалась особенная концентрация, чтобы  удержать себя в руках. Непросто молчать, спокойно улыбаться, пока в сознании проносятся дикие и совсем неспокойные картинки – твои растрепанные волосы, испуганный взгляд, и мои руки, крепко, до боли обхватившие твои хрупкие запястья. Руки, оставляющие синяки на твоей нежнейшей, приятно пахнущей коже. Пока ты весело щебетала на перемене, потягивая столовский чай, я как наяву видела твои попытки вырваться из моих бестактных объятий. Не знаю, почему в голове обычной 16-летней девчонки  появлялись такие мысли, но они были, и они терзали, терзали меня!

Но когда после каждой перемены ты тихо садилась за парту рядом со мной и, как всегда, касалась моей руки, сжимала ее, поглаживала подушечки пальцев, от места твоих прикосновений  по всему телу разливался странно-приятный ток, и вместе с ним приходило успокоение.

Магия, ведьминские штучки, говорю же.

Ты не могла, ты просто не смела предпочесть мне кого-то другого, потому что никто кроме меня, не был тебя достоин. Никто так не хотел впитать тебя и сделать своим миром, как я.

А тут – Илья. Илья Михайлович, который мне даже нравился, благодаря тебе попал под опаляющий огонь моей ненормальной ревности. Илья, который в нас только учеников и видел, который искренно хотел помочь нам вырасти и сделать шаг вперед.

Илья Михайлович, преподававший нам литературу, был избран тобой в качестве первого учителя любви.

Несмотря на это, хорошее, уважительное отношение к нему я сохраняла не только внешне, у меня получалось. Он ни в чем не был виноват. Да и ты не была, но такой уж выпал нам расклад, и от этого  некуда было деться.

Смута в моих эмоциях и чувствах длилась уже почти год. Год беспрестанной маскировки и безупречного самообладания.

За это время как-то сами собой рухнули мои отношения с «любовью детства», Вадимом. Мы учились в параллельных классах. Нас считали чуть ли не самой красивой парой в школе – мне было все равно. Он казался расстроенным, когда я сообщила, что чувств больше нет. Спустя месяц Вадим нашел мне неплохую замену, сплетни о нашем расставании замялись сами собой, в общем, баланс и порядок были восстановлены. Только не в моем сердце, разумеется… Казалось, пора слушать Земфиру и впервые пробовать курить.

5.

В эту пятницу урок литературы стоял по расписанию последним, вместо геометрии. Шло как обычно жаркое обсуждение. Обсуждали любовную лирику Лермонтова, кажется. Что-то о мотивах свободы и гордого одиночества.

Лично у меня на коленях была открыта книга под авторством Вербера, и до пылких дискуссий в классе дела мне не было никакого. Ты уже третий раз пихала меня в бок локтем.

-Анька, отвлекись, не позорь меня.

Илья Михайлович повернулся к нам.

-Анна!

Я встала и вытянулась по струнке.

-Задержитесь после урока.  Иванова, Нестеров, отлично, остальным – хорошо. Записывайте задание на среду – идейный замысел романа М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени». Жанр и композиция.

Прозвенел звонок. Я почувствовала, как твой завистливый взгляд прожигает мне правое плечо.

-Я тебя подожду на крыльце, - сказала мне ты и, взметнув в воздух копну своих демонически-рыжих волос, выбежала из класса.

-Аня, я вовсе не собираюсь тебя ругать или наказывать. Я хотел поговорить о другом. Я вижу, что последнее время с твоей подругой Жанной что-то происходит. Давай обсудим это в свободное время, вне школы. В качестве подработки я даю частные уроки на барабанах. Насколько мне известно, ты тоже играешь на барабанах, хочешь прийти? Позанимаемся музыкой, заодно и поговорим. Завтра, в 16 часов, репетиционная база «Звучи», сможешь?

Да, про литературу – ты, конечно, зря не слушаешь на уроке, очень зря. Но Вербер – хороший выбор – сказал учитель, улыбнувшись.

Я смутилась и торопливо спрятала книгу в сумку.

Конечно, я согласилась. Его предложение вызвало у меня бурю эмоций. Во-первых, меня очень радовала эта возможность поучиться, к тому же бесплатно. Во-вторых, хоть мне и стыдно в этом признаться, моя самооценка поднялась – все-таки Илья Михайлович старше, он учитель, внимание такого человека приятно. Ну и в-третьих, это был шанс вызвать твою ревность. Может, хотя бы так ты поймешь, каково мне, когда ты начинаешь петь Илье дифирамбы, а я незаметно заламываю пальцы под столом.

6.

Ты стояла у входа в школу, смотрела на меня заинтересовано и немножко зло.

-Что сказал тебе Илья?

- Да ничего особенного. Педагогическое «внушение», воспитательная беседа, все как обычно, -  махнула я рукой.

В последний момент я решила ничего тебе не говорить, не провоцировать конфликт между нами. Мне показалось, ты поверила в мою маленькую ложь.

На улице заметно темнело. Под нашими сапогами приятно хрустел серебристо-белый снег. Мы медленно шли в сторону школы искусств – занятие по живописи начиналось через 15 минут, идти было недалеко. Я каждый раз провожала тебя, нам обеим нравился этот вечерний моцион, но сейчас повисло тягостное молчание. Каждая думала о своем.

Я никогда толком не интересовалась живописью. Да, ты таскала меня за собой в местный художественный музей, исподволь рассказывала о разных художниках и стилях, показывала некоторые свои наброски, но это возымело небольшой эффект. Мне нравились некоторые картины, необычные сочетания цвета, но на этом все. В моем сердце теплилась любовь к музыке и ритму, а еще – к тебе, но не к холсту и маслу.

-До завтра! – обняла меня ты.

- Веди себя хорошо.

Я отошла на пару шагов, потом обернулась  и помахала тебе рукой. Опять вся измажешься в красках. Интересно, что ты рисуешь в последнее время? Ты давно уже не показывала мне ничего нового.

Наши с тобой дома и школы находились рядышком друг от друга. Я, никуда не спеша, в том же тягомотно-медленном темпе поплелась домой, думая о тебе, о реферате по истории на понедельник, о диссоциации  солей, а еще о барабанах и Илье Михайловиче.

7.

-Жанна, ты извини, я побегу, не буду ждать. Мне нужно закинуть сумку домой и уехать в город, пока пробок нет.

-Эгегей, малышка, куда это ты?

Схлопотав от меня шлепок по заднице за «малышку» (прекрасно же знаешь, как меня раздражает!..) и задорно рассмеявшись, ты узнала, что еду я совершенствовать свой навык пользования барабанной установкой. С новым учителем. Нет, понятия не имею, что он из себя представляет, мне его Вадим посоветовал, еще когда мы общались. Да-да, вечером спишемся. Учи уроки, мне завтра у тебя еще общество списывать.

Остановка, автобус (душно, людно, но пробок почти нет – это приятно…) - остановка, и вот я почти на месте.

Когда я вошла в класс, Илья Михайлович уже сидел за инструментом.  В более неформальной обстановке он выглядел иначе. Туфли, классический костюм и белая рубашка сменились на стильные темно-синие джинсы, черную футболку, кеды. На шее у него болтался медальон. Темно-русые волосы были слегка взъерошены, а в теплых зелено-карих глазах был слегка маниакальный блеск, присущий людям, влюбленным в свое дело. Ого, да вас, Илья Михайлович, оказывается, не только литература может так завести!

Во мне поднялась волна симпатии, доверия и интереса к нашему учителю.

- Ооо, привет! Рад видеть, - сказал он, заметив меня.

–Здравствуйте, Илья Михайлович! – бодро ответила я.

- Привет-привет! Палки принесла?

Кивнув, я достала две длинные деревянные палочки из сумки. Выглядели они не ахти – старые, потрепанные и истертые.

На самом деле, за несколько недель до предложения Ильи я подумывала о том, чтобы бросить заниматься. Я не видела смысла - мой уровень для любителя был неплох. Получится ли сделать это хобби своей профессией? В нашем немаленьком городе было много музыкальных групп, но по-настоящему стоящей, той, в которую я готова была поверить, не было. Моя дорога потихонечку упиралась в тупик, однако в глубине души еще теплилась надежда. Предложение учителя подстегнуло меня. Появилось вдохновение, желание совершенствоваться.

- Сейчас я работаю над ритмом одной песни группы Muse. Слушай и запоминай, - сказал Илья и принялся играть его на ударных.

Muse – моя любимая группа, и я запросто узнала эту песню.

- А теперь садись за установку и постарайся повторить.

Я подошла и уселась в расслабленной позе, взяв барабанные палочки.  Они  приятно и привычно легли в мои ладони. Без труда я сыграла тот же ритм, чем несказанно удивила Илью. Он знал, что я училась играть, но, судя по реакции, явно недооценивал меня. Он понял, что научить меня чему-то новому будет не так-то просто!

Дальше в течение часа мы играли все более и более сложные комбинации, разбирали ритмы разных песен, изучали новую технику игры, стараясь работать синхронно с метрономом.

Один ритм никак мне никак не давался. Илья несколько раз играл его, объяснял мне на пальцах – но все было тщетно. Тогда, встав за моей спиной, он обхватил кисти моих рук своими и, управляя мной, начал отстукивать палочками нужные длительности. В комнате было прохладно, и я отчетливо ощутила спиной исходящее от него тепло. Ощутила кожу его ладоней, горячую и слегка грубую. Его руки смело руководили игрой. Воздух  наполнился вдруг запахом мужского парфюма. Почему-то отчетливо представилось, какие у Ильи, наверное, мягкие волосы и как приятно будет зарыться в них носом.

Перед глазами всплыло твое ехидное лицо.

-Видишь, это просто. Ты поняла? – спросил у меня Илья.

Я не стала говорить, что все это время думала о том, как мне хорошо и спокойно. Как хочется упасть в объятия и слушать биение сердца – только лишь.

Я попробовала сыграть снова. У меня снова не вышло.

-Хорошо, наверное, ты просто устала. Думаю, на этом сегодняшнее занятие можно закончить. Собирайся, по дороге на остановку поговорим. – произнес Илья.

Я ощутила волнение. Не хотелось мне начинать этот разговор, но отказываться было поздно.

- Аня, скажи, пожалуйста, тебе не кажется, что Жанна стала немного странной? Беспокойной, рассеянной? Может, что-то случилось у нее дома? Если это так, я хотел бы помочь.

Я замялась. После такого урока, после доброго и искреннего отношения ко мне, после того внимания, которое я получила от Ильи Михайловича, я просто не могла соврать.

- Нет, Илья Михайлович, дома у нее все хорошо.

- Но что случилось?

- Мне сложно об этом говорить, это не мой секрет. Вы взрослый человек, думаю, что сами сможете догадаться.

Илья молча кивнул.

- Хорошо, я думаю, что  понял. Поговорю с ней завтра. Пока! Увидимся на уроке.

Ах да, завтра же снова литература.

Я вышла из комнаты, не оборачиваясь, хотя мне хотелось посмотреть в эти глаза снова.

По дороге домой я несколько раз встряхивала головой, чтобы прогнать эти новые и странные для меня мысли. Это была дикая смесь тебя, улыбающейся оранжевой петуньи, и Ильи, спокойного, уверенного и надежного. Казалось, что-то внутри меня раздваивается, разбивается на неравные части. Греет меня, обволакивает и в то же время царапает и вгрызается в самую глубь моих чувств, моего внутреннего мира, который напоминал морские волны в шторм. Что-то рушилось и что-то рождалось во мне.

Сомнения  прекратились, когда в тот же день вечером ты позвонила узнать, как прошло мое занятие. Мы кратко пообщались, после чего я повесила трубку, снова безнадежно и однозначно очарованная тобой. Один твой голос – теплый, насыщенный обертонами, текущий по мне, как самый сладкий мед, устанавливал твою полную монополию на мои мысли.

Когда же я избавлюсь от этого постоянного желания тебя?

8.

Я сомневалась, стоит ли говорить тебе о разговоре с учителем. Да, в первое мгновение мне ужасно хотелось позлить тебя, но теперь я понимала – это только все усложнит. Издержки твоей ревности мне были не нужны. Наши отношения давались мне нелегко и были очень ценны нам обеим.

Сохранять тайну удавалось совсем недолго – на следующий же день Илья Михайлович вызвал тебя на разговор после урока.

Ты вышла из его кабинета крайне разгневанной. На твое лицо легла глубокая тень. 

-Жанна, пожалуйста, не злись, - бежала я за тобой спустя 5 минут по снегу в тонких кедах. Я не успела даже переобуться, настолько быстро ты собрала вещи и метнулась из школы.

- Жанна, вернись, нам нельзя прогуливать урок завуча! Да дай мне хотя бы объяснить все в конце концов!..

Ты обернулась с перекошенным лицом и швырнула в меня горсть снега.

- Это ты! Ты все ему рассказала! Зачем?! Я доверяла тебе! Как ты могла меня предать? Как я смогу смотреть ему в глаза после этого? Как мне ходить на его уроки?

Множество вопросов без ответа.

Конечно, ты не поверила, что он догадался сам. Бросив на меня еще один полный гнева взгляд, ты устремилась прочь.

Не знаю почему, меня это насмешило. Ситуация была плачевна и полна абсурда. Ты ушла домой, а я, пожав плечами, вернулась в школу.

Это была первая подобная ссора между нами, и у меня пока что не было ни одной идеи для решения этого конфликта.

9.

Конечно, совесть меня слегка покусывала, надо было сразу рассказать тебе о том уроке музыки и разговоре с Ильей. Но что сделано, то сделано.

С момента твоего «побега» и нашей ссоры прошла неделя. В тот день ты молчала весь вечер, игнорируя мои сообщения в соцсетях, звонки и смски. В конце концов, когда я позвонила на домашний, ты приврала маме, которая взяла трубку, о головной боли, и отказалась говорить. Хорошо, я еще немножко потерплю твой горчащий, словно крепкий кофе с перцем, норов.

На следующее утро ты  пришла к первому уроку. Чуть напряженнее, чем обычно, поприветствовала меня и села за парту, рядом.

Твои волосы были собраны в пучок, глаза подведены черным карандашом. Ты надела свою любимую рубашку, светло-зеленую, стильно потертые джинсы, кеды – образ, который мне так нравился. Шею украшал кулон. Где-то я такой уже видела…

День начинался с объявления результатов контрольной по алгебре. Весь класс, и я тоже, волновались об оценке – и переживания о нашей ссоре вылетели из моей головы. Ну подумаешь, подуешься – как обычно, ну день, ну два! – и все станет хорошо, как и раньше!

И вот уже целую неделю ты подчеркнуто вежлива со мной. Будучи такой же экспрессивной, открытой, переживающей на уроках литературы, и такой же влюбленной в нашего преподавателя и его предмет, ты стала холоднее со мной.  Ни разу ты не прикоснулась ко мне, не поправила, как обычно, прядку волос, упавшую мне на лицо, воротник рубашки, невнимательно оставленный мной завернутым вовнутрь. Ни одной беседы, выходящей за рамки приятельского общения. Нас как будто отбросило на пару лет назад.

Все это время, кроме отчаянной нехватки тебя, я ощущала нараставшее во мне раздражение. Раздражение - и гнев. Ты отвергала все мои попытки прояснить ситуацию, уходила от прямых разговоров, и меня это бесило.

Еще больше бесило, что ты обвиняла меня в том, чего я не совершала, и даже не давала ни малейшего шанса объясниться!
Наверное, если бы похожая ситуация произошла на пять лет попозже, я бы просто дала тебе больше времени. Не неделю – две, три, сколько тебе нужно, чтобы пересилить изъяны своего склочного характера. Как бы то ни было, меня привлекали и твои минусы тоже. Ты вся была для меня словно сотканной из болезненной любви, очарования, трепета, из цветов и запахов. И ради таких чувств и ощущений, спустя пять лет, я могла бы заткнуться – и ждать.

Но мне было 16, я была влюблена в тебя, неправильно и горячо. Пубертатный период был в самом цвету у нас обеих, а через год нас ждать вступительные экзамены. именно поэтому меня хватило ровно на неделю. А потом я все же вынудила тебя поговорить.

- Жанна! – крикнула я тебе, когда ты уверенным шагом, не дожидаясь меня, двинулась в сторону художки. Последнее время ты ходила туда почти ежедневно. –Жанна, подожди!

Ты вынула наушник из уха и обернулась. Молча стоишь, ожидая моего следующего слова.

-Жанна, я тебя прошу, прекрати бегать от меня. Какого черта ты взялась трепать мне нервы? Ничего же не случилось, и с Ильей…

-Ань, давай потом, мне некогда. Да и потом, что ты за глупости городишь, никто от тебя не бегает. – опрокинув на меня эту фразу, как ушат с водой, ты снова отправилась в сторону художественной школы.

Моя злость хлестнула через край. Мне показалось, кровь горячей волной прилила к лицу, голова закружилась.  Я не собиралась вечно вымаливать у тебя возможность сказать очередную порцию слов. Я должна была сказать сейчас, в эту минуту, и не ждать больше.

Я шла за тобой прямиком до школы, почти дыша тебе в затылок. Ты старалась не обращать на это внимание – думала, я не войду внутрь?

- Ой, Жанночка, Анютка, здравствуйте – это добрая охранница Антонина Павловна. Она, складывалось впечатление, знала всех учеников школы искусств. Жанна ходила на рисование частенько, а вот я забегала только периодически – на уроки музыки, барабанов, гитары – подыграть в ансамбле. Но она все равно запомнила нас обеих.

- Здравствуйте, дорогая Антониночка Павловна! – мило улыбнулась я, аккуратно и цепко схватила тебя за локоть правой руки. Мы вошли в комнату для переодевания. На стене был длинный ряд крючков для верхней одежды, стояли стулья, стеллаж для вешалок – раскиданы платья для выступлений танцоров, свертки старых иллюстраций и тому подобный хлам. В углу пылилась старая раздолбанная бас-гитара, вся изукрашенная фломастерами и наклейками. Воздух был немного затхлый, пыль вперемешку с чьим-то парфюмом. В общем, весьма милый антураж.

В это время в художке было немного учеников, и в комнате мы оказались вдвоем. Я быстро закрыла дверь, развернула тебя к себе лицом, прижала к ближайшей свободной стене.

Ты смотрела на меня так удивленно, будто впервые всерьез засомневалась в моей нормальности. Мне даже показалось, что у тебя расширились зрачки.

- Ань, ты что вытворяешь?! – ты старалась говорить негромко, сдержанно – не привлекать к себе внимание людей в соседних с нашей комнатах. Возможно, пыталась донести до меня абсурд моего поведения и этим немного успокоить. Свист-ха! – ты опоздала. Меня уже было не остановить. Мой голос был жестким, уверенным – полным напора.

- Какого, я сказала, черта ты от меня убегаешь? – моя правая рука сжимала твое запястье, и я внезапно ощутила странное удовольствие, разливающееся по телу.

– Я не шакал, волочиться за тобой, вымаливая прощение! Почему ты воротишь от меня лицо? у тебя нет повода отвергать меня! Я ничего не рассказывала о тебе Илье! – в порыве своих дурацких чувств я чеканила каждое слово, делая паузы для вдоха. Договаривая, я заодно понимала, что теперь-то у тебя повод есть, весомый и настоящий. Но я кайфовала в своей злости, поэтому – продолжаем!

-Аня, отпусти меня, мне больно. – произнесла ты немного испуганно. От этих слов мой трепет только усилился. Я и не думала слушать. – Меня рассердило, что ты не сказала мне об этой встрече. Да и какое право вы имели говорить обо мне и моих чувствах! Но хорошо, раз ты так переживаешь, давай просто забудем обо всем! – быстро проговорила ты слегка дрожащим голосом.

Я растерялась. а потом обняла тебя крепко, прижала к себе, ощутила твою грудь, плечи и спину. Вдохнула твой запах, зарылась носом в волосы. Ооо да, как же это было хорошо...

Ты не стала отталкивать меня. Ты была умничкой, ты все поняла. Наступил тот момент, когда все трудности твоего характера ушли, и вперед шагнула твоя природная мудрость. Наверное, ты не понимала, что я хочу, отчаянно хочу тебя. Хочу ощутить твои нежные руки на своей спине… Но зато четко ощутила мятеж внутри меня, который терзал меня, и мучал. сейчас я думаю, что ты чувствовала его всегда, но старалась не замечать.

Остановить этот миг, остановить, мне нужно больше тебя, вся ты, запомнить тебя до мелочей и деталей… Твой запах, твои волосы, свет твоих зелено-серых глаз! Прижать к себе, не отдавать, не отпускать… неужели ты не видишь, как я… ты моя, и только, и всегда будешь моей- с кем бы ты ни была. Я буду как заноза в твоей душе, как гематома, как шрам! Рядом с тобой, в твоих мыслях – всегда.

Как и ты. Как и ты, моя заноза, моя рана, моя милая художница.

Я будто бредила тогда. Я и сейчас, спустя время, ощущаю эту дрожь, смотрю на эту картину не сквозь время, а через стеклянную стену, которую, казалось бы, легко можно разбить. Но – тщетно. Я упускаю детали из памяти, хоть и так живо помню все. И как мне хочется, чтобы и ты…

Мне казалось, проходили столетия, но мы стояли в обнимку от силы  десяток секунд. Я заглянула в твои глаза, по которым стало ясно, что конфликт между нами исчерпан. А потом я поцеловала тебя.

Это был наш первый поцелуй – в сумраке и пыли мои горячие и сухие от волнения губы быстро коснулись твоих – влажных. Губы у тебя были прекрасные – красиво очерченные, небольшие, весьма изящные – и мягкие, как зефир. Я боялась, ты оттолкнешь меня, испугаешься, но нет.Ты не ответила на поцелуй, но и не шелохнулась. Ты будто оцепенела, вся замерла, а я словно обезумела.

Я обхватила твое лицо ладонями, поцеловала тебя снова, еще и еще, все настойчивее и крепче. Ты бездействовала, не отвечала, не отвергала, и в ту минуту мне не нужно было большего. Реальность словно исказилась. Пол ушел из под ног, секундная стрелка замерла. Где-то внутри меня таяли ледники. Ты наконец отстранилась.

-Хватит. – сказав это, ты вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

10.

На твоей левой руке красовался широкий яркий браслет. Странно, ты вроде их не любила.

Хотя формально мы помирились, после нашего разговора в школе искусств стало ясно – ты моих чувств не разделяешь. Просто позволяешь им существовать, делая вид, что все хорошо.

Браслет сполз, и я заметила синяк на твоем запястье.