ISTORIIOLGA

Оба они - коренные москвичи. Пока Александр искал себя в военном деле, меняя города , им пришлось десять лет скитаться по съёмным квартирам в Сочи, Волгограде, Калининграде. Их дочь появилась на свет желанной и долгожданной. Саша души не чаял в малышке, воспитывая её в разумной строгости и даже поучая Веру, как правильно заниматься с ребёнком.

Когда Лизе исполнилось семь лет, в их отношениях произошла заметная перемена. Если раньше девочка была неразлучна с матерью (что, впрочем, остаётся и сейчас), то с этого возраста она стала проявлять к отцу особую привязанность. При его появлении внимание Лизы мгновенно переключалось на папу, отодвигая материнский культ на второй план.

По натуре Александр добрый человек, но с одним опасным изъяном - временами он забывается. Может при всех назвать Веру "дурой" или "неумехой", доведя до слёз, а потом, остыв, делать вид, будто ничего не произошло, продолжая общение как ни в чём не бывало.

Вера тихо прикрыла дверь в комнату дочери, убедившись, что та крепко спит после жаропонижающего. На кухне её руки сами потянулись к холодильнику - достала бутылку красного, мысленно уже слыша будущие упрёки Саши ("Опять за своё!"). Бокал наполнился до краёв, а затем опустел за два жадных глотка.

Но вино не заглушило тоску, разрывающую грудь. Ноутбук раскрылся с характерным щелчком - белый экран стал единственным слушателем её исповеди. Пальцы затрепетали над клавишами...

"После десяти лет скитаний мы вернулись в Москву. К родителям. К друзьям. Наконец-то я перестала чувствовать себя вечной чужой - в новых городах не получалось пустить корни, завести подруг, найти стабильную работу. Хотя без дела не сидела никогда: бралась за что угодно. Красный диплом школы и института, знание языков, бухгалтерские навыки - мы оба вкладывались в наш дом. Но почему теперь мне так... пусто?"

Капли вина упали на клавиатуру, смешавшись со слезами.

Вера медленно провела пальцами по экрану телефона, где контакт мужа значился как "Любимый". Горькая усмешка скользнула по ее губам - в его телефон она была записана как "Маргаритка". Это милое прозвище появилось после рождения Лизы, когда она, пытаясь заглушить послеродовую тоску, увлеклась садоводством и превратила их дом в цветущий сад.

"Он действительно хороший человек, - думала Вера, - работящий, честный, порядочный..." Но что-то безвозвратно ушло из их отношений. Теплый, влюбленный взгляд Саши сменился критическими замечаниями: "Тебе пора подкрасить корни", "Эта куртка тебя делает ребенком", "прикрой этот вызывающий вырез".

Особенно больно вспоминались годы скитаний по съемным квартирам. Саша, душа компании, легко находивший общий язык с любым человеком, регулярно пропадал на вечерних посиделках с коллегами. А она... Она оставалась одна в чистой квартире, у плиты, с тарелкой остывающего ужина.

"Всегда предупреждал, всегда возвращался вовремя, - мысленно оправдывала его Вера. - Но мне же нужно было не это..."

Ее пальцы нервно сжали бокал, когда всплыло в памяти его привычное: "Тебе это не надо, Маргаритка. Иди отдыхай". Эти слова звучали как приговор ее потребности в близости, в простом человеческом общении.

На экране ноутбука мерцал курсор, будто подгоняя продолжить исповедь. Но Вера закрыла глаза, чувствуя, как по щекам катятся горячие слезы.

Я даже не заметила, когда мы начали спать в разных комнатах. Кажется, это произошло естественно — будто так и должно быть. Я прихожу с работы первой, в шесть, убираюсь, готовлю ужин. Саша появляется к восьми, ест, моется, проверяет уроки у Лизы — и уходит в свою комнату, на диван. А я — в спальню.

Иногда, когда я читаю перед сном или смотрю сериал, сквозь стену доносится его голос: он кому-то звонит, смеётся, рассказывает рабочие истории, травит анекдоты. Говорит подолгу — так, как давно уже не говорит со мной. Потом засыпает. Утром, если спрошу, честно ответит, кто это был и о чём. Но мне от этого не легче.

У нас есть машина — большая, удобная. Но мы никуда не ездим. Ни вдвоём, ни втроём. На днях он укатил к другу на дачу — парился, пил пиво, отдыхал. Мог бы взять меня, но не взял. Я осталась с Лизой и помогала свекрови.

Пару раз мы всё же выбирались в гости — к Лене и Гене. Они чудесная пара. С Леной мне легко, она с первого взгляда поняла, что у нас не всё гладко. А Гена... Гена везде берёт её с собой: и в кино, и за продуктами, и в путешествия, и даже просто пиво пить во дворе. Они — команда.

А мы... Мы стали просто соседями по квартире.

Лена не понимала, почему Саша так меняется в моем присутствии. Один — он веселый, общительный, душа компании. Со мной — будто натянутая струна, готов лопнуть от любого слова.

Устал? Разлюбил? Я спрашивала в лоб.

— Люблю, не брошу, — отвечал он сухо, будто заученную фразу.

Мысли о разводе приходили. Но однажды он холодно бросил: «Попробуй уйти — я найду способы оставить Лизу себе». И я испугалась. Потому что знала — у него действительно есть связи. А у меня — ничего.

Мы снимаем квартиру в Москве. Мама живет в Подмосковье, но я не могу к ней — она никогда не любила Сашу, называла его «жестоким и хамом». Да и он ее терпеть не может.

Мне 40.

Я сама закопала свою жизнь? Наверное. Я — рохля. Бесхребетная. Он никогда не бил меня, даже голос редко повышал. Просто... я ему надоела. Может, он и не говорит этого вслух. Может, я просто не хочу видеть правду.

Что делать?

Терпеть. Скоро дачный сезон. Меня отвезут на участок — копать грядки, поливать, полоть. Я буду там всё лето, возвращаясь только на выходные — сидеть в компании его мамы, которая смотрит на меня с жалостью.

А Саша? Он будет приезжать редко. «Работа», — скажет. А сам — с друзьями, с приятелями, с кем угодно, только не со мной.

И так — еще год, пять, десять...

Пока я не исчезну совсем.

Ты смотришь на друзей, которые везде появляются вместе — с женами, с подругами, смеются, обнимаются, делят жизнь пополам. А тебя не берут.

— Я что, прокаженная?

Ты знаешь, что выглядишь хорошо. Мужчины на улице оборачиваются, в кафе официанты задерживаются подольше, чтобы поболтать. Ты умна, у тебя богатый словарный запас, ты умеешь поддержать разговор.

— Так почему же он не хочет меня рядом?

Саша клянется, что не изменяет. Но у него два телефона, оба на пароле. Ноутбук — тоже. А твой телефон? Он может взять его в любой момент. Однажды ты сменила пароль, не предупредив — и мир взорвался криком, так, что стены дрожали.

Ты пытаешься развиваться, находишь хобби, борешься с усталостью. Ты не ноешь, не жалуешься Богу — знаешь, что люди сами творят свою судьбу. Но иногда так хочется просто расплакаться от несправедливости.

— Но я же женщина. Я должна терпеть. Ради семьи. Ради очага.

Ты стираешь написанное. Зачем? Кто всё равно прочитает?

И тут — звонок.

— Да, дорогой? Хорошо, я дождусь. Без тебя не лягу.

Через час он дома. С шикарными розами. С виноватым взглядом.

— Прости меня. Может, это банально… но я был не прав. У нас прекрасная дочь. А ты — свет моей жизни. Давай попробуем всё заново. На выходные уедем за город — только ты и я.

Он обнимает тебя. Ты плачешь.

— Может, в этот раз всё будет по-другому?

Но ты уже знаешь правду. Через день, два, месяц — он снова уйдет в свою комнату. Снова будет звонить кому-то, смеяться в трубку. Снова оставит тебя наедине с пустотой.

А ты… ты снова поверишь. Хоть ненадолго. Вера так и не решилась на громкий разговор — а вдруг он выберет не её? Вместо этого она погрузилась в женские форумы, где сотни таких же «Вер» делились историями, будто все они вышли замуж за одного и того же мужчину.

Советы лились рекой:

-«Терпи, ради ребёнка»

- «Ходи гулять, пусть ревнует!»

- «Занимайся собой, забудь про него»

Но никто не спрашивал: «А почему так?» Почему мужчина, который когда-то не мог оторвать от неё глаз, теперь равнодушно отворачивается? Почему вместо того, чтобы искать новые увлечения в одиночку, не попробовать разделить его мир? Посмотреть вместе футбол, съездить на рыбалку, выбрать кино, которое нравится ему…

Несколько недель Саша вел себя идеально: сидел дома, отказывался от встреч с друзьями, даже звал Веру с собой. Она ждала подвоха — и не ошиблась.

В ту пятницу он стремительно влетел в квартиру, переоделся, бросил жене поцелуй — и исчез снова.

Вера расхохоталась. Не от обиды, а от абсурда. Ну конечно же.

Она позвонила маме: — Приезжай, посиди с Лизой. Я… прогуляюсь.

Саша, услышав это, буркнул что-то недовольное, но отпустил. Впервые за долгое время она вышла из дома не по его правилам.

Что дальше?

1. Он вернётся к прежнему. Это не провал — это его выбор.

2. Она начнёт жить. Не «назло», а для себя.

3. Рано или поздно придётся решить: - Либо смириться с ролью «жены-тени».

-Либо сказать: «Мне нужно больше, чем крохи твоего внимания».

Но сегодня… сегодня она просто шла по улице, вдыхая свободу. Пока — этого достаточно

Вера решила накраситься — давно она этого не делала. Мама даже ахнула, увидев, как преобразилась дочь:
— И куда это ты собралась?
— Не знаю… Может, в кино. Или просто пройдусь по улице.
— Позвони Даше, вы давно не виделись. Наверняка дома.
— Не хочу навязываться. Там же Костик, этот противный хахаль её.

И Вера ушла. Вечерний воздух был сладким и пьянящим. Она направилась в парк, села на тенистую лавочку и стала наблюдать за прохожими. Мимо проплывали пары — то в обнимку, то с детьми, пожилые нежно держались за руки, а мальчишки с девчонками прятались за деревьями, обнявшись.

Вдруг Вера услышала знакомый смех — лёгкий, переливающийся в ещё более задорный. По телу побежали мурашки. Она узнала его фигуру: Саша шёл прямо к ней, ведя под руку девушку.

Хотелось убежать, спрятаться, но Вера будто приросла к скамье. Саша, заметив её, не изменил игривого настроения. Напротив, подойдя ближе, он слегка отстранился от спутницы и нежно чмокнул Веру в щёку:
— Маргаритка, а ты что здесь делаешь? Думал, в магазин пошла, но, судя по отсутствию пакетов, передумала?
А потом, будто оправдываясь, добавил:
— Это Ксюша, помнишь? С соседней улицы. Бежал к Митьке и случайно встретил. Решили посидеть, потрещать. Он вот-вот подойдёт.

Вера ласково улыбнулась Ксюше. Та в ответ криво растянула губы — улыбка получилась натянутой, будто дежурной. Пока ждали Митьку, пытались поддерживать беседу, но разговор не клеился — слова падали в тишину, как капли в пустой колодец.

— Мне что-то нехорошо, — наконец выдохнула Вера, вставая. — Пойду, пожалуй.

Она не побежала — ушла быстро, но с достоинством, будто боялась, что дрожь в коленях выдаст её. Дома мама взглянула на дочь и сразу поняла: что-то не так. Но спросить не решилась — только молча провела рукой по её плечу.

Вера умылась, проверила спящую Лизу, отпустила маму и легла. Слёз не было. Даже злости. Пустота.

— Он честный, — прошептала она в темноту. — Это правда просто подруга.

Саша пришёл за полночь. Разделся бесшумно, лёг — и через минуту уже спал. О Ксюше не спросил ни слова. Так и жили дальше: вместе, но отдельно. Рядом, но сквозь эту тонкую, незримую стену.

А потом Лиза начала копировать его.

— Папа же тебе так говорит! — бросала дочь, и в её голосе уже звенела та же снисходительность, что и у Саши.

Вера сжимала кулаки под столом. Не из-за обиды — из-за страха. Каким вырастет её ребёнок? Что она будет считать нормой?

И этот вопрос, как игла, вечно торчала в сердце: "Что делать?"

Муж мгновенно успокоился. Налил себе чаю, лёг в кровать, будто ничего не произошло. А Лиза... Лиза не могла найти себе места.

Её пальцы дрожали, когда она собирала осколки разбитой посуды. В ушах ещё звенел его голос: «Пока я тебя не убил».

-С каким чудовищем она живёт?- Он готов был убить её из-за ключей. Железо оказалось важнее жены. - А что будет в следующий раз?- Ударит, потому что суп пересолен?- придушит, потому что не так погладила рубашку?

Лиза подняла глаза и посмотрела на спящего мужа. Тишина в доме была громче крика.

Лиза ушла спать в другую комнату. Слава богу, пространство позволяло — большая трёхкомнатная квартира, купленная ещё в те времена, когда они верили, что вот-вот начнётся *настоящая* жизнь.

Они жили скромно, работали оба — но, как он любил повторять: Я тащу на себе всё, а ты просто играешь в работу: Её зарплата была в разы меньше, но он никогда не забывал напомнить: "Без меня ты бы вообще ничего не имела".

Всю ночь Лиза не спала. Глаза в потолок. Дыхание ровное, но внутри — вой.

Она думала, что будет утром. Крики? Извинения? Может, он ворвётся сюда, схватит её за волосы, обвинит, что она "раздувает из мухи слона"?

Но самое жуткое случилось на рассвете. Ничего.

Он проснулся, потянулся, заварил кофе.

— хорошего дня, зайка, — бросил на ходу, целуя её в лоб.

в обед позвонил: — Как дела, солнышко? Голос тёплый, ласковый.

Вечером вернулся в приподнятом настроении, обнял её за талию, достал две бутылки её любимого вина.

— Закажем пиццу, отдохнём, — улыбнулся.

И в этот момент Лиза окончательно поняла. Она мертва.

- Не физически — нет. Её уже нет. Он убил её не вчера, не кулаками, не криком. Он убивал её каждый день. Каждым обесценивающим словом. Каждым "ты ничего не стоишь". Каждым "я тебя кормлю". Каждым "ты счастлива, что я вообще с тобой живу". И самое страшное — он даже не заметит, если она исчезнет по-настоящему. Потому что для него она уже призрак.

Тихий. Удобный. Безгласный. Лиза взяла бокал, налила вина. Вино было терпким, с лёгкими нотами чернослива - её любимое. Она медленно вращала бокал в руке, наблюдая, как багровые блики играют на хрустальных гранях. Именно этот набор бокалов они купили в первые месяцы брака, когда будущее ещё казалось бесконечно прекрасным.

"За нашу любовь", - сказал он тогда. Сегодня он снова наполнил эти бокалы.

Лиза сделала глоток. Вино обожгло горло, но внутри оставалась ледяная пустота.

- Что-то не так? - он причмокнул губами, смакуя свой каберне. - Кажется, немного перестояло. Она молча покачала головой.

- Ладно, я заказал пиццу с твоими любимыми грибами, - он потрепал её по плечу, как верного пса. - А завтра сходим в тот новый ресторан, о котором ты говорила.

Лиза вдруг осознала страшную вещь: он искренне считал, что бутылка вина и кусок пиццы сотрут вчерашний ужас. Что её можно бить, унижать, запугивать смертью - а потом купить прощение за пару тысяч рублей. И самое ужасное - раньше это действительно работало. Она поставила бокал на стол. Хрусталь звонко звякнул о столешницу.

- Я... - её голос прозвучал хрипло.

- Что, родная?

Он улыбался. На его лице читалось спокойное ожидание - сейчас она скажет что-то милое, поблагодарит за вино, за пиццу, за ресторан. Как всегда.

- Я хочу развестись.

Тишина.

Сначала он замер, потом медленно поставил свой бокал.

- Ты что, с ума сошла? - в его голосе уже зазвучали знакомые нотки. - Из-за вчерашнего? Да я же не всерьёз!

Лиза встала. Её руки больше не дрожали.

- Я ухожу.

Он вскочил, опрокинув стул.

- Ты никуда не поедешь! - его лицо исказила гримаса ярости. - Это МОЯ квартира! МОИ деньги! Ты ничего без меня не значишь!

- Ты... ты не можешь... - он задыхался. - Я же люблю тебя...

Лиза повернулась к выходу. На улице шёл дождь. Первый раз за много лет она почувствовала, как капли касаются её кожи. Она была свободна.

А в квартире раздался звон разбивающегося хрусталя.

Десять лет брака. Десять лет он называл это любовью. Он добивался её когда-то — дарил цветы, читал стихи, клялся, что без неё задохнётся. Она верила.

А потом... Потом были моменты, когда его глаза темнели, и он внезапно хватал её за руку так, что наутро оставались синяки.

— Ты что, дурра?! — шипел он.

— Где мои носки, тварь?! — орал, если вещи лежали не там, где он привык.

— Ты испортила мне весь вечер, дрянь! — если ужин был не таким, как он хотел.

А потом... он успокаивался. Обнимал её. Говорил: "Прости, я просто так устаю на работе. Но это повторялось

Раз в месяц. Потом — раз в неделю. Потом — каждый день. И каждый раз она думала: "Ну вот, сейчас он успокоится, и всё будет как раньше. Но "как раньше" уже не возвращалось. Он всегда находил оправдания.

"Я просто ревную" — когда вырывал телефон из её рук и проверял сообщения.

"Ты сама довела" — когда разбивал её новый смарфон о стену, потому что она слишком долго говорила с подругой.

"Это алкоголь виноват" — когда орал на неё ночью, разбудив весь дом, хотя она просто спала. Она терпела.

Но в ту ночь, когда он разбил их любимый бокал, она наконец поняла.

Он не изменится. Он не ошибался, когда кричал, что убьёт её.

Он *предупреждал.

Она всегда считала его щедрым.

Когда он покупал новую технику — "Это для нашего дома!"

Когда выбирал дорогой диван —"Нам же удобнее будет!"

Когда тратил деньги на большой телевизор — *Ты же тоже смотришь кино!"

А Лиза.. Она не просила. Не требовала.

Не напоминала, что её зарплата уходит на мелочи — на крем для рук, на краску для волос, на те самые ногти, которые она делала сама , на свои деньги.

Она верила, что он действительно заботится.

Что он действительно думает о них. Но правда была в другом.

Он покупал только то, что хотел он.

Телевизор? Он смотрел футбол.

Диван? Он растягивался на нём после работы.

Техника? Он выбирал то, что нравилось ему.

А если она осмеливалась сказать: "Может, купим вот это?" — он морщился.

— Зачем? У нас же есть!

— Это несерьёзная трата!

— Ты вообще разбираешься в этом?

Но однажды, уже после того, как она ушла, Лиза поняла страшную вещь: Он никогда не покупал ничего для неё. Ни одной вещи. Ни одной безделушки.

Он разрешил ей купить скатерть. Белую, с кружевами по краям — она так долго присматривала её в том магазинчике у метро.

— Ну купи, если так хочешь, — буркнул он, отсчитывая купюры. —

Он разрешил ей повесить картину. Небольшой пейзаж, акварель — она нашла его на блошином рынке и сразу влюбилась в эти размытые краски.

— Вешай, если тебе так нравится, — сказал он, даже не взглянув. —

Он возил её на море. Туда, куда она хотела. В отели с белоснежными балконами и лазурными бассейнами. Он выбирал их вместе с ней, позволял ей листать каталоги, отмечать понравившиеся варианты.

— Хочешь этот? — спрашивал он, и она радовалась, что он учитывает её мнение.

Он всегда нёс тяжёлые сумки.

Лиза ушла не к кому-то. Она ушла от него. А он.. Он остался. С пустой квартирой.

Ночь она провела у подруги. Даша открыла дверь, увидела её бледное лицо, синяки под глазами — и не спрашивала. Просто обняла так крепко, что рёбра затрещали, втащила в квартиру, хлопнула дверью и заперла на все замки, будто отгоняя саму возможность, что он может прийти.

— Наконец-то,— выдохнула Даша, наливая ей коньяку в огромную кружку с надписью «Крепкие нервы». Лиза взяла дрожащими руками.

— Я… я просто…

— Ничего не говори, — Даша села напротив, её глаза горели. — Просто пей.

Коньяк обжёг горло, но это был хороший ожог.

— Он… — Лиза замялась. — Он ведь не всегда был плохим. Иногда…

— Хватит, — Даша ударила ладонью по столу. — Если бутерброд на 90% из золота, а на 10% из говна — он всё равно говняный бутерброд.

Лиза закашлялась, чуть не поперхнувшись.

— Ты… ты права.

— Конечно, права! — Даша достала из холодильника торт «Прага», купленный «на всякий случай» — на тот самый, который наступил сегодня. — Ешь. Ты заслужила. И они ели торт прямо из коробки, смеялись, потом плакали, потом снова смеялись. А где-то там, в пустой трёхкомнатной квартире, он ворочался на их с ней кровати (нет, его кровати) и думал:

«Утром она вернётся». Но утро наступило — а Лиза не вернулась. Она сидела на кухне у Даши, пила кофе, а где-то в телефоне лежало девятнадцать пропущенных.

Он обзвонил всех. Сначала — её подруг. Даше набрал три раза. В первый — вежливо, с притворной мягкостью: "Лиза там? Передай трубку". Во второй — сквозь зубы: "Хватит врать, я знаю, что она у тебя". В третий — уже срываясь на крик: "Ты разрушаешь нашу семью, стерва!"

Потом — её мать. — Ксения Ивановна, вы должны мне помочь, — голос дрожал, но не от раскаяния, а от ярости, которую он с трудом сдерживал. — Ваша дочь сошла с ума, она бросила меня из-за ерунды!

Он пришёл вечером. Стучал в дверь так, что дребезжали стены.

— ЛИЗА! — его голос, хриплый от крика, рвал тишину подъезда. — Выходи, тварь! Ты думаешь, это конец?!

Даша схватила Лизу за руку, затащила в дальнюю комнату.

— Не выходи.

— Но соседи…

— Не выходи.

За дверью — грохот. Пинок по металлическому лифту. Очередной удар кулаком в косяк.

— Я знаю, что ты здесь!

Соседка сверху выглянула, тут же захлопнула дверь. Полицию вызывать не стали.

Лиза взяла отгулы. Её начальник, седой бухгалтер с глазами, видавшими десятки таких же затравленных женщин, лишь кивнул:
— Бери сколько надо.
Ему не нужны были объяснения. Он и так всё понял по её трясущемуся голосу.

Даша пришла с синяками на шее.

— Он прыгнул на меня у мусорных баков, — хрипела она, накладывая лёд на следы пальцев. — Шептал, что задушит, если я не скажу, где ты.

Участковый, молодой парень с усталыми глазами, слушал её монотонный рассказ, изредка постукивая ручкой по столу.

— Угрозы есть?
— В телефоне.
— Свидетели нападения на подругу?
— Камеры во дворе.

Он вздохнул, отложил ручку:
— Заявление напишем. Но...

Но даже если его заберут сегодня — завтра он выйдет. Но этих суток хватило, чтобы Лиза успела. Собрала вещи. Забрала документы.
А когда он вышел — её уже не было ни в городе, ни в его жизни.

Она поехала в Мурманск. Первые дни она просто молчала. Спала по двенадцать часов. Готовила на одного — и ела, не торопясь, не оглядываясь, не прислушиваясь к шагам за дверью. Иногда брала такси и ехала к морю — не к тому лазурному, куда он её возил, а к серому, суровому, пахнущему рыбой и солью. Стояла на причале, и ветер рвал её волосы, словно пытался оторвать прошлое вместе с прядями.

Однажды ночью позвонила мама.

— Ты когда вернёшься? — ее голос дрожал. — Он тут… приходил. Говорит, что простит. Лиза сжала телефон так, что пальцы побелели.

-я взяла небольшой отпуск- скоро буду дома.

Лизе очень хотелось увидеть весну, ведь мурманская весна - особенная. Она приходит нежно, украдкой, пробиваясь сквозь упрямые морозы, и окрашивает суровый северный город в оттенки, которых здесь не увидишь зимой. Солнце больше не прячется за горизонтом — оно висит в небе почти круглые сутки, заливая улицы золотистым светом.Залив ещё скован льдом, но он уже не тот — монолитный, как в январе. Теперь он трещит, шевелится, местами чернеет от талой воды. По нему всё ещё ходят ледоколы, но их рёв звучит уже не так грозно — скорее, как предупреждение: «Скоро я уйду». Снег в городе тает неравномерно — где-то ещё сугробы по пояс, а у домов уже оголяется земля. И если приглядеться, в этих проталинах можно найти первую зелень — мох, ягель, а потом и крошечные полярные цветы, которые спешат расцвести, пока не вернулись морозы.

Две недели пролетели как один полярный день — без ночи, без пауз, без мыслей о прошлом.

Лиза гуляла по мурманским улицам, смотрела, как лёд в заливе трескается и уходит в море, пила горячий кофе в портовых кафе, где рыбаки спорили о уловах. Она не звонила ему, не проверяла сообщения, не искала его следы в соцсетях. Впервые за десять лет её жизнь не вращалась вокруг него.

А когда вернулась — узнала, что он уже подал на развод.

И нашёл другую.

Мама встретила её на пороге с чаем и неловкой улыбкой:
— Он… э-э… женится снова. Говорит, что наконец встретил «настоящую женщину».

Лиза медленно разулась, повесила пальто и рассмеялась.

— Отлично.

Не потому что ей было весело.

А потому что это было последнее доказательство того, что она никогда не была для него важна. Потом она пришла в суд подписать бумаги.

Он сидел в коридоре с новой пассией — девушкой с испуганными глазами, которая тут же опустила взгляд, когда Лиза прошла мимо.

— Лиза… — он вдруг встал, попытался выглядеть виноватым. — Я, вообще-то, не хотел так…

Она не остановилась. Не оглянулась. Просто подписала и вышла на улицу, где светило такое же солнце, как в Мурманске. Вечером Даша притащила шампанское.

— Ты понимаешь, что тебе дико повезло? — бутылка открылась с громким хлопком. — Он сам отпустил тебя. Сам! Лиза налила бокал, выпила и улыбнулась.

— Нет, Даш. Это я его отпустила.

Просто ему понадобилось десять лет, чтобы это понять. А ей — всего две недели на Севере.

###Послесловие.

Лиза не хотела брать трубку. Незнакомый номер. Возможно, опять он — с нового телефона, с новой попытки влезть в её жизнь. Но что-то заставило её ответить.

— Алло?

— Лиза? — женский голос, сдавленный, словно говорящий прячется в шкафу. — Это… Янина. Тишина.

— Та самая Янина?

— Да. — шёпот, потом всхлип. — Он… Он бьёт меня. Я не знаю, что делать.

Лиза закрыла глаза

— Почему ты звонишь мне?

---

Они встретились в кафе на окраине города.

Янина сидела, сжавшись, как будто пыталась стать меньше. На запястье — синяк в форме пальцев.

— Он грозится убить моего сына, — она не поднимала глаз. — Говорит, если я уйду — найдёт нас везде.

Лиза молча положила перед ней листок.

— Это адрес кризисного центра. Там есть охрана. Юристы. Психологи.

— Но…

— И телефон моего адвоката. Она специализируется на таких делах.

Янина наконец посмотрела на неё.

— А тебе… тебе не страшно? Что он…

Лиза отодвинула чашку.

Позже, выходя из кафе, Лиза задержалась у витрины. Там, в отражении, стояли две женщины. Одна — с синяками, но с надеждой в глазах. Другая — без синяков, но со шрамами, которых не видно.

Увы.... домой Лиза в тот вечер не вернулась. Её нашли утром — в канаве у старой промзоны. Лицо было почти не тронуто, только ссадины на скулах и синяк на виске.

Даша билась в истерике у морга, кричала на полицейских, требовала возбудить дело.

Мать не плакала — просто сидела на кухне и гладила ту самую белую скатерть с кружевами, которую Лиза так любила.

Янина не пришла на похороны. Но через неделю пропала вместе с сыном. Говорят, её видели где-то на вокзале, наверное едет в Мурманск.

Здесь в этом тихом городе, где будут разворачиваться наши события, под поверхностью спокойной жизни скрываются трагедии, которые оставляют шрамы на душах людей.

Главная героиня этой истории — Света, молодая и энергичная девушка, которая невольно оказывается в центре череды загадочных событий, связанных с её друзьями и соседями. Обладая острым умом и живым характером, она стремится докопаться до сути происходящего, даже если это кажется невозможным. Света замечает странные вещи, которые не поддаются логике: тени, движущиеся сами по себе, шёпот, доносящийся из пустых комнат, и сны, настолько яркие, что их сложно отличить от реальности.

Работая бухгалтером на крупном заводе, она изо дня в день погружена в цифры и отчёты. Но её душа жаждет большего — приключений, загадок, чего-то, что вырвет её из привычного круга будней.

Проведя очередной день в бесконечных бумагах, — Света решила побаловать себя. Вечером она заказала горячую пиццу и включила фильм ужасов. Насладившись просмотром, она легла спать, даже не подозревая, что ночь принесёт ей не сон, а кошмар наяву.

Её разбудил резкий звонок телефона. Голос в трубке звучал нервно и срывался: Гриши больше нет. Его тело нашли возле парка с раскроенным черепом. Света замерла, не в силах поверить в услышанное. Всего пару дней назад она видела его живым, смеющимся, полным планов на будущее. На другом конце провода тихо всхлипывал Стас — близкий друг Гриши, который, казалось, вот-вот сорвётся в истерику.

Положив трубку, Света поняла, что сон к ней не вернётся. В голове роились вопросы: кто мог убить Гришу? Зачем? Утром она договорилась встретиться со Стасом, чтобы узнать подробности, но до рассвета было ещё далеко. Света встала с кровати и направилась на кухню за каплями, чтобы хоть как-то успокоить дрожь и тревогу в сердце.

в 10:00 Стас шел из милиции. Выглядел юноша изможденным и несчастным. Он рассказал Свете, что был на опознании, и картина изувеченного тела еще долго будет преследовать его. Предположительно, убийца использовал топор. Следствие пока не имеет версий, кто и за что убил Гришу. Скорее всего, дело станет "висяком". Кому интересен парень из семьи алкоголиков?

Гриша вырос в большой семье, где, помимо него, было четверо братьев и сестра. Пока жив был отец, жизнь, хоть и небогатая, всё же держалась на плаву: семья не голодала, хотя питалась скромно; родители выпивали, но не до потери сознания. Однако после трагической гибели отца, попавшего под товарный поезд, всё изменилось. Мать, не выдержав удара судьбы, опустилась. Её уволили с работы, начались долги за квартиру, и семья оказалась на грани нищеты.

Судьба этой семьи была поистине трагичной: братья погибали один за другим. Единственный, кто остался в живых, — младший брат Паша, который изо всех сил пытается бороться с наследственным алкоголизмом. Естественно, он не смог приехать в морг, чтобы попрощаться с Гришей.

— Смерть спишут на бытовую расправу, — твёрдо сказала Света, сжимая кулаки. — Нам нужно самим заняться этим делом.
— Я с тобой, — кивнул Стас, его голос звучал решительно, хотя в глазах читалась боль.

Стас начал рассказывать о семье Гриши, словно пытаясь осмыслить всю эту череду потерь:
— Гриша упоминал, что его старший брат Миша умер от гангрены, вызванной алкоголизмом. Ему ампутировали ступню, но заражение пошло дальше. Однажды утром мать нашла его мёртвым. Он пережил отца всего на три месяца. А сестра Лара... — Стас замолчал на мгновение, словно собираясь с мыслями. — Она погибла в пьяной драке. Лара никогда не отличалась примерным поведением: еле закончила школу, работала продавщицей, а вечерами пропадала в сомнительных компаниях. После смерти отца и брата она часто ходила с матерью по помойкам и пила с такими же опустившимися людьми. Костик умер от передозировки наркотиков. Гриша любил его и тяжело переживал потерю.

— Какой ужас... — прошептала Света, её голос дрожал. — Всё это так странно. А ты слышал про Диму, друга Гриши? С ним недавно тоже случилась трагедия: его выбросили из машины на трассе. Говорят, Димка был связан с наркоторговлей, и смерть списали на криминальные разборки. Гриша и Дима были знакомы и вращались в одних и тех же кругах. Может, его убрали из-за наркоты?

Молодые люди ещё долго строили версии, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Но рабочие часы неумолимо напоминали о себе, заставляя их вернуться к мирским делам.

****

Давайте перенесёмся в другую часть города, где среди серых панельных домов, давно потерявших былую строгость, в одной из квартир разворачивается драма, которая, кажется, уже давно вышла за пределы обычной человеческой жизни.

Виталий сидел на кухне, держа в руке рюмку с коньяком. На столе стояла полупустая бутылка, а перед ним, в кресле, сидел демон. Он был высоким, с волосатым телом и горящими глазами, но его голос звучал мягко, почти убаюкивающе.

— Ну что, Виталий, еще одну? — спросил демон, наливая себе в рюмку. — Ты же знаешь, что это помогает забыть.

— Забыть? — хрипло усмехнулся Виталий. — Я уже забыл, как выглядит трезвая жизнь.

— А зачем она тебе? — демон наклонился вперед, его глаза сверкали. — Твоя жена ушла, дочь тебя жалеет, как старика. Ты никому не нужен. Но я всегда с тобой.

Виталий вздохнул и выпил рюмку. Демон улыбнулся, обнажив острые зубы.

— Ты же знаешь, что я прав. Ты сам хотел этого. Ты сам позвал меня.

— Я не звал тебя, — прошептал Виталий, но его голос дрожал.

— О, нет, — демон засмеялся. — Ты звал. Каждой рюмкой, каждой слезой. Ты звал меня, чтобы я помог тебе забыть. И я помог. Но теперь ты мой.

Виталий опустил голову. Он знал, что демон прав. Но он также знал, что должен бороться. Хотя бы ради дочери. Жизнь её и так была не из лёгких. Его малышка Кристина... Сколько раз он проклинал себя за то, что не смог уберечь её от Тараса. Уже 16 лет она живёт в этом браке, который давно превратился в ад. Тарас — настоящий тиран. Он унижает её, контролирует каждый шаг, а иногда пускает в ход кулаки. Их сын Артем, ещё такой маленький, уже стал свидетелем этих ссор. Виталий видел, как мальчик замыкается в себе, как его глаза теряют детский блеск. Это разрывало сердце.

Кристина разрывается между мужем-тираном и отцом, который, хоть и пьёт, но в редкие моменты трезвости понимает её боль и жалеет. Она звонит ему, иногда среди ночи, и плачет в трубку:
— Пап, я больше не могу...
— Доченька, — хрипит Виталий, сжимая телефон в дрожащей руке, — ты должна уйти. Возьми Артёма и уезжай.
— Но куда, пап? — её голос звучит безнадёжно. — У меня нет денег, нет работы... И Артём... Он ведь его отец.
— Я помогу, — бормочет Виталий, но сам знает, что это пустые слова. Он уже давно не тот человек, который может кого-то спасти. Его жизнь утекает сквозь пальцы, как песок, а демон шепчет ему:
— Оставь её. Ты ничем не поможешь. Лучше выпей.

И Виталий пьёт, потому что не может вынести её боли. Но каждый раз, когда он слышит её голос, в нём просыпается отец. Тот, каким он был когда-то. Сильный, надёжный. Тот, кто мог защитить.

— Кристина, — однажды он говорит ей, — ты сильнее, чем думаешь. Ты должна бороться. Не для меня, для себя. Для Артёма.
— Пап, я боюсь, — шепчет она.
— Я знаю, доченька. Но иногда страх — это единственное, что толкает нас вперёд.

И Виталий закрыл глаза, представляя, как Кристина уходит от Тараса. Как она собирает вещи, берёт Артёма за руку и уезжает куда-то далеко, где её никто не найдёт. Как она начинает новую жизнь — без криков, без страха, без синяков. Как Артём снова улыбается, как раньше, когда был маленьким и верил, что мир — это безопасное место.

Но это были только мечты.

Реальность же была другой. Реальность — это пустые бутылки на столе, демон в углу, который шептал ему:
— Ты ничем не поможешь. Ты сам едва держишься. Лучше выпей.

И дочь, которая звонит ему снова и снова, потому что больше некому.

Вот и сейчас, пока Виталий вёл беседу с демоном, его дочь мучилась.

***

Кристина сидела на кухне, держа в руках чашку чая. Её пальцы дрожали, а в голове крутились одни и те же мысли: «Как долго это ещё продлится? Когда это закончится?»

В комнату вошёл Тарас. Его лицо было мрачным, а глаза горели подозрением.

— Где ты была? — спросил он, его голос звучал как удар хлыста.

— В магазине, — ответила Кристина, не поднимая глаз. Она знала, что лучше не смотреть ему в лицо.

— Ты врёшь, — Тарас подошёл к ней так близко, что она почувствовала его дыхание. — Я звонил, ты не брала трубку.

— У меня был плохой сигнал, — прошептала она.

— Не ври мне! — Тарас ударил кулаком по столу. Чашка подпрыгнула, и горячий чай пролился на скатерть. — Ты думаешь, я не знаю, что ты задумала?

Кристина сжалась, ожидая удара. Её сердце бешено колотилось, а в голове звучал только один вопрос: «Где Артём? Спрятался ли он?»

Но Тарас только вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Кристина осталась одна. В глазах стояли слёзы. Она взяла телефон и набрала номер отца.

Виталий вздрогнул, увидев имя дочери на экране. Он знал, что звонок в такое время не сулит ничего хорошего.

— Пап... — её голос звучал тихо, но он сразу понял, что что-то не так.

— Доченька, что случилось? — спросил он, стараясь говорить твёрдо, хотя его голос дрожал.

— Тарас... — она замолчала, но Виталий понял всё без слов.

— Я не в состоянии за тобой приехать, — с горечью сказал он. — Попроси Сашу, свою соседку. Она хорошая девушка, пусть приютит тебя и Артёма ненадолго.

Кристина кивнула, хотя знала, что отец её не видит. Она положила трубку и, стараясь не шуметь, прошла к двери соседей.

Лев и Саша жили в квартире, доставшейся от родителей Саши, на одной лестничной клетке с Кристиной и Тарасом. За несколько лет жизни в новом доме Кристина очень привязалась к соседям. Они стали для неё почти семьёй. Не раз она пряталась у них в минуты небывалой ярости Тараса.

— Раньше он таким не был, — говорила она Саше, когда та укрывала её пледом и наливала корвалол. — Словно кто-то навёл на него порчу.

Саша всегда слушала её, не перебивая, а Лев молча стоял у окна, готовый в любой момент вмешаться, если Тарас решит прийти за женой.

Однажды их дружба была проверена на прочность.

Лев и Тарас столкнулись на улице. Тарас был пьян, его глаза горели злобой.

— Ты думаешь, ты лучше меня? — крикнул он, шатаясь. — Ты тоже ничего не стоишь!

— Уйди, Тарас, — сказал Лев, пытаясь сохранить спокойствие. — Я не хочу с тобой драться.

— Ты боишься? — Тарас внезапно ударил Льва в лицо.

Лев ответил ударом, и драка началась. Они катались по земле, пока прохожие не разняли их.

После этого случая отношения между соседями стали ещё более натянутыми, но Лев и Саша продолжали поддерживать Кристину.

Кристина постучала в дверь соседей. Саша открыла сразу, будто ждала её.

— Заходи, — сказала она, обнимая Кристину. — Всё будет хорошо.

Кристина кивнула, но в её глазах читалась безнадёжность. Она знала, что это только начало.

— У нас тут тоже дичь творится, — сказала Саша, пока Кристина, с трудом глотая таблетку от мигрени, опускалась на стул.

— Что случилось? — спросила Кристина, её голос звучал устало.

— Представляешь, вчера ночью Егор проснулся от странного шума, — начала Саша. — Он подошёл к окну и увидел силуэт, похожий на человека, но слишком высокий и худой. Мы прибежали на его крик и увидели на подоконнике следы грязи. На пятом этаже, Кристина! Как это вообще возможно?

Кристина вздрогнула. Её мысли сразу побежали к Артёму.

— Егор ещё рассказал, что к ним с Артёмом докапывалась какая-то тётка на днях, — продолжила Саша, глядя на Кристину с тревогой. — Тебе сын ничего такого не говорил?

Кристина покачала головой, но внутри всё сжалось от страха. Она вспомнила, как Артём в последнее время часто просыпался ночью и плакал, но ничего не рассказывал. Она списывала это на боязнь к отцу.

— Нет, он ничего не говорил, — прошептала она. — Но он стал каким-то... другим.

Саша вздохнула и села рядом с Кристиной.

— Мы должны что-то сделать, — сказала она твёрдо. — Это уже не просто твои проблемы с Тарасом. Здесь что-то большее.

— Но что? — Кристина посмотрела на Сашу, её глаза были полны отчаяния. — Я даже не знаю, с чего начать.

— Начнём с того, что поговорим с детьми, — предложила Саша. — Может, они знают больше, чем нам кажется.

Кристина кивнула, но в её голове уже крутились тревожные мысли. Кто эта тётка? Почему она докапывается к детям? И что за силуэт видел Егор?

Тем временем в своей квартире Глафира Сидоровна сидела перед зеркалом, держа в руках маленький трактор Егора. Её глаза горели странным блеском, а губы шептали слова, которые звучали как заклинание.

— Скоро, доченька, скоро ты вернёшься, — прошептала она, глядя на фотографию Марины.

***

Итак, Глафира сидела в своей комнате, сжимая в руках фотографию Марины. На снимке дочь улыбалась, обнимая своих детей. Глафира закрыла глаза, и перед ней всплыла сцена из прошлого.

— Мамочка, ты опять злишься? — раздался тихий голос.

Глафира резко открыла глаза. Перед ней стояла Марина, её лицо было бледным, а в глазах читалась усталость.

— Злюсь? — Глафира вскочила со стула, её голос дрожал от гнева. — Я не злюсь, я просто хочу, чтобы ты была счастлива! Но ты сама всё портишь!

— Я стараюсь, мама, — Марина опустила глаза, её голос звучал как оправдание. — У меня муж, дети, работа... Я не могу быть идеальной.

— Идеальной? — Глафира закричала, её голос стал резким, как удар хлыста. — Ты даже близко не идеальна! Ты забываешь обо мне, о своей матери! Ты даже не звонишь! Ты даже не спрашиваешь, как я!

— Мама, я устала, — Марина села на стул, её руки дрожали. — У меня давление, голова болит. Давай поговорим завтра...

— Завтра? — Глафира засмеялась, но в её смехе не было радости, только горечь и злость. — Завтра ты опять забудешь! Ты всегда забываешь! Ты всегда была эгоисткой!

Марина встала, её шаги были неуверенными, будто она едва держалась на ногах.

— Марина! — крикнула Глафира, но дочь уже вышла, хлопнув дверью.

На следующее утро Марину обнаружили на полу в комнате. Врачи развели руками: инсульт. Она не успела даже дотянуться до телефона, чтобы вызвать помощь. В квартире было пусто — дети в школе, муж на совещании, а она, как всегда, спешила на работу, не подозревая, что этот день станет для неё последним

Глафира не могла смириться со смертью дочери. Её комната превратилась в алтарь: фотографии Марины в чёрной рамке, засохшие цветы с похорон, томик «Молота ведьм» с закладками на страницах о воскрешении. Побывав у бабки-знахарки, она узнала про ритуал «Перерождение души». Для него требовалось:

• Тело новорождённого (душа должна вселиться в чистый сосуд).

• Кровь родственника (чтобы связать миры).

• Полнолуние над Яузой (река — врата между мирами).

Глафира уже выбрала Егора, сына Льва и Саши. Мальчик часто гулял со своим другом у Дворца культуры, где она подкармливала голубей. «Он идеален... Как Мариша в детстве», — думала она, сжимая в руке игрушку ребенка.

Её сладостные мысли прервал резкий стук в дверь.

— Войдите, — сказала Глафира, не поднимая головы.

В комнату вошёл муж Марины, Игорь. Его лицо было искажено гневом, а глаза горели ненавистью.

— Ты знаешь, зачем я пришёл? — спросил он, его голос звучал как удар грома.

— Нет, — ответила Глафира, но её руки сжали фотографию так, что стекло рамки затрещало.

— Ты довела её до инфаркта, — прошипел Игорь, шагнув вперёд. — Ты всегда её контролировала, унижала, требовала невозможного! Она не выдержала!

Глафира опустила глаза, но её голос дрожал от ярости:
— Я просто хотела, чтобы она была счастлива...

— Счастлива? — Игорь засмеялся, но в его смехе не было ни капли веселья. — Ты разрушила её жизнь! Посмотри на себя! Во что ты превратила квартиру? В какой-то склеп! Мою жену больше не вернуть, а ты сидишь среди этого хлама и смотришь в одну точку!

— Я всё исправлю, — прошептала Глафира, её голос звучал как заклинание. — Нужно только подождать...

— Оставь меня, — Игорь резко повернулся к двери. — Я устал от твоих безумных идей. Займись внуками уже наконец, если можешь.

Он вышел, громко хлопнув дверью. Глафира осталась одна, её пальцы сжали трактор Егора.

— Я всё исправлю, — повторила она, глядя на фотографию Марины. — Я верну тебя, доченька...

продолжение следует ..........................

✔ Сотрудники ИГНОРИРУЮТ просьбы о помощи.

Некоторые добрые Отдыхающие покупали корм животным,и оставляли персоналу.

Может вы знаете Людей в Саках, готовые ЗАБРАТЬ котят (администрация разрешает вынести на КПП)- уточнили

💰 я с подругой готовы оплатить:

- расходы по стерилизации хотя бы пару кошек -ничего.....затянем туго пояса 😂

новости такие (19.06):

- Администрация продолжает игнорировать все запросы

- Кошек кормят ТОЛЬКО тем, что оставила моя знакомая и ещё одна отдыхающая,но и она завтра уезжает.

- Фонд в Евпатории переполнен (500+ животных), помочь не могут-узнавали уже

- нашли одного Волонтёра девушку,которая предлагает забирать кошек у забора (где нет камер)- но администрация не ответила на смс и звонки, там военные у ворот.

(" Тут в Саках бесполезно забирать и пристраивать. Весной по 15-20 кошек в неделю мы стерилизовали. А за 2 года около 800 или больше. А все равно везде котята..." (из переписки с волонтёром)

Как молить о помощи.....

есть уже продолжение истории, сколько дел удалось сделать)