Очень просто. Потому что оселедец. Чуб, то есть. Причёска такая, шик моды Речи Посполитой среди шляхты в славные нулевые XVII века. Целиком выбритая голова, на которой оставалась одна длинная прядь, иногда заплетаемая в косицу.

Само русское название для причёски - кстати, весьма древней, распространённой ещё среди праболгар и хазар, кочевников Великой Степи VIII-X веков, а может, и не только среди них - происходит ещё из праславянского: *xoxolъ ← *koxolъ. Кроме русского, украинского и белорусского, похожие слова имеются в полабском (сhüсhоl) и лужицких (khосhоł) языках и значат примерно то же самое: клок волос на голове, пучок чего-либо.

Вообще, впервые в Восточной Европе её как часть культуры отметил византийский историк Лев Диакон - на голове у князя Святослава Игоревича (ну, того самого, ходившего на вы, ромеев и хазар). Причём сказал - вероятно, предположив - что является пучок волос на голове признаком знатности рода. Насчёт знатности не знаю, но вот суровости он добавляет, гэта факт.

Затем довольно много источников отмечают похожие причёски на Балканах и в Степи (особенно среди тюрок). Это неудивительно: они традиционны и вполне удобны для повседневного ношения.

Где-то в начале XVI века, одновременно с распространением сарматизма сначала в Польше, а потом и в Речи Посполитой (ежели вкратце, шляхтичи сообразили теорию, мол, происходят они от геродотовских гордых кочевников сарматов, - в отличие от окружающих их осёдлых славянских орд) начинается популярность причёски среди польско-литовской знати. На "сарматских" портретах с чубом (напоминающим скорее ирокез) изображены почти все крутые польские пацаны эпохи: король Стефан Баторий, князь Дмитрий Вишневецкий, Александр Корвин-Госевьский.

Поляки аж с конца XV века (а литвины - и того раньше) довольно часто встречались с кочевниками, поэтому такое культурное заимствование вовсе не выглядит невозможным, или, что вернее, в связи с сарматизмом даже очевидно.

Где-то к концу века шестнадцатого, времени расцвета Ciчи и начала золотого века Польско-литовского государства, причёску у шляхты культурно экспроприируют запорожцы: вероятно, как знак статуса, "похожести" на шляхту, политическую элиту, - но без "сарматской" и тем более польской коннотации. В среде запорожских черкас чуб приживается тем более из-за татарского (или тюркского) субстрата. Вопрос происхождения казачества вообще спорный, но довольно очевидно, что контакты с татарами, а то и некоторая роль татар в происхождении карманного пограничного войска - была.

И оставаться чубу запорізьким чубом, если б не внезапная Смута у соседей. В авантюре литовского магната Мнишека, возглавляемой беглым холопом бояр Романовых Гришкой Отрепьевым, приняли участие тысячи чубатых лицвинов, приехавших спросить: "Що там у москалів?" Авантюра удалась, потом обломилась, и в 1610 стартануло полноценное польско-литовское вторжение, в котором деятельное участие приняли и поляки (среди которых чуб уже немножко устарел), и лицвины (которым оселедец был прям модный), и ciчевики (вообще чубатые ребята).

В русских источниках Смуты и пост-Смутного времени "хохол" отражается вполне буквально. И во вполне негативной коннотации: как атрибут вторженцев, чужаков, да к тому же "слатынная Литвы", то есть католиков, желающих "не токмо веру попрати, хотя б хохлы на всех учинити". Хохол на голове ассоциируется с радикальным изменением своей внешности - чем-то вроде бритья бороды - а это в глазах русских людей пост-Грозненской эпохи было верным признаком латинян.

После Смуты происходит постепенная трансформация слова: теперь им могут и называют вполне конкретных людей или даже целые категории. В "ругательном" письме русского пограничного воеводы польско-литовскому "державцу" города Серпейска за 1621 год есть такие слова: "А православных крестьян называешь некрещёными и хамовыми детьми, и прямые некрещёные вы, поганые хохлы, сатанины угодники, хамовы внучата присканы своими хохлы бесовскими". Причёска всё ещё служит атрибутом чужой веры, хотя становится понятно, что "чужими" могут быть не только поляки со своим ляшским католичеством: в 1634 году, под конец Смоленской войны, некий лазутчик доносит в Москву о запорожцах, которые "имали де русских людей и хохлы им делали".

Чуть погодя, впрочем, с усилением мирных контактов с лицвинами и черкасами, "хохлачами" начинают называть в документах и простых украинцев. В отписке валуйского воеводы за апрель 1636 упоминаются приехавшие в Валуйку из украинского Ирклиева "литовской земли хохлачи", а донцы в своём послании в Москву в 1644 вовсе используют "хохлачи" как синоним другого широко распространённого названия для запорожцев и украинцев - как синоним "черкас".

Черкасы в понимании москалей того времени вовсе не являются иноплеменниками, - наоборот, они выступают защитниками православной веры местного русинского населения. И этот маленький момент является несколько переломным в истории названия: теперь "хохлач" - это хоть и носитель хохла или просто житель Украины, но не "чужой", не лях и не латинянин, а самый что ни на есть почти свой.

Вслед за окончанием славного семнадцатого века уходит в отставку и этноним, заменяясь повсеместно довольно ёмким новоделом "малоросс", - хотя "хохлы" будут сохранены в простой речи, что отразят и словарь Даля, и письма Гоголя, и даже язык украинцев-переселенцев в Западной Сибири.

Источники:

- https://inslav.ru/images/stories/pdf/1992_Studia_polonica.pd... - Борис Николаевич Флоря, "О значении термина «Хохол» и производных от него в русских источниках первой половины XVII в. (эпизод из истории русско-польско-украинских контактов)"

- https://uk.wikipedia.org/wiki/Чуб_(зачiска)

Автор: Андрей Гуренко.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_324590

Пост с навигацией по Коту

Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!