Сказка о спящем корабле
бывает так: у корабля – душа ребенка,
и вот опять идет на мель в заливе Йолка;
и все стараются объять случайность мозгом —
ведь Йолка-то — не лодка, а портовый монстр;
а что она? она контейнеры со сливой
несла умело от залива до залива;
одежду, электронику, еду, лекарства –
дыша одним великим океанским царством.
ей волны щебетали на морском, ундиньем,
встречались островки, кочующие льдины,
и вереницы звезд вели её – овечку –
надеясь, что их Йолка будет плавать вечно;
оберегали, ведь вода плотнее пуха —
там водятся Левиафан, Харибда, Ктулху,
гигантские кальмары, хищник Х, сирены;
течения быстры, как вспоротые вены
(ещё — пока развозят чипсы и лимоны,
на дне покоятся кругляшки галеонов
и раковины, что потом идут на полку);
из этого всего — залив встречает Йолку:
ее бока покрыты солнцем, солью, грязью,
а были б у нее глаза — светились б счастьем.
так прибегают с ворохом историй дети —
ну как такую пропустить, прогнать,
не встретить?
не расспросить её о том, о сем, о присном?
не пошептаться, не вздохнуть, не прыснуть?
не выгадать, о чем ветра ей гулко пели?
не пригласить чуток поспать в своей купели?
и вот стоит — нашедшаяся вновь иголка —
корабль Эвергрин, она же просто Йолка.
как город-Эверест, гигантский город-Кремль —
взошла себе на мель и тихо дремлет.
и пусть снуют вокруг жужжащие москиты —
политики, корреспонденты, даже гиды,
взрывается вулкан, газеты пишут опус —
корабль Эвергрин берет законный отпуск.
и только капитан, почти пират — что но́ж за
ремнём — молчит:
«я знаю,
знаю…
ты проснешься.»
